Он сел за стол, положил папку рядом, открыл телефонный справочник и нашел в нем номер касс аэровокзала. Оставалось только позвонить. Однако следователь медлил. Несколько раз он снимал с рычага трубку городского телефона – и снова клал ее обратно. Что-то в нем мешало ему совершить такое простое действие. И он знал, что: ясное ощущение происходящей несправедливости. Он уже понимал, что заместитель начальника управления затребовал готовое к суду дело не для того, чтобы его проверить, а потом дать ему законный ход. Весь полученный за годы работы опыт, а также следовательская интуиция говорили Ермолаеву, что никакой передачи дела в суд не будет. Кто-то в министерстве решил его закрыть. Рвать на мелкие части, как постановление о задержании Николова, не будут – вдруг какие-то материалы, собранные Ермолаевым, позже пригодятся. Но и судить мошенника тоже не будут. Кто-то – знать бы, кто! – решил взять его под свое покровительство. И теперь он будет безнаказанно, ничего не опасаясь, дурить беззащитных людей, вымогать у доверчивых учителей, врачей, пенсионеров последние деньги, собранные по крохам… И он, Ермолаев, ничем не сможет ему помешать.
Эта мысль была совершенно невыносима! Ермолаев вскочил и заходил по кабинету. Что же делать? Не выполнить распоряжение Белика нельзя – это будет грубое служебное нарушение. За такое следует выговор. А если он и завтра откажется вылететь в Москву и передать дело, его могут отстранить от работы и даже объявить неполное служебное соответствие. Так и работы недолго лишиться. А лишаться своей работы следователь Ермолаев никак не хотел: в ней был весь смысл его жизни. Как же быть? Как можно обойти распоряжение начальника?
И тут в голову следователя пришла спасительная мысль. Вот он, выход! Ермолаев полистал записную книжку (обычную, бумажную – электронной он не особо доверял) и отыскал нужный телефон. Это был номер заместителя министра Семена Чубушного.
Ермолаев набрал номер и стал ждать. Больше всего он боялся, что заместитель министра находится на каком-либо совещании и отключил телефон. Что делать в таком случае, он не знал.
Однако телефон, на радость следователя, откликнулся, и Ермолаев услышал голос замминистра:
– Чубушный слушает. Кто говорит?
– Это Ермолаев, товарищ генерал, – представился следователь. – Тут у меня возник один вопрос…
И он рассказал заместителю министра о звонке Белика.
– Я так понимаю, что Кирилл Юрьевич не хочет давать этому делу ход, – закончил свой рассказ Ермолаев. – Хочет положить его на полку. А вы давали указание довести дело до конца и судить мошенника.
– Да, я давал такое указание и от своих слов не отступлюсь, – твердо заявил Чубушный. – А насчет Белика ты прав: дело он хочет развалить. Что же нам делать? Не выполнить приказ начальника ты не можешь… Выполнить его тоже нельзя – это значит отпустить вора на свободу… Погоди, дай подумать…
На несколько минут, показавшихся Ермолаеву вечностью, в трубке воцарилось молчание. Затем следователь вновь услышал голос заместителя министра – теперь он звучал бодро и уверенно.
– Знаешь, что, Ермолаев, – сказал генерал, – давай сделаем так. Материалы дела отвезти в Москву надо. Так что ты заказывай билет и готовься к встрече с начальством. Но это ведь не значит, что ты не можешь оставить у себя какие-то дубликаты? Это, конечно, тоже проступок, но не такой грубый. Если это потом выплывет – а оно обязательно выплывет, тут уж ничего не поделаешь, – скажешь, что это был мой приказ. А я это подтвержу. В конце концов, тебе не обязательно отдавать Белику оригиналы всех материалов – понимаешь? А постановление об объявлении Николова в розыск ты и правда порви. Ты тут будешь ни при чем: это постановление издам я сам. Со мной Белик не справится. А ты, как слетаешь в Москву, потихоньку готовь дело к передаче в суд. У тебя там что – только заключения экспертов не хватает?
– Да, Семен Семеныч, – отвечал Ермолаев. – Послезавтра обещали все приготовить.
– Ну вот, как все будет готово, мы все и передадим, – заключил Чубушный. – Белик, конечно, ругаться будет, будет грозить увольнением. Но тут у него руки коротки. Я тебя прикрою. Так что действуй, Олег. Ход мы применяем, конечно, нестандартный, но так обстановка требует. Сам понимаешь, какая ситуация. Тут смелость нужна.
– Да я понимаю, товарищ генерал, – отвечал Ермолаев, исполненный чувства благодарности. – Я все сделаю, как вы сказали.
– Ну добро! – произнес заместитель министра. – Если что, докладывай.
И телефон замолчал.
Следователь Ермолаев с нежностью посмотрел на аппарат, бережно положил его в карман. Затем встал, прошелся по кабинету. Подавленного настроения как не бывало: теперь Ермолаев был бодр, весел, готов к борьбе. Прохаживаясь, он даже что-то напевал (что делал очень редко). Как все-таки важно знать, что ты не один, что у тебя есть союзники, единомышленники! Причем среди руководства!
Следователь достал из тумбы пачку чистой бумаги, положил ее возле принтера. Дружески взглянув на это чудо копировальной техники, подмигнул ему и сказал:
– Ну что, дружок, придется нам сегодня поработать. И заметь – с пользой поработать! С большой пользой!
* * *– Скажи, ты новости смотрел?
Кунцевич, углубившийся в изучение коммерческого предложения одной из самарских фирм, не сразу расслышал вопрос жены, и Ирине пришлось его повторить. После этого Владимир Яковлевич наконец оторвался от экрана и взглянул на жену, сидевшую слева от него, на кровати. На время пребывания в доме гостей Кунцевич перенес свое рабочее место из гостиной в спальню (собственно кабинета в доме не было, его в проекте не предусмотрели). Работать в гостиной, на глазах у Николова, ему было как-то неудобно.
– Ну смотрел, – ответил Владимир Яковлевич. – Ты про что? Только давай быстро – видишь, я работаю.
– Там про него говорили, – понизив голос, сообщила Ирина. – Про Николова. Что его объявили во всероссийский розыск. И что подписано постановление о его задержании. Слышал?
– Ну слышал, – подтвердил Кунцевич. – Ну и что? Он мне говорил, что его хотят задержать. Но он говорил и кое-что другое, о чем тебе знать не обязательно.
– Меня ваши секреты не интересуют, – заявила Ирина. – Только я хочу сказать, что сегодня утром повторяли вчерашнюю программу «Кремлевский гость». Ты в это время как раз уезжал, не смотрел. И вчера ты ее не видел. Так вот я тебе расскажу, это важно. Там выступал знаешь кто? Сам Игорь Безбородов. И говорил он, между прочим, о том же самом.
– О чем том же? – нехотя буркнул Кунцевич, но прерывать жену не стал.
– О пирамидах – вот о чем. Он сказал, что правительство решило объявить их создателям беспощадную войну. А Николова прямо назвал мошенником. Он так сказал: «А такие мошенники, как небезызвестный Николов, будут осуждены и сядут в тюрьму». И дальше – слушай, слушай! – дальше так сказал: «Вместе с их пособниками». Тебе это ни о чем не говорит?
– А о чем это мне должно говорить? – снова буркнул Кунцевич, всем своим видом показывая, что разговор ему надоел и совершенно не интересен.
– А тем, что это про нас с тобой говорили. Это мы получаемся пособниками. Что, думаешь, они его не найдут? Если очень захотят – если с самого верха такое указание будет, – то обязательно найдут! Окружат наш дом ОМОНом и будут штурмовать! Как каких-то чеченских командиров брали – в прошлом году показывали. И будем мы с тобой сидеть за соучастие.
– Ты все сказала? – сердито спросил Владимир Яковлевич.
– Могу только добавить, – отвечала жена, – что я одному рада: что Игорь с Кириллом с нами не живут. Что их к этому делу не приплели. Но все равно им это может аукнуться. Если захотят поступить жестко – выгонят наших сыновей из вузов. А судя по всему, сейчас хотят как раз подойти жестко.
– А у меня другие сведения! – заявил Кунцевич. – Не знаешь, так не говори! Мало ли чего там Безбородов говорил! Не он один все решает. Там, наверху, какие-то игры идут. Мне Николов по секрету сказал: на его стороне есть серьезные люди. Очень серьезные! И они его в обиду не дадут. И пусть его в розыск объявили. Объявить объявили, а искать по-настоящему не станут. Так что нечего панику разводить. Лучше обедом займись.
– Хорошо, если так, – заявила Ирина. – Я гостям всегда рада. И обед у меня уже готов. Только тут ведь что получается? Одно слово против другого. Николов тебе одно сказал, а Безбородов по телевизору – другое. А слово Безбородова все же потяжелее будет. Вдруг перетянет?
И, не дожидаясь ответа на свой вопрос, ушла. Владимир Яковлевич, проводив глазами спину жены, покачал головой и снова углубился в объявление. Но фразы о выгодах перевозки мебели по всему Поволжью не шли ему на ум. Предостережение, высказанное женой, задело Владимира Яковлевича. И правда: так ли сильны те люди в правительстве, которые готовы помочь его старому другу? И существуют ли такие люди вообще? Не являются ли они плодом выдумки знаменитого авантюриста? Ведь если задуматься: мог ли Николай Николов выдумать всю историю о его поддержке людьми во власти?
Кунцевич поставил перед собой этот вопрос и был вынужден дать однозначный ответ: мог. Очень даже мог. Ведь, если вдуматься, чем были его знаменитые рекламные ролики 90-х годов? Все эти фразы про «Татьяну Ивановну и новые сапоги»? Рассказы о людях, сказочно обогатившихся благодаря «ННН-93»? Приходится признать, что в значительной мере они были основаны на обмане. Точнее, на умалчивании. Никто не говорил доверчивым вкладчикам, что их вклады в «ННН-93» ничем не обеспечены и что желанный выигрыш достанется не всем. Никто им не говорил, что могут быть – нет, обязательно будут! – не только выигравшие, но и проигравшие. И что же: человек, всю свою карьеру построивший на обмане, не может солгать старому другу? Вполне может. И потом: какой Кунцевич ему друг? Давний соратник – это да. Бывший сотрудник его фирмы. Но между соратником и другом – большая дистанция. Друга берегут всегда, а соратника – только до определенного времени. И вообще – могут ли быть друзья у такого человека, как Николов? Кунцевич стал припоминать и понял, что за все время общения с создателем финансовых пирамид никогда не видел рядом с ним людей, которых можно было причислить к друзьям знаменитого авантюриста, и не слышал от него рассказов о таких людях.
А если рассказ о высоких покровителях является выдумкой, тогда положение Николова ничем не обеспечено. И положение самого Кунцевича – тоже. И выходит, что жена во многом права.
Разумеется, Владимир Яковлевич не стал высказывать эти сомнения своему гостю. Ни словом не обмолвился о них ни за обедом, ни за ужином. Но после ужина, когда жена убрала посуду и на столе осталась только бутылка коньяка, сыр и фрукты, Кунцевич завел разговор на интересующую его тему. Упомянул о выступлении Безбородова: дескать, если такой авторитетный, уважаемый человек объявил о начале кампании против строителей пирамид, значит, власть решила заняться ими всерьез.
– Это почему же он авторитетный и уважаемый? – возразил Николов. – Запомни, Вова: среди всех этих мужиков с мигалками нет ни одного, кого бы стоило хоть немножко уважать. Все они клоуны, паразиты. Никто не смог создать собственного дела, сам деньги заработать, вот они и кинулись к кормушке – распределять. Людей, которых бы стоило уважать, вообще мало: может, по всей стране сотня найдется. А уж там, – и он ткнул пальцем в потолок, – их вообще нет.
– Ладно, пусть я неудачно выразился, – согласился Кунцевич. – Пусть он не уважаемый, но… как бы это сказать… при власти. Значит, гонения начнутся? Не дадут вам работать?
– Может, и не дадут, – Николов пожал плечами. – Хотя пока все вроде спокойно. Я тут звоню, связываюсь со всеми отделениями – все пока работают без помех. Это ты, небось, всполошился из-за того, что меня в розыск объявили? – и создатель пирамид проницательно взглянул на хозяина дома.
– Нет, это меня не беспокоит! – ответил Кунцевич. – Вас и в прошлом не раз объявляли, и ничего, обходилось…
– Вот именно: тогда обходилось и сейчас обойдется! – твердо заявил Николов. – Не дрейфь, Вова! Прорвемся!
– Да, в такой момент важно не запаниковать, – сказал Прокофьев, до этого лишь прислушивавшийся к разговору. – Вот, помню, однажды во время сплава по Белой у нас прорвало катамаран…
И он стал рассказывать историю о том, как хладнокровие руководителя группы спасло всех, кто находился на судне. Ирина Кунцевич поддержала гостя, кстати вспомнив историю о том, как у нее на прежней работе (когда еще они не были такими состоятельными людьми и она ходила на работу) во время кризиса 1998 года хозяин фирмы проявил выдержку и сумел удержаться на плаву. Разговор принял новое направление и больше к теме возможного ареста главы «ННН» и краха всего предприятия не возвращался.
…Ночью Прокофьев проснулся от того, что его кто-то тряс. Он приподнял голову и в слабом свете, пробивавшемся с улицы, увидел, что над ним склонился Николов.
– Что случилось? – спросил он.
– Вставай, собирайся, – сказал создатель пирамид. Говорил он еле слышно, почти шепотом. – Мы уезжаем.
– Почему? Что случилось? – удивился Прокофьев. И, озаренный догадкой, спросил: – Вам позвонили, предупредили, что милиция вышла на наш след? Да?
– Никто не звонил, – отвечал Николов. – Просто я понял, что Вовка решил меня сдать. Перепугался и решил донести. Сегодня днем побежит. Но мы его опередим. Собирайся, иди к машине.
– Да, может, вы ошиблись? – возразил Прокофьев. Впрочем, он уже одевался. – Может, ничего такого он не решил? А что о розыске заговорил – так просто беспокоится…
Виктору не хотелось уезжать – ему понравилось в гостеприимном доме Кунцевичей. И банька понравилась, и застолье. И снова пускаться в дорогу ему не хотелось.
– Ничего не просто, – уже сердито зашептал Николов. – Точно знаю – выдаст. У меня интуиция. А она меня никогда не подводила.
– А как же мы выедем? – спросил Прокофьев. – Ворота же закрыты.
– Я знаю, где ключи висят, – успокоил его Николов. – Я их возьму, открою. Ты машину во дворе не заводи. Не будем хозяев беспокоить – пусть спят после трудового дня. Мы ее на руках выкатим. А уже на улице заведем – и поедем.
– И далеко поедем? – спросил Прокофьев.
– Не очень далеко. В Белгород, – отвечал создатель «ННН». – Там у меня верный человек живет. Он точно не выдаст. А если совсем припрет, переберемся на Украину. Русская полиция туда не доберется.
Глава 8 Удар ниже пояса
Егор Борисович Алмазов еще раз сверил цифры, занес их в нужную графу и выключил компьютер. Отличный результат! Просто отличный! Николай Николов, находящийся в розыске, преследуемый, вынужденный скрываться от правоохранительной системы российского государства, не только не прекратил сотрудничество с этим государством, но и увеличил платежи! За последнюю неделю он перечислил на созданный Алмазовым специальный счет свыше двухсот пятидесяти миллионов. Если и дальше дело будет идти такими темпами, то за месяц фирма Николова будет приносить казне миллиард чистого дохода!
Конечно, платежи от фирмы «ННН» увеличились не потому, что Николов вдруг решил больше отдавать государству. Просто дело пошло. По всей стране создаются отделения «ННН», организация насчитывает уже свыше двух миллионов вкладчиков. И это не потолок! Расчеты, проведенные самим Алмазовым, показывали, что при благоприятном стечении обстоятельств в фирму Николова могут вступить до трети населения страны.
Да, интересный человек этот Николов! Егор Борисович припомнил свои впечатления от двух встреч с основателем «ННН», которые имели место в тот период, когда они обговаривали содержание и детали своего соглашения. Человек явно не самой высокой культуры, далеко не силач, не спортсмен – и при этом у правительственного референта осталось впечатление чего-то значительного, мощного. Что называется, человек с биографией. Проницательный взгляд черных глаз, точное понимание сути дела, чувство собеседника… И какая странная жизнь! Иметь в кармане сотни миллионов рублей, держать под своим контролем миллиарды – и при этом постоянно скрываться, жить под угрозой ареста… Видимо, есть в этом образе жизни что-то, какой-то мотив, который притягивает этого человека и доставляет ему удовлетворение, которое другим доставляют, скажем, женщины, или огромное богатство, или известность, или власть… Может быть, это риск? Постоянно кипящий в крови адреналин? Может быть, он рисковый человек? Надо будет поговорить об этом с Настей. Интересно, что она скажет. Настя то и дело высказывает неожиданные, оригинальные соображения, которые самому Егору никогда бы в голову не пришли. Что ж, до их встречи – он взглянул на часы – осталось меньше часа, тогда и поговорят.
Егор Алмазов, несмотря на свой не совсем юный возраст (ему недавно перевалило за тридцать), еще не был женат. Обзаведясь таунхаусом в престижном западном пригороде, он отделал и обставил его в своем вкусе и теперь вел в нем приятную холостяцкую жизнь: приглашал друзей, девушек, устраивал вечеринки. Нет, не банальные пьянки под пиццу и караоке. Вечеринки Егора Алмазова скорее походили на литературные или музыкальные вечера. Среди его гостей бывали художники, музыканты, писатели. Конечно, не самые знаменитые, не Шевчук с Акуниным, но люди уже достаточно известные, входящие в моду. Здесь, в просторной гостиной алмазовского дома, они встречали теплый прием, находили благодарных слушателей, а в лице хозяина – тонкого ценителя всего нового. Многие из гостей даже не догадывались, что хозяин является чиновником и работает в правительстве. Они полагали, что имеют дело с бизнесменом, проявляющим интерес к культуре.
Ошибку алмазовских гостей можно было понять. Референт вице-премьера Тарасова не был типичным чиновником и хорошо это сознавал. Он не ездил на охоту, не присматривался к виллам на юге Франции, не был готов (как огромное большинство его сослуживцев, людей его круга) часами обсуждать выгоды и недостатки той или иной должности и перспективы того или иного карьерного перемещения. Его больше привлекали разговоры, далеко выходящие за рамки его служебных обязанностей, – о новинках культуры, о направлении развития цивилизации… В этом Алмазов походил на своего шефа, Алексея Константиновича Тарасова. Тот ведь тоже не оказывал покровительство каким-то коммерческим структурам, а по каждому важному вопросу имел собственное мнение, иногда расходящееся с мнением начальства. И не случайно среди сотрудников министерства, возглавляемого Тарасовым, можно было найти молодых людей, похожих на Егора Алмазова: образованных, свободно мыслящих, без того стального блеска в глазах, отличающего чиновничью породу всех разновидностей.