– Во-вторых, – проглотила наживку Машка, – я заблокирую вход для посторонних.
– Это для нас, что ли? – уточнила Тамара, а пансионатцы вновь перестали жевать.
– Почему для вас? – не поддалась на провокацию Маруся. – Для посторонних. Мало ли их по белому свету шастает?
Зал выдохнул.
– А что еще?
– Мама, – строго заговорила Машка. – Мне кажется, в твоих словах есть ирония.
За соседним столом упала вилка, и Мальцевы поняли, что последние десять минут являются объектом пристального внимания отдыхающих. Тамара сосредоточенно посмотрела на порозовевшее от заочных аплодисментов лицо дочери:
– Да-а-а?
– Нет, мама, я бы даже сказала – в твоих словах есть сарказм!
Некоторые отпускники просто отложили столовые приборы и открыто развернулись лицом к мальцевскому столу.
«Вся жизнь – театр!» – процитировал про себя Виктор и покраснел от неожиданно свалившейся на него отцовской славы. Правда, пока не совсем понятно, то ли все возвышающей, то ли дурной донельзя.
«Кто моя дочь? Вундеркинд или хамка? И чего добивается Машка?» – размышлял Мальцев, строго следуя рекомендациям собственной жены: «Думай, прежде чем сказать! Никогда не предлагай дочери готовых решений!» Виктор старался изо всех сил, но иногда ему казалось, что для него места в ассоциации «Дочки-матери» просто нет. Особенно, когда дело касалось поиска формулировок, которые якобы Машка должна была найти и «зарубить на своем детском носу». Он был готов убить Тамару за бесконечное стремление к совершенству, за демонстративный отказ читать Машкины записки, в которых та упорно писала «Извени меня, мама», за долгое выяснение отношений и за молчание, которого сам он лично не переносил.
А Маруся – ничего, привыкла. Играла по заведенным и принятым в третьем, пятом, шестом чтении «Правилам поведения для Марии Мальцевой». Соблюдались эти вымученные правила ровно неделю, ну, если повезет – две. Тамара огорчалась, но не отчаивалась. Дожидалась момента – и снова в бой. Вот и сейчас два дорогих Витюшиному сердцу бойца «сошлися и заспорили, кому живется весело, вольготно» в их семье.
О том, что Машка добивалась родительского внимания, мать догадалась сразу же, как только прозвучало признание в истреблении пончиков. Тамара держала паузу, все еще переживая историю с вымогательством восьмисот рублей на карманные расходы, и поэтому не торопилась удовлетворять дочерний запрос на сочувствие или, на худой конец, на раздражение, но только очень искреннее.
В общем, правдами или неправдами Маруся своего добилась. Причем речь теперь шла не только о включении в свою собственную несчастную малоденежную жизнь родителей, но и всех присутствующих за ужином. Машка боролась за пансионатский электорат и, похоже, действительно заручилась его поддержкой.
– Так что ты там обнаружила в моих словах, Машуля? Иронию или сарказм?
Довольно большая часть отдыхающих, чей словарный запас соответствовал среднестатистической норме, рассчитанной на выпускника средней школы, то есть от полутора до четырех тысяч словесных единиц, никакой разницы обнаружить не смогла, поэтому материнский вопрос расценила как очевидное поражение.
А та часть, которой был понятен смысл вопроса, тоже неодобрительно посмотрела на Тамару, видя в ней прямой образчик интеллектуального насилия матери над ребенком. Похоже, к этой части был готов примкнуть и Виктор, но супружеская солидарность удерживала его от неверного стратегического шага. И правильно! Потому что ровно секунда потребовалась Машке для того, чтобы достойно сдержать удар:
– Ты хочешь сказать, мама, что я не понимаю, о чем говорю?
– Скажем так, – вывернулась Тамара. – У меня есть определенные сомнения…
– Ирония, мама, это скрытая насмешка. А сарказм – открытое издевательство человека над человеком. И в том, как ты меня спрашивала о моих целях, я чувствую сарказм! – выпалила Маруся и впилась в мать глазами.
Тамаре подурнело под прицелом доброго десятка критичных глаз, и она тихо, дабы еще и досадить зрителям, прошептала дочери в самое ушко:
– Машка, ты что, сдурела? Ты хочешь сказать, что я над тобой издеваюсь?
Маруся ойкнула и втянула голову в плечи, напугавшись собственной смелости. Дело было швах – требовалась помощь зала. А народ-то безмолвствовал! И родной отец безмолвствовал! И даже бывшая соседка тетя Зина, и та пребывала в скорбном молчании. Еще бы! За столом семьи Мальцевых началась битва титанов.
– Чтобы я?! Издевалась?! Над собственной мамой?! – громко задала девочка риторический вопрос аудитории. И аудитория общим выражением лица подтвердила весь абсурд предполагаемой ситуации.
– При чем здесь ты?! – уже довольно громко возразила Тамара.
И зал в недоумении покачал головами: «Нет, конечно, ни при чем» – и вопросительно уставился на Марусю.
– Как при чем?! Ты же меня обвиняешь!
– Минуточку! – тоном, не терпящим возражений, осадила Тамара собственную дочь. – Если мне не изменяет память, это ты усмотрела в моих словах сарказм и расценила это как «издевательство человека над человеком».
– Я?! – завопила Машка.
– Ну не я же, – устало откинулась Тамара на спинку стула.
– Девочки! По-моему, произошло какое-то недоразумение, – вмешался Виктор, и среди зрителей пронесся шум одобрения. – Маруся не поняла маму, а мама – Марусю.
– Да, мама. Ты меня не поняла, – быстро воспользовалась Машка отцовской подсказкой.
Тамара презрительно посмотрела на мужа, независимо – на отдыхающих и проницательно – на дочь.
– Нет, Машуля. Я тебя поняла. А вот поняла ли меня ты, об этом мы поговорим позже.
Маруся послушно закивала головой и даже, вопреки обыкновению, не уточнила время.
Пансионатская столовая пустела. Очевидцы происходившего за мальцевским столом допивали чай с выражением некоторой разочарованности на лицах – какое-то незрелищное было завершение у спектакля! А господа актеры почему-то избегали смотреть друг на друга, отчего головы у всех были повернуты в разные стороны: Машкина – к выходу, Тамарина – к окну, Виктора – в неизвестное далеко.
Первой поднялась Тамара, за ней – дочь, Виктор шел замыкающим и галантно благодарил торопящихся домой официанток. «На здоровьице!» – буркали те и остервенело грохотали посудой.
– Мама… – зашептала Маруся и дернула Тамару за руку. – Извини меня.
– Дура ты, Машка, – устало выдохнула та. – За что?
– Ну за деньги… и за сарказм тоже. И за то… что при всех…
Тамара обняла девочку и чмокнула ее в прохладный лоб.
Сели на лавочку. Маруся прижалась к матери. Виктор – к дочери. Молчали. Мимо курсировали отдыхающие, собирались группками: кто осматривать монастырь, кто – на море. Семейная пара играла в бадминтон: ракетки были старые, с треснувшими ручками и разреженной сеткой. Воланчик застревал в дырах – игры не получалось. Смотреть было не на что.
– Скучно, – пожаловалась Маруся.
– Пойдем пройдемся, – предложила Тамара.
– А куда?
– За ворота. К сталинской даче.
– Не хочу, – запротестовала Машка.
– А мы хотим! – в один голос объявили родители.
– Тогда без меня, – вздохнула девочка. – Я здесь посижу.
– Точно не пойдешь? – уточнила Тамара.
– Не-а…
– А чем будешь заниматься?
– Вас ждать.
– Маруся, – начал свое соло Виктор. – Никуда не уходить. С незнакомыми людьми не разговаривать. Если что…
– Орать во все горло? – подсказала девочка. – Ключ мне оставьте. Не могу же я здесь бесхозная находиться: вдруг – в туалет или книжку взять. И недолго! – приказала Машка. – Идите уже.
Родители нерешительно взялись за руки и побрели к воротам.
– Мы скоро! – заверил дочь Виктор и достал очередную сигарету.
Маруся одобрительно помахала им рукой.
– Что-то я устала сегодня, Витюша, – пожаловалась мужу Тамара, поднимаясь вверх по асфальтовой дорожке, обрамленной с левой стороны подстриженными лавровыми кустами вперемежку с благоухающими олеандрами.
– Смотри, мандарины!
– Где?
– Да вот, внизу, – протянул руку Виктор.
– Ничего себе! – искренно восхитилась Тамара. – Огород круглый год. На тебе лаврушку, на тебе мандарины.
– А бананов, девушка, не желаете? – паясничал Виктор, изображая рыночного торговца. – Или фиников. Видишь, какие пальмы?
– Вижу! Ботанический сад какой-то, а не правительственная дача.
– Нет, точно, знал вождь, где проводить летние каникулы.
– Да он, может, и приезжал-то сюда от силы раза два в год. Думаешь, у него на Кавказе одна-единственная резиденция была? – предположила Тамара.
– Думаю, не одна.
Выглядела сталинская дача довольно мрачно, несмотря на то, что утопала в экзотической зелени. Дубовая дверь, серая в сырых пятнах балюстрада, местами потрескавшаяся штукатурка.
– Жутковато как-то! – пожаловалась мужу Тамара. – Того и гляди, какой-нибудь чекист из-под земли вырастет и к ответу призовет: «С какой целью, Виктор Сергеевич Мальцев, вы на охраняемую территорию пожаловали?»
– А я ему, Томка, под козырек и удостоверение под нос. Мол, историческая необходимость привела нас с супругой к даче вождя народов – восстанавливаем пробелы в курсе истории ХХ века.
– Пасмотрэть хатите? – раздался из-за кустов голос с кавказским акцентом.
Мальцевы вздрогнули и вытаращили друг на друга округлившиеся глаза. Голос доносился откуда-то снизу, из самой травы.
– Сэчас закрыта. Завтра прихади – экскурсия будет.
Голос принадлежал охраннику – молодому парню, несущему службу на почетном посту. Одет был юноша не по форме. Точнее, по форме на нем находились камуфляжные штаны, но почему-то закатанные по колено. Все остальное по стилю соответствовало облику курортника: сланцы и черная борцовка. Часовой лежал на раскладушке, поигрывая сотовым телефоном.
– Ви аткуда?
– Мы из пансионата! – дружно отрапортовали Мальцевы.
– Э-э-э, Ахмэт, они из пансионата.
Из-за лавровишневой стены высунулась еще одна голова – совсем мальчика. Тамара заглянула за кусты и увидела разложенное прямо на влажной к вечеру траве одеяло.
– Загораем? – поинтересовалась она, осмелев от вида одетых не по уставу бойцов.
– Пачэму загараэм? Ахраняэм! – улыбнулся кудрявый юноша и представился, глядя преимущественно на Виктора и протягивая ему руку: – Ахмэт.
– Виктор, – ответил Мальцев на приветствие и пожал улыбающемуся пареньку руку. – Вот с женой решил прогуляться. Дачу осмотреть.
– Сэчас нэльзя.
Охранникам было скучно, кавказская натура требовала общения и горячего разговора. Покурили. Абхазцы поблагодарили Россию. Россияне восхитились Абхазией. Ругнули Грузию. С гордостью посмотрели на российские корабли. Удовлетворенно – друг на друга. Снова покурили. Завели уже совсем мужской разговор. Об особенностях зимы, например. Обменялись любезностями. Потом – сигаретами.
«Сейчас начнется обмен адресами», – затосковала Тамара и дернула мужа за руку. Виктору не хотелось уходить. Обычно неразговорчивый, он демонстрировал чудеса ораторского красноречия и отчаянно жестикулировал, обвиняя российскую молодежь в безнравственности и аполитичности, в безграмотности и в равнодушии к родине.
– Вы другие! – орал Виктор и хлопал Ахмета по спине.
– Да, ми другиэ, – соглашался часовой.
– Вы уважаете старших!
– Уважаим, – подтверждали Ахмет и его не расстающийся с телефоном напарник.
Тамара, изо всех сил изображая покорную восточную женщину, вдруг обиделась за юное поколение и активно вступила в затянувшуюся дискуссию.
– Юноши! – скомандовала она. – Приступайте к своим прямым обязанностям охраны правительственной территории. А вы, мужчина, – к своим отцовским.
– Томка! Точно! Там же у нас Машка одна! – всполошился Виктор и начал спешно прощаться.
Юные абхазы преисполнились тревогой за российского друга и побежали показывать короткую дорогу к пансионату. Проводили до помойки. Постояли, провожая курортников взглядом, и побрели обратно на свой боевой пост. Уже смеркалось.
Мальцевы пулей долетели до заветной скамейки – дочери не было.
– Наверное, поднялась в номер, – предположила Тамара.
Поднялись в номер. Стучали. Прикладывали ухо к двери. Машка не отвечала.
Спустились в холл с телевизором. По-быстрому рассмотрели сидящих на диване детей. Среди них дочери не было.
Сбегали к столовой на детскую площадку. Площадка была пуста. Почти стемнело.
Обежали пансионат, нашли свое окно – в нем горел свет. Взлетели по лестнице на третий этаж. Снова стучали в дверь и прикладывали к ней ухо, снова призывали Марусю. Тщетно.
Опять выбежали на улицу. Со стройки доносились мальчишеские голоса и тоненько подвывала девочка. Ноги сделались ватными. Тамара мучительно вслушивалась в девичий голос: «Нет, не Машка! А может, Машка?!»
Виктор привел сторожа. Тот заорал благим матом на неизвестном языке, и из развалин выпорхнула стайка абхазских мальчишек, один из которых скулил по-девичьи тонко.
Мальцевы переглянулись и через секунду разбежались в разные стороны. Тамара понеслась на ресепшн, Виктор – в сторону монастыря.
За кафедрой сидела полная Вета и раскладывала пасьянс.
– Вета, – как можно более спокойно выдавила из себя Тамара. – Я Мальцева. Из триста одиннадцатого. У меня пропала девочка. Вы не видели ее?
– Какую именно? – резонно уточнила Вета, провожая взглядом пробегающих детей.
– Высокая. Волосы белые… – затараторила женщина, словно выплевывая из себя данные для фоторобота.
– Видела, – призналась Вета.
– Когда? – выдохнула Тамара.
– Сегодня. Перед ужином.
– И все? – не теряла надежду мать.
– И все.
Вбежал Виктор. За ним – сторож. Стали подтягиваться люди. Супруги Мальцевы избегали смотреть друг на друга. Отдыхающие высказывали разные предположения, часть из которых посвящалась либо морю, либо горам, либо коварным незнакомцам. Верилось в самое худшее – и в море, и в горы, а больше всего – в абхазский киднеппинг.
Дискуссия развернулась и потекла по своему прихотливому плану. Тамара и Виктор снова выбежали на улицу: уже стемнело, Мальцева заплакала.
– Я же говорил: не надо было оставлять ее одну! – заорал на жену Виктор.
– Ты говорил?! – не поверила своим ушам Тамара.
– Идиот! Как я мог тебя послушать?! Давай пройдемся! Давай пройдемся! Маленький ребенок! В чужой стране! Среди абреков!
– Она не могла уйти с незнакомыми людьми! – сквозь слезы защищалась Тамара. – Она умная девочка. Мы миллион раз с ней об этом говорили. Она сама боится!
– Ничего она не боится! Она такая же бесстрашная дура, как и ее мать!
«Бывшая мать», – подумала про себя Тамара и, пытаясь отогнать от себя дурную мысль, суеверно схватилась рукой за висящий на шее медальон. Виктор – за сигарету. Зашагал взад-вперед, рассуждая вслух:
– Она умная девочка? Да. Она умная девочка. Она не будет разговаривать с незнакомыми людьми? Не…
– А может, она познакомилась с кем-нибудь из детей и торчит у них в номере? – неожиданно здраво изрекла Тамара.
– Слушай, мо-о-ожет…
– Тогда я ее прибью! – воодушевившись, пообещала женщина и решительно направилась к пансионату с твердым намерением стучать в каждую дверь.
– Томка! Стой! – заорал Виктор и указал рукой на ворота, от которых в сторону пансионата двигалась шумная компания из пяти человек, причем одна человекоособь явно обладала чертами пропавшей дочери.
– Машка! – всплеснула руками Тамара и рванула к пришельцам. – Где ты была?! Мы с папой с ног сбились! – тискала дочь счастливая мамаша, не обращая внимания на приветствующих ее Марусиных спутников.
– Мама! – засмущалась девочка. – С тобой же здороваются!
– Здрасте! – с каким-то местечковым выговором приветствовали Тамару «похитители» ее сокровища.
– Как ты могла уйти с незнакомыми людьми?! – продолжала Тамара игнорировать правила приличия.
– Так мы ж познакомились, – робко произнесла молодая женщина, чувствовавшая себя виноватой за произошедший инцидент.
Подошел Виктор. Маруся потупила голову. «Сейчас начнется!» – затосковала девочка, обеспокоенная исчезающей на глазах честью семьи.
– Виктор, – представила она отца своим спутникам.
– Хена, – протянул руку Мальцеву мужчина с одутловатым лицом. – Вы уж это… извиняйте…
– Да ничего! Бывает! – скоропалительно уверил в своей лояльности нового знакомца Виктор. – Мы не ожидали просто – ушли на минуту, а ее уж и нет.
– Ничего себе на минуту! – возмутилась Машка. – Я уже и волноваться начала. Не знала, что и думать: ушли, видишь ли, на минутку, а пропали на час.
– Правда, Машенька очень нервничала, хде вы, – поддержала ее Генина спутница. – И мы пошли вам навстречу. И как-то разминулись…
– Так мы ж другим путем шли! С другой стороны, – тоном завсегдатая сталинской дачи провозгласил Виктор.
– Так мы ж не знали! – хором ответили новые знакомые.
– Да и мы полчаса тому назад об этом не знали, – примиренчески призналась Тамара. – Мы всего третий день.
Напряжение потихоньку стало спадать. У всех. За исключением Маруси. Та не находила себе места и забегала вперед, заглядывая в лицо то отцу, то матери. Выбрала Виктора:
– Папа, – потянула она его за руку, пытаясь увести в сторону. – Я же правда вас сидела ждала. А вас долго не было. А тут Гена с Викой. И с Дашей. И Стасом. И они предложили меня проводить до вас с мамой…
– Да я понял, Машуль, понял! – отмахивался Виктор от найденной дочери, как от назойливой мухи, и все норовил поддержать ритуальный мужской разговор.
– Так откуда вы? – любезно переспрашивал Мальцев.
– Так с Кубани ж! – снова хором рявкнули «похитители на час».
Похоже, одна Тамара никак не могла справиться с пережитым стрессом и с остервенением хватала дочь за руку, пытаясь остаться с ней наедине. Маруся избегала смотреть на мать и выдергивала руку до тех пор, пока Тамара не гаркнула на нее: