Я подумал, сдвинул плечами:
– Не знаю. Как-то не задумывался. Вообще-то, женщина вполне годится как заменитель мастурбации, правда! Но, конечно, это требует хорошей работы воображения.
Он ответил уныло:
– Вот-вот. А у меня все воображение уходит на то, чтоб представить себе эту темную материю в себе! А еще и черную энергию, что течет сквозь мое бренное и такое дырявое, оказывается, тело…
Когда человек хвастается, что не изменит своих убеждений, он обязуется идти все время по прямой линии, – это болван, уверенный в своей непогрешимости. Принципов нет, а есть события; законов нет – есть обстоятельства; человек высокого полета сам примеряется к событиям и обстоятельствам, чтобы руководить ими.
Я вообще-то считаю себя принципиальным и стойким в убеждениях, никогда им не изменяю, это они меняются под воздействием хай-тека, моды, экономики… и вообще всего, что обтекаемо называем временем, так что вроде конфликта нет ни в том, что в наш мужской коллектив вошли почти одновременно четыре женщины, все равно нас двенадцать, в случае чего поборем, ни в их довольно быстро растущем возвышении из золушек, как только начали доказывать свою нужность и даже в некотором роде незаменимость.
Наши орлы, как не стыдно, начали чаще бриться, менять рубашки, и вообще как-то вздернулись, даже животы подтягивают, стыд какой, а сегодня, едва я вошел в офис, услышал, как Корнилов, стоя ко входу спиной, глубокомысленно рассуждает:
– В старое доброе время женщинам приходилось делать вид, что у них вроде бы нечаянно сползла бретелька с плеча, или же нагибались так, чтобы пилотка с накаченными гелем губами стала видна…
Я остановился за их спинами, послушаю, прежде чем гаркнуть, а Урланис ответил со вкусом:
– Ну да, это старое доброе время даже мой сынишка, что пошел в седьмой класс, помнит! А вот я, представь себе, застал еще то время, когда женщины не сбривали шерсть внизу.
– Почему?
– Как почему? Да потому что никому не показывали!
– А как же…
– Все в темноте! Только ночью!
На них оглянулся Вертиков, увидел меня, но все понял, выдавать не стал, сказал важно:
– А я вот смотрел фильм «Итальянский жеребец», там Сталлоне занимается с женщинами этим самым в то время, когда еще не знали, что придет мода сбривать там все. Повеселился я, глядя на те патриархальные нравы… А они считали то действо жутким развратом!
Кириченко, что оторвал взор от монитора и тоже начал прислушиваться, сказал с удовольствием:
– А вот мой дед вспоминает, в его время женщины даже под мышками не брили! По той же причине. Открытых платьев не носили. Так что, братцы, то ли еще будет…
– А что еще можно? – спросил Корнилов с недоумением. – Вроде бы дальше некуда. Приехали. Мы уже и трахаться перестаем. Потому что… чересчур все можно, а это «можно» обязывает, потому что уже не «можно», а «нужно» и «ты должен»…
Люцифер глубокомысленно подумал и сообщил:
– Женщина должна быть согласиськой. К чему мне споры еще и дома? Настоящая женщина должна соглашаться!.. Какую бы дурь я не спорол, потому что моя дурь – это стройное и прекрасное здание высшей математики в сравнении с ее мудростью голотурии или даже инфузории.
Вертиков кивал, тоже чувствуя себя согласиськой, но в конце покачал головой.
– Знаешь, все верно. Женщина должна быть такой, как ты говоришь. Для нашего комфорта. Но беда в том, что не признают слова «должны», а понимают только «хочу». Потому все чаще покупают фаллоимитаторы, а мы – надувных баб.
Я стиснул челюсти, прикидывая, заорать сейчас или еще выслушать какую-то глубокомысленную дурь.
Корнилов громко вздохнул:
– А вот я, представьте себе, еще застал времена, когда в спальне в общую постель ложились муж и жена, а не каждый со своим надувным партнером.
Люцифер заметил:
– Ну, теперь обычно две спальни. Многие все еще стесняются…
– Это проходит, – возразил Корнилов. – Сейчас ставят кровать шире. Так экономичнее.
Я подумал-подумал, надо бы подержимордить, знаю, но не в моем это духе, громко вздохнул и, нарочито топая, прошел мимо, делая вид, что не слышу эти отвратительные разговоры на хрен знает какую тему.
На открытом балконе Эльвира наклонилась через перила и рассматривает что-то внизу, словно нет камер слежения, что выдают красочные картины на экраны.
– Черт-те что, – сказал я.
Она в удивлении оглянулась:
– Чем ты недоволен?
– Мне кажется, – сказал я сердито, – в этом здании мы стали пахать меньше. И эти три женщины… только и говорят о них.
– Говорят вообще о женщинах, – уточнила она. – Я слышу, о чем они так умно вякают. Наивные… Только Корнилов женат, так вот он как раз и помалкивает о том, что их ждет на самом деле.
– Все равно, – возразил я. – Раньше мы вообще о бабах ни слова! А теперь, когда эти сочные задницы так и колышут перед глазами сочными булками, в кровь выбрызгиваются совсем не те гормоны, что нужны для ясного мышления.
Она посмотрела на меня искоса. Лицо спокойно насмешливое, чуть поиграла бровями.
– Обжегшись на молоке, дуешь и на воду?
– Ну почему же…
Она прижала палец к губам.
– Тихо. Слушай.
В комнате Кириченко говорил нравоучительно:
– Выходя из дому – не забудьте проверить, выключены ли все электроприборы, компы, закрыты ли газ, вода, ширинка. Я вот часто забываю, пришлось поставить прогу «Умный дом», теперь сама за всем следит.
– Даешь! – сказал Корнилов. – И ширинку задергивает?
– Нет, – ответил Кириченко с достоинством, – но напоминает, чтобы проверил.
– Звонком?
– Да.
– А-а-а, – сказал Корнилов понимающе, – то-то ты когда разговаривал с Вероникой Давыдовной, все время пальцем по тому месту водил! Как только мобильник звякнет, ты там щупаешь… Она потом о тебе так это заинтересованно расспрашивала…
– Недоработка, – сказал Кириченко поспешно. – Надо звонок сменить, чтобы не совпадал по тональности. А что она спрашивала?
– Ну, – протянул Корнилов, – думаю, тебе лучше не менять звоночек.
Мои губы поползли в стороны, Эльвира сказала победоносно:
– Видишь? Обычный треп, без этих троих точно так бы, только вместо женщин перемывали кости бы политикам и революционерам Ближнего Востока. У них все норм. А как у тебя?
Я сказал поспешно:
– У меня тоже норм.
Она сказала понимающе:
– А утром отползаешь от мокрого пятна на простыне? Гриша, не вся жизнь умещается в науку.
– Не вся, – согласился я с сожалением.
– Ты что, – спросила она, – такой филистер?
– Это что-то вроде флибустьера? – переспросил я. – Нет, я чту закон.
Она усмехнулась, промолчала, только смотрела чуточку насмешливо, но не обидно, а как бы слегка поддразнивая, в то же время леди с головы до ног, строгая и высокомерная, ее невозможно представить в роли Маринки, типичной простушки-горничной, эта рождена повелевать и распоряжаться.
Эльвира не будет игриво лизать спелую вишенку или крупную алую клубнику, никогда хитренького взгляда, эти уловки для простых существ, а она… не простая. Тем более непонятно, почему она и почему здесь…
Глава 12
Хлопнула дверь, вошла Антонина, эффектная, сияющая ликующей улыбкой и двумя ровными, жемчужно белыми изогнутыми пластинками, тем более блистающими, что нет и намека на отдельные зубы: обе дуги идеально белые, чистые, вызывающе прекрасные в дизайнерском совершенстве.
Справа от алых сочных губ небольшая мушка, знак, что нижние губы точно такие же и тоже расположены поперек, а не вдоль, как располагается у всех животных и биоконов. Редкий случай, когда взято на вооружение нечто из прошлого: в старину выпускались целые тома с объяснениями, какая мушка на каком месте что означает.
Я смутно помнил, что в прошлый ее визит мушка была слева от глаза, но что это означает, не помню. Как и мушка на щеке у Маринки: розовая, чувственная, расположилась на середине лба, вчера их было вообще две…
Она вывалила на стол Кириченко целый ворох мелких коробочек, тот охнул ликующе и ринулся их любовно перебирать, опять же не обращая внимания ни на сверхмодные зубы Антонины, ни на ее вымя, и она ушла в свою комнату, мощно работая бедрами, на что Кириченко опять же ноль внимания.
Эльвира победно улыбнулась:
– Ну, видишь?.. Ты подобрал настоящих мужчин.
– Хорошо бы, – пробормотал я.
Что-либо конкретное о ней, Эльвире, я не знал и раньше, это сейчас мои настоящие мужчины по крохам, как бабки-сплетницы, собрали любую мало-мальски пригодную информацию, и выяснилось, что Эльвиру родители устроили еще во время учебы в альма-матер в отдел по сбору и обработке информации. Довольно банальная работа, должность тоже средняя, однако она в первые же месяцы известность в нужных кругах получила благодаря умело составленному статистическому отчету, где убедительно доказывалось на основании многих работ и сложных графиков, что уровень интеллекта и половой потенции напрямую зависит от количества выкуриваемых сигарет.
Вывод был неутешителен: чем больше куришь, тем ты консервативнее, что, вообще-то, и без графиков понятно, но главное в том, что курящий гораздо слабее решает логические задачи, быстрее устает, чаще пользуется медицинской помощью, слабоват в постели.
Многое нам и без графиков понятно, к примеру, конечно же, курящий чаще болеет и меньше живет, понятно и то, что устает быстрее, дыхалка-то слабая, но что даже в постели… гм… это неприятный сюрприз, хотя в отчете и делается оговорка, что это, в общем, отдельных индивидуумов не касается.
После этого растиражированного по инету доклада рост бросивших курить резко прыгнул вверх. И хотя те специалисты, у которых она брала данные, понимали, где подтасовала, а где передернула, но ради такого благого дела скромно смолчали.
В правительственных кругах тоже кое-что поняли и сделали соответствующие выводы. Эльвиру стали приглашать для закрытых консультаций. Все это щедро оплачивалось, и хотя в деньгах она не нуждалась, но сумела доказать родителям, что чего-то стоит сама по себе, чему они, конечно же, были безумно рады и гордились дочерью, что унаследовала их мозги и живучесть, не посрамила и так далее.
С балкона мы вернулись в главную комнату, там Корнилов вывел на экран, занимающий левую стену, свое тело в трехмерном изображении, задумчиво поворачивал справа налево и обратно, хмурился, хмыкал, кривил губы. После того как в клинике Кирконова увеличил себе пенис, перестал стесняться показываться голым, и сейчас, когда в комнату вошли весело щебечущие Маринка и Антонина, не стал убирать со стены.
Антонина сразу обратила внимание на зависшего в метре от стены трехмерного Корнилова в голом виде, сказала с иронией:
– Опять мышцы качаешь? Ну прибавишь еще сантиметр на бицепсы, и что?
– А куда надо? – спросила Маринка хитро.
Антонина отмахнулась:
– Вон на печени снова жирок!.. Лаур-р-рентий, убэрры… А если жаждешь чего-то добавить, то увеличь хрящи между седьмым и восьмым позвонками. Можно даже между восьмым и девятым, а то сплющились, как не знаю что… И выше ростом будешь, для мужчин это почему-то важно.
Маринка сказала подзуживающее:
– Не слушай ее, Корнил! Ты знаешь лучше, куда надо добавить, хи-хи. Мы, женщины, все дуры, что мы понимаем?
А Кириченко сказал мне добродушно:
– Молодой он ищщо, пусть… Зато с этой прогой резко уменьшилось количество пьющих и курящих. Одно дело на чей-то муляж смотреть, другое – как у тебя самого меняется от одной даже рюмки или сигареты… Министерство здравоохранения должно медалями обвешать этого Гугола за вклад, так сказать.
– А кто этот Гугол?
Он пожал плечами:
– Я только слышал в детстве, что дядька Гугол все знает!
Люцифер, проходя мимо, проворчал:
– Остряки… В Саудовской Аравии снова стреляют, а вам одни ха-ха да хи-хи.
В офисе настолько комфортно, что я оставался ночевать, как и остальные, все чаще и чаще, не желая тратить драгоценное время на глупые перемещения по городу. С Энн общаемся, глядя друг на друга, стереоэффекты на высоте, но в сердце постоянный щем, я хочу держать ее в руках, хочу засыпать с нею в постели, подгребать ее, теплую и мягкую, к себе и заботливо укрывать одеялом.
В конце этой недели все-таки выбрался домой, отворил дверь и перешагнул порог, в квартире непривычно чисто и убрано, из кухни доносится музыка. Я не успел сделать шаг, из спальни вышла молодая женщина, я в удивлении распахнул рот при виде Ани Межелайтис, но взглянул внимательнее на ее огромные детские глаза, перевел с облегчением дыхание.
– Ты как сюда попала?
– Меня привезли, – сообщила она щебечущим голосом, какой мы любим у женщин, легкий такой и ненапрягающий.
– Кто?
– Ваши друзья, – прочирикала она. – Они так и сказали. Комнаты я убрала, ужин готов. Какие-нибудь еще желания?
Я помолчал, а она посмотрела на меня внимательно, замерла, через мгновение ее груди начали увеличиваться. И до этого не были мелкими, а сейчас стали как две спелые дыни. Она шевельнула ими из стороны в сторону, и обе закачались призывно и провоцирующе, тяжелые, мягкие и горячие, это я ощутил на расстоянии двух шагов.
– Ты чего? – спросил я.
Она ответила мелодичным голосом, в котором появились новые нотки, достаточно сексуальные:
– У вас повышен уровень гормонального давления.
– Ого, – сказал я саркастически, – ты и это меряешь на расстоянии, как температуру?
– Я могу помочь, – промурлыкала она и приблизилась грациозно и покачивая бедрами.
Я отступил, сказал предостерегающе:
– Эй-эй! Я вижу, тебя учили опытные… женщины. Может быть, сама Аня Межелайтис ведет эту программу, но… у меня другие вкусы.
Она произнесла с готовностью:
– Какие? Я выполню все. Со мной можно проделывать все, что угодно. Любые фантазии! Я стать могу любой.
– Не сомневаюсь, – пробормотал я. – А яичницу-глазунью можешь? Вот иди и приготовь.
– Будет сделано, – ответила она голосом Ани Межелайтис, – но потом советую все же сбалансировать уровень гормонов. Переизбыток мешает вам сосредоточиться над проблемами темной материи.
Я охнул:
– Зараза, ты и в этом разбираешься? Ни хрена себе в тебя напихали! Ты давай не лезь в такие дела, мужчина не должен чувствовать себя дураком перед женщиной.
Она ушла шебуршиться на кухню. Вообще-то, насчет глазуньи я сказанул так, лишь бы отослать от себя. Свиньи там на работе, могли бы без сюрпризов, но догадываются, что я бы попросту не принял такой подарок.
На моем столе дисплей вспыхнул в готовности, едва увидел мое рассерженное лицо.
– Офис, – скомандовал я. – Полный обзор…
Сразу с четырех сторон во всей красе наш четвертый этаж, Кириченко настраивает аппаратуру, Урланис присел возле него на корточки и явно готов подавать ключи и отвертки, а то и кувалду, если тому вдруг понадобятся особо деликатные инструменты.
Я сказал грозно:
– Так-так… И чья это была идея?
Кириченко подпрыгнул, ударившись головой, и сказал ожидаемое: «Тьфу, блин! Кто здесь?», а Урланис сразу повернул голову к глазку телекамеры и сказал елейным голоском:
– Шеф! Да разве бы мы решились?
Кириченко спросил, держась за голову:
– На что?
– Он знает, – ответил я. – Ну, признавайся! Может быть, еще и не убью.
Урланис сказал торопливо:
– Это все Эльвира, шеф! Она велела! А ей попробуй не подчинись!.. Она же лев рыкающий. Это с вами только послушный щенок, хвостиком машет, бежит ластиться…
– Ничего себе щенок, – прорычал я и отрубил связь.
Эльвира, ну тогда понятно, только она и осмелилась бы… Но тогда непонятно, зачем? Хочет показать, что ей все равно, с кем копулирую? Или же, все наоборот, чтоб брал в постель эту свидолку, а на других баб не оставалось ни времени, ни желания?
С кухни потянуло дразнящим запахом яичницы с луком, эта цыпа еще и напевает что-то тоненьким таким голоском, что нравится мужчинам, у нас у всех голоса по дефолту ниже, что значит более властные, покровительственные, от этого мы сами балдеем, чувствуя себя выше, сильнее, а это значит – победителями.
Я не знаю, как они это делают, но у нее грудь за это время вздулась еще больше, я присвистнул обалдело, она же оглянулась с хитрой улыбкой, в ее глазах обещание, что если захочу, то грудь станет еще крупнее.
Мы всегда готовы уверять женщин, что размер сисек роли не играет, но это говорим тем, у кого крохотные, мы же джентльмены, пока еще не вставили чипы расшаривания.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Как назовете, господин, – ответила она с готовностью, – то имя и буду носить с гордостью.
– Господ в семнадцатом перевешали, – пробормотал я. – Правда, потом из грязи новые повылезали… А какое имя бы ты сама хотела?
Она не поддалась на провокацию, прощебетала счастливо:
– Мой господин, я буду счастлива любому имени, если оно получено от тебя!
– Да, – буркнул я, – классно тебя натаскали. А ты яичницу будешь?
Она ответила снова не так, как я ожидал:
– Если поделитесь!.. Хотя мне достаточно электричества, но если вам одному ужинать скучно, я составлю компанию. Могу свечи зажечь…
– Зачем?
– Для романтики, – объяснила она простодушно. – Для интима.
– Да-а-а, – протянул я, – ничего себе… Завтра я Эльвиру удавлю собственными руками.
– Ой, – сказала она испуганно, – не нужно!
– Почему?
– За удавливание человека, – объяснила она серьезно, – обязательно накажут. А еще эта Эльвира привезла меня сюда, включила и объяснила, что делать.
Я насторожился:
– Даже объяснила? Так-так, давай с этого места подробнее.
Глава 13
В офисе, когда я пришел на следующий день грозным и карающим, шла вялая дискуссия, кому быть сингуляром, а кому нет. Вообще эта тема стала популярной, правда, пока еще только среди высоколобых, простой народ сингуляры абсолютно не интересуют, раз там точно нет футбола и пива.
Эльвира, как мне сообщили, улетела в Штаты, там создают какое-то оборудование, позволяющее поднять чувствительность замера темной материи человеков на небывалую высоту. Я порычал бессильно, но смирился, сейчас не достать, а когда вернется, мой державный гнев уляжется. Хотя, если честно, гнева нет, а только имитация, потому что реагировать на подобное так положено по шаблону, а я все-таки человек, как и все, достаточно лицемерный. В том смысле, что эта милая куколка, что умеет готовить даже яичницу-глазунью, в постели оказалась просто чудо… ну не мог же я отказаться, когда никто не видит?.. однако положено повозмущаться и сказать гордо, что я не такой, как вы думаете!