Куриную лапшу с грибами ели молча. На закуску принесли семгу. Беньковский и Сысоев выпили под нее по три рюмки водки, но той доверительной атмосферы, которую желал Андрон Михайлович, не получалось. Сысоев был напряжен и ждал подвоха. Он уже высказался, что журналистов не любит. Но после осетрины на вертеле, лицо бывшего охранника вдруг подобрело:
– Поел по-человечески, и настроение совсем другое. Слава, – запоздало представился зам начальника гаража.
Мужчины познакомились и пожали друг другу руки.
– Ну, мужики, выкладывайте чего нужно. – Разрешил Сысоев.
«Журналисты» переглянулись.
– Вы помните Кадкова, который умер в больнице? – Начал Сергей.
– Вспомнил уже. Мне товарищ Злобин сказал по телефону, с чем вы в архив пришли. Много через нас уголовной сволочи прошло. Но напряг умишко и въехал. Склероза пока нет.
«Товарищ Злобин»… Как тому типу подходит его фамилия», – подумал Беньковский, вспомнив угрюмого архивариуса: – Скажите, Слава, кто нес охрану в ночь, когда умер Кадков?
– Я и нес. – Ухмыльнулся Сысоев: – Я знаю, что вас интересует. Но предупреждаю заранее, фамилий не получите.
– Каких фам… – Возник было Сергей, но получив под столом ботинком Беньковского по ноге, осекся.
– Хорошо, давайте без фамилий. – Улыбнулся Андрон Михайлович: – Но с фамилиями будет дороже.
– Не дороже башки. – Возразил Слава: – Значит, приехали под утро двое. Один остался возле меня, второй зашел.
– Сколько второй пробыл? – Напрягся Андрон Михайлович.
– Не могу сказать, я перед тем, кто со мной остался, навытяжку стоял, минута годом тянулась.
– Хорошо, фамилий можете не говорить, но чин назовите. Ведь это было ваше начальство. Тот кто вошел, подполковник?
– Смеетесь? – Оскалился бывший охранник.
– Почему смеюсь? – Притворился удивленным москвич.
– Полканов ночью к нам не пускают. Поднимай выше.
– Генерал?
– Уже теплее. Все, больше ни слова: – Сысоев налил себе полфужера водки и залпом выпил: – И имейте в виду, где выплывет, от всего откажусь.
– Не выплывет, – пообещал Беньковский и положил под фужер Сысоева сто долларов: – Спасибо, Слава, ты мне очень помог. А генерал Грыжин давно на пенсии и бояться его тебе нечего.
– А вы откуда знаете? – Вырвалось у бывшего охранника.
– А этого я тебе не скажу. Так что же генерал такого сделал, что Кадков копыта отбросил?
– Он ничего не делал. Только шептал ему что-то.
В полночь «Красной Стрелой» Андрон Михайлович выехал в Москву. В фирменном поезде имелось СВ, и путешественник мог спать без помех. Засыпая, он видел прекрасные темные глаза Нади Ерожиной и ее белокурые волосы. Один локон, остриженный парикмахершей Лизой, он незаметно подобрал и отдал ювелиру, чтобы тот упрятал его в золотой медальон. Этот медальон влюбленный шантажист днем носил в нагрудном кармане на сердце, а к ночи надевал на шею.
* * *Пока Андрон Михайлович путешествовал, Волков вызвал его на повторный допрос, но тот, естественно, не явился. Майор послал Маслова лично вручить повестку свидетелю и доставить того на Петровку. Маслов дома Беньковского не застал и позвонил в соседнюю квартиру. Медная табличка оповещала, что здесь живут Волгины. Открыла седенькая старушка в длинном плюшевом халате.
– Я из милиции, мне нужен ваш сосед. Вы не знаете, куда он делся?
– Андрон Михайлович на несколько дней убыл из Москвы по делам. – Ответила старушка.
– Катенька, кто там. – Дребезжащим голосом поинтересовались из глубин квартиры. И через некоторое время над головой старушки возник высокий сухопарый дед.
– Тут молодой человек из милиции интересуется нашим соседом.
– Зачем Андрон Михайлович вам понадобился? Это глубоко порядочный человек. – Строго спросил сухопарый дед.
– Это мой супруг Владлен Александрович. – Представила старушка мужа: – А я Вера Александровна. Вы не подумайте, мы не брат и сестра. Просто у нас обоих отцов назвали в честь великого поэта.
– Очень приятно. А Беньковский нас интересует как свидетель. – Успокоил стариков Маслов.
– А вы заходите, молодой человек: – Пригласил Владлен Александрович капитана. Коля вошел в квартиру и почувствовал запах ванили, валериановых капель и борща.
– Вы уж нас извините, Владлен сегодня борщ затеял. В нашей семье он главный кулинар.
– Верочка, ты занимай гостя, а я на кухню. – Улыбнулся старик и лицо его засветилось.
– Муж любит готовить. – Ласково похвалила супруга старушка.
– Я понял, что вы соседом довольны. – Вернул Коля разговор в нужное русло.
– Да, он хороший, воспитанный мужчина. Вот только одно нам с Владленом в нем не нравится… – Старушка залилась румянцем и замолчала.
– Я не намерен рассказывать гражданину Беньковскому о нашей беседе. Не стесняйтесь. – Ободрил он Волгину.
– Ох, как бы вам сказать… Продолжала мяться Вера Александровна.
– Так и скажите, что вам не нравиться в этом хорошем, воспитанном мужчине. – Улыбнулся капитан.
– Уж очень женщин любит. Хоть бы женился… Дамы к нему красивые ходят, молодые, а он носом вертит. Мы уж думали, остановился. Тут одна красотка к нему со своим ключом заявилась. Раньше такого никогда не было. Но нет, больше ее не видно…
Маслов приехал в управление и доложил Волкову о своей беседе.
– Бери фото Хромовой и дуй к этим старикам. Вдруг, опознают. Если повезет, постарайся выжать из них время ее визита поточнее. – Приказал майор. Маслов поручение выполнил, и ему повезло. Вера Александровна вдову сразу узнала.
– Я выходила в магазин и очень хорошо ее рассмотрела. Красивая женщина. Я ее и раньше видела, но всегда вместе с Андроном Михайловичем. А тут она сама, так по-хозяйски дверь отперла и вошла… Я и подумала, что у нас появилась новая соседка. Порадовалась за Андрона Михайловича. В его возрасте, холостым жить дурно…
Выплыл очень любопытный факт. Хромова открывала дверь Андрона Михайловича в день самоубийства мужа. Вдова снова наврала. Ни в какой пансионат она не ездила. Что она делала в квартире любовника без любовника?
Начальник отдела по раскрытию убийств Петр Григорьевич Ерожин формально имел полное право закрыть дело Хромова. Отсутствие вдовы в квартире во время происшествия подтвердили охранники пансионата на Клязьме. Медицинское заключение допускало возможность самоубийства. Но Волков доложил ему случайно добытую Масловым информацию, они пересмотрели документы дела, еще раз прослушали записи допросов, и подполковник решил расследование продолжать. Тогда он и командировал Михеева на Клязьму. Тот дождался, когда Павел Захарович Пригожев покинет пансионат и Ерожин запустил туда, под видом пожарников, своих ребят. Те провели в номере скрытый обыск, но ничего не нашли. Скорей всего, Павел Захарович свои дела держал в компьютере, но забраться в компьютер милиционеры не успели. Единственно, что им удалось, это сфотографировать настольный календарь постояльца. В календаре, чуть ли не на каждой странице пестрели записи сделанные шариковой ручкой, фломастером и карандашом. Это были и номера телефонов, и фамилии людей, и адреса фирм. Всю писанину надо было изучить и просеять. Возможно, там и содержалось что либо относящиеся к делу, а возможно и нет.
На следующее утро Ерожин вызвал майора:
– Знаешь, что, Волков, давай копнем прошлое Хромова. Езжай на его фирму, поговори с людьми, найди друзей. Надо побольше о нем узнать. Мне кажется, ключик этого дела в прошлом мужика. – Заключил Ерожин.
– А что делать с вдовой? – Спросил Тимофей.
– Пока пусть гуляет. Соберем сведения о Хромове, расшифруем записи в календаре, тогда и поглядим… Лиличка, дама не простая, и ее голыми руками не возьмешь.
– Но мы можем прижать ее свидетелями. Старушка Волгина подтвердит факт прихода Хромовой в квартиру.
– Ну и что? Она опять наврет, и мы утремся. Нет, вдовушку оставим на закуску…
Тимофей кивнул и поехал на фирму самоубийцы.
* * *Надя старалась не думать о Беньковском, злилась на себя, что страшноватый поклонник занимает ее мысли, но поделать с собой ничего не могла. Один раз она даже остановилась у телефона автомата с жгучим желанием позвонить Андрону Михайловичу, но в последний момент взяла себя в руки и пошла дальше. Розы Беньковского, что стояли на подоконнике в гостиной, так и не завяли. Через неделю Надя потрогала цветы и поняла, что они высохли, но вид сохранили свежий. Она выбросила букет и отметила, что Ерожин, придя вечером домой, с удовлетворением это отметил. Второй букет, что она отдала маме, завял сразу. Надя навестила родителей на другой день и заметила, что бутоны поникли, так и не распустившись. «Обиделись на меня за него.» Прошептала она и грустно улыбнулась. Разговора с мужем о новом знакомом Надя больше не заводила, но по взглядам, голосу и другим, только женщинам понятным, мелочам она чувствовала, что Петр о Беньковском помнит. Помнит, хотя и не знает кто он такой. Фамилию Андрона Михайловича Надя не назвала. «Почему я хожу как побитая собака? Перед Петром я ничем не провинилась, а смотреть в глаза ему стыдно.»
Наконец она приняла решение: – «Возьму детей и поеду к папе Алеше в Самару.»
Когда Ерожин вернулся с работы, она ему об этом сообщила. Желание супруги, Петр Григорьевич воспринял внешне спокойно:
– Конечно, Надюх, езжай. Я все равно на работе до ночи. Проветришься, и осень там потеплее нашей.
– А ты не обидишься? – Виновато глядя в стальные глаза мужа, спросила Надя.
– Нет, я все понимаю…
– Что ты понимаешь? – Встревожилась она.
– Понимаю, что тебе хочется сменить обстановку.
– Я по папе соскучилась… – Произнесла Надя тихим умоляющим тоном. Это было почти правдой, потому, что решение молодой женщины объяснялось не только желанием повидать кровного отца, но еще и необходимостью хоть кому-то поведать о своем душевном состоянии. Единственный человек на свете с которым она могла говорить откровенно на такую тем был Алексей Ростоцкий.
Утром Ерожин отвез жену с детьми в аэропорт.
– Я не надолго… – Сказала она на прощанье.
– Живи сколько захочешь. – Ответил Петр и нежно ее поцеловал.
Самолет набрал высоту, дети уснули, а Надя сидела, прикрыв глаза и ругала себя: «Господи, какая я гадина. Петр все понял. Что же я делаю?» Она стала вспоминать, как познакомилась с Ерожиным. Это произошло на свадьбе сестры. Вера Аксенова выходила замуж за своего Севу. Свадьбу праздновали в ресторане на Новом Арбате. Тогда Ерожин подошел к ней и пригласил танцевать. Он был белобрысый, как и сейчас, стриженный бобриком. «Мы с вами одной масти.» Были его первые слова. Надя любила Киплинга и помнила пароль джунглей «Мы с тобой одной крови». Это ее тронуло, и она, отказывающая перед этим другим кавалерам, встала и вышла с Ерожиным в центр зала. Они протанцевали один раз, и Надя влюбилась. Больше в тот вечер Петр ее не приглашал. Надя тщетно искала глазами его белобрысый бобрик, но Петра нигде не было. Затем произошли страшные события с покушениями на друзей папы. Бандиты убили генерала Харина, ранили банкира Смолянского. Ерожин спас отца, на которого тоже была устроена засада, и получил две пули в грудь. Это Надя узнала случайно и бросилась в больницу. Так начался их бурный роман.
– Наш самолет совершает рейс Москва Самара. Полет проходит на высоте две тысячи метров. Скорость восемьсот пятьдесят километров в час. Температура за бортом минус тридцать семь градусов. Сейчас мы пролетаем над Тамбовом. – Сообщала по радио стюардесса, но Ерожина не слышала, она продолжала думать о своем.
Надя росла тройняшкой в семье Аксеновых. Она мало походила на сестер Веру и Любу, которые имели удивительное сходство. Но Надя не придавала значение своей внешности, столь отличной от сестер. Она была блондинкой с темными карими глазами. А Люба и Вера рыжие и зеленоглазые. В тот год она узнала правду. В Самаркандском родильном доме ее подменили. Она дочь Вахида Ибрагимова и Райхон. Первая жена Вахида, Шура Ильина работала акушеркой в род доме и отомстила бывшему мужу, подложив ему аксеновскую дочку. А Фатима, настоящая дочь Аксенова, выросла в Узбекистане преступницей. Она решила вернуться в семью Аксеновых жутким путем, сперва убила жениха Любы, а потом пыталась сыграть жену Севы, Веру. Фатима погибла в перестрелке. Но перед этим успела подложить Наде записку, где сообщила имя Шуры и ее самарский адрес.
Надя очень переживала, что заняла в семье чужое место. Она поехала к Шуре, сама не зная зачем. Она должна была увидеть женщину, совершившую подмену новорожденных, и посмотреть ей в глаза. Но, Шура узнав кто перед ней, упала на колени, стала молить о прощении. Бывшая акушерка не отпускала Надю, упрашивая побыть с ней хоть пару дней. Шуре нужно было выговориться. Слишком тяжелый крест несла она по жизни. Потом приехал Алексей Ростоцкий, муж Шуры. Надя прогостила в их доме несколько недель и очень привязалась к Ростоцкому. Она тогда не знала, что Алеша ее кровный папа. Но незнакомый мужчина сразу стал ей настолько близок, что она могла рассказать ему о своей любви к Ерожину. Уже потом, именно, Петр докопался, что Алексей Ростоцкий ее настоящий отец. И теперь она летела к отцу, чтобы сообщить, что в ее жизни появился другой мужчина….
Самолет совершил посадку. Надя разбудила детей и вывела их на трап. Алексей бежал им навстречу. Ростоцкий был счастлив. Он целовал внуков, обнимал Надю и смеялся. Смеялся без особой причины, как могут смеяться только счастливые люди. Наде сразу стало хорошо и спокойно. Алексей донес ребят до машины, поставил на асфальт и, отомкнув дверцы, воскликнул: – Господи, как я рад, что ты приехала!
– Папа Алеша, а я как рада, что тебе вижу. – Вырвалось у дочери.
Алексей посмотрел на нее внимательно и сразу посерьезнел:
Надька, у тебя что-то случилось?
– Да нет… Так… Давай не сейчас…
– Ладно, не сейчас. – Согласился Ростоцкий: – Вы вовремя. Яблок тьма, груши сливы. Отлопаетесь витаминами на всю зиму. Я машину для изготовления соков завел. Пейте хоть ведрами.
Шура ждала у заваленного яствами стола. К открытым настежь окнам тянулись яблоневые ветки увешанные плодами.
– Как у вас еще тепло, а в Москве того гляди снег пойдет.
– Вот и продлишь себе лето, Наденька. – Улыбнулась Шура. Она тоже была рада. Рада за Алексея, который молодел при виде дочки. Рада побыть с малышами, которых в тайне считала своими внуками. После обильного завтрака Шура заняла детей, а Надя с Ростоцким спустились к Волге.
– Ты хотела со мной поговорить? Вываливай, что у тебя случилось. Я же волнуюсь.
Надя готовилась все выложить Алексею про Беньковского. Но вместо этого заговорила совсем о другом.
– Я про свою родную маму ничего не знаю. Меня вырастили Аксеновы. Ивана Вячеславовича и Елену Николаевну я почитаю за родителей. Скажи, правда, моя настоящая мама была распутной женщиной?
– Зачем тебе это, дочка? – Удивился Ростоцкий.
– Я хочу знать какие у меня гены. – Виновато улыбнулась Надя: – Говорят, наследственность может проявиться у человека в любой момент.
– Брось, девочка. Ты вовсе не похоже на Райхон. Даже внешне у тебя от нее одни глаза. Ты же блондинка, вся в меня.
– Ну а все же… Расскажи про маму. Как вы познакомились? Она изменяла с тобой законному мужу?
– Я не думал, что Райхон замужем. Я полюбил ее и надеялся, что мы поженимся. Потом случайно выяснил, что она не свободна, и уехал из Азии. Мне в голову не пришло, что от нашей связи на свет появится ребенок.
– Это ты про меня?
– Да, про тебя. И если бы не Петр, я ему по гроб жизни благодарен, я бы и никогда не узнал, что ты моя дочь. Даже когда Шура мне рассказала, как своими руками подменила ребенка Вахида, мне в голову не могло придти, будто речь идет о моей дочери. Так что, поцелуй за меня своего подполковника.
– Хорошо, поцелую. Но про маму ты мне так ничего и не сказал.
– Мне тяжело ее вспоминать. Райхон нет в живых, и пусть Аллах примет ее душу с миром. Для мусульманки измена мужу большой грех.
– Моя мама грешница… – Вздохнула Надя.
– Да, Райхон была не слишком нравственной особой, но не тебе ее судить…
– Я ее и не сужу. Я боюсь… – Прошептала молодая женщина.
– Чего ты боишься, дурочка?
– Боюсь, что ее кровь проявится и во мне.
– Ты никогда не будешь такой. Да и муж у тебя замечательный. Хватит говорить глупости. Давай лучше прокачу тебя по Волге. На днях, я купил себе новый катер.
– В другой раз. Сейчас вернемся к детям. Неудобно заставлять Шуру так долго ими заниматься. – Надя взяла Алексея под руку: – Спасибо тебе, папа Алеша.
– За что?
– За то, что ты есть. – Ответила Надя и улыбнулась. Она вспомнила, эти слова ей когда-то сказал в больнице раненый Ерожин. Сказал в первый раз, когда она его навестила. Вместо прощания он произнес спасибо, а она спросила за что…
* * *Беньковский вернулся в Москву весьма довольный собой. Он принял душ и стал соображать, под каким предлогом позвонить Наде. Перспектива знакомиться с ее мужем его не прельщала. Но днем в будний день начальника отдела с Петровки дома не застанешь. Он набрал номер, надеясь по ходу разговора с Надей что-нибудь выдумать.
– Нади нет, она уехала. – Ответил грудной женский голос.
– А с кем я говорю? – Пропел Андрон Михайлович: – Звоня людям домой, я обычно здороваюсь с их близкими. Но кроме Петра Григорьевича и Вани с Леной, в этой квартире я застать никого не ожидал.
– Это говорит Люба, сестра Нади. – Ответили в трубке: – Я захожу сюда днем, чтобы навести порядок. Петр живет холостяком, и Надя мне его перепоручила.
– Очень трогательно, Любочка. Куда же уехала ваша сестричка и когда обещала быть?
– Она уехала к папе Алеше в Самару. А когда вернется, не сказала. А вы кто?
– Спасибо, Любочка. – Поблагодарил Беньковский и, сделав вид, что не расслышал вопроса, положил трубку. Не успел он отойти от телефона, раздался звонок.
– Андрон, здравствуйте. – Беньковский узнал голос Светланы.
– Добрый день, Светланочка. Только сейчас о вас думал. – Соврал он: – Где вы есть?