Юля усмехнулась:
— Тебе этого не понять. Висеть на внешней стене небоскреба неинтересно. Это разрешено, нет тайны, драйва, просто такая работа. И ходить под куполом цирка по проволоке меня не впечатляет. Ну, поаплодируют зрители, и все. А где риск? Я хочу острых ощущений, когда желудок трясется, будто под током. Поэтому и выхожу по ночам из окна четвертого номера. Вдруг постоялица проснется? Застукает меня? На улице может оказаться прохожий, задерет голову, а там я иду между домами. В тот день, когда ты впервые меня заметила, крюк плохо за подоконник чердака офиса зацепился, я пошла, а он стал сползать. Это было супер! Проволока под ногами потеряла упругость, я поняла: сейчас упаду. Да, у меня есть плащ-крылья, но вдруг он не раскроется? Невероятное ощущение! Полный кайф! Вот это мне и надо. А что у альпинистов и профессиональных циркачей? Там сто раз страховку проверят, все карабины-костыли перещупают, риск к минимуму сведут.
— Ты сумасшедшая, — вынесла я диагноз.
— Нет, — обиделась Юлия, — я больна адреналиновым голоданием.
— Такой болезни нет, — отрезала я, — ее недоучка-психолог придумал.
— Есть! — топнула ногой Юлия. — Давно ею страдаю!
— А откуда у тебя костюм Бэтмена и приспособление с крюком? — запоздало удивилась я.
Юля села в стоявшее рядом с окном кресло.
— Так меня же в нем задержали, крюк полицейские сняли. А потом, когда я уходила, мне все отдали. Дознаватель документы о приводе уничтожил и вернул мое оборудование. Я снова стала тут жить. Целый год по проволоке не ходила, а потом поняла: больше не могу! Только мама никогда бы мне не разрешила по канату бегать. И знаешь, когда «добро» на это дают, совсем не тот восторг, вроде как в кино сходить попросилась. В общем, я придумала, как решить проблему. Четвертый номер единственный для моей цели подходил, поэтому я иногда постояльцам конфетки подбрасывала.
— Иногда? — переспросила я. — Мне они каждый день доставались.
— В последнее время я сильно нервничала, надо было успокоиться, — поморщилась Юля. — Сто раз уже повторяла, я больна. Адреналиновое голодание резко обостряется от стресса.
— Ладно, — согласилась я, — у тебя редкая болезнь. У твоей матери тоже нелады со здоровьем, требующие лопать под одеялом втайне от дочери сэндвичи с икрой. Но откуда в чулане дорогие вещи?
Берта Борисовна откашлялась:
— Они там из-за моей неуемной доброты. Некоторые постоялицы проживут месяц-другой, потом у них деньги заканчиваются, девчонка уехать хочет, но за ней должок. Я всегда в таком случае иду навстречу, предлагаю: «Нет налички? Готова взять шубку, которую тебе любовник подарил, или сумку, туфли». Я очень хорошо цены знаю и беру только новые дорогие вещи.
— Продав соболиный полушубок из вашего чулана, можно пару лет жить припеваючи, — рассердилась я. — Вы обманываете глупышек.
— Вовсе нет, милый дружочек, — пропела Нечаева. — Предупреждаю их: «Тулупчик в залоге. Найдешь за месяц деньги, принесешь их мне, плюс штраф за просрочку оплаты, тогда заберешь шмотку». Кое-кто выкупает вещи, другие не возвращаются, но это их выбор. Многие девушки безалаберны, соглашаются жить с женатым человеком. Тот им комнату снимает, подарки делает, а потом говорит: «Ты мне надоела, до свидания, живи дальше как хочешь». И тогда они мне шубки и цацки отдают. О таком повороте сюжета всегда нужно помнить, если к чужому мужу в койку прыгаешь.
Мне вдруг стало тревожно.
— У вас живут только женщины?
— Теперь да, — подтвердила хозяйка пансиона. — Вскоре после побега Юли я пустила парня, который показался мне очень приличным, а он запил и разбил окно. С тех пор только девочки! От мужчин сплошные проблемы. Курят, пьют, скандалят…
— Девочки тоже встречаются разные, — пробормотала я. — Значит, сегодня вы поняли, что дочь зашла в четвертый номер, и застигли ее здесь.
— Не поняла, а подстерегла, — поправила Нечаева. — Когда ты ночью шум подняла, закричала: «Нетопырь! Он под кроватью детеныша оставил!» — я сразу догадалась, что к тебе заходила Юлия. И подумала, что негодяйка снова по чужим комнатам лазит…
— Ты теперь всегда будешь меня воровкой считать? — с горечью спросила дочь.
Берта Борисовна не сочла нужным ответить, продолжала:
— Правду я тебе, Степанида, рассказать тогда не могла, ушла к себе. Сначала хотела Юлии в лицо высказать, что о ней думаю, но потом сообразила, та ведь будет все отрицать, заявит, мол, постоялице это приснилось, она чушь несет. И я решила так. Если моя красавица за старое взялась, то одним походом не ограничится, надо ее поймать. Утром дочь спросила: «Что за шум ночью был?» Я спокойно ответила: «Козлова нашла под кроватью плюшевую игрушку, приняла ее за крысу, перепугалась». Юля успокоилась, решила, что я ни о чем не догадываюсь, а я за ней присматривать стала. И сегодня услышала, как в районе часа ночи дверь ее спальни заскрипела. Подождала минут пять, пошла в твой номер. Смотрю — она уже у окна стоит. Я ей шепотком: «Немедленно уходи». А Юлия, не подумав, где находится, заспорила…
Нечаева махнула рукой.
— Вот и получилось черт-те что.
— Ясненько, — протянула я. — Теперь обе коротко и честно отвечайте на мои вопросы. Берта Борисовна, почему вы берете с меня за проживание меньше, чем с остальных?
Нечаева стиснула виски ладонями.
— Некоторое время назад мне позвонила женщина, явно немолодая, голос дребезжащий, и сказала: «Если не выполните мои просьбы, все желтая пресса напечатает рассказ о том, что Юлия была членом цыганской банды, совершила во время ограбления убийство, а вы выкупили дочь, и она осталась безнаказанной». Я испугалась, но ответила: «Вранье, все не так было, та тетка сама умерла». Незнакомка будто и не слышала меня, продолжала: «Юлю арестуют, вас тоже за решетку посадят, как взяткодательницу. Рухнет ваш гостиничный бизнес. Никто не захочет у преступниц жить, лишитесь дохода».
Берта Борисовна всхлипнула, мне на секунду стало жаль ее.
— И вы согласились. Что потребовала незнакомка? Как она назвалась?
Берта потерла лоб.
— Сюзанной, но я сразу поняла, что это ненастоящее имя. Она велела взять постоялицами двух женщин: Светлану Кузнецову и Людмилу Потемкину. Притом поселить их в доме бесплатно. Бесплатно!
— И вы не спросили, зачем это надо и сколько времени проведут в «Уютном уголке» постоялицы? — уточнила я.
Из груди Нечаевой вырвался стон.
— Нет, я была ужасно испугана. Потом ломала голову, кто и откуда мог узнать про дела Юли, но так и не поняла, как такое могло случиться. Пансион был полон, пришлось выгнать двух девочек, которые жили в третьей и четвертой комнатах. Светлана и Людмила приехали порознь, документов у них я, по приказу Сюзанны, не спрашивала. Кузнецова оказалась нормальной, правда, необщительной, но хоть здоровалась, лица не прятала. А Потемкина без бейсболки и темных очков не показывалась, проходила мимо всех, задрав голову и не здороваясь. Светлана работала с животными, она по профессии ветеринар-психолог. Как поселилась, сказала мне: «Если у кого-то из ваших знакомых нелады с домашними питомцами, они плохо себя ведут, отказываются от еды, дайте им мой телефон. Беру недорого». Чем занималась Людмила, я понятия не имею. Потемкина по утрам уходила, одевшись по-офисному, часов в семь возвращалась, шикарно наряжалась и уезжала, иногда до двух-трех ночи пропадала. Может, оказывала эскорт-услуги. Людмила в «Уютном уголке» прожила три дня, потом исчезла, просто не пришла ночевать. Наутро мне вновь звякнула Сюзанна и велела комнату Потемкиной не занимать, ждать ее распоряжений. Больше недели номер пустовал, затем шантажистка объявилась с новым приказом. Мне следовало поселить Степаниду Козлову, но с нее нужно брать деньги за постой, одну треть цены. Если Степанида, побывав в пансионе, откажется в нем жить, статья про Юлию выйдет в тот же день. «Не хочешь позора? Убеди Козлову поселиться в отеле», — заявила она.
Нечаева замолчала.
— Это все? Больше вы с ней не беседовали?
Берта поежилась:
— Вчера был еще один звонок. Мне предписывается выгнать Роберту и Майю. Сегодня седьмое сентября, девятого в пансионе должны остаться только мы с Юлей и ты. В тот же день приедут люди, привезут мебель, занавески и переоборудуют гостиную.
— Зачем? — обомлела я.
— Понятия не имею, — с отчаяньем воскликнула Берта, — я задала тот же вопрос, старуха ответила: «Будешь любопытной, нос прищемят. Объясню, когда надо».
— Ясно, — протянула я, хотя мне ничего не было ясно. — Значит, внешность Людмилы описать вы не можете?
— Она очки и бейсболку не снимала, — повторила Нечаева, — сильно красилась, на губах сантиметр бордовой помады.
— И паспорт вы у нее не проверяли, — пробормотала я.
— Верно, — подтвердила хозяйка, — Сюзанна приказала этого не делать. Потом Людмила исчезла, просто не пришла ночевать. Сюзанна опять позвонила, приказала поместить в ее номере Степаниду Козлову. Я вообще ничего не поняла.
— И паспорт вы у нее не проверяли, — пробормотала я.
— Верно, — подтвердила хозяйка, — Сюзанна приказала этого не делать. Потом Людмила исчезла, просто не пришла ночевать. Сюзанна опять позвонила, приказала поместить в ее номере Степаниду Козлову. Я вообще ничего не поняла.
Я повернулась к Юле:
— Ты была в хороших отношениях со Светланой?
У младшей Нечаевой забегали глаза.
— Нет.
Я улыбнулась:
— Мне Кузнецова показалась неприятной. Наверное, это она шантажировала Берту Борисовну. Вопрос, откуда Светлана знала правду про тебя? А вот если вы дружили, тогда все понятно. Или, может, это ты издевалась над матерью?
— Как тебе такая мерзость в голову взбрела? — вспыхнула Юля. — Я люблю маму. Отвратительную вещь придумала…
Она замолчала.
— Продолжай, — попросила я. — Если знаешь шантажистку, то расскажи, кто она.
Юлия прикусила губу, потом решилась на откровенность.
— Людмила Потемкина, вот кто все затеял. Мама, прости меня, пожалуйста! Это Милка источник моих бед, она всегда меня на гадости толкала.
Глава 36
— Немедленно выкладывай все! — велела я.
Юлия начала ломать пальцы.
— Мы подружились в школе — в первом классе нас с Милкой посадили за одну парту. Потемкина была веселой, не вредной, давала списывать. Нас сблизило еще и то, что обе росли без отцов. Правда, у Милки был отчим, но она его терпеть не могла, называла «прилипалой». Он постоянно ее воспитывал, в театры-музеи водил, на концерты симфонической музыки таскал. У Людмилы ни одного свободного выходного не было, вечно со Львом Геннадьевичем за ручку куда-то топала. Она возненавидела и музыку, и театр, ей хотелось со мной погулять, но это получалось редко.
— Надеюсь, ты понимаешь, какой замечательный отчим достался неблагодарной девице? — назидательно заметила мать.
— У него были и положительные стороны, мужик не жалел на падчерицу денег, — язвительно заметила дочь. — В отличие от меня Милка красиво одевалась, и игрушек у нее был полный дом.
— Я тебя очень люблю, — всхлипнула Берта, — два раза выкупала из полиции. Знаешь, сколько денег потратила? Детям не нужны хорошие вещи, малыши быстро растут, платья-обувь малы становятся. А я в трудную минуту дочери на помощь пришла. Причем дважды! Не опустоши я кошелек, сидеть бы тебе на зоне за убийство.
— Сколько раз говорила — я никого и пальцем не трогала, — устало парировала Юля. — Знаешь, в детстве мне очень хотелось обновок и кукол. Не спорю, я наломала дров, наделала ошибок, но давно живу нормально, пашу в пансионе бесплатной горничной, учусь в институте, получу диплом, устроюсь на хорошую работу. Ты же не дашь мне забыть, что потратилась, выдергивая меня из дерьма? Мама, не волнуйся, я непременно верну тебе деньги.
Нечаева-младшая грустно улыбнулась, вздохнула и продолжила:
— Ладно, я отвлеклась, сейчас вернусь в прошлое. Таскать мелочи из магазинов мы с Людмилой начали еще в первом классе, тырили жвачку, шоколадные яйца, наклейки. Лев Геннадьевич днем лекции читал. Инна на работе была, школа от дома Потемкиной недалеко находилась. Милке они приказывали после занятий домой топать и никуда не уходить. Отчим расписание уроков знал и всегда в квартиру через полчаса после окончания уроков звонил. Милка ему отвечала: «Папочка, я суп ем». Он говорил: «Умница. Поиграй два часа и садись за уроки. Я на лекцию пошел». А мы с Людмилкой из ее дома удирали и по магазинам, знали, что ее отчим студентам речь толкает, он только после звонка с кафедры слезет. Инна работала с мужем, она на диапроекторе сидела, слайды для него крутила. В подъезде у Потемкиных лифтерша жуткая грымза, но она днем обедала, на полтора часа уходила, мы успевали по магазинам пробежать, мобильных тогда не было. Моя мама пансионом занималась, я ей врала, что семь уроков, а в реальности их четыре было.
— Боже, Юля! — простонала Берта. — И Людмила! О ней так мать и отчим заботились!
Юля развела руками:
— Ты мне на карманные расходы ни копейки не давала. Милке отчим тоже рубли в карман не клал, но не из жадности, он ей повторять любил: «Дети не понимают, что могут причинить себе вред. Ты купишь конфет, мороженое, газировку, испортишь на всю жизнь желудок. Я же тебе все полезное принесу: сухофрукты, минералку без газа». Вот мы с Милкой и нашли способ, как себя радовать. Будь у нас немного мелочи в распоряжении, никогда бы не стали крысятничать.
Берта заплакала, мне стало жалко скрягу.
— Тот, кто не способен украсть, не будет заниматься воровством, даже умирая с голоду!
— Мы были маленькими, — начала оправдываться Юля, — глупенькими, детям всего хочется. Родители должны это понимать. И нам не объяснили, что воровать плохо. Жвачки в лавках у входа лежали. Почему их не прятали? Зачем малышей соблазнять?
Я отвернулась к окну. Юлия принадлежит к категории людей, которые во всех своих ошибках винят других, жалуются на неудачно сложившиеся обстоятельства, бедность, отсутствие денег, но только не на себя. А Нечаева-младшая говорила дальше.
Став чуть старше, девочки стали хвастаться друг перед другом количеством украденных вещей, затем они начали таскать кошельки у покупателей, учителей в школе, и в конце концов обе попались. Произошло это почти одновременно. Берта и Инна со Львом Геннадьевичем, не подозревавшие, что их дети дружат и разбойничают вместе, не сговариваясь, поступили одинаково. Они перевели девочек в другое учебное заведение и… воровки снова очутились в одном классе, а там училась Света Кузнецова. Школьницы быстро подружились, теперь их стало трое. Юлию Берта записала в цирковую студию, но это не помешало троице. Время на пробежки по магазинам они находили.
Девицы умело врали взрослым, придумывали, что задерживаются в школе, посещают кружки. Инна и Лев Геннадьевич верили Людмиле, Берта Борисовна и мать Светы были слишком заняты, чтобы проверять каждое слово дочек. А те разбойничали напропалую. Крали деньги, потом шли в парк кататься на аттракционах, бегали в кино, покупали бижутерию. Иногда взрослые спрашивали:
— Откуда у тебя этот симпатичный браслетик?
Каждая делала круглые глаза и отвечала:
— Катя (Аня, Лена) из параллельного класса поносить дала.
И родители успокаивались. Всем же известно, девочки обожают меняться одеждой и всякой мелочовкой с подружками.
Потом случилась неприятная история. Людмила вместе с матерью поехала к каким-то родственникам и украла там очень дорогой браслет хозяйки. На следующий день утром Потемкина похвасталась перед подружками добычей, а вечером к Инне приехала обворованная женщина. Последовал скандал. Милу поругали, но не сильно, ведь девочка сдавала выпускные экзамены. Отчим не хотел, чтобы падчерица разнервничалась и получила плохие отметки.
На время развеселая компания притихла. Потемкину заботливый Лев Геннадьевич впихнул-таки в вуз, а вот Юля и Света не набрали проходной балл. Нечаева осела дома, и мать приказала ей помогать горничной, а Кузнецова пошла работать в ветклинику уборщицей. Времени на воровство у компании стало намного меньше, чем раньше.
А потом в Потемкину влюбился сосед, Сережа Реутов. Людмила не испытывала к нему никаких чувств, но ей льстило его внимание и радовала зависть подружек, у которых не было кавалеров. Потемкина почувствовала себя взрослой опытной женщиной с бурной сексуальной жизнью и стала лидером маленького коллектива. Именно Мила задумала ограбить Валентину Ивановну и подбила на лихое дело подружек. Рассказала им:
— Сергей говорит, у его матери денег в шкафу лом, она собралась новое жилье покупать. Мы можем пакет с долларами захапать.
— Ну и как к ним в квартиру попасть? — поинтересовалась практичная Света.
— Все очень просто, — заверила Потемкина. — Кузнецова, твоя мамахен медсестра, она с работы лекарства притаскивает. Найди снотворное и дай мне. Сергей заболел, лежит в постели. Валентина Ивановна уйдет на работу, я спущусь, заварю парню чай, брошу туда две таблетки, он до вечера продрыхнет. Юлька возьмет один из своих крючков-костылей с веревками и залезет по внешней стене дома в кухню Реутовых. Окно там всегда открыто.
— Ой, меня кто-нибудь заметит, — испугалась Нечаева.
— А вот и нет! — возразила Мила. — Кухня выходит на пустырь, где ни одного здания нет и никто не гуляет, потому что народ устроил там помойку. Стена торцевая, в ней только семь окон. На первом этаже лифтерша живет, она весь день в подъезде сидит, домой только на обед заглядывает. На втором и третьем квартиры Блохиной и Гуркиной, они на работу в восемь утопывают, возвращаются к программе «Время», на рынке в палатках торгуют. На четвертом Реутовы, на пятом мы, а на шестом никого, хозяева за границей. Некому и неоткуда за тобой наблюдать. А ты чего, струсила? Прикинь, сколько денег у нас будет!