– В общем, да, – кивнула я.
– Сейчас у меня три бригады пашут, – восклицала Линда, открывая битую «четверку» с погнутым багажником на крыше, – а я между ними мотаюсь, одна на всех: и прораб, и дизайнер, и палач рабочим, и психотерапевт хозяевам! Одна нога там, другая здесь, только третьей конечности не хватает, да еще четвертую бригаду собираю, а ты раскладушку пролеживала за так, некуда было плиточника положить, я чуть не упустила его, спасибо, Ахмет на пол переехал, он не проблемный, всегда уступить готов. Плиточник этот прям короля из себя корчит…
– Я-то тебе никак пригодиться не могу, швеей наняться хочу!
– Она мне и нужна! – возбужденно воскликнула Линда, выруливая на проспект. – Слушай условия. Поскольку ты Васькина родственница, то жить станешь за полцены. Место на выбор, в большой комнате, у окна, но там еще три бабы кантуются, или в чулане, в нем темно, зато только одна софа влезла, хоть тресни, вторую не впереть!
– Лучше в кладовке, – быстро решила я.
– Мне все равно, – кивнула Линда, – я плачу по завершении работы, вычитаю за жилье и жратву, остальное твое.
Я кивнула.
– Хорошо.
– Вот и поладили! – воскликнула Линда. – Мне тебя сам бог послал, хотела ведь выгнать, когда поняла, что ты заразу принесла, а потом Васька про швею рассказал. Валька, св… Кинула меня, удрапала, деньги у хозяев сама взяла, гадина. Во, приехали! К Самсоновым!
Вклиниться в поток речи Линды было практически невозможно, пока мы шли к квартире заказчиков, я успела узнать, что ремонт на этом объекте закончен, остались некоторые мелочи. Наглая Линда, абсолютно не стесняясь, представлялась хозяевам архитектором-дизайнером и смело бралась за окончательную отделку помещения. Она покупала мебель, ковры, шила занавески. Вот с последними в этой квартире вышла незадача. У Линды работала швея, молчаливая Валечка, ловко управлявшаяся с шелком, парчой и велюром. Линда предполагала отправить ее к Самсоновым, в апартаментах которых завершились работы, «дизайнер» поджидала, пока рукастая Валечка сошьет портьеры на окна в коттедже на Рязанском шоссе, но неожиданно скромная швея выкинула фортель. Воспользовалась тем, что Линда перестала наезжать каждый день в коттедж, сляпала драпировки не к понедельнику, а намного раньше, еще в субботу, и, взяв у хозяйки гонорар, смылась домой. Линда обозлилась до крайности. Крыса Валечка прихватила не только свои кровные, но и процент, положенный «дизайнерше». А еще она поставила Линду в безвыходное положение. Рита Самсонова хотела праздновать Новый год в обновленной квартире, но без занавесок окна смотрелись голыми, и Маргарита пригрозила Линде:
– Не повесишь до десятого января портьеры – не отдам деньги за отделку, сама виновата, поставила меня в дурацкое положение.
Линда заметалась вспугнутой кошкой, но найти драпировщицу не такое легкое дело. Конечно, можно обратиться в одну из многочисленных фирм, коих нынче словно грибов после дождя развелось, но Линда хочет побольше заработать сама, а не отдавать деньги на сторону. Когда положение стало казаться безвыходным, неожиданно появилась сестра Васи, швея!
– Я думала, ты один денек после болезни слабая будешь, – вещала Линда, таща меня на пятый этаж дома из светлого кирпича, – вот и поехала с утра по объектам. Возвращаюсь к обеду, матерь божья, учапала швейка. Ну и здоровье у тебя, ломовое. Неужели нормально себя чувствуешь?
– Просто прекрасно, – честно ответила я, – может, и не грипп у меня был, просто от стресса в спячку впала.
– Чего же тебя из колеи вышибло? – поинтересовалась Линда, нажимая на звонок.
– С мужем разошлась.
– Он от тебя ушел или наоборот?
– Сам решение принял расстаться, – честно призналась я.
– Нашла из-за чего переживать, – фыркнула Линда, – у меня Вася чудить боится, знает, что мигом по башке сковородкой получит. Имей в виду, мужика бить надо каждый день, даже если он ничего плохого не сделал, для профилактики. Я очень хорошо понимаю, коли Васька гадостей не навалял, значит, он о них думает, замышляет плохое. Здрассти, Маргарита, вот, как и обещала, занавесочки приехали.
Последняя фраза относилась уже не ко мне, а к хозяйке помещения, дородной тетке лет пятидесяти, облаченной в атласный халат.
– Наконец-то, – хмуро ответила та, – а ну, входите.
Я шагнула в просторный зал, служивший в этой квартире гостиной, и ощутила легкую дурноту. Стены тут были оклеены ярко-бордовыми обоями с орнаментом из золотых листьев, с потолка свисала люстра, похожая на миску с сильно взбитой пеной. Потом, приглядевшись, я сообразила, что это не скопище пузырьков, а клубок тонких, светящихся волосинок. Из мебели были белый кожаный диван на золотых лапах, стеклянный журнальный столик и некое подобие буфета с медальонами из начищенного желтого металла, три торшера в виде колонн, огромный телевизор, секретер и еще куча всяких этажерок, в углу маячил бюст, неудачно имитирующий скульптуру, отрытую археологами.
– Красиво, да? – с жаром воскликнула Линда. – Апартаменты решены в стиле «Античная Греция», а чтобы все поняли идею, я поставила в угол фигуру Нерона!
– Но он великий император-тиран, велевший убить свою мать Агриппину, самодеятельный певец и хитрый властитель правил Римом, к Греции он не имел никакого отношения, – выпалила я.
Линда быстро наступила мне на ногу и, увидев, что я захлопнула рот, повернулась к хозяйке.
– Маргариточка, где швея устроиться может?
– Ленка, – заорала Рита, – эй, недотепа, поди сюда! Опять телевизор смотрит, ну сейчас ей мало не покажется.
Возмущенно сопя, хозяйка ушла.
– Слишком ты умная, – воскликнула Линда, – кто тебя за язык тянет! Греция, Рим, какая, на фиг, разница! Клиентка счастлива, и ау! Помалкивай больше, целей будешь. Кстати, где твои инструменты?
– Какие? – удивилась я.
– Ножницы, иголки, швейная машинка…
– А… на вокзале оставила, в камере хранения, – мигом сориентировалась я, – не знала ведь, пустит меня Вася к себе или выгонит, зачем тяжести таскать?
– Понятно, – кивнула Линда, – на Валькиной поработаешь, она свои причиндалы бросила, утекла с бабками, попросила хозяев машинку пока припрятать, только я ее арестовала и сюда перевезла. В общем, начинай!
– Что?
Линда покачала головой:
– Сразу видно: родня вы с Васей, оба полудурки. Занавески шить! Ща тебе место освободят, давай, убогая!
Я заморгала. В принципе, я не боюсь никакой работы, те, кто не первый раз встречается со мной, хорошо знают, что, прежде чем стать писательницей Ариной Виоловой, госпожа Виола Тараканова перепробовала кучу профессий: бегала с ведром и тряпкой, моя полы и лестницы, преподавала детям немецкий язык, служила репортером в журнале.
Я считаю, что любой труд почетен, если работаешь честно, но вот шить не умею совсем. В школьные годы в моем дневнике среди сплошных пятерок имелась лишь одна тройка, по рукоделию. Все другие девочки в конце концов научились мастерить фартук, нарукавники, ночную сорочку и юбку в складку, я же постоянно кололась иголками и путалась в нитках, даже пришить пуговицу для меня невыполнимая задача, ну какого черта мне в голову пришла гениальная идея назваться портнихой. Хуже только было представиться парикмахером!
Пока я пыталась справиться с ужасом, Линда развила кипучую деятельность. В комнату притащили два рулона ткани, машинку, ножницы, коробку с иголками и нитками.
– Кроить можно на полу, – разрешила Маргарита, – и имей в виду, домой не уйдешь, пока не сошьешь шторы на это окно, мне надоело голое стекло видеть.
– Не сомневайтесь, – заверила ее Линда, – до утра просидит, а работу выполнит. Эй, Ольга! Ау, не слышишь?
– Да, – спохватилась я, вспомнив, что мое имя Оля.
– Дверь я запру, – деловито пообещала Линда, – захочешь в туалет, позовешь хозяйку.
Не успела я издать и звука, как створка захлопнулась, в скважине заворочался ключ. Госпожа Тараканова осталась наедине с кусками материи.
Глава 11
Первой моей эмоцией был ужас. Мама родная, что делать? Честно признаться в неумении шить невозможно, Линда с позором выгонит меня вон, и куда идти? Потом, слегка успокоившись, я вспомнила мачеху Раису и часто произносимую ею поговорку: «Глаза боятся, а руки делают» – и приступила к работе.
Ну и ничего особенного, сейчас отмерю нужную длину, отрежу необходимое количество материала, пришью колечки, и все, нечего бояться.
Рулонов с тканями оказалось два, один большой: парча золотого цвета, другой маленький: ярко-бордовый шелк. Наверное, первая ткань предназначалась для основных полотнищ, а вторая на отделку.
Насвистывая, я отмотала ленту парчи и решила определить высоту потолка. Схватила сантиметр, влезла на стремянку и приложила край измерительной тесьмы к потолку, второй конец повис в воздухе, не доставая до пола.
Отругав себя за несообразительность, я слезла с лестницы, придвинула ее к стене и повторила операцию, приметила место, где заканчивался сантиметр, и потом, сойдя вниз, закончила процедуру, получилось ровно три метра. Страшно довольная собой, я размотала рулон до конца и стала мерить ткань, ее получилось, на мой взгляд, слишком много, следовало отрезать всего два полотна, ну зачем хозяйка купила такое количество парчи? Внезапно в голову пришло понимание: драпировки должны ниспадать красивыми складками, вот для чего «лишние» метры.
Насвистывая, я отмотала ленту парчи и решила определить высоту потолка. Схватила сантиметр, влезла на стремянку и приложила край измерительной тесьмы к потолку, второй конец повис в воздухе, не доставая до пола.
Отругав себя за несообразительность, я слезла с лестницы, придвинула ее к стене и повторила операцию, приметила место, где заканчивался сантиметр, и потом, сойдя вниз, закончила процедуру, получилось ровно три метра. Страшно довольная собой, я размотала рулон до конца и стала мерить ткань, ее получилось, на мой взгляд, слишком много, следовало отрезать всего два полотна, ну зачем хозяйка купила такое количество парчи? Внезапно в голову пришло понимание: драпировки должны ниспадать красивыми складками, вот для чего «лишние» метры.
Восхищенная собственным умом, я придавила материю стульями и мигом раскромсала ее на две половинки. Кто сказал, что создавать занавески непосильный труд, чик, брык – и готово. Теперь осталась сущая ерунда, пришить колечки, мне даже не понадобится швейная машинка!
Следующий час я пыталась приляпать колечки к противно колючей ткани. Описать мои мучения невозможно. Ну скажите, кому пришло в голову, что ушко у иголки должно быть размером с маковое зерно! И как в него впихнуть нитку? Я решила слегка облегчить себе жизнь, отмотала длинную-предлинную нить, внезапно весьма ловко продела ее в иглу, принялась притачивать очередное кольцо и запуталась. Не скрою, именно в этот момент я чуть не зарыдала от злости, но тут вдруг глаза заприметили на подоконнике коробку скрепок.
Радостное возбуждение охватило меня, в глубоком детстве я, украшая елку, подвешивала игрушки на скрепки, разгибала их, но не до конца, с одной стороны цепляла шарик, а вторую использовала вместо крючка. Кто мне мешает поступить точно так же с колечками?
Напевая от радости, я за пятнадцать минут справилась с нудным делом, потом в ажиотаже взлетела на стремянку, в мгновение ока повесила драпировки, слезла вниз и отошла в сторону, чтобы оценить результат. В принципе, отлично, вот только с длиной получилась промашка, отчего-то занавеска лежала на ковре. Слегка поудивлявшись, я сообразила, где допустила ошибку. Мерила высоту прямо от потолка, но ведь карниз-то повешен ниже!
Ругая себя за глупость, я схватила ножницы и быстренько укоротила одно полотно, потом проделала ту же операцию с другим и вновь отошла к противоположной стене, дабы оценить свои усилия. Просто классно, но левая драпировка короче правой. Нечего расстраиваться, следует взяться за ножницы. Отлично! Однако теперь получилось наоборот. Я снова пощелкала ножницами, а теперь как? Снова неровно. Вспотев, я без конца орудовала лезвиями и остановилась только тогда, когда край несчастной занавески приблизился к середине батареи. Дальше ровнять полотнища было нельзя, иначе они закончатся у подоконника. Ну и пусть слегка кривовато, многие люди и не замечают подобной ерунды, вполне даже ничего, одно некрасиво: из края торчат в разные стороны нитки. Сейчас очень осторожно, не трогая ткань, уберу их.
Но не тут-то было, на месте срезанных ниток откуда ни возьмись появились новые.
И тут в голове возник голос преподавательницы по труду, Тамары Федоровны:
– Тараканова, ну что за гадость ты сшила! Подол у юбки подрубить надо, загнуть и подшить, а не оставлять росомахой болтаться.
Молния озарения пронзила мозг, так вот почему тут стоит машинка. Теперь нужно снять парчу и подшить ей подол, вернее, нижний край.
Абсолютно непосильная для меня задача, потому что я не способна включить агрегат, вот уж здесь никогда не сумею вдеть нитку в иголку. В памяти вновь заворочались осколки школьных знаний, вот Тамара Федоровна вещает, тыча указкой в допотопное изделие советской промышленности:
– Девочки, запомните, катушка ставится на штырек, потом нить проходит сквозь колечко вверху, продевается в регулятор, цепляется за…
Фонтан знаний иссяк, наверное, в этот момент пятиклассница Тараканова мирно заснула или принялась читать под партой очередной роман Жюля Верна, так и не узнав никогда, куда следует вдевать нить, чтобы начать строчить на машинке.
И что прикажете делать? Зарыдать от отчаянья? Ну, это всегда успеется…
Я заметила на том же подоконнике большой степлер. Взвизгнув от радости, я схватила его и ринулась к несчастным драпировкам. Меньше чем за пятнадцать минут проблема оказалась решенной.
Ощущая себя путешественником, который в одиночку, в плавках и ластах добрался до Северного полюса, я обозрела «наряд» для окна и спокойно отметила: в целом вышло недурно, колечки на месте, нитки снизу не торчат и обе половинки одинаковой, ладно, почти одинаковой длины. Но теперь во всей красе встала новая, на этот раз, похоже, совершенно неразрешимая задача – парча заканчивается на уровне верхнего края батареи, она слишком короткая, и длиннее ее не сделать никак.
Я было снова приуныла, но потом стряхнула с себя печаль, столько трудностей преодолела благополучно, неужели споткнусь о ерунду? Между прочим, в моем распоряжении имеется еще рулон шелка. Хозяйка явно намеревалась сделать из него ламбрекен. На мой взгляд, это просто лишний пылесборник, но кое-кто в восторге. И вообще, желание клиента закон! Шелка много, его с лихвой хватит на ламбрекен и на удлинение основной части.
Ровно час понадобился мне, чтобы сделать из окна конфетку. По истечении этого срока я снова обозрела «пейзаж» и пришла в восторг. Занавески из парчи ниспадают складками, сверху ламбрекен из шелка, он же прикреплен при помощи степлера внизу. Длина нормальная, вид восхитительный, можно звать хозяйку, вот только нужно аккуратно собрать обрезки и спрятать степлер со скрепками.
– Мяу, – раздалось за спиной.
Я обернулась, из-под дивана вылезла симпатичная белая кошечка.
– Мяу, – повторила она, – мяу.
– Тебе нравится? – улыбнулась я и наклонилась, чтобы погладить Мурку.
Обычно животные не шарахаются от меня, понимая, что ничего дурного я им не сделаю, но эта киска оказалась чрезмерно нервной.
Пугливо вздрогнув, она вскочила на стол.
– Эй, уходи, – велела я, – нельзя безобразничать.
Кошка зашипела и перелетела на сервант, скинув по дороге железный подсвечник. Жуткая вещица, позолоченная, как и все предметы интерьера комнаты, с громким звоном покатилась по полу. Звук испугал животное еще больше, оно резко присело, прижало уши к голове, затем, легко оттолкнувшись всеми лапами, прыгнуло на занавеску и вцепилось в шелк.
– Стой! – завопила я.
Киса свалилась с драпировки, пытаясь удержаться, она выпустила когти и изодрала часть ламбрекена в клочья. Вот теперь мне стало по-настоящему плохо, ткани-то больше нет.
– Оля, – постучала в дверь хозяйка, – все хорошо?
Я хотела бодро воскликнуть: «Да», но язык прилип к гортани. Мерзкая кошка, услыхав голос хозяйки, распласталась камбалой и юркнула под сервант. Эвакуацию она проделала молча, испарилась так, словно ее и не было.
В скважине заворочался ключ, поняв, что Маргарита сейчас войдет сюда и вспыхнет вселенский скандал, я попыталась кое-как исправить положение. Пока хозяйка открывала дверь, я успела вскочить на лестницу, замотать кое-как за карниз кусок изуродованного шелка и снова очутиться на полу.
– Что у вас случилось? – озабоченно спросила Маргарита. – Отчего шум стоит, вы с лестницы упали?
– Нет, – заулыбалась я, – подсвечник свалила, уж извините.
– Ерунда, – отмахнулась Рита, – железка не стеклянная. Долго вам еще работать?
– Все уже!
– Да ну! – обрадованно восхитилась Маргарита и стала приглядываться к занавескам.
Я внимательно следила за ее медленно вытягивающимся лицом и, когда щеки Риты стали краснеть, перепугалась окончательно, но тут на пороге появилась Линда и быстро поинтересовалась:
– Нравится? Это называется… э… «Рассвет в Греции».
– Ага, – растерянно кивнула Рита.
– Понимаете, можно было просто повесить занавеси, ну такие, самые обычные, – жестикулировала Линда, – без затей, мещанский вариант: две тряпочки и ламбрекен. Но вы, похоже, женщина с утонченным вкусом, в вашей гостиной подобный ляп неуместен.
– А-а-а, – протянула Рита.
Поняв, что хозяйка пока не собирается бить меня, я расслабилась, а Линда, очевидно, ощутила прилив вдохновения, потому что затараторила со скоростью взбесившейся кофемолки:
– Идея оформления окна проста: победа дня над ночью или, если хотите, возьмем шире, торжество света над тьмой. Видите парчу?
– Ну…
– Это Солнце, а шелк олицетворяет тучи. Ясный луч поднимается из тьмы и вновь уходит в нее, это яркий философский текст, попытка объяснить окружающим: жизнь полосатая, она состоит из чередования добра и зла. Вы ведь такую идею выразили, объясняя мне свое виденье оформления окна?
– Я? – вздрогнула Рита.
– Ну да, я еще подумала, наконец-то встретился клиент, который готов к пониманию сути вещей, а не желает просто обвеситься тряпками. Окно – это выход в мир, а занавески – образец ощущения действительности, квинтэссенция дизайна, аура помещения, инь и ян кубатуры, смысловая нагрузка, концептуальная вещь.