Эльвира, как мне сообщили, улетела в Штаты, там создают какое-то оборудование, позволяющее поднять чувствительность замера темной материи человеков на небывалую высоту. Я порычал бессильно, но смирился, сейчас не достать, а когда вернется, мой державный гнев уляжется. Хотя, если честно, гнева нет, а только имитация, потому что реагировать на подобное так положено по шаблону, а я все-таки человек, как и все, достаточно лицемерный. В том смысле, что эта милая куколка, что умеет готовить даже яичницу-глазунью, в постели оказалась просто чудо… ну не мог же я отказаться, когда никто не видит?.. однако положено повозмущаться и сказать гордо, что я не такой, как вы думаете!
Я, знаете ли, повторил я про себя, нравственный и все такое. Хотя, возможно, нравственнее именно воспользоваться вот такой штукой… хотя едва сумел вот назвать ее так, чем иметь дело с реальной женщиной…
Кириченко подошел ко мне тихонько, на лице сочувствие.
– Что, хотел Эльвиру вздернуть?
– Есть за что, – рыкнул я.
Он потоптался на месте, вежливый такой, всегда обходящий острые углы, посмотрел на меня робко, повздыхал.
– Вообще-то, она, – сказал он почти просительно, – все время о тебе заботится. Три раза в день проверяет твой индекс здоровья, с врачами консультируется.
– Господи, – простонал я, – приедет – убью!
– Не надо, – попросил он. – Она хорошая. А что свидолку тебе завезла, так это тоже… забота. С женщинами хорошо, но в сравнении с ними… слишком уж… самостоятельные.
– И что?
– Это значит, – объяснил он неуклюже, – у них эти… запросы. Даже в постели. И я должен им соответствовать. Так и должно, так и правильно, но когда появились вот эти, с которыми все то же, но намного проще… Нет-нет, со мной все в порядке, однако оргазм абсолютно тот же и при мастурбации, но там мы всегда соответствуем, согласны? А с женщиной не так сидишь, не то говоришь, а потом еще и в постели должен соблюдать какие-то правила…
Я поморщился:
– Ну да, с женщиной хоть что-то да соблюдаешь, хотя на словах расслабляешься по полной, а вот с куклой можно быть любой свиньей?
Он кивнул, лицо смущенное, но глаза очень серьезные.
– Шеф, этика не успевает за хай-теком. Мы знаем, что с куклами нехорошо, но в то же время видим, что еще как хорошо, даже замечательно и без всяких выпендренов… Оргазм тот же, а с женщинами занимались раньше потому, что без вариантов, братан! К тому же нам важен сам момент доминирования. Догнал, завалил, трахнул… А теперь, когда и не понимаешь, ты ее трахаешь или она тебя, то порой думаешь: а стоит ли? Не лучше ли сбросить лишнее в ванной, да засесть в онлайновую войнушку…
Я поморщился:
– Ну, не знаю, не знаю. Пока этика не решит что-то, я пока на свидолс переходить не буду. Постарорежимничаю. И скажу, что теперь так модно. В стиле ретро, так сказать.
Он сказал несчастным голосом:
– С этой их раскрепощенностью теперь только и думаешь, как бы «удовлетворить» женщину в постели, а утром просыпаешься с тревожной мыслью: а удовлетворил ли, а получила ли весь кайф, что могла бы, а все ли делал правильно… да на хрен мне такая жизнь? Что, мне больше не о чем думать?
– Тебе надо в Средневековье, – сказал я. – Тогда женщинами просто пользовались, их мнения не спрашивали.
– Зачем? – возразил он. – Я с женщинами очень хорошо общаюсь. А совокупляюсь со свидолами. Каждому свое, в обществе полная гармония!
– А детей зачинать в пробирке, – сказал я, – дальше выращивать в колбе?
– Точно, шеф!
Я отмахнулся, пошел было к себе, но у стола Люцифера, где собрался наш народ, особенно яростный спор о все тех же сингулярах. Корнилов орет, что все фигня насчет всенародной дискуссии, не простому народу определять, кого пускать за Грань, а кого нет, а мудрый Вертиков заметил неспешно:
– Да, но… те, кто будет решать, спихнули на всех нас выработку принципов. Пока вообще непонятно, все ли перейдут, пускать ли избранных, тащить ли силой… Если только за заслуги, то за какие? Сперва формируется общественное мнение, а потом на его основе принимаются законы. И уже шаг вправо или влево будет считаться нарушением, а то и преступлением.
– Они и сейчас могут принимать, – буркнул Урланис.
– Что? – спросил Корнилов грозно. – Им надо знать мнение большинства вовсе не потому, что так уж считаются с его мнением. А потому, что большинство гарантирует исполнение законов. А меньшинство всегда можно принудить, опираясь на большинство. Потому сейчас так важно выяснить, что же хочет большинство…
Люцифер скривился, словно откусил редьки вместо персика.
– Халявы оно хочет!.. Не знал?
Вертиков сказал мирно:
– То, что они кладут на мнение большинства, абсолютно правильно. Но знать надо как его мнение, так и всякие индексы сопротивления или неприятия. А для принятия законов будут вылавливать формулировки, которые выгранивают в дискуссиях умные люди, как вот я. Ну еще и вы с большой натяжкой…
Люцифер фыркнул:
– Если ты умный, то мы разоримся уже в этом квартале. А Урланис вообще хрюкт… Кто лазил голым купаться в городском фонтане?
– Было жарко, – сообщил Урланис. – А гениям свойственно некоторое простодушие.
– Это ты называешь простодушием?
– Тогда прямодушие, – поправил себя Урланис. – Иначе, искренность. И предельная честность, несмотря на.
– Ладно, – сказал Люцифер зловещим голосом. – Вот выйдет «Омега», тебе первому имплантируем! И посмотрим, насколько ты честный.
– Мне он не нужен, – заявил Урланис и объяснил сразу: – Я человек компанейский, а одному быть таким умным и красивым просто скучно. Я ж уверен, что вы все, морды немытые, Барьер не пройдете, я останусь во всей вселенной такой один-одинешенек.
Кириченко, самый скрупулезный из нашей команды и не упускающий возможности указать на неточность, сразу же уточнил:
– Беда в том, что сингуляру вовсе не будет «скучно одному». Даже если он по натуре душа компаний и не мыслит себя без общества, может понаделать своих копий, изменить их данные так, что будут абсолютно непредсказуемыми личностями. Да и себе может сколько угодно и как угодно менять характер, привычки, вовсе убирать какие-то черты и свойства, создавать новые…
Урланис сказал невесело:
– Я понял, понял…
– Что ты понял, существо?
– Да тут и понимать нечего. Можно даже не слушать, а посмотреть на твою постную харю. Ты всегда гнешь к тому, что все просто обязаны будут воссоединиться в единую мысленную цепь. Вернее, включиться в одном общее поле. Из соображений безопасности. Какую бы пакостную штуку ни задумал любой сингуляр – это хочешь сказать? – тысячи других остановит нахала одним движением брови.
Кириченко сказал саркастически:
– У них не будет бровей.
– Молчи, зануда.
Я промолчал, Урланис вроде бы не в ту степь сейчас, но ему можно, он у нас больше вольнонаемный, трудится у нас, потому что дело новое и жутко интересное, но и по-прежнему работает в сфере социолизации. Под этим расплывчатым термином, как мы постепенно выяснили, скрывалось вполне понятное и нужное: выработка новых способов побуждения людей трудиться и после наступления пенсионного возраста. Дело в том, что население Европы не только стремительно стареет, но и одновременно удлиняется срок жизни, а в этом случае бюджет просто не выдерживает выплату бесконечных пенсий.
Сперва, как мы увидели, по заказу группы банков «проводились исследования», а затем широко публиковались данные, что у занимающихся физическими упражнениями пенсионеров на порядок меньше инфарктов, инсультов и прочих-прочих заболеваний, они даже к простому гриппу более устойчивы.
Вторая стадия подобных исследований обычно состояла в том, что когда сравнивали группы пенсионеров-спортсменов с пенсионерами-работающими, то оказывалось, что у работающих еще меньший процент заболевших хоть альцгеймеровщиной, хоть сердечно-сосудистым, хоть гриппом. Объяснялось это тем, что у работающих выше мотивация, они приносят пользу, в то время как изнуряющие себя гантелями в спортзале или дома такого кайфа получают меньше.
Таким образом удавалось подтолкнуть значительную часть стареющего населения ради собственного здоровья не оставлять работу, что выгодно как государству, так и всем жителям в целом.
Прямодушный Корнилов критиковал, что это нечестно, Урланис оправдывался, что хотя они придумывают эти данные от балды, но половина из них в самом деле потом подтверждается, такие вот они умные и проницательные.
Корнилов спросил:
– А кофе в самом деле так полезен, как вы пишете в отчетах об исследованиях?
– Да, – ответил Урланис уверенно. – Я так считаю!
– Но это подтверждено? – настаивал Корнилов.
Урланис безмятежно пожал плечами:
– Пока руки до него не дошли. Но, уверен, кофе полезен.
Корнилов прорычал злобно:
– Так чего же ты, гад, расписываешь, что кофе спасает даже от рака?
– Так чего же ты, гад, расписываешь, что кофе спасает даже от рака?
Урланис вздохнул.
– Понимаешь, – сказал он смущенно, – я сам очень люблю кофе. Конечно, это злоупотребление служебным положением, но такое ма-а-а-ахонькое, микроскопическое, что просто и говорить о таком неловко. В то же время, я уверен, что кофе уж точно не вреден! Я что, дурак пить или есть вредное?
Корнилов смерил его долгим взглядом и отвернулся. Я же поинтересовался очень мирно:
– Ты так считаешь… Тебе просто нравится кофе, или же у тебя возникла мысль, как бы из ниоткуда, что кофе… это хорошо, это нужно?
Он смерил меня недружелюбным взглядом, я же постарался выглядеть как можно более простецки и свойски, наконец он буркнул с явной неприязнью:
– Ну скажем, возникла мысль. И что?
– А как возникла? – заинтересовался я. – Простите, я не из глупого любопытства. Просто совмещаю приятное с полезным. Приятное – общение с умным человеком, а полезное… стараюсь понять, как рождается мысль. Не привычная стандартная, там все объяснимо, а вот такая, какая посетила тебя.
Он поколебался, но комплимент и моя простецкость уже расположили, ответил мирно, хотя и настороженно:
– Некоторые мысли приходят из ниоткуда. Вообще-то, из ниоткуда приходить не могут, понятно, но появляются вроде бы сами.
Он умолк и смотрел с возникшим подозрением. Я сказал дружелюбно:
– Из ниоткуда не могут, вы правы. Но то место, откуда приходят, смело можно называть неоткуда. Если хотите, я вам кое-что расскажу. А ты ответишь еще на несколько вопросов.
Через полчаса он, глубоко впечатленный, поклялся, что оставляет свою достаточно высокую должность и переходит к нам со всеми потрохами.
Глава 14
Я вылез из ванны, Кириченко обтирал мое скользкое, как у глубоководной рыбы, тело и виновато оправдывался, что неверно откалибровал соотношение темной материи и темной энергии, вот потому и я почти не слышал, что вот какая беда и какая ошибка на фоне сплошных побед, на самом же деле удачные моменты, когда я что-то осознанное и осознаваемое получаю от Сверхсущества, скорее случайность, чем закономерность.
– В другой раз раскроем все его тайны, – пообещал он клятвенно, – чую, что уже вот-вот…
– Раскроем, – согласился я, – разве я спорю?
– Споришь, – сказал он, – шеф, я тоже жажду результатов!
– Переведи дух, – посоветовал я. – Говорят, помогает. А потом навалимся снова.
К нам заглянул Люцифер, услышав голоса, значит, уже можно, по нашим лицам понял, что пока глухо, помрачнел, но натужно бодро сказал:
– Шеф, там внизу эти, как их, кандидаты. Эльвира говорит, нам нужно еще двоих-троих. Вообще-то, она права…
У меня едва не вырвалось, что пусть Эльвира и принимает, но, вообще-то, хватит с нее и того, что троих женщин влила в коллектив, ей дай волю, баб будет столько же, сколько и самцов, а нафига мне бардак вместо дружного и сплоченного коллектива?
– Пойдем взглянем, – согласился я.
На нижнем этаже, где у нас много чего интересного, несколько человек стоят у кофейного автомата, где среди сотни сортов натурального есть и десяток синтетических, и уже стало популярным пытаться угадать, что натуральное, а что нет.
А на стене напротив широкий экран, где герои нашли золотой клад и с радостным хохотом горстями захватывают кучи золотых монет и ссыпают обратно, а потом набивают вещевые мешки как монетами, так и подносами из чистого золота, слитками, кубками, после чего с легкостью забрасывают их за спины.
Кириченко наблюдал тоже с усмешкой, глаза весело щурились.
– Никто из нынешнего поколения, – сказал он, – не видел даже золотых ложек, потому и ляпы…
Подошедший Урланис фыркнул:
– Даже не удосуживаются мышцы напрячь, закряхтеть, понатужиться!
– Дык не знают, – вступился Люцифер. – Слышали только слово «золото». А то, что горсть золотых монет не всякому дано и поднять, в голову не приходит.
– Да еще такого размера, – добавил Кириченко. – Словно екатерининские пятаки! Золотые монеты всегда самые мелкие…
Я помалкивал, у нас полное единодушие, а это главная предпосылка для обмена информацией. Но для этого самого обмена необходимо объединение хотя бы на первом, начальном уровне, однако даже на такое решиться непросто.
Такие люди есть и всякий раз находятся снова, но все они быстро опускаются, впадают в депрессию. Видный ученый Червонцев образно сравнил их состояние с человеком прошлого десятилетия, которого лишили доступа к Интернету, или наших дедушек и бабушек, которым отрезали телевизионный кабель, да еще и прервали радиосвязь. То тем более обидно, когда видишь, что у всех вокруг есть Интернет, есть мобильники, есть радио…
– Где эти, – спросил я, – которые готовы влиться в наш сумасшедший коллектив?
На перекрестке, отступив в глубину парка, высится грузное здание Криоруса, восемь этажей вверх и двенадцать вниз. В подземных залах, где всегда ровно и тихо, спят тысячи замороженных в ожидании совершенной техники разморозки. Впрочем, некоторые заказали разморозить себя не сразу же, как станет доступна эта процедура, а намного позже, в определенное и точно указанное время.
Раньше, помню, здесь устраивались даже пикеты, часть населения приняла криогенику в штыки. Сейчас устаканилось, приутихло, только церковь все еще спонсирует митинги протеста и сидячие забастовки.
Ее возражения понятны даже ребенку. Полпроцента из числа духовенства хотят сперва неторопливо разобраться, как эта новинка соотносится с учением церкви, а вся остальная огромная и подавляющая числом масса в ужасе от потери доходов от отпеваний, похорон, обустройства кладбищ, да и потом все годы надо же покупать свечки и заказывать за деньги молебен за упокоение умерших родственников!
Это очень серьезные доходы, и церковь от них отказываться не намерена. Я вообще человек к Богу лояльный, но с церковью ничего не хочу иметь общего. Врача Сервета сожгли за то, что пытался научиться хирургии и делать операции людям, спасая им жизни. Этого взгляда церковь не изменила. Правда, хирурги теперь вторгаются в священное тело пациента с ножами и вносят изменения, но в остальном церковь всегда против. Против всего! Генетических исследований, зачатия в пробирке… как же. Раньше бесплодные шли к иконе чудодейственной и молили дать ребенка, платя священнику любые деньги, закладывая имения и фамильные драгоценности, а сейчас идут в институт искусственного оплодотворения. Так что крионика – не единственный прогресс, относительно чего церковь резко против…
Мой отец, на что уж старомодный человек, подписал договор с Криорусом, а мне так объяснил свой шаг: зная, что буду жить и после, потом, я продолжаю жить сейчас. Как? Я принимаю добавки и держу себя в хорошей форме, я работаю так, как не работают молодые ребята в моей профессии. В смысле, я выдаю продукции на-гора втрое больше. А то и вчетверо.
Гарантии? Какие гарантии? Садясь за руль машины и соблюдая все правила, не превышая скорость, у нас нет гарантии, что у тебя или кого-то еще не случится сбой в программе, и машина не выскочит на встречную и не ударится лоб в лоб с такой же…
Переходя улицу на зеленый свет, у нас нет гарантии что кто-то не собьет на полной скорости на грузовике. Даже выходя из дому, у нас нет гарантии, что на голову не рухнет сосулька, а летом – цветочный горшок.
Мы вообще живем в мире без всяких гарантий, когда-то это покажется потомкам диким, но сейчас… живем, ибо другого не дано. Подписав договор с Криорусом, каждый получает шанс, а не гарантию. Но если отказаться от шанса, тогда да, зачем жить вообще, если очень скоро… а это действительно скоро!.. умрешь?
На проспекте машина вдруг резко замедлила ход, перешла в правый ряд и остановилась у бортика. Я не успел рот открыть, что за шуточки, как с тротуара сошла женщина в короткой красной юбочке, мне видно только длинные ноги изумительной формы, тонкую талию и четко прорисованную грудь под тонкой Т-майкой.
Автомобиль пискнул:
– Открыть?
– Спасибо, – съязвил я, – что хоть спросил!
Щелкнул замок, женщина открыла дверцу, наклонилась, заглядывая, я автоматически сперва посмотрел на полные сочные груди, кто на моем месте поступил бы иначе, затем охнул, поднял взгляд на смеющееся лицо.
– Эльвира!
Она, не спрашивая позволения, села рядом, от нее пахнуло морем, солнцем и здоровьем.
– Здравствуй, Гриш, – сказала она весело, – а ты возмужал за время моего отпуска… Можешь ехать. Нам минут двадцать по пути.
Автомобиль сдвинулся с места и на хорошей скорости вкатился в поток деловито спешащих в центр города машин.
– Эльвира, – сказал я, только для того, чтобы хоть что-то сказать, – ты ждала именно здесь… откуда знала, колись!
Она кивнула, на полных сочных губах проступила загадочная улыбка.
– Мне еще мама сказала, – объяснила она, – что ты из тех, кто добивается успеха. Да я и сама чувствовала, женщины такое спинным мозгом или еще чем-то чувствуют… Помнишь, я всех девчонок от тебя оттерла и тобой занималась достаточно… плотно?