Бородач поколебался секунду, потом отозвался:
– Здесь вопросы задаю я, Брайсон. Давно ли ты связался с прометеевцами?
– С прометеевцами? – тупо переспросил Брайсон.
– Хватит! Довольно игр! Когда ты перешел к ним на службу, Брайсон? Тебя завербовали еще во время работы? Или, может, тебе наскучила жизнь профессора, преподавателя колледжа, и ты отправился на поиск приключений? Видишь ли, мне действительно хочется понять, что подтолкнуло тебя к этому. Приступ ублюдочного идеализма? Тяга к власти? Как видишь, Брайсон, нам о многом нужно поговорить.
– Но при этом ты так упорно держишь меня под прицелом, как будто совсем позабыл Йемен.
Вансине покачал головой. Похоже, это замечание его позабавило.
– Ты стал легендой нашей конторы, Брайсон. Ребята до сих пор пересказывают истории о твоих талантах оперативника и лингвистических способностях. Ты был незаменимым...
– До тех пор, пока Тед Уоллер не выставил меня за дверь. Или лучше сказать – Геннадий Розовский?
Вансине надолго умолк, не в силах скрыть изумления.
– У каждого из нас много имен, – произнес он наконец. – Много обликов. И чтобы остаться в здравом уме, нужно научиться отделять себя от этих обликов, а их – друг от друга. Но ты, кажется, утратил эту способность. Ты веришь то в одно, то в другое. Ты не знаешь, где заканчивается реальность и начинается вымысел. Тед Уоллер – великий человек. Более великий, чем любой из нас.
– Так, значит, он до сих пор обманывает тебя! Ты веришь ему, веришь его лжи! Или ты ничего не знаешь, Просперо? Мы были марионетками, управляемыми автоматами, которые выполняют программу, заложенную надсмотрщиком! Мы действовали вслепую, не понимая, кто наши настоящие хозяева и какова их подлинная цель!
– Существует множество слоев, – очень серьезно произнес Вансине. – Есть вещи, о которых мы ничего не знаем. Мир изменился, и мы должны измениться вместе с ним, должны приспособиться к новым реалиям. Что тебе сказали, Брайсон? Какую ложь тебе скормили?
– «Новые реалии», – глухо повторил Брайсон, не понимая, о чем идет речь. Он был ошеломлен и на миг утратил дар речи, когда за зеркальным окном, вынырнув невесть откуда, вдруг возник огромный силуэт. Ник понял, что это вертолет, лишь в тот миг, когда пулеметный залп изрешетил зеркальную стену и стекло брызнуло во все стороны хрустальным градом.
Брайсон бросился на пол, укрывшись за длинным столом. А вот у Вансине, сидевшего на другом краю стола, рядом с окном, такой возможности не было. Бельгиец раскинул руки, словно птица, пытающаяся взлететь, а потом все его тело гротескно задергалось, заплясало, словно марионетка со спутавшимися нитями. Пули пробили ему лицо и грудь, и из десятков ран крохотными гейзерами ударила кровь. Окровавленное лицо исказилось в ужасном крике, но этот отчаянный вопль почти утонул в оглушительном шуме зависшего вертолета и пронзительном грохоте пулемета. По конференц-залу гуляли мощные порывы ветра. Стол из красного дерева был изгрызен множеством пуль, ковер изорван в клочья. Укрывшись под толстой крышкой стола, Брайсон видел, как Вансине почти подбросило в воздух – а потом бельгиец рухнул на серый ковер, испятнанный брызгами его крови, и застыл в неестественной позе. На месте глаз у него зияли красные провалы, лицо и борода превратились в ужасающее кровавое месиво, а затылок попросту исчез. Затем, так же внезапно, как и появился, вертолет исчез из виду. Безумный грохот стих, и слышен был лишь долетающий снизу приглушенный шум уличного движения да стон ветра, свистящего среди стеклянных сталактитов и кружащего по растерзанной комнате, погрузившейся теперь в тишину.
Глава 14
Выскочив из конференц-зала, подальше от этих кошмарных декораций – крови, пулевых отверстий и битого стекла, – Брайсон промчался через коридор, забитый перепуганными свидетелями. Повсюду раздавались возгласы – то на швейцарском немецком, то по-французски, то по-английски.
– О господи!
– Что случилось? Это снайперы? Террористы?
– Они где-то здесь, в здании?
– Вызовите полицию и «Скорую»! Скорее!
– О боже, этот человек мертв! Господи боже мой, какое зверство!
На бегу Брайсон думал о Лейле. Только не ее, нет! А вдруг вертолет полетел вокруг здания, выбирая себе цели в окнах двадцать седьмого этажа?
Потом пришла следующая мысль: «Мишенью этого странного нападения был Ян Вансине. Не я. Вансине. Именно так оно и было». Брайсон наскоро еще прокрутил калейдоскоп картинок, засевших у него в памяти, и перебрал их, оценивая угол, под которым велась стрельба. Да. Кто бы ни сидел за пулеметом, он явно преднамеренно целился в Вансине. Это не было ни случайным нападением, ни попыткой убить любого, кто окажется в этот момент в конференц-зале. Стрельба была прицельной и велась по крайней мере с трех точек. И именно по оперативнику Директората.
Но почему?..
И кто это сделал? Ведь не может же Директорат убивать собственных сотрудников, так ведь? Или, возможно, они испугались, что Вансине встретится со старым другом и что-то ему расскажет...
Нет, в этом предположении слишком много домысла и слишком мало здравого смысла. Какой логикой и какими причинами руководствовались организаторы нападения – покрыто мраком неизвестности. Но факт оставался фактом: они убили именно того человека, которого хотели, – в этом Брайсон был твердо уверен.
Эти мысли пронеслись у него в голове за какую-нибудь долю секунды; затем Ник отыскал кабинет Беко, рывком распахнул дверь – и обнаружил, что кабинет пуст.
Ни Лейлы, ни банкира здесь не было. Уже развернувшись было, чтобы уходить, Брайсон заметил на полу рядом с кофейным столиком опрокинутую фарфоровую чашечку; а под письменным столом валялось несколько листков бумаги. Признаки то ли поспешного бегства, то ли короткой борьбы.
Тут откуда-то поблизости раздался приглушенный шум, удары, крики. Брайсон быстро обшарил кабинет взглядом и наткнулся на дверь чулана. Подскочив к двери, Ник отворил ее. В чулане обнаружились Лейла и Жан-Люк Беко, связанные и с кляпами во рту. Полиуретановые путы, крепкие, словно кожаные ремни, стягивали запястья и лодыжки пленников. Очки банкира валялись неподалеку от него на полу, галстук был перекошен, рубашка порвана, а волосы растрепаны. Беко пытался издавать какие-то звуки сквозь кляп, и глаза его были выпучены от напряжения. Рядом с ним лежала Лейла, связанная еще более тщательно – чувствовалось, что над этим поработал умелец. Ее серый костюм от «Шанель» был порван, а одной из туфель на высоких каблуках – серых, в тон костюму, – недоставало. Ее запястья и лодыжки тоже обвивали виниловые путы. На лице женщины виднелось несколько кровоточащих ссадин: очевидно, Лейла яростно сопротивлялась, но не смогла совладать с силой и умением такого человека, как Просперо.
Скотина он, этот Просперо! Брайсон был вне себя от злости на убитого Вансине. Он вытащил кляп изо рта Лейлы, потом повторил ту же процедуру с банкиром. Оба пленника тут же принялись жадно хватать воздух ртом. Беко издал невнятный возглас. Лейла выдохнула:
– Спасибо. О господи!
– Он вас не убил – это уже хорошо, – заметил Брайсон, пытаясь развязать веревки. Потерпев неудачу, он огляделся в поисках ножа или чего-нибудь режущего, способного одолеть прочные пластиковые путы. Не найдя ничего подходящего, Ник кинулся к письменному столу и схватил серебряный ножик для вскрывания писем – но тут же обнаружил, что у него отточено лишь острие, но никак не лезвие. Потом Брайсон отыскал в ящике стола маленькие, но острые ножницы, бегом вернулся в чулан и освободил пленников.
– Звоните в службу безопасности! – произнес банкир в промежутке между двумя вдохами.
Брайсон, успевший расслышать приближающееся завывание полицейских сирен, отозвался:
– Я полагаю, полиция уже в пути.
Он схватил Лейлу за руку, помог ей подняться и потянул за собой, прочь из кабинета.
Когда они пробегали мимо распахнутой двери конференц-зала, перед которым уже собралась толпа, Лейла остановилась.
– Скорее! – прошипел Брайсон. – Нам некогда!
Но Лейла все же заглянула внутрь и увидела исковерканное тело Яна Вансине в окружении зазубренных осколков стекла.
– О боже! – в ужасе выдохнула женщина. Ее начала бить дрожь. – Боже мой!
* * *Они не останавливались, пока не добрались до переполненной людьми площади Бель-Эр.
– Нам нужно уходить, – сказал Брайсон. – Уезжать по отдельности. Нельзя больше допускать, чтобы нас видели вместе.
– Куда уезжать?
– Не куда, а откуда! Из Женевы, из Швейцарии!
– Что ты такое говоришь – мы не можем просто...
Лейла умолкла на полуслове, поняв, что внимание Брайсона приковала газета, выставленная в киоске. Это был номер «Трибюн де Женев».
– Господи... – произнес Брайсон, подходя поближе. Он взял газету из высокой стопки, не отрывая взгляда от широкой траурной каймы, окружающей фотографию какой-то ужасающей катастрофы. Заголовок гласил:
"Террористический акт, потрясший Францию: крушение скоростного пассажирского поезда в Лилле.
Лилль.
Сегодня утром мощный взрыв заставил сойти с рельсов и разнес в клочья скоростной пассажирский поезд «Евростар». Это произошло в тридцати милях к югу от Лилля. Погибли сотни французов, англичан, американцев, датчан, бельгийцев и других пассажиров, ехавших по своим делам. Хотя работники аварийных служб и добровольцы трудились целый день, не жалея себя, и разыскивали среди обломков выживших, французские власти опасаются, что общее число жертв может превысить семь сотен. Официальное лицо, прибывшее на место происшествия, но предпочевшее сохранить инкогнито, высказало предположение, что взрыв является делом рук террористов.
Согласно документам, предоставленным железнодорожниками, этот поезд, «Евростар» 900-ERS, отошел с Северного вокзала в Париже в Лондон около 7.16 утра. На нем ехали 770 пассажиров. Примерно в 8.00, когда поезд, состоявший из восемнадцати вагонов, проходил через французскую область Па-де-Кале, раздалось несколько мощных взрывов – одновременно в голове и в хвосте состава. Как сообщается, взрывчатка была заложена под рельсами. Хотя пока что ни одна из террористических организаций не взяла на себя ответственность за случившееся, источники во французской спецслужбе Сюрте уже составили список возможных подозреваемых. В Сюрте предполагают, что в течение последних нескольких дней и французское и английское правительство неоднократно получали предупреждения о готовящемся покушении на «Евростар». Представитель компании «Евростар» не стал ни подтверждать, ни опровергать дошедший до «Трибюн де Женев» слух о том, что спецслужбы обеих стран располагали данными, указывающими на террористов, которые, предположительно, готовили взрыв поезда. Но спецслужбы не имели возможности прослушивать разговоры террористов, поскольку это запрещено законом.
«Это возмутительно! – заявила член французской Национальной ассамблеи Франсуаза Шуе. – Мы располагали техническими возможностями, позволявшими предотвратить эту отвратительную бойню, но наши законы связывают нашу же полицию по рукам и ногам, не давая ей принять меры». В Лондоне лорд Майлз Пармоур снова обратился в парламент с предложением утвердить международный Договор о наблюдении и безопасности. «Если правительства Франции и Англии имели возможность предотвратить эту диверсию, то было просто преступлением с нашей стороны сидеть сложа руки и ничего не предпринимать. Это позор для нации – для всех наций!»
Советник президента США по вопросам национальной безопасности Ричард Ланчестер, прибывший на совещание НАТО в Брюсселе, назвал произошедшее «убийством ни в чем не повинных людей». Он добавил также: «В этот час траура мы все должны задать себе один вопрос: как добиться того, чтобы подобное никогда больше не повторилось? Администрация президента Дэвиса с огромной печалью присоединяется к своим добрым друзьям и союзникам, Англии и Франции, и предлагает мировому сообществу подписать международный Договор о безопасности».
Лилль.
Брайсон почувствовал, как в жилах у него стынет кровь.
Он вспомнил приглушенные голоса двух мужчин, доносившиеся из личного кабинета Жака Арно, – там, в Шато-де-Сен-Мерис. Один из них принадлежал самому торговцу оружием, а второй – Анатолию Пришникову, русскому магнату.
«Но после событий в Лилле, – произнес тогда Арно, – поднимется беспримерная волна возмущения. Путь будет открыт».
После событий в Лилле.
Два влиятельнейших бизнесмена – торговец оружием и магнат, втайне контролирующий значительную часть российской оборонной промышленности (кстати, надо будет добыть его полное досье), – заранее знали о несчастье в Лилле, о террористическом акте, в результате которого погибли семьсот человек.
Очень похоже, что они входили в число тех, кто спланировал эту акцию.
Оба они управляли деятельностью Директората. За лилльским кошмаром стоял Директорат – в этом не было ни малейших сомнений.
Но зачем это было нужно? Директорату не свойственна тяга к бессмысленному насилию; Тед Уоллер и другие руководители гордились своим стратегическим гением. Все их действия всегда были рассчитаны, все служило конечной цели. Даже убийство родителей Брайсона, даже постоянный обман, ставший его жизнью. Убийство нескольких оперативников можно объяснить необходимостью убрать препятствие, устранить возникшую угрозу. Но массовое убийство семисот безвинных людей шло уже по другой категории: оно относилось не к текущим тактическим вопросам, а к сфере высокой стратегии.
«Поднимется беспримерная волна возмущения».
И действительно, крушение поезда «Евростар» вызвало взрыв общественного негодования – а чего еще можно было ждать, власти не сумели предотвратить такую чудовищную трагедию?
Предотвратить трагедию.
Вот он, ключ – предотвращение. Профилактика. Директорату нужно было это возмущение, нужно было, чтобы зазвучали обращения, призывающие предотвратить дальнейшие террористические акты. А под предотвращением можно понимать многое. Договор о борьбе с терроризмом – это одно. Это, можно сказать, официальная вывеска. Но ясно же, что подобный договор повлечет за собой усиление национальных сил обороны и дополнительные закупки оружия, предназначенного для защиты общественной безопасности.
Арно и Пришников – торговцы смертью, живо заинтересованные во всемирном хаосе; потому что хаос – это тоже рынок. Наилучший рынок для их товара, их оружия. Чем сильнее хаос, тем выше спрос на оружие. Вероятно, именно эти два магната стоят за событиями в Лилле и...
И где еще? Застыв посреди улицы, Брайсон позабыл о кипящей вокруг толкотне. Лейла, которая читала статью, заглядывая Брайсону через плечо, что-то сказала Нику, но он не слышал. Он заново перетасовывал данные, хранящиеся у него в памяти. Недавние происшествия, о которых он читал или слышал в теленовостях, – кошмарные события, которые он до нынешнего момента не связывал напрямую со своей жизнью и своей задачей.
Всего лишь несколько дней назад еще один мощный взрыв произошел в Вашингтоне, на станции метро, во время утреннего часа пик. Погибли десятки человек. И в тот же самый день – Брайсону запомнилось все это именно из-за одновременности событий – реактивный самолет, летевший в Рим, взорвался, едва успев взлететь с аэродрома Кеннеди. Еще сто пятьдесят – сто семьдесят погибших.
Возмущенная и потрясенная Америка разразилась криками. Президент обратился с предложением подписать международный Договор о безопасности, незадолго перед этим представленный на рассмотрение в сенат и там и увязший. После Лилля народы Европы наверняка присоединятся к американцам и тоже начнут требовать принятия чрезвычайных мер, способных удержать от безумия мир, на глазах выходящий из-под контроля.
Контроль.
уж не это ли – та самая высшая цель, тот окончательный результат, на который направлены безумные действия Директората? Не отягченная совестью спецслужба, маленький, но могущественный игрок, никому не известный, действующий из-за кулис, предлагает навести порядок там, где весь остальной мир потерпел неудачу?
Проклятие! Все это лишь смутные прикидки, теории, базирующиеся на теориях, выводы, вытекающие из предположений. Бездоказательные, размытые, недостаточные. Но ответ на изначальный вопрос Данне, ради которого заместитель директора ЦРУ оторвал Брайсона от спокойной жизни в отставке и втравил в это дело, – ответ начал напрашиваться сам собой. Пожалуй, пора связаться с Гарри Данне и изложить ему предполагаемый сценарий вместе со всеми гипотезами. Если ждать твердых, неоспоримых доказательств, касающихся планов Директората, можно дождаться второго Лилля – и потом сам себе будешь противен. Неужели ЦРУ действительно захочет дождаться смерти еще семи сотен неповинных людей, прежде чем предпринимать какие-либо действия?
Однако...
Однако в складывающейся головоломке до сих пор недоставало самого большого фрагмента.
«Елена знает?» – спросил Вансине. Отсюда следует, что Директорат либо не знает, где сейчас находится Елена, либо не уверен, на чьей она стороне. И это даже существеннее, чем ее местонахождение: уже сам вопрос – «Елена знает?» – заставляет предположить, что ей известно нечто очень важное. Нечто такое, что может не только объяснить причины, заставившие Елену исчезнуть из его жизни, но и дать ключ к истинным намерениям Директората.
– Ты что-то знаешь об этом, – донесся голос Лейлы. Это был не вопрос – утверждение.
Брайсон понял, что Лейла уже некоторое время обращается к нему. Он обернулся и взглянул на женщину. Так что, она не слышала ту реплику Арно насчет Лилля? Очевидно, нет.
– У меня появилась теория, – сказал Брайсон.
– И какая же?
– Мне нужно позвонить. – Он передал газету Лейле. – Я сейчас вернусь.