— Что вы тут делаете? — удивленно спросил один из охранников и немедленно покраснел. — То есть я хотел сказать: что случилось?
— Она… — пробулькал Милослав Бенедиктович и показал кривым профессорским пальцем на Полину. — Она меня…
— Честное слово, я ничего с ним не делала, — оправдывалась та. — Я просто перепутала двери.
— Она меня… — продолжал настаивать на своем Рамазанов-Клнппо, — сфотографировала!
Наконец он выговорил это слово и немедленно покрылся испариной. В страшном сне ему не могло присниться ничего подобного!
— А! — обрадовался охранник. — Компромат собираете, дамочка?
— Боже мой, какой еще компромат? Что у него есть такого, что может его скомпрометировать? — возмутилась Полина, — Как — что?! — возопил оскорбленный до глубины души профессор. — Вам показать?!
— Милослав Бенедиктович! — укоризненно воскликнул второй охранник.
— Давайте, давайте! — любезно согласилась Полина, дивясь профессорскому тщеславию. — Может быть, согласитесь позировать? Сопроводим красочным снимком одну из ваших научных статей. Уверяю вас, она будет пользоваться чрезвычайной популярностью.
— Да кто вы такая?! — заверещал профессор, и охранники немедленно сделали стойку.
Действительно, кто это такая? После долгих препирательств и объяснений Полину решили отконвоировать в лабораторию к брату и его коллегам. Один охранник остался на посту, а второй повел ее наверх, приговаривая:
— Научные кадры, девушка, требуют особо бережного подхода. Их тревожить нельзя. Растревоженные, они такого могут натворить — мало не покажется!
Полина фыркнула.
— Вот, — сообщил охранник, заталкивая Полину в лабораторию. — Это ваша дама?
Глеб, Левка и Виктор одновременно обернулись и уставились на него. Лица у всех были одинаково непонимающие.
— Наша, а что? — откликнулся наконец Виктор. — Что вам от нее понадобилось?
— Мне понадобилось? — сердито переспросил секыорити. — Она в мужском туалете делала непристойные снимки! Подловила профессора Рамазанова-Кляппо без штанов и давай его фотографировать! Кстати, вы бы пленочку того… засветили.
— Еще чего! — отшила его Полина. — У меня на этой пленке ценные кадры.
— Полина! — потрясенно воскликнул Глеб. — Рамазанов-Кляппо — старый козел! — Охранник суетливо повертел головой и начал пятиться. — То есть я хотел сказать: он уважаемый человек, — поправился Глеб. — Только ужасно старый. У него там нечего фотографировать!
— Я сказала ему то же самое, — заметила Полина, плотно закрыв за охранником дверь. — Можешь не волноваться: твой Кляппо не произвел на меня впечатления, и я не сбегу с ним в Козельск, чтобы тайно обвенчаться.
Сообщив это, она проследовала в соседнюю комнату, гордо процокав каблучками.
— Да уж, Глеб, — пробормотал ей вслед Левка Емельянов. — Иметь младшую сестру — это все равно, что присматривать из окна многоэтажки за новенькой иномаркой без сигнализации.
* * *— Кажется, мне надо поправить макияж, — сказала Анжелика Перевалова, выворачиваясь из объятий доктора Соловейчика. Достала из сумочки пачку бумажных платков и, выдернув один, протянула ему, коротко пояснив:
— У вас помада.
Хмыкнув, доктор взял платок и, сделав рот буковкой "о", мягко обвел его по контуру. Анжелика смотрела на него, скрывая отвращение.
Соловейчик был невысоким упитанным человеком с большой выпуклой лысиной и вулканическим темпераментом. Считалось, что у него золотые руки. Пациентам, конечно, видней, но Анжелика ненавидела эти маленькие, вечно потные ладошки, которые при каждом удобном случае хватали ее за что ни попадя. Впрочем, доставалось не ей одной. Соловейчик третировал всех мало-мальски привлекательных сестер клиники. Вечерние дежурства становились пыткой, поскольку доктор — золотые руки нередко задерживался в кабинете допоздна и всегда находил повод для того, чтобы пустить их в дело.
Подмигнув Анжелике, повеселевший Соловейчик, насвистывая, отправился по своим делам. Не сдержавшись, она вытерла рот и пробормотала ему вслед:
— Гад.
Так бы и придушила его собственными руками. Анжелика закрыла глаза, представляя, как сдавила горло Соловейчика и как лезут на лоб его маленькие похотливые глазки. Язык вываливается изо рта, врач хрипит и падает на пол, корчась в предсмертной агонии. А она стоит рядом и смеется!
Слава богу, ее смена уже заканчивается. Соловейчик тем временем вошел в свой кабинет и, хлопнув ладонью по выключателю, замер на пороге. Растерянно моргнув пару раз, он пришел в себя и начальственным тоном спросил:
— Вы кто такой?
За его столом сидел мужчина с бесстрастным лицом, губы под пшеничными усами были сложены недоброжелательно. Он злился. В его намерения не входила встреча с доктором, но поскольку в документах он ничего стоящего не нашел, пришлось идти ва-банк.
— Владислав Григорьевич? — негромко спросил мужчина, не меняя позы.
На незнакомце был плащ, застегнутый на все пуговицы, холеные руки с отполированными ногтями лежали на столе.
— Да-а? — нараспев ответил Соловейчик, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не попятиться.
— Это я вам звонил. По поводу Виктора Астахова.
— Надеюсь, вы покажете мне какое-нибудь удостоверение? — спросил Соловейчик, шевельнувшись. — Профессиональная этика не позволяет врачам обсуждать дела клиентов по требованию э-э-э… гражданских лиц.
— Я понимаю, — сочувственно сказал незнакомец. — Покажу вам все, что захотите. Только сначала поговорим. Садитесь.
— О чем нам говорить? — Соловейчик торопливо опустился на крошечный диван, куда обычно усаживал посетителей, и принялся пощипывать кончик носа. — Что вы хотите знать?
— Все об операции Виктора Астахова. Кстати, когда вы впервые с ним встретились?
— Можно посмотреть его дело, — нервно предложил Соловейчик, махнув рукой в сторону стеллажа, снизу доверху уставленного папками.
— Я уже посмотрел. — Незнакомец небрежно толкнул папку, лежавшую рядом с его правой рукой. — Там полная дребедень. Липа.
— В каком смысле? — Лицо Соловейчика вытянулось. — Можно мне взглянуть?
Он уже потянулся за документами, но человек, сидящий за столом, сделал отрицательный жест, и врач непроизвольно отдернул руку.
— Вы прекрасно знаете, Владислав Григорьевич, что в ней находится.
— Ну да, знаю. Все сведения об операции плюс диск с компьютерной моделью. Зафиксированы произведенные изменения… Оплата по прейскуранту…
— Там сказано, что вы поправили Астахову нос и наложили пару швов на щеку.
— Ну, да. Я сам делал операцию. И считаю ее удачной.
— Еще бы. Сколько он вам заплатил?
— За операцию?
— За то, что вы изменили его внешность. И за молчание.
— Ничего не понимаю…
— Жаль, — нежно сказал человек с усами. — Если вы сейчас же мне все не расскажете, ваши денежки промотают наследники.
— Да что я должен рассказать? — взвизгнул Соловейчик, с ужасом наблюдая за тем, как незнакомец достает из кармана плаща перчатки и надевает их, аккуратно натягивая на пальцы. — Это была самая банальная операция. Парень попал в аварию…
— Ну да, ну да. — Следом за перчатками из кармана появился белоснежный носовой платок, которым усатый неторопливо и тщательно прошелся по всей поверхности стола. — Жаль, что нам не удалось найти общий язык.
— Что вы делаете? — одними губами спросил Соловейчик, не сводя расширенных глаз с рук человека в плаще.
— Я? Собираюсь вас убить, — просто ответил тот.
— Но за что?!
— Мне не хочется, чтобы вы кому-нибудь разболтали о том, что я интересовался Астаховым.
— Но я никому ничего не скажу. Клянусь!
А что, если я не верю клятвам?
* * *Возвратившись из дамской комнаты, Анжелика раскрыла сумочку и, достав зеркальце с губной помадой, принялась подкрашивать губы. В кабинете Соловейчика что-то упало, потом отодвинули стул. Девушка протянула руку и выключила лампу, затаившись в темноте. Пусть Соловейчик думает, что она улизнула, не попрощавшись. Ну, обругает ее нехорошими словами. А что еще он может сделать? Лучше уж услышать оскорбление, чем терпеть его так называемые шалости.
Она дождалась, пока затихнут шаги в коридоре и хлопнет входная дверь. Потом не удержалась и, резко вскочив, метнулась к окну. Из двери клиники вышел незнакомый мужчина в длинном темном плаще и, неторопливо оглядевшись, двинулся вдоль по улице. Одну руку он держал в кармане, в другой была светлая папка для бумаг. Дойдя до угла дома, он замедлил шаг и оглянулся на окна клиники. Потом свернула переулок и исчез из виду.
Анжелика на цыпочках вернулась на свое место и прислушалась. Из кабинета Соловейчика не доносилось ни звука. Тишина воцарилась вокруг мертвая. Интересно, что он там делает? Медитирует? Она неподвижно просидела пять минут, потом вышла в коридор и позвала:
— Владислав Григорьевич!
Света в кабинете Соловейчика не было. Странно. Тот тип в плаще вышел один, а доктор остался. Анжелика потянула дверь кабинета на себя, и та легко подалась.
— Владислав Григорьевич! — снова окликнула она, шаря по стене в поисках выключателя.
Странно, как он мог уйти, не заперев кабинет? Не просто странно, а невероятно. Когда свет зажегся, Анжелика ахнула и зажала рот двумя руками. Соловейчик никуда не уходил. Он лежал на полу с неестественно вывернутой шеей и стеклянными глазами глядел в потолок. Все было в точности так, как она представляла себе вот только что. Анжелика выскочила в коридор и, отняв руки от лица, судорожно, словно захлебываясь, вдохнула.
Человек в плаще! Это он был в кабинете хирурга. Потом он ушел, а Соловейчик уже больше не подавал признаков жизни. Выходит, она видела убийцу! Погасив свет и притаившись, она, по всей вероятности, спасла себе жизнь.
Дрожа всем телом, Анжелика метнулась в кабинет Соловейчика и, стараясь не глядеть на тело, выключила свет. Если убийца не успел далеко уйти, он может увидеть, что клиника освещена, вернется и прикончит свидетельницу. Оставаться в темном помещении один на один с мертвецом было страшно. Еще страшнее оказаться обнаруженной. Трепеща от ужаса, Анжелика мышкой проскочила к телефону в регистратуре и набрала «ноль два». Назвала адрес и кое-как выдавила из себя:
Здесь убийство. Приезжайте скорее.
* * *Полина улизнула из лаборатории, никому ничего не сказав. С поистине мужской беспечностью ученая троица продолжала заниматься своей дурацкой программой. Наверное, если бы возле института начали рваться гранаты, они даже не выглянули бы на улицу. Болваны.
Мысль о том, что Виктора могут убить, держала Полину в постоянном напряжении. Если он сам не может оценить опасность и защититься, это нужно сделать за него. Принять радикальные меры. Пока братец не запер ее где-нибудь.
Первым делом Полина отдала пленку в фотолабораторию. Ей нужны лица тех типов из «Жигулей», причем крупным планом. Сделав заказ, она решила ехать на кладбище. Сегодня хоронили Алену — это узнал Виктор, позвонив вчера ее родителям, — и Полина надеялась поговорить с кем-нибудь из ее подруг. Черт побери — у Виктора была девушка, и ее убили. Он страдает, а Полина ничем не может ему помочь!
Мужчины слепы и глухи — ни брат, ни Левка Емельянов, ни сам объект ее страсти даже не догадывались, что с двенадцати лет Полина без памяти влюблена в Виктора и даже замуж вышла ему назло. Он упорно считал ее не заслуживающей внимания пигалицей и если не сюсюкал, то подтрунивал над ней. В пику ему она выбрала самого взрослого из своих ухажеров и начала поговаривать о замужестве. Если бы под руку подвернулся какой-нибудь старик, она, безусловно, осчастливила бы именно его. Но Виктору было все равно.
Выйдя замуж, Полина дала себе слово перестать страдать. Ровно три с половиной года она избегала встреч с Виктором, втайне надеясь, что на него это произведет определенное впечатление. Не произвело. Полина уже решила, что счастья в жизни нет, как вдруг… Виктор обнаружился в шкафу на ее даче!
Именно в тот миг она поняла, что жизнь без него — вообще никакая не жизнь. Она должна его видеть! И она решила — хватит прятаться. Как ни странно, Виктор неожиданно стал относиться к ней совсем не так, как прежде. Возможно, именно потому, что они так долго не встречались. Он посмотрел на нее со стороны, совсем другими глазами. Неужели у нее наконец появился шанс?
Глеб категорически запретил Виктору появляться на похоронах Алены. Но тот, конечно, пришел. Из своего укрытия Полина наблюдала за тем, как он, спрятав лицо в поднятый воротник, стоит в стороне, держа букет цветками вниз.
Внимательно разглядывая присутствующих, Полина особое внимание уделяла всем молодым девушкам — ей необходимо вычислить подруг Алены. Если бы не Виктор, она просто подошла бы поближе и, задав несколько несложных вопросов, выяснила все, что нужно. Но в данной ситуации приходилось надеяться только на свою интуицию.
Именно интуиция толкнула ее догнать невысокую, но весьма эффектную брюнетку, которая, не стесняясь, плакала во время печальной церемонии.
— Простите, — сказала Полина. — Если я не ошибаюсь, вы дружили с Аленой?
— Да, дружила. — Брюнетка приостановилась на секунду, поглядела на Полину и медленно двинулась дальше, словно приглашая ее следовать за ней, — А вы кто? Как вас зовут?
— Полина.
— А я Наташа. Мы с Аленой вместе в институте учимся… учились. А вы?
— А я… Мы были не слишком близкими подругами. Мне поэтому неудобно подойти к ее родным. Да и, кроме того, такой момент, и тут я с вопросами…
— А что за вопросы? По поводу ее смерти я ничего не знаю. В тот день мы не виделись, меня и милиция об этом спрашивала.
— А по телефону вы разговаривали?
— По телефону — да. Мы даже условились встретиться: хотели вместе пойти в бар. Алена отыскала какое-то потрясное место с бильярдом, где можно познакомиться с шикарными парнями. По крайней мере, она так говорила. Но я пойти не смогла. Наверное, она одна пошла. А может, и нет.
Полина быстро оценила ситуацию и с интересом спросила:
— А что за бар?
— Я понятия не имею. Алена упомянула только, что он находится где-то в районе Нового Арбата.
— Ничего себе! — пробормотала Полина. — Могу себе представить тех шикарных парней.
— Алене нравились состоятельные личности, — простодушно заметила Наташа. — Она хотела звезду с неба.
Полина мельком оглянулась назад, туда, где остался Виктор. Черт побери! Неужели девчонка не понимала, что звезда — рядом с ней?
— Как бы мне отыскать этот бар? — в раздумье сказала она вслух. — Может быть, вспомните ну хоть что-нибудь?
— Алена говорила, — встрепенулась Наташа, — что там по стенам развешаны гипсовые маски. Знаете, как в театре: маска веселая — маска грустная.
«Уже что-то, — подумала Полина. — Где бы найти какого-нибудь любителя вечерних развлечений, который хорошо знаком с интерьером московские злачных мест?» Она поехала домой и села на телефон. Чуда не случилось — никто из знакомых ей не помог. Оставалось действовать методом тыка. Смывшись накануне из лаборатории, Полина оказалась на нелегальном положении — она скрывалась от Глеба, который наверняка сейчас рвал и метал. «Сам виноват, — подумала она. — Не послал бы Витю на мою дачу, я бы до сих пор ничего не знала».
Первым делом она отправилась в фотолабораторию за снимками. За срочность с нее содрали приличную сумму, зато фото получились отлично. Полина принялась рассматривать их, не отходя от кассы. Вот тот тип, что сидел за рулем. Совершенно обыкновенный! Среднего размера нос, средние глаза, нормальные губы — ничего выдающегося. На мизинце — перстень с темным камнем. У второго мужика, развалившегося на заднем сиденье, узкое, довольно смуглое лицо, раскосые глаза и короткие темные волосы.
На третьем снимке оказалась по-детски изумленная физиономия профессора Рамазанова-Кляппо, застигнутого на унитазе.
— Этот не считается, — пробормотала Полина и подложила к первым двум фотографию рыжего, которого она щелкнула в Соколовке. — Вот эти трое меня очень интересуют.
Если бы она держала связь с братом, то узнала бы, что ребята получили описание четвертого бандита. Рано утром Виктор позвонил в клинику пластической хирургии Соловейчику, но регистраторша, сдерживая ужас, сообщила, что доктор трагически погиб.
— Нужно выяснить все в подробностях! — заявил Емельянов. — Как могло так получиться: хирург торопится рассказать об интересующихся тобой личностях, и его в ту же ночь убивают! Вероятно, бандиты влезли в твою квартиру, прослушали автоответчик и решили от Соловейчика избавиться, чтобы языком не болтал.
— Но почему?! — воскликнул Виктор.
— Да уж, — заметил Глеб. — Что-то не похоже, что речь идет о деньгах, занятых у Казакова. Все очень странно.
— Надо точно узнать, что случилось с Соловейчиком, — рубанул воздух ладонью Левка.
— Но я сейчас… занят, — пробормотал Виктор, собиравшийся на похороны.
— Я сам поеду! — решил Левка. — Все разведаю и вечером доложу!
* * *Приехав в клинику, Левка на полную мощность включил свое обаяние и, брызжа им направо и налево, выведал у потрясенного произошедшим женского персонала все подробности.
— Какой ужас! — охотно восклицал он. — А ведь доктор Соловейчик меня настойчиво звал. Приезжайте, говорил, дорогой мой, я вам сделаю такое лицо, что сам Малахов задохнется от зависти! А тут вон что… Неужели никто ничего не видел?!
— Наша Анжелика видела, медсестра. Ее милиция допрашивала! — сообщила Левке молоденькая регистраторша. — Она дежурила вместе с Владиславом Григорьевичем. Ну, как дежурила? Бумаги разобрала, сидела в соседнем кабинете и мечтала. Свет выключила, поэтому убийца ее не заметил. А она его рассмотрела! Через окно.