— Но мыться тебе надо, — сказал ему Фило.
— Инуиты никогда не моются, — настаивал Ринго.
— На подлодках моются, по крайней мере, если хотят, чтобы с ними кто-нибудь разговаривал. Если хочешь, включай ледяную воду, но непременно раз в неделю принимай душ.
— Он ненормальный, — высказался Моррис, когда ему сообщили о последних новшествах. — Даже люди с сексуальными расстройствами больше не принимают ледяной душ по собственному желанию.
— Слушай, — ответил Фило, — ты сам целую неделю высчитывал, как поставить в субмарине иглу. А он тебе лишь удочку закинул. И кто тут после этого ненормальный?
Ненормальный или нет, Ринго был счастлив. Наконец. Осталось лишь подобрать новое имя, что-нибудь более подходящее, чем «Ринго». Он вспомнил, что́ в «Мировой энциклопедии» говорилось о языке инуитов: «У эскимосов, проживающих в различных регионах, многие предметы имеют несколько названий. Например, тюленя называют несколькими разнообразными словами. Выбор зависит от возраста животного, от того, живое оно или мертвое, находится ли оно на земле или в воде, и от многих других факторов».
— А что насчет снега? — поинтересовался он вслух при миссис Масловрот. — У него сколько названий было?
— Ну, — тут миссис Масловрот пришлось гадать, — уверена, что не меньше двадцати девяти.
Ну и Ринго возьмет себе столько же. Он был и будет Двадцатью Девятью Названиями Снега, охотником мерзлого севера, покорителем крупных объектов, плавающих в море.
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ— К всплытию готовы, — объявил Моррис Каценштейн, когда «Ябба-Дабба-Ду» подошла к «Южной борозде» на четверть мили.
— Погодные условия снаружи?
— Рядом еще пара кораблей, — послышался с гидролокационного поста голос Асты Уиллс. — Рыбаки, беспокоиться не о чем. По последним данным, Береговая охрана занята аварией танкера южнее вдоль острова. Наша девочка беззащитна.
— Ближайшие 28 минут спутников-шпионов над нами не будет, — добавила Норма Экланд, глядя на распечатанный график.
Фило потер руки.
— Оззи, подходи и всплывай у борта, но чтобы осталось место для маневра, на случай если они вдруг захотят нас таранить. — Осман Хамид, рулевой, — в молодости он был самым быстрым таксистом в западной Турции — улыбнулся по-разбойничьи, и на табло машинного телеграфа загорелось «Полный вперед». — Норма, как только поднимемся, начинай создавать помехи, — продолжал командовать Фило. — Готовность штурмовой группе и вещателям.
Маршалл Али, костюмер подводной лодки и тренер по тайным курдским боевым искусствам, помогал Двадцати Девяти Названиям одеться.
— Броня на тебе, да? — Маршал Али с фанатизмом относился к дзэнским качествам, присущим пуленепробиваемому материалу.
— Да, но я от нее не в восторге, — ответил Двадцать Девять Названий. Поверх брони на нем была искусственная шкура белого медведя вместе с клыкастой головой. Прекрасная форма, только в ней слишком жарко даже без бронированного слоя — а на улице стояла изнурительная жара, сорок пять градусов по Фаренгейту[44]. — Наверняка у меня тепловой удар будет.
— Тепловой удар запрещен. А броню надевать обязательно.
— Почему?
— Потому что, когда отправляешься в бой, всегда надо рассчитывать на то, что враг будет беспощаден, и предпринять все меры предосторожности. К тому же я больше тебя, и если ты не будешь поступать, как я говорю, я буду бить тебя по лицу и по шее.
— Стамбул! — выкрикнул Осман Хамид. Все команды он понимал интуитивно, не зная английского, а сам по всякому случаю употреблял название родного города.
Моррис перевел:
— Фило, всплытие.
— Забиваю все каналы СОС, — сообщила Норма.
— Подстройся по скорости и иди параллельно цели, — приказал Фило, изучая «Южную Борозду» через перископ. Члены ее экипажа носились по палубе, показывая пальцем на подлодку и извергая из глоток вопли ужаса: «Ябба-Дабба-Ду, эй!» — Поднимай вертолеты. Норма, начинай вещание. Пора начинать представление.
На корме, где на лодке с межконтинентальными баллистическими ракетами была бы пусковая площадка, в зелено-розовом корпусе «Яббы-Даббы-Ду» открылись люки, из которых в воздух поднялся рой моделей вертолетов. По весу и размеру они были как крылатые охотничьи собаки, раскрашенные веселыми люминесцентными красками, а управлялись дистанционно с компьютера. Во многих были установлены телекамеры с хорошим разрешением — для предстоящей трансляции, — а четыре вертолетика поднимали специальный груз на сетке с быстродействующими зажимами: гигантский лимонный пирог десяти футов в диаметре. С меренгами.
Как только вертолетный флот поднялся в воздух, на пусковую палубу вывели еще одну стрекозу побольше. Изобретатель Моррис Каценштейн окрестил ее «Летающим зодиаком»: лопасти были велики ровно настолько, чтобы поднять одного прискорбно перемещенного сироту-аборигена. Когда Двадцать Девять Названий поднялся, Маршалл Али выбежал на наблюдательный мостик, поддерживая его гортанными криками:
— Брюс Ли! Чак Норрис! Сонни Боно![45]
Тем временем Норма Экланд подняла телескопическую тарелку-передатчик и наладила связь между «Яббой-Даббой-Ду» и Североамериканской компьютерной спутниковой сетью; обойдя с дюжину защитных барьеров, она заткнула вещание «Мыльной Телесети Тернера»[46]. Главному биллинговому компьютеру «Кон Эдисон» она приказала немедленно отключить в нью-йоркских телестудиях Тернера электричество за неуплату, а автоматическому оборудованию студий кабельного вещания велела принимать свою передачу; а также, совсем уж ради забавы, в каждую пиццерию Манхэттена отправила по факсу заявку на пиццу с двойными анчоусами с доставкой в офис Ганта в «Фениксе».
Утренние любители телешоу «Волчий закон» настроили свои телеприемники, чтобы узнать, совратит ли Донна Чэда, чтобы тот не рассказал, что знает о Таме, или же попросту столкнет его в резервуар на фабрике своей тетушки, где производят нервно-паралитический газ, — но вместо этого увидели всплеск помех, а потом на экране возник компьютерный пиратский логотип Дюфрена — гибрид экологического символа и магического знака амишей от сглаза. Синтезаторный духовой оркестр заиграл главную тему «Эстрады глобальной деревни», а вечно-юный голос Дика Кларка[47] произнес вступительные слова:
— А сейчас, в прямом эфире с планеты Земля, — очередной дневной налет наших защитников нетронутой природы! Это ваш пират и наш пират — ФИЛО ДЮФРЕН…
Звучат аплодисменты, записанные на чемпионате «Суперкубка» 2017 года, когда Бренда Бамфорд забила победный гол за «Нью-Йорк Джетс»[48]. На экране мелькнула «Ябба-Дабба-Ду», после чего Норма перешла к показу видеозаписей с видами вышеупомянутой нетронутой природы: широкие ледяные просторы, белоснежные антарктические пейзажи, гора Эребус, возвышающаяся на фоне кристального неба.
— Доброе утро, мир, — поприветствовал Фило, нацепив наушники и ларингофон. — С вами Фило Дюфрен, сегодня я выступаю от имени Седьмого континента. Хочу поделиться с вами, какие до меня дошли неприятные слухи: один президент, переизбранный уже на второй срок, решил, будто Америке не хватает нефти и минералов, и дал добро на разработки ресурсов Антарктики, несмотря на то что не имеет права выдавать подобное разрешение, пока Конгрессом не будет принят соответствующий закон и пока большая часть союза пятидесяти двух стран не поддержит эту затею. Сейчас у нас утро, не время для риторики, так что я пощажу вас и не буду толкать обычную пропаганду о том, что надо сохранить хоть немного дикой природы для внуков; и о возможности вооруженного конфликта в случае, если тем пятидесяти двум странам не понравится, что мы нарушили договор, я тоже ни слова не скажу… Не будем об этом, лучше посмотрите картинки, которые мы вам показываем: неужели вам не кажется, что в Антарктике красиво? Да, суровая природа. Бьюсь об заклад, там холодно. Но в таком вот виде эта земля куда милее, чем те места, над которыми уже потрудились подрывники и бурильщики. — Норма вставила кадры из съемок нефтяных катастроф на Аляске: мертвые птицы тонут в заливе Принца Уильяма[49], снедаемый любовью карибу убегает от Трансаляскинского трубопровода, прорванного при землетрясении 02 года, черный прилив после выброса в Бристольском заливе в 2020 году. — Я, кажется, знаю, о чем вы сейчас думаете, — продолжал Фило, когда Норма вернулась к первозданным видам Антарктики. — Разумеется, красиво, все любят пингвинов, вот бы они жили тут, среди нас, но… что может сделать обычный человек? Далее в программе мы предложим вам несколько советов на эту тему, но для начала я хотел бы сказать, что и меня охватывает такая беспомощность. Иногда по утрам я начинаю беспокоиться, что нашей планете слишком многое угрожает, и я даже понятия не имею, с чего начинать… Но бывает и по-другому, например, как сегодня: я просыпаюсь, смотрю на волны и вижу корабль, принадлежащий моему старому дружку Гарри Ганту, — долгий план «Южной Борозды», — и я говорю себе: «Фило, может, ты не знаешь, как спасти весь мир, но почему бы для начала не потопить эту чертову лодку? Сделай это ради пингвинов. Ради внуков Америки. И да благословит нас всех Господь».
Моррис щелкнул переключателем, и грузовые вертолеты сбросили пирог. Камеры зафиксировали его падение сверхзамедленной съемкой: кадр за кадром он пролетел по длинной дуге и плюхнулся на переднюю часть рулевой рубки ледокола.
— Это тебе, Гарри, — сказал Фило. Маршалл Али, сидящий в рубке, нацелился из водомета и начал поливать «Южную Борозду» взбитыми сливками.
Двадцать Девять Названий подлетел низко и быстро, чтобы его бортовой компьютерный прицел мог выбрать цель для Электрогарпуна «Зодиака». Он был счастлив оказаться в своей стихии, а также — от того, что его морская жертва во много раз превосходила его в размерах, — и лишь на одну постыдную секунду пожалел, что это не кит, а гарпун — не настоящее копье смерти с каменным наконечником. Пролетая над кормой ледокола, Двадцать Девять Названий выпустил гарпун, и толстый серый кабель связал его с основанием радиолокационной мачты «Южной Борозды». Гарпун вонзился в корабль, словно раскаленная игла в спину сома; находившаяся в стреле аппаратура залила вирусы в навигационную и контрольную систему корабля. Громадное судно вздрогнуло и стало сбавлять скорость.
«Зодиак» пролетел над рубкой и резко опустился вниз, чуть не попав в струю взбитых сливок; Двадцать Девять Названий вытянул руку, захватив пригоршню сладкой белой пены. Испачкав губы, он развернул «стрекозу» и стал низко парить над ледоколом. Переключился на автопилот и достал из-под сиденья флаг. Потом спрыгнул.
Посередине корабля на палубе уже лежал слой взбитых сливок толщиной в три фута; так падать было все равно что на матрас из сахарной ваты. Двадцать Девять Названий Снега со смехом вынырнул и принялся размахивать флагом, на котором было изображено маленькое гордое иглу на белом поле.
— Я провозглашаю это корыто собственностью инуитов! — прокричал он.
Его окружил недовольный экипаж «Южной Борозды». Как палубные команды других кораблей смехом реагировали на атаки «Яббы-Даббы-Ду», Двадцать Девять Названий уже видел, но у этих ребят с чувством юмора было неважно.
— Да ладно те, не хмурься, — сказал он дюжему парню, который вообще-то уже начинал рычать. — Я понимаю, что выглядит как-то позорно, зато это полезно для природы.
— Малыш, я тя щас уделаю, — сказал дюжий.
— Не выйдет, — ответил Двадцать Девять Названий, отбросив флаг. — Но я честно тебя предупреждаю — я учился у одного из величайших мастеров боевых искусств Курдистана. Если ты меня тронешь, придется отделать тебя резиновой рыбкой.
Дюжий попытался его тронуть. Двадцать Девять Названий спокойно уклонился от атаки и, верный своему слову, шлепнул сердитого моряка эластичной пурпурной форелью. Дюжий плюхнулся на задницу во взбитые сливки. По «Мыльной Телесети Тернера» падение показали дважды: один раз живьем, другой — в замедленном повторе.
Подлетел второй матрос, за ним третий. Двадцать Девять Названий отфорелил обоих. Потом на него кинулся сразу весь остальной экипаж, и на миг возникло ощущение, будто на палубе разгорелась борьба регбистов за мяч. Двадцать Девять Названий, спокойно насвистывая, отошел от этой кучи мутузящих друг друга мужчин и женщин.
Он остановился помахать камерам, и тут с грохотом раскрылся люк — это на палубу с ракетницей вылетел гиперактивный стюард Бердсли Степаник.
— Так, — заорал Бердсли, стараясь навести на него дергающуюся мушку, — а ну замри, природолюб!
— Расслабься, — ответил Двадцать Девять Названий, отцепив что-то под медвежьей шкурой. Крутнув запястьем, он швырнул в Бердсли нечто похожее на снежок; за метаморфозой в полете сложно было уследить даже на суперзамедленном показе, но когда Бердсли опустил взгляд, он увидел, что к его груди прижался полярный кролик. Плюшевая зверушка с острыми коготками, которые предварительно окунули в жидкую эйфорию.
— Ой, эй. — Чувственное тепло расползлось по груди Бердсли, разлилось по рукам и ногам, дойдя до самых пальцев. Внезапно возлюбив целый мир, особенно пингвинов, он выбросил ракетницу за борт и сел на корточки во взбитых сливках, щедро втирая их себе в волосы. — У-у-ух-ты. — Он поднял взгляд на Двадцать Девять Названий и улыбнулся. — Слушай, парень, а ты ведь прекрасен, сразу видно.
— Я абориген, — ответил Двадцать Девять Названий. — А ты и сам не так плох.
— Переходи к рекламе, — скомандовал Фило.
COUP DE GRACE[50]Капитан «Южной Борозды» Шанс Бейкер наблюдал за курбетами Двадцати Девяти Названий через заляпанные меренгами окна рубки. В гневе он был спокоен, так что ничего не сказал: он попивал чуть теплый кофе и думал о том, что хорошо было бы резко развернуться вправо и врубить бы все двадцать тысяч тонн веса ледокола в «Яббу-Даббу-Ду». Но даже если бы можно было развить полную скорость на глохнущих двигателях, капитан все равно бы этого не сделал, поскольку понимал, что его обставили: об этом с каждого монитора говорили улыбающиеся желтые мордочки, а также задорная игра балалайки, которую он услышал, попытавшись воспользоваться радиопередатчиком. Если капитан Бейкер попытается протаранить субмарину и потерпит поражение, это лишь усугубит его беспомощность, и тогда, возможно, он не сдержится и все же набьет морду помощнику за его идиотские вопросы.
— Что будем делать, шкипер? — сказал тот, когда Бердсли Степаник начал слать им с палубы воздушные поцелуи.
— Почему бы пушку не выкатить? — предложил капитан Бейкер.
— У нас нет пушки.
— Значит, получается, что они держат нас за яйца. Так что заткнись и оставь меня в покое.
Запищал голографический коммуникатор связи корабль—корабль. Входящее изображение было закамуфлировано: звонивший был прозрачен, остался лишь контур (нечеткий), глаза (зеленые) и рубашка (кричащий гавайский узор).
— Капитан Бейкер? — осведомился он и представился: — Это Фило Дюфрен с «Яббы-Даббы-Ду».
— Не могу сказать, что рад с вами познакомиться, — ответил капитан. — Хотите, чтобы я покинул корабль?
— Ничего личного, капитан. Мы сейчас крутим экотажную рекламу, а когда она закончится, мы вернемся в прямой эфир и потопим ваш корабль, так что лучше бы вам распорядиться, чтобы люди расселись по спасательным шлюпкам.
— А если я откажусь?
— Тогда пошлю отряд побольше, чтобы вас пересадили силой… но сначала надену на вас костюм гориллы. — Это был блеф. Не про костюм гориллы — их у Фило было три, — а сама идея, будто у него хватит времени, чтобы полностью захватить корабль. Скоро «Си-эн-эн» перехватит передачу, следовательно, переполошат военных, и авиабаза ВВС имени Роналда Рейгана[51] в Трентоне пошлет на них все имеющиеся противолодочные самолеты. Но капитан Бейкер не стал его провоцировать.
— Ладно, — сказал он. — Ваша взяла. Но вот что… Дюфрен?
— Да?
— Вы знали, как меня зовут, — возможно, вы знаете и то, что я командовал миноносцем в военном флоте. Вернувшись в порт, я задешево предложу свою кандидатуру любому, кому нужен капитан боевого судна. И тогда я пушусь искать вас. Ясно?
— Ясно. Но я вас лучше тоже предупрежу: Гарри Гант — пацифист. Больше ничего хорошего я о нем сказать не могу. Конец связи.
Последнее слово в передаче осталось за Моррисом Каценштейном. Он стоял на пусковой палубе «Яббы-Даббы-Ду» в шляпе волшебника с луной и звездами и в маске с фальшивыми усами, большим носом и очками.
— Привет, мир, — сказал он. — Пришла пора новой встречи с Господином Наукой. Сегодня мы проведем эксперимент по переносу кинетической энергии. Это, — и он указал на поднявшуюся длинную цилиндрическую направляющую, — электромагнитная рельсовая пушка, уменьшенная модель того самого агрегата, с помощью которого республиканцы защищают Белый Дом от ядерной атаки. А это, — Моррис поднял здоровенную колбасу, — двадцать фунтов кошерной салями. Мы сейчас разгоним ее до девяти Махов[52] и посмотрим, как это отразится на носу вон того корабля, договорились? Малыши, прошу вас, только не пытайтесь повторить то же самое дома без присмотра родителей…
АНАЛИЗ— Есть комментарии? — спросил Гарри Гант у своей команды по работе с кризисными ситуациями, когда «Южная Борозда» на видеоэкране конференц-зала ушла под воду. Гант сидел спиной к столу, и поскольку выражения его лица не было видно, тем членам группы, которые старались выдвинуться, сложно было понять его настроение и выдать соответствующий ответ. Никто не удивился, что первым заговорил Сиваш Каспийски — коллеги из Департамента общественного мнения звали его «мастером болтологии».
— Предполагаю, что салями ненастоящая, — высказался он.
— Что?
— Ненастоящая колбаса, — повторил Сиваш. Он был шести футов трех дюймов ростом, блондин, сложен как чемпион по десятиборью, но все сходство с Адонисом портили очки в роговой оправе и клетчатый галстук-бабочка. — Даже кошерная салями, возможно, не выдержала бы такого разгона.