Ошибку алмазовских гостей можно было понять. Референт вице-премьера Тарасова не был типичным чиновником и хорошо это сознавал. Он не ездил на охоту, не присматривался к виллам на юге Франции, не был готов (как огромное большинство его сослуживцев, людей его круга) часами обсуждать выгоды и недостатки той или иной должности и перспективы того или иного карьерного перемещения. Его больше привлекали разговоры, далеко выходящие за рамки его служебных обязанностей, – о новинках культуры, о направлении развития цивилизации… В этом Алмазов походил на своего шефа, Алексея Константиновича Тарасова. Тот ведь тоже не оказывал покровительство каким-то коммерческим структурам, а по каждому важному вопросу имел собственное мнение, иногда расходящееся с мнением начальства. И не случайно среди сотрудников министерства, возглавляемого Тарасовым, можно было найти молодых людей, похожих на Егора Алмазова: образованных, свободно мыслящих, без того стального блеска в глазах, отличающего чиновничью породу всех разновидностей.
Именно это незашоренное, нестандартное мышление и позволяло Алмазову предлагать своему шефу оригинальные идеи, за что Алексей Константинович высоко ценил своего помощника. К одной из таких идей относился и проект с поддержкой организации «ННН».
Алмазов закрыл дверь и направился к выходу из министерства. По дороге он прикрепил к уху кругляш blue-tooth, включил телефон и позвонил Насте: надо было уточнить детали сегодняшнего вечера. Предполагалось, что Егор подберет девушку возле ее офиса (она работала дизайнером в одном из рекламных агентств) и они вместе направятся смотреть новую выставку соц-арта на «Винзаводе». А уже оттуда поедут к Егору на квартиру, где проведут ночь.
Приятный разговор с Настей продлился до самой стоянки, где был припаркован алмазовский «Ситроен» (даже в выборе машины он проявил оригинальность). Выяснилось, что планам молодых людей ничто не мешает, надо было лишь уточнить кое-какие детали, например меню совместного ужина.
Продолжая беседовать с Настей, Алмазов вырулил со стоянки и покатил к площади трех вокзалов, где находился ее офис. Основной час пик уже миновал, пробки были умеренные, и спустя полчаса Егор остановился у тротуара, где виднелась стройная фигурка девушки.
Настя впорхнула в кабину, последовал горячий поцелуй (их связь длилась уже полгода, но страсть пока не остывала), и «Ситроен» покатил в сторону бывшего винзавода. Настроение у обоих было прекрасное. По дороге Настя рассказала смешную историю про очередного заказчика – какого-то нувориша, на чем-то внезапно разбогатевшего, прибывшего из глухой провинции в Москву и пожелавшего отделать свою пятикомнатную квартиру на Кутузовском проспекте с европейским шиком – но при этом обязательно с березками и хохломскими узорами.
– Я думала, они все в 90-х остались, эти мужики в малиновых пиджаках, – закончила девушка свой рассказ. – А вот еще откуда-то берутся.
– Да, этот источник не иссякает, – подтвердил Алмазов. – Все время находятся какие-то шальные деньги, которые легко схватить. Муниципальные подряды, прокладка новых дорог, ремонт старых…
Тут Настя вспомнила, что в районе, где разместился таунхаус Алмазова, нет приличного (по ее вкусу) винного магазина, и велела остановиться у присмотренного ею супермаркета. Здесь она приобрела бутылку французского белого вина и порцию устриц. Теперь уже ничто не мешало отправиться на выставку.
Алмазов зарулил на стоянку возле «Винзавода». Отметил, что большинство мест уже заняты, – выставка пользовалась успехом, и народу собралось много. Об этом говорила и толпа журналистов, топтавшихся у входа, – очевидно, ожидалось прибытие какой-то знаменитости. Алмазов выключил зажигание, открыл дверь, уже собрался выходить…
И в эту минуту случилось нечто непредвиденное. Откуда-то – из-за машин, что ли? – вдруг появились люди в камуфляже, в черных масках, с короткими автоматами в руках. Они выдернули чиновника из машины, бросили его на капот. Руки Алмазова вывернули за спину и сковали наручниками; грубо обшарили одежду, нырнули в карманы, достали ключи от квартиры, телефон, бумажник, права, служебное удостоверение. Он не видел, где Настя, что с ней, но, судя по испуганным возгласам, доносившимся до его слуха, с ней поступили таким же образом.
На какой-то миг в голове Алмазова мелькнула мысль, что все происходящее – это не более чем часть представления, некоего перформанса, связанного с открытием выставки. Но это, конечно же, была совершенно безумная мысль, вызванная видом журналистов с телекамерами, толпившихся у входа на выставку. Нет, происходящее не было каким-то шоу – это все было всерьез. Об этом же говорили слова, которые кто-то торопливо произнес над ухом Егора Алмазова:
– Вы задержаны по подозрению в хищении чужого имущества в особо крупном размере, совершенном по предварительному сговору. Вы имеете право не свидетельствовать против себя…
И еще что-то, еще какие-то права, которые Алмазов уже плохо расслышал, потому что его оторвали от капота «Ситроена», потащили куда-то в сторону и засунули на заднее сиденье другой машины. Тут же с обеих сторон сели люди в камуфляже, и машина рванула с места. Боковые стекла ее были сильно тонированы, через переднее тоже было плохо видно: все загораживала спина человека, сидевшего рядом с водителем. Поэтому чиновник никак не мог понять, куда его везут.
Между тем голова после первого шока начала работать, Алмазов начал осознавать случившееся. «Хищение чужого имущества… – вспомнил он слова, которые кто-то невидимый шептал ему в ухо. – Значит, не взятка… Хотя смешно, какая взятка, я же ничего не брал… Ну и что, что не брал, для них не важно, важно придумать обвинение… А какое хищение? Да, и еще он сказал «по предварительному сговору». Значит, обвинят, что я действовал с кем-то в группе? Но с кем?» Алмазов начал перебирать сослуживцев. Сговор с кем могут ему, что называется, впаять? Ни с одним из них он не поддерживал особо тесных контактов. Так, обычный треп перед началом очередного совещания или при встрече в коридоре. Он ведь по характеру своей работы и не должен был ни с кем особо сотрудничать. Работа у него была сугубо индивидуальная, в ней ценились личные качества: знания, глубина мышления, изобретательность…
«Но почему «была»? – подумал Алмазов. – Почему я так подумал? Я что – уже осужден? Уже уволен? Не надо расслабляться! Надо бороться!» В то же время он сознавал, что время бороться, заявлять о своих правах еще не наступило: не с этими же громилами, сидящими по бокам, разговаривать? У них одна задача: схватить и доставить. Вот сейчас он увидит человека, который будет с ним, так сказать, работать , – ему и предъявит свои претензии.
И это время, как видно, приближалось. Машина, в которой его везли, остановилась, упершись радиатором в какие-то ворота. Сбоку, со стороны водителя, появился человек в форме, видимо, охранник. Они перебросились несколькими словами, и ворота медленно открылись; машина въехала во двор. «Что это – Лефортово? – размышлял референт вице-премьера. – Или Бутырка? А может, какая-то внутренняя тюрьма ФСБ? Да нет, ерунда какая! Нет сейчас никаких внутренних тюрем!»
Тем временем дверца машины распахнулась, сидевший сбоку человек вылез и коротко приказал Алмазову: «Выходи!»
Чиновник в несколько приемов, поневоле медленно (мешали скованные за спиной руки) вылез, закрутил головой, оглядываясь, но толком ничего рассмотреть не успел: его почти бегом потянули к расположенной неподалеку двери. За дверью оказалось помещение, разгороженное двумя решетками, одна за другой. Люди в масках ввели Алмазова за первую решетку, замок щелкнул. Здесь с него сняли наручники, после чего один из его конвоиров расписался в какой-то ведомости («Наверно, что меня сдал», – догадался чиновник), и захватившие его люди удалились. Теперь Алмазова окружали сотрудники учреждения, в которое его доставили. Это все еще явно были не те люди, от которых можно было потребовать объяснений, поэтому Егор Борисович продолжал ждать, когда появится какое-то ответственное лицо.
Он думал, что теперь последуют различные процедуры, о которых он когда-то читал в книгах: всякого рода осмотры, санобработка, фотографирование, выдача тюремной одежды… Но ничего этого не было. Двое охранников повели его по коридору, поднялись на второй этаж, подвели к двери и втолкнули в одиночную камеру. Егор Алмазов остался один.
* * *Алексей Константинович строил дом для своей семьи, уже находясь у вершин власти. И потому мог позволить себе такую постройку, которая полностью отражала его вкусы и потребности. И хотя проект был заказан известному архитектору, человеку явно неглупому и талантливому, ему дважды пришлось вносить в свою работу поправки. В итоге получилось именно то, что хотел Алексей Константинович: здание изящное, но отнюдь не претенциозное, совсем не замок и не дворец. Здесь была овальной формы обширная гостиная, продуманно расположенные жилые комнаты (так, что у их обитателей не создавалось впечатления, что они находятся в гостинице), уютный кабинет… Чего не было, так это сауны и тренажерного зала – ни сам вице-премьер, ни его супруга Маргарита Олеговна не любили париться и заниматься спортом.
Была предусмотрена в доме и столовая: Алексей Константинович с юношеских лет запомнил слова героя «Собачьего сердца» (в те годы еще запрещенного, но в семье Тарасовых уже доступного) о том, что принимать пищу порядочный человек должен именно в том помещении, которое для этого предназначено, то есть в столовой. Однако распорядок дня вице-премьера складывался таким образом, что поесть как полагается – не торопясь, с полной сервировкой стола – ему никак не удавалось. Завтракал он, как правило, на кухне, обедал (если не находился с визитом за границей) на работе, в своем служебном кабинете, куда доставляли еду из ближайшего ресторана, и ужинал зачастую там же. Впрочем, в еде Тарасов был неприхотлив и не только не делал из нее культа, но и вообще не придавал ей особого значения. Хотя какие-то пристрастия, конечно, имел.
Вот и в это утро Алексей Константинович завтракал с женой на кухне. На завтрак Лидия Сергеевна (эта дама выполняла в доме Тарасовых обязанности повара и экономки) приготовила протертый суп, фрукты и кофе. С супом Тарасов уже покончил и теперь пил кофе, поглядывая то в окно, за которым радовал глаз идеально подстриженный газон, то на экран телевизора, где диктор канала «CNN» как раз начинала очередной выпуск новостей. Вице-премьер рассеянно выслушал сообщения о выборах в парламент Японии, очередных столкновениях в Сомали, более внимательно прослушал новости с бирж и уже собирался заканчивать завтрак, как вдруг с экрана раздалось:
«Вновь обостряется борьба в российской верхушке. Вчера у входа на художественную выставку был арестован видный чиновник российкого правительства Егор Алмазов. Пока неизвестно, какое обвинение предъявят арестованному. Однако известно, что Алмазов работал в ведомстве вице-премьера Алексея Тарасова и был к нему весьма близок. Возможно, это свидетельствует о том, что позиции Тарасова в кремлевских верхах пошатнулись. В любом случае это говорит об обострении борьбы в высших эшелонах российской элиты. Данная новость может оказаться достаточно важной для инвесторов, поскольку Тарасов курирует экономический блок правительства».
Рука вице-премьера дрогнула, чашка предательски накренилась, и остаток кофе вылился на скатерть. Однако Алексей Константинович этого даже не заметил. Алмазов арестован! Егор Алмазов, самый близкий и самый умный из всех его молодых помощников! Да, это был удар! И очень болезненный, чувствительный удар. Если бы речь шла о боксе, его можно было бы назвать ударом ниже пояса. Тот, кто его наносил, явно знал, как дорог вице-премьеру его помощник, как тяжело Тарасов воспримет это известие.
Однако Алексей Константинович недолго пребывал в шоке. Возможно, по натуре он был во многом художник. Но долгие годы пребывания в правительстве выработали в нем бойцовские качества. Без них в этой среде, где он жил и работал, человек быстро пропадал.
На удар надо было отвечать. Тарасов поставил пустую чашку на стол, сказал жене:
– Скатерть, видимо, придется заменить.
Сам прошел в кабинет. Первым делом просмотрел в Интернете – теперь уже русскоязычном – все новостные сайты. Узнал кое-какие подробности вчерашнего задержания. «Комсомольская правда» сообщала, что Алмазов был задержан возле известного выставочного центра «Винзавод». Вместе с ним была задержана и его подруга, некая Анастасия Веретенникова. Тут же приводилось фото девушки со скованными руками, которую грубо обыскивает человек в маске. Высказывалось предположение, что задержание было нарочно проведено на глазах многочисленных корреспондентов, собравшихся на открытие выставки, – так задержавшие хотели показать свою силу.
«Эхо Москвы» о девушке Насте умалчивало, зато сообщало о том, что, по сведениям из достоверных источников, арестованному чиновнику будет предъявлено обвинение в присвоении чужого имущества путем мошенничества.
Надо было срочно начать ответные действия. И начать их следовало со звонка Ковальчуку.
Юрий Германович Ковальчук был отставным полковником КГБ. В ведомстве Тарасова он занимал такой же пост, как и арестованный Алмазов – референта. Фактически же он ведал не только охраной вице-премьера, но и возглавлял его собственную службу безопасности и контрразведки. Конечно, в сугубо мирном ведомстве, которым руководил Тарасов, подобная структура не полагалась. Но так уж случилось, что подобные структуры – под разными названиями – имелись практически во всех ведомствах, а также во всех крупных коммерческих организациях. В российском государстве, основанном в значительной мере на неформальных связях и живущем под властью силовиков, без силовых структур было никак нельзя.
Конечно, всегда существовало подозрение, что отставной чекист будет работать не на чуждого ему по духу нанимателя (как бы щедро тот ни платил), а на старых друзей и начальников. Алексей Константинович такую опасность предвидел. Пару раз после приема Ковальчука на работу он его незаметно проверил, подбрасывая ему «дезы», представлявшие значительный интерес для «рыцарей плаща и кинжала», и потом внимательно следя – всплывет эта информация в соответствующих кругах или не всплывет? Не всплыла. И Тарасов решил, что начальнику службы безопасности – разумеется, в ограниченных пределах – можно доверять.
Конечно, Ковальчук уже должен был все знать об аресте тарасовского помощника – иначе он был бы никудышным работником.
Алексей Константинович нашел номер «безопасного» референта. Тот ответил сразу, словно сидел с телефоном в руке. Тарасов поздоровался и осведомился, знает ли Юрий Германович об аресте Алмазова.
– К сожалению, мне об этом доложили уже ночью, – услышал он тихий и словно бы слегка свистящий голос полковника, – и я не хотел вас беспокоить.
– Расскажите, что вам известно, – потребовал Тарасов. – Кто его арестовал? По какому обвинению? Где содержат?
– Егор Борисович задержан, а не арестован, – отвечал Ковальчук. – Задержан для предъявления обвинения и избрания меры пресечения. Однако обвинение, как мне сообщили, уже готово, и мера пресечения избрана – арест. Обвиняют его в хищении чужого имущества в особо крупном размере путем мошенничества. Задержание проводила оперативная группа Следственного комитета. Фамилию следователя, который будет вести дело, я пока не знаю. Как только узнаю, сразу вам доложу. Содержат его в изоляторе в Мневниках.
– Что за «хищение в особо крупном размере»? О чем идет речь?
– Как мне доложили, – рассказывал своим свистящим голосом отставной чекист, – в обвинении речь идет о том, что Егор Алмазов, пользуясь служебным положением, создал некий фонд, куда поступали неучтенные средства. Якобы на счету этого фонда скопилось уже свыше миллиарда рублей. И он ими бесконтрольно распоряжался. Уже проведен обыск в его квартире, а сегодня следователь пожалует и к нам, будет проводить обыск в кабинете Алмазова. Я, конечно, буду при этом присутствовать.
– Вот как… – медленно произнес вице-премьер. И затем, уже прежним решительным тоном сказал: – Пожалуйста, все время держите меня в курсе дела. Как только появится новая информация по Алмазову, немедленно сообщайте.
– Вас понял, – ответил Ковальчук.
Алексей Константинович сделал еще один звонок – известному адвокату Борису Бортнику, с которым давно и успешно сотрудничал. Тот защищал (сам или через своих помощников) интересы подчиненных Алексея Константиновича, если те вдруг попадали в поле зрения правоохранительных органов. Вице-премьер проинформировал юриста о случившемся, попросил уделить делу Алмазова максимальное внимание, как можно скорее связаться с задержанным, поддержать его. И, разумеется, узнать детали предъявленного ему обвинения. Бортник обещал сделать все возможное.
Выключив телефон, Алексей Константинович опустился в кресло и задумался. За окном ветер колыхал кусты роз, обрамляющие лужайку, в центре которой рос огромный старый дуб. Тарасов любил смотреть на этот дуб: это помогало ему сконцентрироваться.
Итак, первые необходимые шаги сделаны. Что дальше? Дальше было только одно: выходить непосредственно на главу Следственного комитета Павла Быстрова и выяснять, где собака зарыта. То есть совершенно не интересно, кому именно в Комитете пришло в голову посчитать созданный при министерстве фонд частной лавочкой, куда Алмазов сливает незаконно полученные доходы. Какую фамилию носит этот идиот, Тарасова, разумеется, не интересовало. Важно было знать, кто и почему решил дать ход его рвению. Сам по себе Быстров этого сделать не мог. Если бы это сделал он сам, по собственной инициативе, это означало бы, что позиции Алексея Константиновича на самом верху в самом деле серьезно пошатнулись – тут комментаторы из «CNN» были правы. Вице-премьер надеялся, что этого пока не произошло. Хотя, конечно, всякое могло случиться. На самой верхушке российской власти, где находился Алексей Константинович и люди, ему подобные, погода менялась чаще, чем в любом подверженном капризам атмосферных фронтов регионе.