На глазах у девушки неожиданно навернулись слёзы. Она стояла, будто застывшая статуя, и не могла проронить ни слова.
— Или предпочтёшь остаться со мною?
Очнувшись от этого вопроса, покачала головой. Нет, не останется. Надежда, которая, было, загорелась, снова угасла. Но теперь появились новые заботы, которые хотя бы на время отвлекут от мысли о поражении. Нужно было спасать Ларису…
— Я так и думал, — одобрительно сказал старик. — Не ошибся, знать, в тебе в прошлый раз. Замечательная девка выросла. Норовистая. Правду говоришь, в лесу таким не место. Он любит тихих да спокойных, другие здесь засыхают.
Поднявшись со вздохом на ноги, Леший подошёл к порогу и взял в руки принесённый шест.
— Только взамен на твой дорогой подарок и тебя одарю по-царски. — Он внимательно осмотрел жердину и повертел её в руках. — Впрочем, ты и сама вскоре до всего дошла бы своим умом. Но, коли так случилось, заявилась в гости, то подтолкну я твои способности, чтоб раскрылись они чуть раньше, чем положено.
Заметив изумлённый взгляд гостьи, пояснил:
— Не случайно ты в прошлый раз попала в мой дом. Вообще ничего случайного в жизни не происходит. Во всём есть особый порядок, только одним он виден, а другим нет. Ведь хаос — это тоже порядок, но суть его является лишь избранным. Заметил я, девица, в тебе склонность к высшим материям. По-человечьи это называется колдовство или магия. И начала она раскрываться исподволь, понемногу. Лет через десять из тебя получилась бы отменная ведьма… и мне жена! — На последних словах старик сделал ударение. — Но коль всё повернулось иначе, есть в этом воля судьбы, и против неё бороться не стану. Вот тебе ореховая шест, а вот прутья. Уйдёшь от меня только тогда, когда понесут тебя они выше деревьев. Взлетишь через пять минут — удерживать не стану. А промучаешься десять лет — так тому и быть, сделаешься мне женой на всё это время. Не переживай, обижать не буду. Такое моё последнее слово.
Будто обухом ударили по голове Оксане. Села она на скамью и не смогла ни поблагодарить хозяина за доброту, ни накричать за разбойный нрав. И потекли по её щекам слёзы — в который раз за сегодняшний день.
22
Старик смотрел на неё неотрывно, но молчал. По-видимому, привык за свою долгую жизнь к женским слезам. Век его велик, и скольких девок загубил, о том история умалчивает.
Через некоторое время полегчало у Оксаны на душе, вытерла она глаза, и призадумалась, наконец, над услышанным.
А старик, увидев, что пришла она в себя, произнёс:
— Дам я тебя понюхать одну травку, название которой ни в одной книге учёной не сыщешь. Редкая очень, и потому ценная. Сам я её найти не могу, не встречал. Кикимора подкинула как-то по осени. Пробирает до мозга костей, скажу без прикрас. А потом рассудок очищается, и смотришь на мир по-иному… Даже мне, старому пню, полезно иногда такое проделывать. Костенеешь тут в одиночестве, забываешь, что сам являешься частичкой Сущего.
Кряхтя, полез старик на лавку и потянулся к висящему на корневищах, как на вешалке, маленькому кожаному мешочку. Спустился, развязал и протянул гостье:
— Дыши запахом, и ничего не бойся. Коли решила бороться до конца, самое страшное для тебя уже позади.
Почему-то доверилась ему Оксана, не побоялась. Поднесла открытый мешочек к лицу и осторожно вдохнула. Трава как трава, будто на сеновале пахнуло… Ан, нет, есть какой-то привкус особый. На языке горчинка появилась. Сделала вдох полной грудью — и закружилась голова, как после катания на карусели в детстве. Туманом мысли подёрнулись, улеглись, словно собаки на цепи при виде хозяина. Затихли…
Чудная трава! Никогда ещё прежде не ощущала девушка, как хорошо становится, когда ум молчит и не лезет со своими суждениями по каждому поводу. Глаза стали видеть яснее и зорче. Уже не такой мрачной показалась берлога Лешего: то ли света в ней добавилось, то ли краски сочные разлились по стенам. Мёртвые пауки, что в углах на порванных паутинах висели с самого лета, заулыбались ей в полный рот и даже подмигивать стали озорно.
Распрямилась у Оксаны спина, лёгкие сами потребовали воздуха… Ещё… Зажмурилась она, как сытая кошка, потянулась.
— Хорошо себя чувствуешь? — понимающе спросил старик.
— Замечательно!
— Довольно на первый раз. — Он забрал мешочек, плотно завязал и снова повесил под потолок. — А теперь смотри вглубь себя и думай о том, как будешь метлу делать. До рассвета осталось часа три.
Среди полного затишья в голове у Оксаны появилась мысль, что торопит её Леший, но не от злого умысла, а по-отечески. Встряхнулась она, и ощутила в глубине своего естества шевеление чего-то неведомого, будто пыталось выбраться на поверхность другая часть её личности — той, о которой она не подозревала даже. Закрыла глаза — и увидела, что это такое. И вздрогнула всем телом, потому что мгновенно сковал её испуг. Встретиться с таким на улице — умрёшь от страха. Лапы не лапы, а щупальца какие-то, вместо головы один рот от уха до уха — ухмыляется, мерзость. Знает, что не убежать ей далеко: он и она — это одно целое.
Попыталась тварь протянуть свои руки, но не тут-то было. Испуг Оксаны прошёл в тот самый момент, когда осознала она, что наступает самый главный момент в её жизни: надлежит обуздать чудище и подчинить себе, иначе овладеет он ею. И завязалась борьба…
Когда послышалось жалобное поскуливание, будто глоток свежего воздуха ворвался к ней в грудь. Нервы, натянутые струной, стало отпускать, и гул пошёл по всему телу, словно колокольный звон в часовне. Глаза Оксаны засверкали оранжевым светом, и упала она без чувств прямо на лавку…
Очнулась оттого, что Леший растирал ей виски каким-то пахучим маслом.
— Твоя взяла, — сказал он спокойно, даже буднично. — Теперь появился у тебя на услужении цепной пёс. Он и подскажет, и предостережёт, когда нужно. Только корми его иногда.
— Чем? — Оксана странно было говорить о себе самой в третьем лице. Протянул ей Леший руку, помог сесть. Захохотал при этом, так что лицо скосилось, потом ответил:
— Мелкими пакостями, конечно! Для него это как кость поглодать.
— А не справилась бы, что тогда было?
— Обезумела бы… Много таких людей ходит. Одержимые они. Только сейчас не думай об этом. Знание само придёт со временем.
Девушка кивнула, поднялась со скамьи и осторожно взяла в руки ореховый черенок. Едва только мысль её устремилась в этом направлении, тотчас возник в голове чёткий и ясный план, как сделать метлу проще и эффективнее.
Осмотрев палку, нашла она на ней некоторые недостатки. Попросила у Лешего нож и несколькими точными движениями устранила. Потом повернулась к берёзовым прутикам. Перебрала каждый, прощупала, отделила те, которые не понравились по каким-то причинам, остальные сложила на столе и пошла с ножом к валенкам. Там без всякого сожаления перерезала нить, связывающую пару, и воспользовалась ею для метлы.
Сделала, попробовала, ладно ли лежит на ладони — как пробует свой меч оружейник — и осталась недовольна.
— Первый блин комом, — успокоил старик, увидев скроенную гримасу гостьи.
Она кивнула и посмотрела на него вопросительно.
— Дверь для тебя открыта в любое время, — произнёс Леший, как ей показалось, с некоторым сожалением в голосе. Но размышлять над его словами было некогда, впереди ждали неотложные дела.
Быстро вернулась к очагу, надела просушенную шубу, повязала на голову шерстяной платок и, взяв в руки метлу, повернулась к хозяину.
— Спасибо, дедушка. — Отвесила поклон, не поленилась, чем, кажется, задела старика за живое: давно из обычая русского ушёл такой способ благодарить. А они, старики, тяжело со своими привычками расстаются да к новому привыкают.
— Заглядывай ко мне иногда, — кивнул он, передёрнув кряжистыми плечами, будто мешало ему что. Выходит, не сомневался больше в ней?
— Как же я тебя найду в тёмном лесу-то?
— Захочешь — найдешь…
Она положила свою руку на его шершавую ладонь, легонько сжала и, повернувшись к огню, произнесла:
— Найду. Обязательно найду.
Дверь открылась, повинуясь взмаху метлы. Оксана вышла на морозный воздух и почувствовала вдруг, что для неё всё вокруг изменилось. Теперь и лес, и небо со звёздами, и сама ночь обрели какой-то особый, ранее скрытый смысл. Она видела струящиеся потоки энергии, которые исходили от могучих стволов; замечала танцующих в свете луны бестелесных созданий; осознавала торопливое биение жизни в каждой веточке, каждой сосновой иголке.
Её собственное тело пружинило и пело, а метла просто рвалась в полёт. Оглянувшись назад, Оксана увидела Лешего, стоящего в проёме двери и опершегося на косяк. Берлога пряталась под стволом гигантской сосны, уходя в глубину земли между её корней. Затенённое лицо старика светилось изнутри, и определение этому девушка дать пока не могла.
— Вот ещё что! — вспомнил он. — Встретишь мать кузнеца — Степаниду — передай ей привет от меня. Пусть не серчает за грубый нрав. Хорошая она баба…
— Передам.
— А теперь — в добрый путь! — рыкнул он и махнул рукой.
Вскочив на метлу, Оксана вспыхнула точно таким же огнём — непередаваемым, охмеляющим. Сделав два шага для разгона, подпрыгнула — и почувствовала, как напрягся под ней ещё необъезженный снаряд, как хлестнул у него через край восторг, связанный с окончанием ожидания. Метла вела себя как молодая кобылица, ещё не знавшая седла. Но теперь она должна узнать и об узде…
Взвившись в небо, они едва не опрокинулись навзничь, потому что не рассчитали сил. Вертикальный полёт безопасен только на большой высоте, с запасом для дальнейших манёвров. Эта мысль появилась сама собой, будто всегда знала Оксана элементарные правила для летунов. Она резко осадила метлу и заставила выровняться. А потом пронеслась над самой берлогой, где ещё смотрел на неё Леший.
Он снова поднял руку… «Прощай!»
Стена деревьев рванулась вниз, и вскоре лес превратился в равномерную тёмную массу, на фоне которых изредка выделялись ростом гигантские сосны да ели.
«Как я смогу вернуться и отыскать его, если не знаю, в какой чаще живёт?» — спросила Оксана себя, и тут же появилось перед ней лицо Лешего, отвечающего с усмешкой: «Лес хозяина любит. Спросишь, он и проводит».
Звёзды, кажется, округлились от удивления, когда девушка стала подниматься всё выше и выше. Метла уяснила для себя самый безопасный способ полёта — горизонтальный, и больше не совершала никаких отчаянных пируэтов.
Теперь Оксане следовало определиться с направлением поиска. Яркий месяц при всех своих достоинствах не давал возможности видеть дальше полусотни метров. И тогда девушка обратилась к своему помощнику. Тот откликнулся немедленно. Всё вокруг предстало перед её внутренним взором в каком-то необычном виде. Это походило на негативное изображение, только особо засвечивались те точки, о которых в тот момент думала Оксана. И где-то на юге, километрах в десяти, увидела она тлеющий огонёк… Не костёр, а частичку бьющейся из последних сил жизни. Она была засвечена в сине-фиолетовый цвет, говорящий об огромном оттоке энергии. Пульсировала слабо, без желания: видно, отчаялась и устала бороться.
— Потерпи, я иду! — стиснув зубы, прошептала Оксана и, развернув метлу, устремилась к огоньку.
23
Девушка выжала из метлы всё, на что та была способна. Молодость и задор — незаменимые помощники для свершения великих дел. Они неслись так, что ветер свистел в ушах. Шестое чувство подсказало Оксане подняться ещё выше и найти слой попутного ветра, который в меру своих сил подсобит со скоростью. Окружающие красоты теперь отошли на второй план, потому как огонёк впереди становился всё менее заметным.
Вспомнила девушка, как плохо думала про подругу, и стало ей стыдно. По сути, ни в чём не виновата была Лариса, втянули в интригу её помимо воли. Возжелала она того, о ком и не мечтала, и думать не думала. И зажжённая ненависть — только результат сильного колдовства, не более. А раз так, даже при наличии призовых валенок оказалась «соперница» единственной потерпевшей стороной.
Метла, ещё не до конца понимающая свои возможности, но раз и навсегда осознавшая, что главным лицом в полёте является не она, изо всех сил старалась показать сообразительность и преданность. Ощущение седока нравилось ей, как составляющая определённой свободы, и его настроение понемногу становилось управляющим элементом.
Сплошной ковер леса неожиданно оборвался длинным лугом. Где-то здесь и находилась Лариса. Постепенно снижаясь, напрягла Оксана своё обычное зрение, и увидела впереди на белом ковре снега большое пятно тени от стога. И тут же — тянущийся к нему след. Человек не мог идти, но полз, оставляя вмятины от локтей.
Возле стога след обрывался. Отдав мысленную команду идти на посадку, Оксана напряглась: для их пары это было первое в жизни приземление. А недаром говорится, что летать легче, чем садиться. Много летунов знала история человечества, и некоторая их часть заканчивала свои дни именно при встрече с землей.
В этот раз всё обошлось благополучно. Сбросив скорость почти до нуля, возле самой поверхности задрала девушка метле нос, та подскочила на излёте, и плавно опустила седока на ноги.
Перевела Оксана дыхание, но только лишь на мгновение. В следующее уже бросилась к стогу и позвала:
— Лариса! Ты здесь?
Ответом ей была тишина.
Опустившись на четвереньки, девушка принялась разгребать сено, отыскивая лазейку внутрь. И тут же наткнулась на вытянутые ноги подруги. Послышался её болезненный вскрик.
— Лариса!
Та застонала едва слышно, во сне.
Долго вытаскивала её Оксана, обливаясь потом и ругая сама не зная кого. А когда вытащила — увидела, какой бледной стало лицо Ларисы, как покрылись инеем веки, и поняла, что опоздай ещё на несколько часов — погибла бы та, не вынесла холода.
— Подруженька! Живая ли? — На глазах Оксаны появились слезы.
Лариса силилась что-то сказать, но не могла: губы шевелились без звука. А из лёгких при каждом вздохе доносился хрип.
Первым делом Оксана стала растирать ей щёки и руки до тех пор, пока не покрылись они румянцем. А потом сказала:
— Ты не пугайся, Лариса. Полетим мы сейчас. Я тебя держать стану.
Зашла подруге за спину, ухватила за подмышки, только та вдруг повернула к ней лицо и прохрипела на выдохе:
— Там… — показала, едва пошевелив рукой, на нору в стоге сене. — Там валенки… — И зашлась кашлем.
Помедлила секунду Оксана, потом посадила подругу на снег, сама полезла в дыру и действительно вытащила пару валенок с резиновыми калошами.
— Я их не брошу, подруга, — сказала просто, без пафоса.
— Твои… — снова пробормотала Лариса. — Твои они.
— Мои? Как же мои валенки могли попасть сюда? — изобразив удивление, спросил Оксана. — Не мои они.
— Твои, — облизнув подмёрзшие губы, повторила Лариса. — Виденье мне было… Старик страшный и косматый привиделся… Сказал: прилетит за тобой подруга твоя, спасёт, но валенки за это ей отдашь.
Ком подкатил Оксане к горлу, когда поняла она, о каком старике речь идёт. Кивнула молча, накинула пару себе за шею, и помогла Ларисе подняться. Та застонала, едва не закричала, сморщилась от боли, но выдержала, не упала. Похоже, что холод помог ей в этом: заморозил переломанные кости и мышцы. Потом Оксана подхватила метлу, враз напрягшуюся в ожидании усиленной ноши, и сказала:
— Не волнуйся. Время ещё есть. — И, обращаясь к метле, добавила: — Ну, давай, милая, не посрами! На тебя сейчас вся надежда…
Взлетали без разбега, в режиме повышенной нагрузки, но получилось удачно. Черенок прогнулся, запыхтел по-своему, выпучил глазенки, только всё равно от своих обязанностей не открестился. Благо, места для набора высоты было предостаточно: луг тянулся ещё добрых триста метров.
Когда под ними снова раскинулся лес, вздохнула Оксана с некоторым облегчением. Всё-таки опыта никакого нет, всё делает, как ученица. А правильно ли, только Бог знает.
Держала она Ларису крепко, метла, по сути, сама решала, как ей дорогу выбирать. Знала только, что до ближайшего села добраться нужно. А уж тут её собственные магические умения помогли: ночное видение и острейшее обоняние. Запах дыма она уловила за целый километр.
Временами на Ларису накатывала волна кашля, и тогда они сотрясались все трое.
— Простыла ты сильно, подружка, — сказала серьёзно Оксана.
— До свадьбы заживёт. — Та нашла в себе силы пошутить, и было непонятно — то ли над собой смеётся, то ли над подругой. — Я ведь… — Она снова закашляла, потом, успокоившись, довершила: — Я ведь о многом подумала, когда в стогу лежала… к смерти готовилась… Виновата я перед тобой очень.
Оксане подумалось, что говорит это не та прежняя Лариса, которую она знала всего день назад. Куда девалась искрящаяся радость, суетливость, живые искорки в глазах? Там теперь дымилось то ли равнодушие, то ли спокойствие не от мира сего.
— Напрасно ты так! Не в чем тебе винить себя.
— Есть, подруга… Потому и валенки отдаю тебе с охотой… как возможность вину искупить… Хотя бы частично.
Промолчала Оксана, не время было сейчас говорить о шалостях Степаниды Ивановны. А может, и не придёт тому время никогда. Больно уж тема щекотливая! Только спросила:
— Как же оказалась ты на этом поле?
— Не успела. Рассвет застал. — И обе повернули лица к востоку. Там, возле самого горизонта, уже появлялась едва приметная светлая полоска.
— Ну, родимая, прибавь, сколько можешь! — обращаясь к метле, попросила Оксана.
Вот уже показались впереди первые дома. Месяц, пройдя положенный маршрут, тоже клонился к горизонту, и тени от домов тянулись длинные и бесформенные.