— С таким другом, как ты, я гарантирована от всяких глупостей. Ты не допустишь!
— Ишь, нашла себе няньку!
— Ребята, — подошла к ним Нина Мурадян. — Вы сегодня идете на тусовку по случаю вручения театральных премий!
— Здрасьте, приехали! Я туда и так иду, но не с Варей!
— Пойдешь с Варей, никуда не денешься.
— А я сегодня не могу! — заявила Варя, поняв, что Диме это не с руки.
— Ребята, вы меня без ножа режете! Я обещала!
— Нина, ты сперва бы нас спросила! — весьма сурово ответил Дима. — Пиар пиаром, но не в последний момент! Короче, я категорически отказываюсь!
— И я! — подвякнула Варя. — И я категорически!
— Без ножа режете! Мы же договаривались…
— Нин, давай сразу наперед условимся — без внезапностей. Нам надо быть к этому готовыми.
— Дим, ты точно туда пойдешь?
— Точно, а что?
— Варь, а может, мы тебя туда с Максом отправим? — С Максом? Ни за что!
— Да нет, мы бы сделали пару фоток с Димкой и запустили бы инфу, а?
— Если тебе так не терпится, давай мы с Варей послезавтра пойдем куда‑нибудь поужинать в интимной обстановке, а ваш папарацци нас снимет. И волки будут сыты, и овцы более или менее целы, начинать лучше с малого!
— Варя, ты согласна? — возликовала Нина.
— Согласна, — кивнула Варя.
— Ну и ладненько!
— Хорошая она баба, — заметил Дима. — С ней практически всегда можно договориться. А тебе отдельное спасибо за поддержку.
— Дим, но ты предупреди свою девушку, а то она же будет страдать…
— А ты предупреди Стаса, а то он еще полезет со мной драться, а у него рука тяжелая, — засмеялся Дима.
— Не буду я никого предупреждать… Пусть ревнует!
— Вот вы, бабы, какой гнусный народ! О моей девушке заботишься, а о своем хахале нет? И зря!
— Да я шучу! У меня, кстати, в Германии тоже хахаль есть!
— Вот как? А его теперь побоку?
— Дим, что ты меня мучаешь? Может, ничего у нас со Стасом не будет…
— Будет, будет!
— Почему ты так уверен?
— Ой, блин!
Стас вернулся в Москву поездом. У Белорусского вокзала старушка продавала ландыши.
— Почем, бабуль?
Старушка подняла на него глаза.
— Ой, сынок, это ты?
— Да вроде я, — улыбнулся он.
— Ой, вот как улыбнулся‑то, сразу видать — ты! Сынок, тебе по десятке отдам!
— А другим почем продаете?
— А другим по тридцатке!
— Я, бабуль, все возьму, сколько у вас?
— Ой, сынок, и вправду все возьмешь? А то тут менты шныряют, мне бы поскорее. Вот гляди, тут двадцать букетиков осталось…
— Вот вам, бабушка, шестьсот рублей, и я побегу.
— Сыночек, ты что?
— Берите, бабушка, у меня еще есть, вам нужнее.
Он сунул пакет с ландышами в сумку.
— Благослови тебя Господь, сыночек!
— Спасибо, это мне сейчас очень пригодится!
Стас решил забежать к матери, родители жили поблизости от вокзала, на Второй Брестской.
— Сташек! Ты откуда? — обрадовалась мать.
— С вокзала, вот решил забежать. И кое‑что принес!
— Что же ты принес? — улыбнулась Марина Георгиевна.
Он открыл сумку.
— Господи, прелесть какая! — всплеснула руками мама.
— Мамуль, тебе половину!
— А вторую Варежке?
— Угу!
— Ты поешь?
— Кофе выпью. Ну и бутербродик бы сжевал.
— А потом к ней?
— На студию.
— А ландыши?
— Там отдам.
— Тогда вот что сделаем. Я свои сейчас поставлю, а ее завернем в марлечку и в мокрую газету.
— Мам, но в сумке же все промокнет.
— А ты сумку тут оставь! Зачем она тебе на студии? А я тебе отцовскую черную дам.
— Спасибо, мамочка! — Он ткнулся носом матери в грудь. — Ты у меня самая золотая мамулька на свете!
— Лишь бы тебе было хорошо, Сташенька…
— Я постараюсь, мама!
— Только не дари ей ландыши в газете, пожалуйста! — Вот хорошо, что сказала! — засмеялся он.
— Что ж я, тебя не знаю, — она погладила сына по голове. — И все‑таки тебе надо отдохнуть, хоть недельку. Стэлла звонила, спрашивала, когда приедешь.
— Привет ей большущий! Съезжу к ней как‑нибудь, хоть на три денечка вырвусь.
Стэлла была кузиной Марины Георгиевны и уже сорок пять лет жила в Амстердаме. Они очень дружили со Стасом. Она безмерно гордилась двоюродным племянником.
— А поезжай к ней с Варежкой…
— Мам, ну рано еще об этом говорить… Мы с ней еще даже не поцеловались ни разу!
— Сташек, ты ли это? — ахнула Марина Георгиевна.
— Мам!
— Все, я в твои дела не суюсь! — сказала Марина Георгиевна. Ей было очень любопытно, что это за девушка такая, в которую ее весьма скорый на чувства и поступки сын влюбился столь целомудренно. А позвоню‑ка я Наде, решила она, и все разузнаю! С Надеждой Михайловной они давно приятельствовали.
Стас взял такси, доехал до стоянки и пересел в свой джип. Мама сказала, что цветы в машине лучше вынуть из сумки. Он расстелил на заднем сиденье тряпку, выложил сверток, по кабине разнесся упоительный запах. Надо же, как пахнут, несмотря на газету! От этого волшебного аромата почему‑то защемило сердце. Когда‑то давным‑давно, в детстве, он был влюблен в соседку по даче, Наталку. Они вместе ходили в лес за ландышами… Как было хорошо тогда… Наталка не отвечала на его чувства, она была влюблена в артиста Андрея Харитонова, и Стас поклялся себе, что назло всем станет знаменитым артистом, и тогда Наталка пожалеет! Он потом потерял ее из виду, кажется, она уехала за границу, но ему давным‑давно было на нее наплевать… Впрочем, сейчас ему было наплевать на всех его баб. Кроме Варежки. Но она еще не стала его бабой. Она была девушкой его мечты! Он сам посмеялся над этой дурацкой фразой. Ишь, чего выдумал, девушка моей мечты! Вот такая вот зараза, девушка моей мечты! Варьказараза! — попытался он защититься от нахлынувшей волны нежности, от которой чуть не задохнулся! Варежка…
Он позвонил помрежу Айгуль.
— Гулечка, Симбирцев! Я через полчаса подъеду, пропуск выпиши!
— Стасик, у тебя же завтра съемки. Ты напутал! — Ничего я не напутал, мне надо с Романычем побазарить… Короче, оставь пропуск!
— Оставлю, только, знаешь, сегодня у Бориса Аркадьича день варенья!
— Будете отмечать?
— Ну да, после смены маленько посидим, думаю, он будет рад, если ты придешь.
Стас заехал в кондитерскую и купил два громадных торта. Борис Аркадьевич обожал торты.
С двумя коробками и сумкой через плечо он направился в павильон. Навстречу ему выбежала Айгуль.
— Привет! Классно выглядишь! — она чмокнула его в щеку.
— Привет, солнышко! Что там сейчас?
— Снимают! Нашу Варю с Димоном! Говорят, у них роман намечается! Все, я побежала! Дорогу найдешь?
— Найду! — упавшим голосом проговорил Стас. Роман с Бурмистровым! Это что же такое? Как можно? Нет, я не позволю! Хотя Гуля сказала — намечается… И у нас намечается… То есть тут кто кого?
— Стоп! Снято! Всем спасибо! На сегодня все свободны!
— Семен Романович!
— Ох, Стас! Рад, очень рад! Ты ко мне?
— К Борису Аркадьичу!
— Боря! Боря! Поди‑ка сюда, глянь, кто приехал тебя поздравить!
— Стасик, дорогой! — растрогался Борис Аркадьевич. — Спасибо! Это мне?
— Вам‑вам, кому же еще! — Стас обнялся с оператором, ища глазами Варежку. Ее не было видно. Зато Дима был здесь.
— Здорово, Дим!
— Привет, Варвару ищешь? — добавил он тихо.
А Стас вспыхнул.
— Слушай, браток, можно тебя на минутку?
— Я весь внимание, — едва сдерживая злость, ответил Стас.
— Не верь ничему, что тебе станут болтать о нас с Варежкой…
Стас побелел. Это «Варежка» в устах Бурмистрова звучала непереносимо! А Дима нарочно так назвал ее, хотел проверить, дернется ли Стас… Дернулся, еще как дернулся. Да, не зря про него говорят, что он человек без кожи… Жалко его.
— Стас, не бери в голову. Это продюсеры настояли — знаешь, как это делается… Это просто утка, имей в виду. А она — чудо, тебе повезло, парень!
Стас во все глаза смотрел на него.
— Ничего не понимаю, ты о чем?
— Ни о чем! Я сказал, ты услышал. Все.
Дима отошел в сторонку. Стас остался стоять в растерянности.
— Стас! — позвал его Борис Аркадьевич. — Ты еще не знаком с твоей новой партнершей. Варюша!
Тут он увидел ее. Она была в гриме, в обтягивающем черном платье, на высоченных каблуках. И улыбалась как‑то смущенно!
— Здравствуй! — сказал он.
— Привет!
— Вы уже знакомы? — удивился Борис Аркадьевич.
— Так, слегка, — сказала Варя и протянула Стасу руку.
Он пожал ее. К Борису Аркадьевичу подошел кто‑то еще, он отвлекся.
— Я так рад тебя видеть…
— И я…
— Давай отойдем куда‑нибудь… У меня есть для тебя кое‑что…
— Что?
— Сюрприз!
— Что?
— Сюрприз!
Ее глаза вспыхнули.
— Я не хотел бы при всех…
— Идем, — она взяла его за руку и повела за собой. Они пришли в какой‑то закут.
— Обожаю сюрпризы! — напомнила ему Варя.
— Вот! — он поставил на пластмассовый ящик сумку и открыл ее. Газету он снял еще в машине, оставил только уже подсыхающую марлю.
— Господи! Какое счастье! — воскликнула Варя и сунула нос в сумку, потом подняла голову и посмотрела на него затуманившимися глазами. — Спасибо… Ты…
— Я? Что я?
— Я тут посмотрела «Тайны рода». Ты такой артист!
— Да ладно…
— Нет, правда… Ой, а что же делать с ландышами?
— Нюхать!
— Но их же надо в воду… И потом… их так много. Будут судачить…
— Надо их в мокрую газету завернуть, я отнесу в машину, мы же потом вместе уедем, да?
— Да!
— Варюша, ты где?
— Борис Аркадьевич, уже бегу! — крикнула Варя. — Стас, минутку тут пережди, ладно?
Он скрипнул зубами. Ему хотелось на весь мир кричать о своей любви, а она хочет соблюсти приличия!
— Варюша, ты что там делала?
— Платье поправляла!
— А!
В павильоне был накрыт стол. Всем командовала Айгуль.
— Надежда Михайловна! — обрадовалась Варя и бросилась к ней. — Как я рада! Ой, я же в гриме.
— Сними скорее, чего кожу зря мучить! А я с тобой пойду, помогу, а то Лиза занята! Борь, мы мигом!
— Давайте, давайте, девочки! Тут такие торты!
В гримерной никого не было. Варя сразу принялась снимать грим.
— Варежка, милая моя, это правда?
— Что? Вы о романе с Димой?
— Нет, я о другом романе.
— Надежда Михайловна!
— Девочка, это опасно!
— Почему? Он же такой…
— Ты что, всерьез влюбилась?
— Кажется, да.
— И у вас уже все было?
— Ничего! Ничего еще не было, даже не целовались ни разу!
— Это‑то и настораживает!
— Почему?
— Потому что непохоже на Стаса. Он человек стремительный… Понимаешь, мне позвонила его мать, мы с ней не то чтобы подруги, но добрые приятельницы.
— И что она сказала?
— Спрашивала о тебе, вернее, дотошно выспрашивала. Я очень удивилась, а потом спросила напрямки, почему ты так ее интересуешь. Ну, она и сказала… что боится за сына, не помнит его таким…
— Ах, боже мой, Надежда Михайловна, Стасу тридцать шесть лет, неужели он настолько привязан к маминой юбке? Он что, отчитывается перед ней, с кем он уже спал, а с кем нет? Это дико, помоему!
— Согласна, но ничего этого нет, он абсолютно независимый парень, даже слишком… Но у него очень тяжелый характер… И вообще…
— Она просила вас меня напугать?
— Боже сохрани! Прости, прости, Варежка. Не знаю, зачем я вообще в это полезла. Вы взрослые люди, разберетесь! Еще раз прости!
Стас уже сидел за столом и томился. Рядом с ним плюхнулась пожилая костюмерша.
— Не возражаете? — спросила она кокетливо.
— Ну что вы, Валентина Григорьевна! — обаятельно улыбнулся он. А на сердце кошки скребли. Неужели тетя Надя, которую я знаю с детства, отговаривает Варежку от меня? Наверняка ей звонила мама! Зачем я проболтался маме? Идиот! Но так хотелось говорить о ней…
— О, вот и моя любимая артистка! — воскликнул Борис Аркадьевич. — И Надюша!
Варя вскользь глянула на Стаса. Ее, разумеется, посадили рядом с Димкой. Черт бы его побрал! От шампанского усталые и голодные люди быстро захмелели. Варе казалось, что она пьяна вдрызг, хотя выпила всего полбокала. Но взгляд Стаса пьянил куда сильнее шампанского.
— Варь, я его давно знаю, — шепнул Дима, — но таким никогда не видел. Ты его не очень мучай…
— Я разве его мучаю? — пугаясь собственного восторга, спросила Варя.
Дима не успел ответить, как вдруг изрядно захмелевший виновник торжества крикнул:
— Господа, Варя с утра мне обещала спеть! Лично для меня, а она так поет! Варюш, спой!
Она еще и поет! — испугался Стас.
— Я не знаю… — облизала пересохшие губы Варя.
— Спой, светик, не стыдись! — хлопнул в ладоши Макс. И добавил уже потише: — Обязательно будет кобениться, дура провинциальная.
Стас хотел было двинуть ему в морду, но не успел, Варя не стала кобениться.
— Я с удовольствием! Только не знаю что…
— Варюх, спой про акацию! — потребовал Семен Романович. — Господа, этот романс решил Варину судьбу! Когда я его услышал, сразу сказал себе — беру на главную роль!
— Хорошо! — просто сказала Варя. И запела. «Целую ночь соловей нам насвистывал…»
Надежда Михайловна вздрогнула. Голос Вари звучал совсем иначе, чем тогда, в заснеженном альпийском отеле. В нем появилась такая чувственность, такой призыв… Она искоса глянула на Стаса. Он был бледный, глаза как‑то опасно прищурены… А она пела только для него, это сразу было понятно.
…Невозвратимы, как юность моя… — закончила она.
Раздались громкие аплодисменты. Борис Аркадьевич со слезами на глазах бросился целовать Варю.
— Еще, еще! — требовала публика.
— Господа! Господа! Минутку внимания! — крикнул вдруг Стас.
Все выжидательно на него уставились. Он был страшно взволнован. Варя испуганно замерла.
— Господа, во избежание кривотолков и недоразумений я хочу заявить: я люблю эту женщину и здесь, сейчас, прошу ее руки! Варежка, ты согласна?
Все в глубочайшем молчании глянули на Варю.
— Да, я согласна! — неожиданно даже для себя самой громко ответила Варя.
Стас одним молниеносным движением перемахнул через стол и схватил ее в объятия.
— Варежка, счастье мое! — и впервые поцеловал ее по‑настоящему, в губы!
— Горько! — крикнул кто‑то, все захлопали в ладоши.
Только Нина Мурадян перекрестилась и прошептала, ни к кому не обращаясь:
— Ну и какой после этого пиар?
Семен Романович в полной растерянности смотрел на жену.
— Надя, я ничего не понимаю! Я же только сегодня их познакомил… Как это может быть?
— Все бывает, Сенечка!
Все шумно обсуждали сенсацию, а Варя и Стас все стояли обнявшись, ни на кого не обращая внимания.
— Варежка, ты правда согласна? — шепнул он.
— Я, наверное, сумасшедшая, но да… Да! Да!
— Давай удерем?
— Давай!
— А куда?
— Куда хочешь! Теперь ты главный!
— Поехали ко мне! Не хочу больше в ту квартиру. Переедешь ко мне! Будем жить вместе!
— Хорошо! Будем!
Когда они уже сели в машину, где упоительно пахло ландышами, он сказал:
— Кончим съемки, съездим к твоей маме и сыну.
Что я наделала? Я совсем рехнулась! Даже не вспомнила ни о Никите, ни о маме! Но разве я могла сказать ему нет там, при всех? Он не пережил бы такого унижения… А разве я хотела сказать ему нет? Даже и помыслить не могла. Он моя судьба, это так ясно…
Они стояли на светофоре. Стас вдруг схватил с заднего сиденья охапку ландышей и осыпал ими Варю.
— Ты не из жалости согласилась? — вдруг спросил он. — Можешь еще отказаться… Я пойму…
— Ты совсем дурак, что ли?
— Ага, совсем! На всю голову! Тебе завтра когда на съемку?
— К девяти. А тебе?
— И мне! Значит, поедем вместе!
Вскоре они попали в пробку.
— Черт! — изо всех сил он ударил обеими руками по рулю. — Черт! Черт! Черт! В Москве надо уже летать на вертолете.
— А я даже рада! — засмеялась Варя. — Хоть побудем еще немножко женихом и невестой!
— Это правда! — воскликнул он. — Ведь утром мы уже будем мужем и женой!
— Стас, скажи, почему ты вдруг решил вот так, с бухты‑барахты?
— А я услыхал, как ты поешь. У меня крышу снесло!
— Так, может, ты уже жалеешь?
— Идиотка! Дурища!
— Стас, а ты почему меня не целуешь?
— Потому что… Сама, что ли, не понимаешь?
У него зазвонил телефон.
— Алло! Мама? — он прикрыл телефон рукой и шепнул: — Ей уже донесли! — Да, мамочка. Это правда! Нет, мама, в ближайшее время не получится. Мама, я уже большой мальчик! Все, Варежка шлет тебе привет.
Съемочная группа осталась в смятении.
— Надя, что это было? — растерянно спрашивал Семен Романович.
— Что было, по‑моему, совершенно ясно, а вот что будет…
Борис Аркадьевич чесал в затылке.
— Да, отмочили ребята… Варюху жалко. Что за жизнь у нее будет с ним…
— А мне кажется, Варя — это именно то, что ему нужно, — заметил Бурмистров.
— Нет, ему нужна жена‑нянька! — возразил Макс.
— Ты не понимаешь, не нужна ему нянька! Он сам будет и нянькой, и кем угодно, если любить его по‑настоящему. А она это может…
— Ты уже попробовал? — усмехнулся Макс.
— Если б не Борис Аркадьич, я бы дал тебе в рыло, — совершенно спокойно ответил Дима.
Макс вспыхнул.
— Ребята, я вас умоляю! — подал голос Семен Романович.
— Димочка, тебе хочется дать ему в рыло, дай, я разрешаю, у самого давно руки чешутся, — тихо произнес виновник торжества.