– Я знаю его нотариуса! – кричала брюнетка.
– Но этого мало для того, чтобы узнать суть завещания.
– Я с ним переспала! Да, я пошла на это, чтобы себя защитить!
Василий Федорович довольно потирал руки.
– Извините, но я не буду делать из вашего мужа алкоголика, – тихо, но твердо сказала Люба. – Это противоречит профессиональной этике.
– Да вы знаете, что я с вами сделаю?! У меня везде связи! В министерстве! В ФСБ!
– Вы со всеми переспали?
– Да!
– Знаете, что? Если вы вдруг захотите лечиться, я вам помогу. Вы серьезно больны.
– Я?!
– Да. Психиатр нужен вам.
– Да что вы себе позволяете?!
– Походите ко мне на сеансы. Я вовсе не так дорого беру, как говорит Василий Федорович. Я вижу, что вы не любите мужа, но вы ведь еще очень красивая женщина. После лечения вы успокоитесь и наверняка устроите свою судьбу. Ваш муж не единственный чиновник при хорошей должности в этой стране. Есть и в ФСБ достойные кандидаты. Тот же нотариус. Жените на себе кого-нибудь из них. Предварительно разведете. Я почему-то уверена, что все ваши любовники женаты.
– Где ваше начальство?! – взвизгнула брюнетка.
– Я провожу, – тут же вызвался Василий Федорович.
«Началось, – подумала Люба. – Ведь он все знал, подлец. Знал, что женщина неадекватна. И что она требует невозможного».
Вчера Анатолий Гаврилович произвел на Любу приятное впечатление. Запутался человек, начитался всяких бредней, кошмаров насмотрелся. Агитка из серии «алкоголь убивает ваш мозг и пожирает печень» доведет до нервного истощения кого угодно, особенно если смотреть ее на ночь. Бессонница и несварение желудка обеспечены. Перенервничал мужик. Бывает. Сформировалась фобия, которую вполне можно побороть. Тем более что Анатолий Гаврилович сам этого хочет. Проблемы его жены гораздо серьезнее. Люба приуныла. Нарколог ее подставил. Между ней и пациенткой затесалось третье лицо, и, что бы она ни говорила, Василий Федорович сведет все ее усилия к нулю. Белое сделает черным, а черное белым. Прав тот, за кем осталось последнее слово. Возможно, что слова Любы и дошли бы до несчастной женщины, но сейчас она под ручку с Василием Федоровичем идет по коридору, и тот говорит не переставая. Накручивает ее и накручивает. И при этом поглаживает плечико, теребит руку, трогает талию… А брюнетка, как муха в паутине, бессильно бьет лапками. Позволяет собой манипулировать. Как пушечное ядро летит к цели, которую вовсе не ей надо поразить, и от своей проблемы отдаляется все дальше и дальше. Что делать?
Люба села, обхватив голову руками. Она не знала, сколько времени прошло, когда в кабинет заглянул чрезвычайно довольный собой Василий Федорович:
– И как тебе, лапа моя? Понравилось?
– Зачем вы это делаете?
– Как зачем? – развел он руками. – Психи же по твоей части!
– Я не могу работать с пациенткой, которую вы настраиваете против меня. Василий Федорович, это противоречит медицинской этике.
– В каком состоянии медицина, в таком и этика, – ехидно сказал он. – Скажи еще, что я не прав, сладкая моя. У дамочки проблемы, так? Так. Она готова денег заплатить. И разве не это наша цель? Помочь больным людям за их большие деньги. Все чисто. И главврач тебе завтра надает по шапке.
– Тогда я уйду и займусь частной практикой.
– Алина сделает тебе хорошую рекламу, – расплылся в улыбке нарколог. – О! У нее большие связи! Твоей звездной подружке придется долго это исправлять, ежели, конечно, она захочет. Вы с ней как, за деньги или есть другой интерес? Не лесбиянки часом?
– Я вас сейчас убью! – Люба встала.
– О как! Угрозы! А ты давай, ударь меня! Сосудики слабые, сразу предупреждаю. Синячок-с останется. А я тут же на освидетельствование. Далеко ходить-то не надо. Свои справочку и нарисуют.
– Может, и синячок нарисуют?
– Надо будет, и это сделаем, сладенькая.
Неизвестно, чем бы все это закончилось, Люба уже еле сдерживалась, но тут в кабинет вошел Стас. В руках он держал шикарный букет, куртка расстегнута, под ней пиджак, а из-под него выглядывала белоснежная сорочка. Он был так красив, что у Любы захватило дух.
– Привет, солнце! – Стас подошел к ней, поцеловал и протянул букет: – Это за мой день рождения. Ответный подарок. Какая была ночь! А это кто? – Он наконец соизволил заметить Василия Федоровича.
– Тот самый человек, о котором я тебе говорила.
– Ах, это о-он… – протянул Стас и, крадучись по-тигриному, подошел к затихшему наркологу. – Ну вот что, герой-любовник. Когда женщина говорит, что она не хочет, это значит, она не хочет. А если она вдобавок к этому говорит, что не свободна, значит, есть риск получить в морду.
– Стас, осторожно, у него сосуды слабые!
– А ты ему сказала, где я работаю? – обернулся к ней Стас. – Сказала?
– Нет.
– Я работаю в милиции. Опер я. Ты знаешь, кекс, кто такой опер? – Он взял Василия Федоровича за грудки.
– Так сейчас же полиция… – проблеял нарколог.
– Ты думаешь, переименование спасает от мордобития? Какими мы были, такими и остались. – Стас очень аккуратно, можно даже сказать бережно, ударил Василия Федоровича в правый глаз. Нарколог отлетел к двери. Люба испуганно смотрела, как он сползает по стенке. – Синячок останется, – с удовлетворением сказал Стас и демонстративно вытер руку носовым платком. – На то я и мент. Не могу по-другому. Ты уж прости меня, Люба.
– Прощаю, – невольно улыбнулась она. Василий Федорович, кажется, приходил в чувство.
– Водка есть? А лучше спирт. Устал я. – Стас развалился на стуле. – Притон брали. Пришлось применить оружие. Где он там у меня? «Макарыч», родной мой… – Он зашарил по карманам. – Еще не остыл… Человека я сегодня убил. А синячок так, до кучи.
Василий Федорович встал на четвереньки и посмотрел на него снизу вверх. Глаза у нарколога были испуганные, правый уже начал заплывать.
– Вот ты небось думаешь, жиртрест: как это у такой образованной интеллигентной женщины и такой любовник? Быдло, хам. Какой-то ментяра.
– Я ничего не… не думаю, – проблеял нарколог.
– А я не любовник. Я больше. – Стас встал. – Я ее мужчина, ты понял? – сказал он, возвышаясь над Василием Федоровичем.
– Д-да.
– И если ты побежишь сейчас в ментуру, мои друзья (а у меня везде друзья), устроят тебе куда более серьезное промывание мозгов. Найдут у тебя, к примеру, наркотики.
– У меня нет, – упавшим голосом сказал Василий Федорович, поднимаясь и прикрывая рукой глаз.
– А машина? Под правым передним сиденьем? Вру: под левым задним колесом. Или нет: дома, в бачке унитаза. А может, ты террористам помогаешь? Прячешь их в своей клинике, а потом за границу переправляешь. В Швейцарию.
– Стас… – тихо попросила Люба. – Не увлекайся.
– Нет, я зверею от таких козлов! – Он опять сжал кулаки.
– Я… я… п-пойду я… – пролепетал нарколог. – Извините…
– Вали! – презрительно сказал Стас. – Отпускаю. Пока. Завтра займусь тобой всерьез, когда отосплюсь. А пока вали.
Нарколог бесшумно, как тень, скрылся за дверью. Даже шагов его в коридоре не было слышно, казалось, он просто испарился.
– Спасибо за спектакль, – улыбнулась Люба.
– Понравилось?
– По-моему, ты слегка переиграл, когда сказал про Швейцарию. И вообще надо было попроще.
– И это вместо благодарности!
– Что ты будешь делать, если он и в самом деле побежит в полицию?
– У меня там и правда полно друзей. Мы вместе не один пуд соли съели, Люба. Мужики все понимают: сегодня мне не повезло, завтра им. И наоборот. Никто не знает, где мы будем завтра. В органах, как на войне: своих не бросают. Да, мы уже не те, господа офицеры обмельчали, и не мы в этом виноваты. Бедность. Хочется же, чтобы семья жила хорошо. Офицер за свою женщину в ответе. Вот и берут. Но мужик всегда останется мужиком. Жиртрест, который только что отсюда выполз, не мужик. Он, конечно, может дать денег. Но не у всех берут. И не все берут. Это запомни на всякий случай.
– Хорошо. Убедил. – Она вздохнула. – Я, кстати, хотела с тобой поговорить.
– И где бы нам это сделать? – Стас оглядел кабинет. – Неплохо у тебя. Не шикарно, но… Неплохо. И диванчик имеется.
– Мы поговорим в пробке.
– Фу! Как неромантично! А я с цветами! Одеколоном облился! Сам, как клумба!
– Вот и отлично. В салоне будет приятно пахнуть. Нам ехать не один час. Я не хочу оставлять здесь машину еще на одну ночь. Поговорим по дороге.
– Скучная ты, Люба. – Он вздохнул. – Ну да ладно. Я согласен. Чего не сделаешь ради карьеры. – Стас застегнул куртку. – Цветочки не забудь.
Сидевшая на рецепции девочка посмотрела на Любу с завистью.
«Вот что они в нем находят? Женщины? Причем все, от мала до велика. И эта примолкла. Не смотри на него так, девочка! Он самый ненадежный мужчина на свете».
Словно подслушав ее мысли, Стас обнял Любу за плечи на глазах у девчонки, задышал в ухо:
– А поедем в кабак…
Люба почувствовала, как ее целуют в шею.
Люба почувствовала, как ее целуют в шею.
– Стас, не здесь…
– А почему?
Ей стало досадно. Что за человек! Всегда ему нужна аудитория! Наедине он никогда не бывает таким нежным! И таким заботливым. Открыл перед ней дверь, придержал, чтобы не задела. Спросил:
– Давай я сяду за руль?
– Все, спектакль окончен. Нас больше никто не видит.
– Я серьезно. Я лучше вожу машину.
– Кстати, а с твоей что?
– Ты же знаешь: зимой я ставлю ее на прикол. Мне на метро удобнее.
– Вот и я сегодня там была. В метро. – Она невольно вздохнула и достала из кармана брелок с ключами.
– Давай садись. – Стас распахнул перед ней дверцу. Люба с радостью полезла на пассажирское сиденье.
Он уселся за руль и вставил ключ в замок зажигания.
– Не «Хаммер», конечно, но тоже неплохо.
Машина плавно тронулась.
– Вон джип Василия Федоровича, – кивнула Люба на ледяную глыбу. И тут же поспешно добавила: – Не трогай его.
– Кого? Джип?
– Я знаю все твои фокусы.
– Положим, не все…
– Стас!
– Сама же просила: напугай.
– Ты его избил. Этого достаточно.
– Избил! Едва дотронулся! А если не подействует?
– Подействует – он трус. Давай поговорим серьезно. Есть о чем.
– Хорошо. Начинай.
– Я на сто процентов знаю, что не Ольга Ивановна ворует.
– Это она тебе сказала? – Стас лихо вырулил со стоянки.
И они тут же уперлись в пробку. Дождь весь день не прекращался, а к вечеру начало подмораживать, и праздник жестянщика продолжился. Люба была искренне рада, что за рулем не она. Стас водил машину так же, как жил: нарушал правила, презирал запреты, хамил, выезжал на обочину и, если надо, шел ва-банк, рискуя правами. И никто не смел ему дудеть. Любина машина в его руках словно преобразилась. Теперь это была не дамская сумка на колесах, а боевой конь, стенобитное орудие, тачанка, только без пулемета.
– Куда прешь! – матерился Стас. – С дороги!
Люба молчала. Даже глаза не закрывала, как раньше. Привыкла. Сначала, конечно, боялась, что он побьет машину, сам кого-нибудь заденет, и каждый раз ждала, что поездка закончится ДТП и долгими разборками.
– Я же мент, – утешал ее Стас. – Договоримся.
Договариваться ни разу не пришлось. Вот Люська, та постоянно попадала в ДТП. Стас объяснял это тем, что она баба.
– Бабы ездить не умеют.
И в машину Людмилы садился с опаской. В общем, мужской шовинизм. Люба не сдержалась и зевнула. Теперь даже обочина была забита машинами, все они еле ползли. Она уже поняла, что ночь будет долгой.
– Все. Встали. – Стас выругался. – Люба? Ты уснула, что ли?
– Нет. Сижу, думаю.
– О чем это мы с тобой разговаривали? Ах да! Ольга Ивановна! Значит, железно не Пендраков и на сто процентов не кладовщица. Остаются трое. Парамонов, Алан и Макс.
– Я думаю, это все-таки Парамонов. Ольга Ивановна сказала, что знает, кто вор. Мало того, покрывает его. С Парамоновым у нее общее горе. Он потерял дочь, а она теряет единственного сына. Но я не об этом хотела с тобой поговорить. Скажи, вам зарплату часом не задерживают?
– Не знаю, я недавно работаю.
– А тебе должны уже были заплатить?
– В общем-то, да. Но я не думаю, что это проблема. Я же не в банке тружусь. Мы не на деньгах сидим, поэтому задержка зарплаты – это нормально.
– А Ольга Ивановна говорит, что дела на фирме идут плохо. Она знает реальную картину. Это вовсе не золотая жила, Стас. Твой предшественник, видимо, и уволился потому, что все раскопал.
– Возможно.
– И тебя это не волнует? – удивилась она.
– А у меня есть выбор?
– Ты бы тоже мог поискать другую работу.
– Думаешь, куда прешь?!! – заорал вдруг Стас и надавил на клаксон. – Нет, ты глянь, какое хамло! Все стоят, и ты стой! О чем это мы говорили?
– Ты меня слышишь или нет? – разозлилась она. – Я тебе даю дружеский совет исходя из полученной мною информации. Я Ольге Ивановне верю.
– А я – нет.
– Почему?
– С какой стати она с тобой разоткровенничалась?
– У нас с ней общее горе.
– Интересно, какое?
– Я тоже когда-то потеряла ребенка.
– У тебя был выкидыш – это разные вещи.
– Стас, это жестоко!
– А как тебя еще лечить? Люба, запомни: людям верить нельзя. Ценная информация – то, что она знает, кто вор. Вот за нее тебе большое человеческое спасибо.
– Она все равно не скажет.
– Скажет.
– Ты что, пытать ее собираешься?!
– Зачем? Есть много способов заставить человека сказать правду.
– Боюсь, ее уже ничто не напугает, – усмехнулась Люба. – У нее сын умирает. Ничего страшнее быть не может.
– Сына она потеряла давно, – спокойно сказал Стас. – Возможно, Ольга Ивановна просто играет на чувствах других людей. Своего племянника, твоих… Она своим горем закрывается, как щитом. И скорее всего, вор с ней делится.
– Она сказала, что деньги на лечение сына ей дал племянник. Хозяин фирмы.
– Федор?
– Да.
– И что?
– Но это же все объясняет! – горячилась Люба.
– Почему она тогда вора ему не сдала?
– Это сложно. Но она мне все объяснила.
– Эх, Люба! Как можно быть такое наивной? А еще психолог!
– Постой… Ты сказал: нельзя верить людям. Значит, ты и мне не веришь?
– Верю, что ты желаешь мне добра. Но добро мы с тобой понимаем по-разному. Люба, мы совершенно разные люди. Потому и не ужились.
Она потрясенно откинулась на спинку сиденья. Вот тебе и помогла человеку! Стас тоже молчал. Машина еле ползла. Пауза затягивалась.
– Значит, завтра ты будешь ее допрашивать? – не выдержала она.
– Да. – Стас взглянул на часы. – Сегодня уже поздно.
– Но получается, что я ее подставила! Ведь она МНЕ доверилась?! Понимаешь?! Мне!
– И что? Она доверилась тебе, ты доверилась мне. Тебе кто дороже – я или Ольга Ивановна?
– Но это не по-человечески!
– Люба, я все сделаю аккуратно.
– Как сейчас? С Василием Федоровичем? – горько пошутила она.
– Я бил очень нежно.
– Я поняла. Вот что, Стас. Давай договоримся: наши отношения закончились. Не как раньше, а совсем.
– Из-за какой-то кладовщицы? – удивился он.
– Дело не в ней. Ты очень жесткий человек. А я мягкий. Ты прав, мы разные люди. У нас разная система ценностей.
– Ты можешь говорить по-человечески? – поморщился он. – Мы не у Люськи на эфире. Говори, как баба с мужиком, который ее не устраивает. Я тебя чем конкретно не устраиваю?
– Ты ненадежный.
– О как! Куда прешь!! – Он опять со злостью надавил на клаксон. – Вот же суки! Слушай, я никому не навязываюсь. – Люба поняла, что это уже адресовано ей. – Нет так нет. Ты меня сама попросила. Я пришел и сделал так, как ты хотела. Человека, между прочим, избил. – Стас обиженно моргнул.
– Ты его едва коснулся, сам сказал.
– А синяк? Синяк натуральный, значит, бил всерьез.
– Хватит мне мозги компостировать! Ты любой факт выкручиваешь куда хочешь, в зависимости от обстоятельств. Момент – и черное стало белым, а белое черным. Для тебя ничего святого нет.
– Да, я мент. Потому что бывших ментов не бывает, и не имеет значения, где я теперь работаю. Мне всю мою сознательную жизнь вливали, что главное – это результат, а уж каким путем он достигнут, дело десятое. Результат, понимаешь? – Он обернулся и посмотрел на Любу в упор. – И я свою работу знаю. Ты тоже этим пользуешься, когда надо.
– Больше не буду, – заверила она. – И в историю с воровством на вашем складе я тоже больше не полезу. Разбирайтесь сами.
– Разберемся… – Он со вздохом посмотрел на стальной поток, запрудивший московские улицы. И вдруг предложил: – Слушай, а может, и в самом деле в кабак заедем? Переждем это безобразие? Ты есть хочешь?
– Вообще-то я не ужинала, – призналась Люба.
– Давай я тебя покормлю?
И она сдалась. Они остановились у суши-бара, и Люба ела вкуснейший суп из угря, потом суши, пила обжигающий зеленый чай, отчего ее щеки раскраснелись, как маки. Обида постепенно уходила. Стас травил анекдоты и смешно передразнивал своих новых коллег из компьютерной фирмы. Она невольно улыбалась, а потом и вовсе расхохоталась. Он умел быть очень милым, когда того хотел. Домой они приехали за полночь. Стас припарковался почти за квартал, потому что все ближние места были забиты. Потом провожал Любу до подъезда – ходить по безлюдным, плохо освещенным улицам одинокой женщине опасно.
– Как ты доберешься до дома? – спросила она перед тем, как зайти в подъезд.
– Поймаю такси.
– Можешь переночевать у меня.
– А как же наши отношения? Которые закончились? – ехидно спросил он.
– Я тебе на диване постелю.
– А я не хочу на диване.
– Можешь на полу.
– Значит, так: я ложусь с тобой, как всегда, или не ложусь совсем. Иду сейчас ловить такси, мерзнуть под дождем на ледяном ветру с риском простудиться. У меня ботинки на рыбьем меху. И шарфа нет.
– Значит, ты все рассчитал. Не пускают в дверь, так я в окно.
– А как же! – хвастливо сказал он. – Это же классно: развести психолога.