– Не случится.
– Кто знает, кто знает… Эти ребята роют быстро. От работы, как говорится, кони дохнут, но ведь коней и сменить можно. Пятнадцать человек в запасе. Наркотой накачают – и вперед…
– Это все ваши фантазии.
– У вас есть шесть трупов, но их крови на мне, уверяю вас, нет. И пистолет мой к делу не подошьешь. Так что фантазируете вы, пытаясь меня в чем-то обвинить. Я сам пострадавший. У меня на спине след от удара киркой, голову мне пробило камнем. У меня содраны ногти на руках, потому что я рыл ими землю… – Я растопырил пальцы, чтобы Мурзин видел бинты на некоторых из них. – Можете фантазировать дальше. Но только меня не трогайте…
– Мы обследуем вашу одежду, – угрюмо, исподлобья глянул на меня подполковник.
– Флаг вам в руки и ветер навстречу… Я устал, у меня кружится голова…
– Я понимаю. И все-таки вы должны рассказать мне, как все было на самом деле.
В ответ я закрыл глаза и повернулся на бок, спиной к нему. Да, я понимал, что в здравом уме поверить в мою историю трудно, и все равно было обидно.
Напрасно Мурзин взывал ко мне, я ни слова ему не сказал. Но он не уходил. Полчаса корпел над протоколом – вносил в него мои показания. Я молча все прочел, под роспись подтвердил, что с моих слов записано все верно, и так же безмолвно показал ему на дверь.
2Темная жирная туча тяжело, с одышкой поднималась из-за горизонта, наползая на солнце. Вдалеке к земле от нее тянулся дождевой след, чем-то похожий на ножку смерча. Может, потому и напрашивалось сравнение с гигантским ядерным грибом. А может, об атомном взрыве я подумал потому, что мое сознание до сих пор находилось под впечатлением пережитого.
Но нет, это обычная туча. И не радиоактивными осадками она выпадет на землю, а живым проливным дождем. И не ударная волна накатывает на меня, а порывистый предгрозовой ветер. Сейчас все вокруг потемнеет, сверкнет молния, громким недовольным бурчанием покатится гром. Но мне совсем не страшно.
И Оксана не торопится уходить. Мы сидели с ней на скамейке в больничном парке, смотрели, как наша Катюшка носится по газону за мопсом Чучей. Весело дочке. И Оксана ликует в душе, но это радость утопающего, по щучьему велению вдруг вынесенного на берег. Тут и восторг, и страх одновременно.
– Даже не представляю, что со мной сейчас было бы, если бы мы с Костей туда сунулись.
От переизбытка чувств Оксана взяла меня под руку.
– Я, если честно, тоже…
– Это не люди… – сказала она, адресуя свое негодование безумным землекопам. – Они же могли нас убить. И тебя….
О происшествии в подземном бункере показывали по телевизору, но Оксана ничего об этом не знала. И то, что со мной случилось, стало для нее новостью. Мой рассказ напугал ее: ведь она с Костей могла оказаться на моем месте, если бы не отказалась от билетов.
– Еще не отлили такую кирку, которая могла бы меня убить, – пошутил я.
– Ты сильный, ты выкрутился. А я слабая, меня бы эти уроды сожрали… Брр!.. Напиться бы и забыться.
– Так в чем же дело? – Я легонько хлопнул по пакету, где в традиционных для больницы апельсинах лежала бутылка виски.
Хорошо, что Оксана знала, в чем я больше всего нуждаюсь, но еще лучше, что она не забыла об этом. Фляжку мне уже вернули; заполню ее сегодня, буду цедить понемногу, бывшую свою жену добрым словом поминать…
– Я за рулем… Кажется, дождь начинается.
Она поднялась со скамейки, обеспокоенно шагнула к Катюшке, а ветер попытался задрать подол ее платья. Оксана вовремя придержала его руками и глянула на меня с тусклой извинительной улыбкой, как будто она была виновата передо мной в том, что чуть не обнажилась перед посторонними. Как будто я был ее мужем… Как жаль, что это не так.
Я сам подхватил Катюшку на руки, в горизонтальном положении вознес ее над землей и с ревом самолетного двигателя понес к машине. Дочка также изобразила звук пикирующего бомбардировщика и с разведенными в сторону руками отправилась в полет.
– Тебе же нельзя напрягаться! – засмеялась Оксана.
– Чепуха. Я уже почти здоров.
– Почти не считается…
Ее новенький жемчужно-белый «Лексус» находился на территории больницы, и мне совсем не обязательно было выходить за ворота, чтобы усадить дочку в специальное кресло на заднем сиденье. Только я пристегнул ее, как хлынул дождь. Чуча вовремя заскочил в салон, а то бы намок, бедняга.
– Давай в машину! – будто обрадовалась Оксана.
Похоже, она не хотела от меня уезжать, а я точно не желал расставаться с ней, поэтому занял пассажирское место справа от водителя…
Вот так и в жизни, она была водителем, а я пассажиром. Нашу семейную машину занесло на повороте, и я вылетел за борт. А были бы мы с Оксаной двумя половинками единого целого, так и жили бы сейчас вместе, и никакие беды не смогли размыть наш островок… Но сейчас она счастлива с другим, а я так и остался пассажиром, которого приятно подвезти, но не более того.
Дождь с грохотом барабанил по крыше, заливал ветровое стекло так, что «дворники» не успевали разгонять воду.
– Страшно мне, – поежилась Оксана.
– Чего?
Я невольно протянул к ней руку, чтобы обнять ее, а она, казалось, этого только и ждала. Прильнула ко мне, положив голову на одно плечо, а рукой касаясь другого. И я обнимал ее за талию, жалея о том, что за спиной сидит и смотрит на нас дочка. Не будь здесь Катюшки, мы бы, наверное, смогли бы согрешить с ее мамой. Как в старые добрые времена.
И Оксана вспомнила про Катюшку, поэтому не задержалась в моих объятиях.
– Что, уже не страшно? – с ласковой улыбкой спросил я.
– Страшно… В прошлом году дождь сильный был, так в Крылатском дорога под землю провалилась…
– Ну, скажем, не вся дорога.
– Но ведь было!
– И что?
– А если сейчас под нами земля провалится?
– Мама, я не хочу, чтобы земля проваливалась! – замотала головой Катюшка.
– Не бойся, дочка, папа вас наверх вынесет, – весело подмигнул ей я.
– Папа у нас очень сильный, – улыбнулась Оксана.
Но я с ней не согласился.
– Не сильный… Когда нам сказали, что к Москве летит американский сюрприз, я хотел бежать за вами. Но не побежал.
– Почему? – пистолетом направив на меня указательный и средний пальцы правой руки, весело, но все же с легкой досадой спросила она.
– Потому что я не всесильный. Да и дверь уже заблокировали… Ну, я думал, что заблокировали…
– Главное, что ты подумал о нас.
– Кто не бегал в противогазе, тот не знает цену воздуха. Кто не был на войне, тот не знает цену жизни. А я побывал на такой войне, в которой сгорает все… Пусть эта война была вымышленная, но я многое понял по-настоящему.
– И что ты понял? – Оксана поднесла к глазам разведенные уголком два самых длинных пальца правой руки, посмотрела на меня сквозь них.
– Что люблю вас очень-очень. И тебя, и Катюшку… Знаешь, если бы вернуть все назад, я бы не позволил тебе уйти.
– Я ушла, потому что ты меня не держал… Но не будем об этом. Пожалуйста! – Она приложила к моим губам указательный палец.
Я кивнул, обещая свернуть с этой скользкой для нее темы. Еще оставались в ней чувства ко мне, но все-таки с Костей она была по-настоящему счастлива. И любила его по-своему, и к материальным благам не испытывала никакого отвращения – скорее, наоборот… Что ж, пусть все будет, как есть.
– Кстати, меня скоро выписывают. Могу побыть с Катюшкой.
– Не надо… Уже не надо, – без всякого упрека посмотрела на меня Оксана. – Мы втроем летим на острова… Костя думал, что ты сачканул, поэтому взял билет и на Катю.
– Ему бы в такой сачок попасть…
– Хорошо, что я отказалась от такого счастья… Как чувствовала, что эта экскурсия добром не закончится.
– Тогда меня почему не отговорила? – шутливо нахмурил я брови.
– Должна же я была на ком-то проверить свое предчувствие, – в том же духе отозвалась она. – А если серьезно, я очень рада, что ты выжил.
– А Костя рад?
– Он ничего еще не знает.
– А когда узнает, обрадуется?
– Ты знаешь, он у меня совершенно не кровожадный. Хотя и любит отбивную с кровью…
– И тебя тоже, кстати говоря, любит.
– Надеюсь.
– Тебя любит, а меня терпит.
– Сердцу не прикажешь, – прыснула в кулак Оксана.
– Не смешно.
– Еще как смешно! Ведешь себя как мальчишка. Как будто Костя нарочно тебя на эту экскурсию отправил.
– А если нарочно?
– Еще смешней… Откуда он мог знать, что там произойдет?
– Ну, мало ли.
– Поверь, он у меня совершенно земной человек. И Ящеру не поклоняется…
– Ящеру?
– В языческой Руси бог такой был. Ящер – подземный бог древних славян. Кстати, ему в жертву красных девиц приносили…
– Ну да, у нас тоже три красные девицы пропали… Ну, может, не совсем девицы, но точно пропали…
– Я могла бы быть четвертой… Брр! Как подумаю, что могло со мной случиться, так мурашки по коже…
– Что ты еще про Ящера знаешь?
– Ничего… Так, слышала кое-что.
– Что ты еще про Ящера знаешь?
– Ничего… Так, слышала кое-что.
– От кого?
– Да были у нас в универе диггеры, все подвалы облазили. Я спросила, зачем им это, а они мне – Ящера, говорят, за хвост поймать хотим. А еще спросишь, говорят, мы тебя ему в жертву принесем. Шутили, конечно, а мне потом кошмары по ночам снились. Ну, не долго, так, пару раз, но все равно…
– А Ящера поймали? Ну, те, которые его ловили?
– Нет. Я бы знала…
– Может, он там под землей шалит?
– Не пугай меня… Поеду я. Косте расскажу, как ты за нас отдувался.
– Вот-вот… Ящик коньяка с него за такое дело, – с наглой ухмылкой скромно потупил я глаза.
– Я уже думала, – шутливым тоном, но всерьез сказала Оксана. – Может, что-нибудь по работе нужно? Как там твоя машина?
– Да ездила вроде. Надо посмотреть…
– Если там с техникой что не так, обращайся…
Про машину Оксана спрашивала не зря. Мой старенький микроавтобус «Форд» был для меня совсем не роскошью, и даже не столько средством передвижения, сколько орудием труда. Там у меня полный набор первоклассной шпионской техники – лазерный звукосниматель, цифровая фотокамера с мощным объективом, комплект миниатюрных видеокамер, телефонные и радиозакладки, маячки, которые устанавливались на преследуемый автомобиль выстрелом из специального пистолета, приемное устройство для прослушки, мониторы слежения, армейский ноутбук с пуленепробиваемым корпусом, навигатор и много других полезных для дела девайсов. Для личных нужд – телевизор, откидной лежак и шкафчик с бельем и сменой одежды. Надо бы еще противогаз туда добавить и общевойсковой защитный комплект. Мало ли, вдруг действительно произойдет несанкционированный запуск атомной ракеты с борта подводной лодки – может, с нашей, может, с американской. И карту подземных бомбоубежищ неплохо бы составить, чтобы не метаться как угорелый, в случае чего…
– Эй, ты где? – Оксана поводила рукой перед моими глазами.
– Извини, задумался… С техникой у меня пока порядок, а там видно будет.
Костя иногда пользовался моими услугами. На одного человека досье нужно составить, на другого компромат нарыть; в принципе ничего серьезного, но платил он щедро и даже с техникой помогал. Например, подарил мне французский лазерный звукосниматель, который мог работать на относительно больших дальностях, и для этого совсем не нужно было наносить специальный маркер на стекло или другую поверхность, вибрирующую от голоса… Но не техника меня сейчас интересовала. На меня вдруг навалился страх перед грядущей ядерной войной.
– Ты лучше скажи Косте, чтобы он у себя дома подвал оборудовал. Может, новый пусть выроет… Земли у вас много, пусть котлован сделает, метров на десять вглубь; стены там чтобы из толстого бетона, с армированием, экран обязательно…
– Какой экран? – насмешливо смотрела на меня Оксана.
– Ну не голубой же… Свинцовый экран, чтобы проникающую радиацию снизить… Извини, это нервы. Понимаешь, мы почему-то думаем, если холодная война закончилась, то горячей быть не может. Успокоились. А ракеты продолжаем испытывать. Мы ракету на Новую Землю запустим, а она через Северный полюс на Аляску полетит. В Штатах подумают, что война, спустят все свои ракеты с цепи – ну а мы в ответ. Что тогда будет?
– Ты прав, это нервы, – кивнула Оксана. – Хочешь, я с Костей поговорю, он тебе с путевкой поможет? В Ниццу тур можно взять, море там, вино французское… Отдохнешь.
– Спасибо, он мне уже помог. Отдохнул. А на море я бы съездил. В Анапу. Там тоже вино неплохое…
На Кубани научились делать хорошие вина; жаль, что не все предприятия на новые технологии перешли. Есть вина, которые хорошим французским не уступают, а есть такие, что их даже нюхать противно. Но я-то знаю, где, что и почем. А поваляться на песке под морским бризом было бы неплохо…
– Только у меня подписка, – вспомнил я.
Действительно, следователь Мурзин отказал мне в праве покидать пределы Москвы. Следствие продолжается, но без моего участия, а это значит, что в самое ближайшее время оно зайдет в тупик и его приостановят, чтобы через два-три года сдать в архив. Раньше не получится: слишком много людей погибло и пропало…
– Да ты не переживай, я и в Москве отдохну. Диггеры, например, свой отпуск только под землей и проводят…
– Но ты же туда не сунешься? – недоуменно посмотрела на меня Оксана.
– Сунусь. Если очень хорошо попросят. Но не попросят. Никто не верит в подземных людей… Правильно говорил Валера, темные силы смогли убедить нас в том, что в них смешно верить… Мурзину смешно, а шесть человек погибли. А может, и остальных уже нет. Может, их самих в живых мертвецов превратили…
– Может, и превратили, – кивнула Оксана. – Лично я в это верю. Потому что знаю. Мне рассказывали, как легко сделать из человека зомби…
– Кто рассказывал?
– Да парень один, из универа. Ну, тот, который Ящера искал…
– Диггер?
– Ну да, Игорь на этом деле помешан был. А отец у него в каком-то закрытом институте работал; я так поняла, там работали над техногенным воздействием на психику людей. Не знаю, основное там направление было или вспомогательное, но точно работали. Игорь мне говорил, что, если очень захотеть, из любого человека робота можно сделать. Память можно полностью стереть, даже чувства, эмоции – тогда человек просто перестает быть человеком. Его тогда на что угодно можно запрограммировать: на ударный труд, например, и даже на убийство…
– Или и на то и на другое, – соглашаясь с Оксаной, кивнул я.
– Дождь уже закончился, поеду я, ладно? – Она виновато посмотрела на меня.
– Спасибо тебе, что приехала.
Я потянулся к ней, она подалась ко мне. Я мог поцеловать ее в губы, но в самый последний момент она подставила мне щеку. Все правильно, при всех своих чувствах она должна была соблюдать дистанцию. А я должен был окончательно смириться с этим.
3Я слышал, как храпят люди; у одних этот звук переливчатый, у других дребезжащий, у третьих – как тупой пилой по нервам. А у моего соседа по палате храп какой-то хрюкающий. Как будто свинья лежит под одеялом, хрюкает и тихонько повизгивает в предвкушении сытного пиршества. Но ведь такой звук издают не только свиньи. Подземные упыри тоже хрюкали, когда гнались за мной.
Хрюкающий храп разбудил меня, он же мешал мне заснуть. Я знал несколько способов, как повлиять на возмутителя спокойствия. Чужой храп можно успокоить свистом… Но я не мог свистеть – челюстно-лицевые мышцы отказывали мне в повиновении. И тело меня совершенно не слушалось. Я лежал на спине в постели, не в состоянии даже языком пошевелить, не говоря уже о том, чтобы слово сказать. И голову к соседу повернуть не мог. Даже глазами из стороны в сторону водить не получалось, хотя и видел, что в окно заглядывает необыкновенно большая луна с пугающей краснотой на поверхности.
И еще я увидел, как поднялся на ноги храпящий сосед, как подошел ко мне… Да и не сосед это вовсе. Тот круглолицый, полнощекий, с улыбчивыми глазами, а этот похож на скелет, обтянутый истлевшей кожей. Нос провалился, щеки впали, губы сгнили, зубы коричневые, в какой-то слизи. Остекленевшие глаза раскрыты, зеркальный блеск в них, а под ним бездонная ледяная пустота… В волосах засохшая грязь, лохмотья в бетонной пыли, в руках окровавленная кирка.
Этот подземный зомби пришел ко мне. Он уже не хрюкает, он ревет, как раненый волк-оборотень, и заносит над головой кирку, чтобы меня убить…
Я в ужасе вскрикнул и… проснулся.
Не было передо мной никакого зомби. И кровавая луна не лезла в окно. Рассветное солнце выкрашивало в розовый цвет зеленые макушки деревьев, утренний свет разбавил ночной мрак до слабых сумерек. И сосед справа вовсе не похож на монстра. Лежит на спине, откинув руку в сторону и согнув ноги в коленях; на сытом лице довольная улыбка. Может, женщина ему снится, или еще что-то приятное, но уж точно не подземный Ящер терзает его сознание… Это у меня проблемы с психикой. Это меня преследуют ночные кошмары…
Я сунул руку под подушку, достал свою любимую фляжку, но только коснулся губами горлышка, как открылась дверь и в палату вошла девушка в белом халате.
Она посмотрела на меня с упреком, но мне показалось, что эта эмоция была выражена слабо, поверхностно. Возможно, эта медсестра знала о моем, в общем-то, небезопасном для здоровья увлечении, но смирилась с ним, поэтому едва обозначила укор. Для проформы. Ведь, как-никак, она должна была следить за порядком в палате, за тем, чтобы пациенты соблюдали больничный режим, где виски – серьезное нарушение.
Но я-то не знал эту девушку. Я впервые видел ее. А она улыбается мне, как старому знакомому. Только улыбка у нее тоже поверхностная, как талый снег над вечной мерзлотой. Чуть живая улыбка, а под ней ледяной холод и покой. И в глазах черная космическая пустота, студеная и радиационная. В руках она держала заправленный шприц с иголкой под колпачком.