– Нет, погоди, – вдруг произнесла Лейла. – Я не хочу рисковать.
– Ты о чем?
Женщина засунула пистолет поменьше в один из карманов бронежилета, а взамен извлекла другой пистолет, довольно странный на вид, – но Брайсон сразу же его узнал. Ник кивнул и улыбнулся.
– Non! (Нет!) – обернувшись, вскрикнул младший контрабандист.
Старший – вероятно, отец подростка – закричал:
– Non dispare! Estamos facendo о que nos dicen! Virxen Santa, non imos falar, por que famos? (He стреляйте! Мы сделаем все, что вы скажете! Матерь божья, мы не станем никому ничего рассказывать – зачем нам это надо?)
Контрабандисты бросились наутек, но не успели они удалиться и на несколько ярдов, как раздались два громких хлопка – по выстрелу на каждого. И с каждым выстрелом мощный заряд диоксида углерода вышвырнул из ствола иньектор с сильнодействующим транквилизатором. Это оружие предназначалось для того, чтобы обездвиживать диких животных, не убивая их. Пожалуй, на человека этот транквилизатор будет действовать минут тридцать, не меньше. Контрабандисты рухнули на землю, и еще несколько мгновений их тела судорожно подергивались – а потом застыли.
* * *Старенький грузовик дребезжал и грохотал, а его страдающий артритом двигатель, надсаживаясь, волок свою ношу по крутой и извилистой горной дороге. Над зазубренными скалами вставало солнце, окрашивая горизонт в пастельные тона и заливая сланцевые крыши рыбачьих деревушек, мимо которых проезжали беглецы, странным бледным сиянием.
Брайсон думал о прекрасной, необыкновенной женщине, которая спала сейчас на соседнем сиденье, прислонившись головой к мелко вибрирующему оконному стеклу.
В ней чувствовалась некая жесткость, стальной хребет, и в то же время – уязвимость и даже какая-то печаль. На самом деле, это была очень притягательная комбинация, но инстинкты Брайсона протестовали – по множеству причин. Эта женщина была слишком похожа на самого Ника: человек, привыкший выживать, человек, за чьей суровой внешностью скрывается в высшей степени запутанный внутренний мир – настолько запутанный, что иногда находится в состоянии войны сам с собой.
И еще оставалась Елена, вечная и неизменная Елена – ее призрачное присутствие, ее неразрешенная загадка. Женщина, которую он на самом деле никогда не знал. Надежда отыскать ее сделалась для Ника пением сирены, манящим, ускользающим и предательским.
А отношения с Лейлой означали не более чем партнерство, союз, продиктованный банальной выгодой. Они просто использовали друг друга, помогали друг другу. В их взаимоотношениях, продиктованных соображениями тактики, было что-то почти болезненное. И ничего более. Она была всего лишь средством, позволяющим добиться цели.
Брайсон почувствовал, что изнеможение начинает одолевать его. Тогда он загнал грузовик в молодой лесок, чтобы подремать – как он прикидывал, минут двадцать. На самом же деле он проснулся лишь несколько часов спустя и подскочил, словно ужаленный. Лейла все еще спала, тихо посапывая. Брайсон мысленно выругался: не стоило терять столько времени. Это было непозволительной роскошью. Но с другой стороны... Чрезмерная усталость зачастую служила причиной просчетов и промашек, так что подобная жертва могла чересчур дорого обойтись.
Вырулив обратно на шоссе, Брайсон заметил, что дорога теперь была забита людьми, идущими в сторону Сантьяго-де-Компостелла. Если с утра здесь можно было увидеть лишь отдельных путников, то теперь по дороге двигался людской поток. Большая часть народу передвигалась пешком, хотя некоторые ехали на велосипедах, а некоторые – даже верхом. Лица их были опалены солнцем. Многие шли, опираясь на посохи. Путники были одеты в простые грубые наряды и несли заплечные сумки, на которых болтались створчатые раковины. Насколько помнилось Брайсону, створчатая раковина служила символом пилигрима, идущего по Камино-де-Сантьяго, дороге паломников, протянувшейся больше чем на сотню километров, от Ронсевальского ущелья в Пиренеях до древней гробницы святого Иакова в Сантьяго. Чтобы проделать это путешествие пешком, требовалось обычно около месяца. Вдоль дороги то тут, то там стояли ручные тележки, и цыгане бойко торговали сувенирами – открытками, пластмассовыми птичками, умеющими хлопать крыльями, раковинами и яркими нарядами.
Но вскоре Брайсон приметил нечто такое, на что у него не было готового объяснения. В нескольких километрах от Сантьяго плотность транспортного потока резко возросла. Легковые машины и грузовики сбросили скорость и двигались теперь бампер в бампер. Впереди явно наличествовало какое-то препятствие, возможно – дорожная пробка. Дорожные работы?
Нет.
Когда Брайсон свернул за поворот, впереди обнаружились деревянное заграждение и мигающие огоньки сгрудившихся в кучу служебных машин. А вот, похоже, и объяснение. Полицейская застава. Испанские полицейские проверяли машины, осматривая водителей и пассажиров. Легковушки пропускали быстро, а вот с грузовиками возились подолгу, требуя у водителя права и сверяя регистрационный номер. Толпы пилигримов текли мимо, бросая любопытствующие взгляды. Их полицейские не задерживали.
– Лейла! – позвал Брайсон. – Проснись, скорее!
Женщина мгновенно проснулась и огляделась по сторонам, готовая действовать.
– Что случилось?
– Они ищут наш грузовик.
Но Лейла уже и сама увидела заставу.
– О господи! Эти ублюдки, должно быть, очнулись и нажаловались в полицию...
– Нет. Не они сами, не напрямую. Люди вроде них стараются не связываться с властями без крайней необходимости. Кто-то должен был подтолкнуть их к этому, посулить им неплохой куш. Кто-то, имеющий прямой выход на испанскую полицию.
– Береговая охрана? Люди Калаканиса вряд ли бы на это пошли, даже если бы кто-то из них и выжил.
Брайсон покачал головой:
– Я полагаю, это кое-что совершенно другое. Организация, которая знала о моем пребывании на судне.
– Враждебная спецслужба.
– Да, но не такого рода, как ты можешь подумать.
«Враждебная – не то слово, – подумал Брайсон. – Возможно, тут лучше подошло бы „дьявольская“. Организация, протянувшая свои щупальца в правительства нескольких мировых держав. Директорат».
Брайсон резко повернул руль, бросив грузовик в образовавшуюся в потоке пилигримов брешь. Послышались возмущенные вопли торговцев с тележками и гудение автомобильных сигналов.
Остановившись на обочине, Брайсон выскочил наружу и складным ножом быстро отвинтил номерные знаки, а потом вернулся вместе с ними в кабину.
– Это просто на тот случай, если поисковый отряд настолько туп, что будет ориентироваться только на номера. Вот в чем фокус: они будут искать пару, мужчину и женщину, путешествующих вместе и подпадающих под наше описание, возможно, быстро меняющих маскировку. Очевидно, нам в таком случае стоило бы разделиться и пойти пешком, но мы сделаем кое-что получше...
Заметив краем глаза неподалеку одну из ручных тележек, Брайсон понизил голос:
– Погоди-ка.
Несколько минут спустя он уже беседовал по-испански с полной цыганкой, торгующей шалями и прочими деталями национального костюма. Цыганка ожидала, что этот покупатель – судя по выговору, чистокровный кастилец – будет торговаться как проклятый, и очень удивилась, когда мужчина без лишних слов выложил перед ней пачку песет. Быстро переходя от тележки к тележке, Брайсон собрал целую груду одежды и с ней вернулся к грузовику. Глаза Лейлы слегка расширились; потом она кивнула и серьезным тоном произнесла:
– Значит, отныне я – паломница.
* * *Хаос, полнейший хаос!
Автомобильные клаксоны надрывались, разъяренные водители вопили и сыпали проклятиями. Поток пилигримов превратился в толпу, в скопище поразительно разных людей – единственное, что объединяло их, это искренняя вера. Здесь можно было увидеть стариков с палочками, выглядящими так, будто они вряд ли способны сделать еще хоть шаг, и старух, наряженных сплошь в черное и укутанных в черные платки, так что открытой оставалась лишь верхняя часть лица. Многие паломники были одеты в шорты и футболки. Некоторые шли, ведя за руль велосипеды. Попадались усталые родители, несущие пищащих младенцев, – а дети постарше тем временем радостно визжали и сновали среди толпы. В воздухе висел запах пота, лука, ладана – словом, всего, чем только может пахнуть от человека. Брайсон натянул на себя средневековую рясу и шел, опираясь на трость. Это монашеское одеяние, дошедшее из далекого прошлого, до сих пор носили члены некоторых духовных орденов. Здесь же ее продавали как сувенир. Ряса обладала существенным достоинством – капюшоном, каковой Брайсон не преминул натянуть. Капюшон отчасти закрывал лицо, а отчасти прятал его в тени. Лейла шла ярдах в пятидесяти позади. Она была одета в своеобразного покроя сорочку из грубой ткани, напоминающей миткаль, и свитер кричащей расцветки, расшитый блестками, а на голове у нее красовалась ярко-красная косынка. Странный наряд, что и говорить, – но зато он позволял с легкостью затеряться в этой толпе.
Деревянное заграждение было установлено с таким расчетом, чтобы в нем оставался широкий проход для пешеходов. Два офицера полиции стояли по сторонам и вглядывались в лица пилигримов – впрочем, без особого старания. По второй половине дороги пропускались машины, по одной за раз. Брайсон с облегчением заметил, что поток пешеходов движется с обычной скоростью, практически не замедляя шага. Сам Брайсон шел неровной походкой, тяжело наваливаясь на трость, как пристало идти человеку в конце долгого, утомительного пути. Он не смотрел на полицейских, но и не игнорировал их чересчур подчеркнуто. Полицейские, похоже, не обратили на него внимания. Несколько секунд, и он без помех миновал заграждение – поток людей просто пронес его мимо.
Яркая вспышка. Это лучи утреннего солнца сверкнули на какой-то отражающей поверхности. Повернув голову, Брайсон увидел, на чем играло солнце: еще один полицейский стоял на скамье, прижав к глазам мощный бинокль. Подобно его коллегам, стоящим у заграждения, этот полицейский тоже разглядывал лица людей, входящих в город по авениде Хуана Карлоса Первого. Он работал дублером, вторым фильтром, и его взгляд прочесывал толпу размеренно и методично. Несмотря на ранний час, солнце уже припекало, и светлая кожа полицейского покраснела.
И эта светлая кожа, и белокурые волосы, выбивающиеся из-под фуражки, озадачили Брайсона. В этой части Испании блондины встречались редко, но все же не были чем-то неслыханным. Но внимание Брайсона привлекли не столько волосы, сколько светлая, почти белая кожа наблюдателя. В этом климате лицо любого полицейского или служащего береговой охраны очень быстро покрывалось загаром или, по крайней мере, приобретало красноватый оттенок – со здешним солнцем иначе просто не могло быть. Даже чиновники, прикованные к письменному столу, неизбежно выходили под солнце – если не во время работы, так хотя бы во время обеденного перерыва.
Нет, этот человек – не здешний уроженец и не местный житель. Скорее всего он даже и не испанец.
Полицейский опустил бинокль и вытер согнутой рукой пот, обильно покрывающий лицо, – и в это мгновение Брайсон впервые увидел его черты.
Обманчиво сонные глаза, в которых сейчас таилась яростная сосредоточенность, тонкие губы, белоснежная кожа, пепельные волосы. Этот человек был знаком Брайсону.
Хартум.
Этот блондин считался техническим экспертом из Роттердама, прибывшим в суданскую столицу в составе группы европейских специалистов – они консультировали иракских чиновников по вопросам постройки завода производящего баллистические ракеты, а сюда приехали чтобы заказать оборудование для слежки, которое можно было бы использовать при сборке ракет «скад». Но на самом деле блондин являлся перехватчиком, агентом проникновения. Работником Директората. Кроме того, он выполнял обязанности ликвидатора и был специалистом по быстрому убийству. Брайсон сидел на тот момент в Хартуме, собирая доказательства, которые можно было бы впоследствии использовать против Ирака. У него тогда состоялась краткая встреча с белокурым убийцей. Брайсон снабдил его микрофильмами – досье на людей, которые должны были стать мишенями, – включая информацию об их местопребывании, распорядке дня и предположительных огрехах их охраны. Брайсон не знал имени блондина; он знал лишь, что этот человек – хладнокровный убийца, один из лучших в своем ремесле, очень опытный и, возможно, страдающий социопатическими наклонностями. В общем, идеальный агент-ликвидатор.
Директорат послал одного из лучших своих специалистов, чтобы прикончить его, Брайсона. Теперь можно было не сомневаться, что бывшие работодатели поставили на Нике штамп – «в расход».
Но как же они его отыскали? Должно быть, контрабандисты, разъярившись из-за потери грузовика и желая урвать щедрый куш, принялись трепать языком. В этой части страны не так уж много дорог, а маршрутов, проходящих через Финистерре, и того меньше. А значит, их легко можно осмотреть с воздуха, если воспользоваться вертолетом. Правда, Брайсон не видел и не слышал никаких вертолетов, но они могли пройти над ним, пока он спал. Кроме того, дряхлый грузовик тарахтел так громко, что вполне мог заглушить шум вертолета, прошедшего прямо над головой.
И теперь брошенный грузовик служил сигнальным маяком для их преследователей, доказательством того, что Брайсон и Лейла находятся где-то неподалеку. А по этой дороге можно двигаться лишь в двух направлениях: в Сантьяго-де-Компостелла или прочь от города. Оба направления наверняка уже перекрыты, и на всех развилках стоят заставы.
Брайсону захотелось оглянуться, удостовериться, что Лейла продолжает следовать за ним и что ей ничего не грозит, но он не мог пойти на такой риск.
Пульс Брайсона участился. Ник отвел взгляд, но было поздно. Он заметил мгновенное узнавание, промелькнувшее в глазах убийцы. «Он увидел меня; он меня знает».
И все же бежать нельзя. Любой резкий рывок, попытка перейти на бег – и он, можно сказать, выбросит флаг, подтверждая подозрения убийцы. Все-таки с момента их встречи в Хартуме прошли годы, и, кроме того, капюшон рясы отчасти скрывал лицо Брайсона, а опытный убийца не станет стрелять без разбора, в кого попало.
Время словно застыло, пока мысли Брайсона лихорадочно метались. Тело захлестнула волна адреналина, сердце бешено колотилось, но все же Ник из последних сил сдерживал себя, чтобы не перейти на бег. Нельзя, ни в коем случае нельзя выделяться из толпы!
Краем глаза Брайсон заметил, что убийца повернулся и смотрит в его сторону, а рука его тем временем тянется к кобуре на поясе. Толпа паломников была такой плотной, что Брайсон продвигался вперед, почти не прикладывая к тому усилий, но при этом темп был мучительно медленным. «Как убийца может быть уверен, что я – тот самый человек, который ему нужен? С этим капюшоном...» И тут Брайсон до головокружения отчетливо осознал, что именно натянутый на голову капюшон и выделял его из толпы. Конечно, некоторые мужчины надевали шляпы, чтобы защититься от жгучего солнца, но в капюшоне по такой погоде было просто невыносимо жарко. Ни один паломник, нарядившийся в это старомодное монашеское одеяние, не надевал сейчас капюшона. Ни один, кроме Брайсона.
Хотя Брайсон и не смел обернуться, он все же уловил боковым зрением какое-то резкое движение, блики света на каком-то металлическом предмете – скорее всего на пистолете. Убийца извлек оружие из кобуры; Брайсон ощутил это почти инстинктивно.
Ник внезапно зашатался и осел, симулируя тепловой удар. Те, кто шел следом, конечно же, тут же об него споткнулись. Раздались раздраженные возгласы, какая-то женщина обеспокоенно вскрикнула.
А долю секунды спустя послышался смертоносный кашляющий звук – выстрел из оружия с глушителем. И новые крики, пронзительные и полные ужаса. Молодая женщина, шедшая в нескольких футах левее Брайсона, рухнула – ее макушка словно взорвалась. Футов на шесть вокруг все оказалось забрызгано кровью. Паломники обратились в паническое бегство; над толпой повисли крики страха и боли. Несколько пуль ударили в землю, и комья брызнули во все стороны. Убийца стрелял быстро, переключившись на полуавтоматический режим. Он наметил себе цель, и его больше не волновало, что могут пострадать ни в чем не повинные люди.
Брайсон оказался в самом центре этого ада кромешного и понял, что обезумевшая толпа вот-вот затопчет его. Ник попытался встать, но его тут же снова сбили с ног. Вокруг, исходя криком, валялись раненые и умирающие. Брайсон все же умудрился подняться на ноги и рванул вперед, то и дело сталкиваясь с людьми, стремящимися убежать от этого безумия.
Конечно, у него имелось оружие, но выхватить сейчас пистолет и открыть ответный огонь было бы равносильно самоубийству. Враги, несомненно, превосходили его числом. Стоит лишь ему нажать на спусковой крючок, и он тем самым даст знать о своем местонахождении всем убийцам, которых прислал сюда Директорат и которые думали сейчас лишь об одном. И потому вместо того, чтобы открыть стрельбу, Брайсон бежал, стараясь пригнуться пониже и затеряться в мешанине тел.
Новая очередь простучала по металлическому дорожному знаку, футах в десяти от Брайсона, свидетельствуя, что белокурый убийца упустил свою жертву из виду, потерял в бурлящей толпе. Футах в двадцати впереди раздался вскрик, и какой-то велосипедист выгнулся дугой: пуля ударила его в спину. Блондин теперь стрелял в призраков и тем самым только помогал Брайсону – создавал максимальную суматоху, в которой нетрудно было затеряться. Ник позволил себе оглянуться – многие оглядывались, пытаясь понять, откуда стреляют, – и с удивлением увидел как белокурого убийцу внезапно швырнуло вперед. Кто-то всадил в него пулю! Стрелок сложился вдвое, потом рухнул рядом с ограждением, не то убитый, не то серьезно раненный. Но кто же его подстрелил? Алая вспышка – ярко-красный платок промелькнул и исчез в толпе.