Герметичность Тори дала трещину, и Брасов, несмотря на цинизм, понял: капитулирует перед обстоятельствами, которые она оберегала ото всех без исключений. Роберт неисправим, ее самолюбие уязвлено, по-другому и не может быть, в принципе она проиграла, как и Брасов. Так почему бы не соединиться двум не очень счастливым людям хотя бы на один вечер?
– Шокирован? Не так чтобы очень... – через небольшую паузу ответил Брасов, а вторая его фраза была выстраданной, потому скорой: – Тогда сегодня, сейчас.
– Бросишь свою Зинулю? А последствия?
– Это мои трудности. – Он достал телефон и, глядя на нее в упор, сомневаясь в решимости Тори, спросил: – Я заказываю номер?
– Заказывай.
Женщины убрали стол в считаные минуты, распределив обязанности, чтоб никто не остался в барынях. Наташка не в состоянии мыть посуду, но хорохорилась, просила оставить все, как есть, мол, завтра у нее уроки во второй смене, да ее не слушали. Однако уехать отказалась наотрез, еле держась на ногах, провожала приятелей. Брасов не стал уговаривать ее поехать домой, не до того, подхватил под руку Зинулю и дотянул ее до машины. Она ни звука не проронила, а ведь он обошелся с ней грубо, причем при всех, наверное, разгон собралась устроить дома, ну, мечтать не вредно. Зина губы поджала, брови свела, угрожающе сопела – вот и отличный повод, впрочем, за поминальным столом она вела себя не лучшим образом. Открывая дверцу авто, Брасов прорычал ей в лицо:
– Долго будешь игнорировать меня, ставя в дурацкое положение? Я тебе что, тряпка, подкаблучник? Может, ты меня содержишь, поэтому возомнила о себе черт знает что? Тоже мне царица нашлась! Я тебе покажу, кто из нас хозяин. Игорь, заводи мотор.
– Не смей на меня орать при водителе! – огрызнулась Зина и не сдержалась, бросила оскорбление, как ей казалось, справедливое: – Свинья!
Ой, зря она это сделала, зря. Брасов затолкал ее в салон, наклонился, отдавая приказ Игорю:
– Вези ее домой. Не вздумай остановиться! Если захочет выйти, пусть на ходу выскакивает. А ты, дорогая, сходи завтра к врачу, пусть выпишет тебе таблетки от злости, я оплачу счет. Игорь, трогай! – И захлопнул дверцу.
Как же ослушаться? Чтоб Юрий Артемович выгнал? Водитель резко сорвал автомобиль с места, а Зина, заметил Брасов, что-то кричала, но кому – ему или Игорю? Не все ли равно?
Успокоился он мгновенно, вообще-то сильно и не затрачивался, вызвал такси и, ожидая машину, курил, прощаясь с теми, кто выходил из подъезда. Подъехала тачка, Брасов заглянул в салон и сказал:
– Ждем.
Тори появилась последней, собственно, таков был уговор, только Брасову все казалось, ею двигал внезапный порыв, достаточно десяти минут, чтоб решимость улетучилась. Но Тори шла к нему, а перед его глазами промелькнули последние полмесяца с повергающими в ужас непонятностями, вернувшими его в прошлое и заставившими пожалеть о многом. Может быть, осталось жить совсем немного (почему-то ударила такая мысль), и сейчас некто свыше смилостивился над ним, даря шанс, о котором он грезил наедине с самим собой.
Когда Тори подошла, он не посмел спросить: мол, не передумала? Кто знает, что услышал бы в ответ, поэтому Брасов молча и решительно открыл дверцу, тем самым приглашая ее. Тори села, значит, не передумала. С облегчением Брасов плюхнулся рядом, весело бросив таксисту:
– К гостинице «Орхидея».
Номер числился под названием «апартаменты». Большой двухкомнатный люкс со спальней, кроватью (одной, но огромной), разумеется, ванной, а первая комната – гостиная в домашнем стиле. Что такое «домашний стиль»? Прежде всего, ковер на полу! Правда, порядком утрамбованный клиентами. Помимо ковра, имелись кресла, столы разной величины, телик с DVD-проигрывателем, музыкальный центр, всевозможные шкафы, посуда, даже самовар. На столе перед креслами поставили фрукты в вазе, закуски на двух тарелках, конфеты в коробке и бутылку коньяка, хотя для этого случая больше подходит шампанское, но Тори сказала: коньяк.
Первый приступ счастья у Брасова схлынул, да и бравада Тори спряталась, видимо, сказалась непривычная обстановка. Усевшись на краешек кресла, она изучала интерьер. Да, предстояло сначала акклиматизироваться, освоиться – не только в номере, но и друг с другом, конечно. Брасову отводилась лидирующая роль, а опыт соблазнителя у него на нулевой отметке. Он налил в рюмки коньячку, чокнулись.
– Ну... – А за что пить? За ударный секс-час в ближайшее время? Брасов предложил тост на все случаи: – Будем?
– Угу, – поддержала Тори.
Выпили. Вот когда палочкой-выручалочкой является сигарета, она на некоторое время прекрасно заменяет болтовню, немного смягчает неловкость.
– Я сниму туфли? – спросила Тори.
– Конечно. А я пиджак?
Итак, часть одежды долой, глядишь, как-нибудь остальное скинут. Тори забралась с ногами в кресло, «лидер» стух: по-видимому, она намеривалась просидеть так всю ночь. Пауза. Натянутая пауза. Еще закурить, что ли?
– А давай еще по рюмочке? – вспомнила Тори.
Обрадовавшись, Брасов развел руками в стороны, мол, я только за, контакт проще наладить, когда тормозные центры блокированы алкоголем. Выпили, на этот раз закусили дольками лимона, Тори морщилась от кислятины, Брасов поедал лимон, будто ему безразлично, каков он на вкус. Однако леди раскраснелась, глаза ее заблестели, взяла конфетку.
– Юрка, скажи честно, ты изменял Зинке?
– Нет. Некогда было.
– Вот и я нет, – тяжко вздохнула она, словно на ее плечах лежали мешки с песком и ей трудно их тащить. – А возможностей было... Наливай.
– Ты потом вырубишься и заснешь.
– Ме-а, не засну. Нас с тобой не ценят, значит, разрешают нам пуститься во все тяжкие, а в жизни стоит все попробовать.
– Идем?
– Куда?
– Пробовать.
– А душ?
– Там, – указал Брасов. – Иди первая, в ванной должны быть халаты... то есть я видел. Махровые.
Тори отправилась в душ, зашумела вода.
10
Ключ повернулся осторожно, почти не издав щелчка. Все же он был, щелчок. Сначала один, затем второй. После секундной паузы ключ вошел во второй замок, повернулся, щелкнув громче. Прошла еще минута, дверь оставалась в покое, словно тот, кто поворачивал ключи, ошибся квартирой. Но он не ошибся, а всего лишь слушал, что происходит внутри. Наконец дверь подалась, тихо скрипнув. Мужчина сделал шаг в прихожую, замер, оставив вторую ногу за порогом, всматриваясь в полумрак. Из комнаты слабо бил свет ночника, но какого-либо движения или шорохов не слышалось.
Мужчина вошел, тихонько прикрыл дверь, но не плотно, чтоб потом открыть без проблем, и начал двигаться к комнате. Он шагал абсолютно бесшумно, его руки, обтянутые перчатками, касались стены, словно он нуждался в опоре, хотя, может быть, держась за стену, легче ступать, не издавая звуков. Так он достиг дверного проема, одним пальцем отодвинул штору и заглянул в комнату.
Наталья спала на диване, свернувшись калачиком и накрывшись пледом. Она не разделась, не постелила себе постель, только принесла подушку с пледом из второй комнаты, улеглась и практически сразу провалилась, ведь набралась достаточно, чтоб не мучиться бессонницей. Но мужчина не видел ее лица – слишком низко была опущена голова, – потому осторожничал и не торопился. Убедившись, что она спит, дошел до стола, за которым поминали Алексея, остановился напротив Натальи. Нет, она не почувствовала, что некто посторонний проник в квартиру, не открыла глаз, даже не шелохнулась. Через открытую балконную дверь врывался свежий воздух, вздымая занавески, сентябрьской ночью он особенно прохладен и, заполнив комнату, дает крепкий сон. Мужчина приблизился к Наталье и чуть наклонился, заглянул ей в лицо...
Тем временем Брасов хлопнул рюмку коньяка, снял галстук, отстегнул запонки. Он и не думал, что в постели может не получиться фейерверка. Долгие годы мысленно спишь с женщиной, а потом получив эту женщину, и в ответственный момент перегорает некий механизм внутри и – все, облом, стыдоба. К счастью, сомнения его не терзали, голова была занята тем, как подступиться к Тори, с чего начать. Она ему не помощница, самой неловко, хотя идея «встретиться в неформальной обстановке» принадлежит ей. Брасов не осмелился бы столь откровенно предложить переспать. Но как дошло до дела, ей неловко! Никогда бы не подумал.
Появилась Тори в розовом халате, забралась в кресло, закурила. Брасов рванул в ванную, облился холодной водой и поспешил назад. Не сбежала. Но как только увидела его, залилась смехом, хохотала, запрокинув голову и сотрясаясь всем телом.
– Что смешного? – протянул Брасов обиженно.
– Халат... на тебе не сходится... И обтянул...
Похолодев, Брасов кинул взгляд вниз – зря запаниковал, нижняя часть закрыта, он тщательно подпоясался, а что до верхней... так не сошелся халат на груди.
– Маловат, – пожал он плечами. – Ничего смешного.
– Ой, прости, Юрка, – успокаиваясь, сказала Тори. – Это глупо... смеяться... не буду. Я захмелела, мне все кажется смешным... глупым... нелепым. Юрка, между нами нет... ну, это... когда нахлынет и люди дуреют. Страсти нет, поэтому мы какие-то... недоделанные.
– Это у тебя страсти нет.
– Ах есть? Тогда идем. – Тори подскочила, двинула в спальню, остановилась. – Юра, давай сначала просто полежим... м... привыкнем.
– Хорошо. Ну, иди, иди.
Подошли к кровати с разных сторон. Не сговариваясь, откинули одеяло и уставились друг на друга. Опять чертова неоправданная пауза.
– Что не так? – спросил Брасов.
– Свет. При свете мне будет несколько... Выключим?
А это с удовольствием. Не ложиться же ему голым, его «дивная» фигура – символ великой любви к хлебу насущному (с маслом) не доставит удовольствия Тори, а в темноте все кошки одной масти – невидимой. Оба нажали на выключатели настольных ламп, она скинула халат и легла на самом краю, укрывшись до подбородка. У Брасова вышла заминка, халат-то он еле натянул на мокрое тело, теперь стаскивал, выворачивая наизнанку. Фу-ух, стащил, бросил на спинку, залез под одеяло и замер.
Тишина... как в реанимации. Или в морге. Надо было телевизор включить, чтоб вякал, или музыку, чтоб фон создавала, сетовал про себя Брасов. Интересно, долго так лежать? В кино это здорово показывают: разделись, легли и готово, кажется, чего уж проще.
– Юр, тебе не холодно? – поинтересовалась Тори, а он думал, она уже сон видит.
– Под одеялом – с чего бы? – проворчал он.
– А я облилась холодной водой, теперь мерзну.
Как похоже: и Брасов облился холодной водой, остужаясь до способности контролировать себя. Он не верил, что Тори отважится на секс с ним, в последний момент убежит с извинениями, что же ему тогда останется – рвать зубами занавески в номере? Но леди замерзла, Брасов переместился на середину, предложил:
– Двигай ко мне, я теплый. – И придвинулась. Он просунул руку под нее, обнял за плечи. – Правда, дрожишь. Ты... ты в чулках?!
– Ну, да. В них женщина сексуальней.
– Так темно же, не видно.
– А воображение? – И вдруг на нее снова накатил приступ смеха. – Ой, Юрка, какие мы с тобой идиоты. Оба. Конченые. Безнадежные.
– Не спорю.
Внезапно начала хохотать, внезапно прекратила:
– Жизнь проходит. Невесело проходит, хотя... не в веселье дело. Не хватает главного... а что это такое – главное, не знаю. Представляешь? Только знаю, что оно должно быть. Но его нет. И у тебя нет, у Лешки не было, из наших ни у кого нет.
– Будет. – Под сурдинку он целовал ее пока только в висок, голову, нос. Свободная рука смелее ползала по телу, натыкаясь на проклятое белье. – И чего мы мнемся, однажды у нас случилось, помнишь?
– Помню. Но так хочется чего-то необыкновенного...
– Какие наши годы, Тошка, все еще впереди.
Тошка? Никому не позволяла себя так называть, тем не менее Юрка Брасов, которого она знала с пятого класса, произнес это друрацкое имя по-особенному, нежно. А что плохого в простецком обращении? Давным-давно ее повело на вычурности, быть не такой, как все, даже в мелочах, она создавала внешнюю атрибутику, но, по сути, была и есть как все. Заблуждаются на свой счет прямоходящие бараны, коих большинство, а у Тори достаточно здравого смысла, чтоб пересмотреть вчерашний день и послать его к черту. Во всяком случае, уже сейчас она, переступив через внутренние барьеры, не испугалась и не пожалела об этом. На ее долю не досталось ни трогательной или страстной любви, ни надежной дружбы, она сама себе приятна, умела и умеет поставить умников на место, сказать остроумную колкость, а в сущности одиночка. До недавних пор Тори не то чтоб устраивало ее положение, но было терпимо, бывает ведь и хуже, а сейчас... Сейчас Юрка Брасов целовал ее губы, что не вызвало отвращения, напротив...
– Еще, – сказала она, когда он сделал паузу, расстегивая бюстгальтер, да никак не мог разъединить застежку, неумеха.
И был еще поцелуй, более сильный, потом еще, Роб так никогда ее не целовал. Вообще-то, к черту распутного Роба, ему сейчас неплохо, надо полагать, а уж ей будет сверх хорошо, она постарается.
Роберту действительно было весьма недурственно, он занимался тем же, чем его жена, разумеется, деловые встречи не предвиделись. Роберт уехал отдыхать, побыть с Нелли. После поездок, которые так редки, какое-то время все будет тип-топ и с нею, и с Тори, он получит передышку. Как раз с женой проблем меньше всего, однако ее ехидные подначки на нервы действуют, тем не менее ничего серьезного она предъявить не может. Он упивался полной свободой, когда не нужно держать под контролем время, потом сломя голову нестись домой и оправдываться перед женой, чувствуя, что она знает правду.
Упивался до тех пор, пока Нелли не преподнесла сюрприз, отчего его прошибло ударом молнии. Беременна! Избавляться от беременности и не думает, да и поздно – три месяца. Роберт переваривал убийственную новость молча, Нелли лежала под боком, огорченная отсутствием его реакции. А чего она ждала? Что он подскочит, схватит ее на руки и закружит, хохоча и лепеча всякие глупости от счастья? У него есть двое детей, куда третьего, тем более на стороне? Дотянула! Ни слова не сказала, сама приняла решение. Нет, она намеренно не предохранялась, Нелли запланировала ребенка, решив взять Роберта в капкан. Ой-ой-ой, вот это бабахнула! Конечно, он в состоянии обеспечить Нелли с ребенком, но она-то ждет от него поступка, то есть надеется, что он бросит Тори и переберется к ней в однокомнатную каморку, станет образцовым папочкой и мужем, наступит идиллия семейного счастья. В понимании Нелли. Уй, как пошло, а главное, с его планами не совпадало.
– Который час? – осведомилась Нелли ни к селу ни к городу.
– Второй. Половина второго. – Он повернулся на бок, подпер голову рукой, кипел, само собой, но кипение загнал внутрь. – Ах да-да, тебе нужно соблюдать режим... витамины... Детка, мы же с тобой условились: я не брошу Тори и детей, ты согласилась...
– Помню.
Но свела бровки. Личико стало страдальческим, чего Роберт не выносил. Женщинам кажется: выставит напоказ чувства, ее пожалеют, пойдут на уступки, лишь бы она была довольна. Не тот случай. Роберт не терпел давления ни в каком виде, любовница не для того существует, чтоб беременеть и вынуждать партнера лечь под ее каблучки.
– Почему столько времени молчала? – спросил он.
– Что бы изменилось? Мне тридцать лет, с каждым годом будет сложней и решиться, и родить. Я же не заставляю тебя бросить семью, а с ребенком в твое отсутствие мне не будет тоскливо.
Уловки, типичные уловки глупой девочки. Ну, какая из нее жена? Нелли не обладает достоинствами Тори, которая умна, умеет себя подать, с ней не стыдно появиться где угодно: хоть в Кремле, хоть в Виндзорском замке. А у Нелли мягкий характер, она чувственна в отличие от жены, Роберту не хотелось бы ее терять. Но потери неизбежны, разговоров будет... Ребеночка не скроешь, Тори обязательно узнает (доброжелатели наперегонки побегут докладывать), не стоит обольщаться, что она снисходительно отнесется к появлению у мужа потомства от любовницы. Опрометчиво Нелли поступила, уж если Роберту суждено будет сделать выбор, то чаша весов переместится не в ее пользу. Не могла позже сказать, перед отъездом назад, в поезде под стук колес и на разных полках проще было бы пережить удар.
– Все-таки ты должна была со мной посоветоваться, – только и сказал Роберт.
Не получив желанных обещаний, способных перевернуть жизнь ее и Роберта, Нелли провела ладонью по его щеке и повернулась на другой бок. Наверное, спрятала лицо, чтоб он не видел ее слез – тоже пошлость.
– Конечно, я негодяй, да? – психанул он. – Но пойми, это неожиданность, которую надо переварить.
– Переваривай. Спокойной ночи.
Откуда теперь ему взяться – спокойствию? Возвращаться надо, дома обдумать положение, иначе Нелли вынудит наобещать сахарные горы, а он к резким поворотам не готов, он их не хочет.
На рассвете Брасов и Тори забылись некрепким сном. Не так-то много времени прошло. Как раз когда сон становился глубоким, раздался звонок.
– Это тебе, – вяло промямлила Тори.
– Слышу, – заворочался он.
– Кто?
– Понятия не имею.
– Ты не выставляешь мелодию, чтоб знать, кто беспокоит?
– Не на все номера.
– Возьми трубку.
– Да ну их всех к чертям собачьим. О, перестали. Тори... – Брасов обнял ее, да и она прижалась к нему. – Ты не пожалеешь?
– Уже не жалею.
– Хочешь, брошу Зинку?
– Это предложение руки и сердца? – захихикала Тори.
– Именно. Хочешь?
– Так сразу? Я не люблю принимать скоропалительных решений, лучше повременить... Опять. Думаю, это срочно, раз звонят в такую рань. Возьми трубку, а то вдруг потом пожалеешь.
Нехотя Брасов натянул халат, пошел в первую комнату, где оставил пиджак, Тори слышала только его голос:
– Слушаю... Ты чего так рано?.. Нет, я не могу... Прости, прямо сейчас не могу. Позже нельзя?.. Да что случилось, ты скажешь, наконец?.. Ладно, намекни... Даже так? Сколько сейчас времени?.. Через час буду... Должен я хотя бы умыться и одеться? – раскричался он, негодуя. – Сказал: через час. Жди.
К его последней фразе Тори вышла, завязывая халат: