Как по лесенке, Володя Стеценко спускался в самую российскую глубинку, туда, где уже и законы трассы не действовали. И вообще никакие. Надо было проехать еще километров сто по степи, дорога опять сужалась, и уже не было никаких автосалонов, мотелей и красивых коттеджей из белого и красного кирпича под новенькими крышами. Встречных машин было мало, да и попутчиков тоже. Вдоль дороги были разбросаны села, где люди пережидали зиму, запершись в своих домах, но сколько Стеценко ни вглядывался вдаль, так никого и не увидел. Как вымерло все! Здесь же, на дороге, заканчивался асфальт. Ответвлявшиеся от нее улицы были черны от смешанного с грязью снега. Проехать по ним можно было только на тракторе или на джипе. Тракторов здесь хватало, а вот джипов… Если только отечественного производства, впрочем, других машин тут и не признавали. Земля была как антрацит, угольно-черная, с мокрым жирным блеском, липкая, вязкая.
Эта поездка стала для Володи Стеценко открытием. Он должен бы рассекать сейчас горные склоны где-нибудь в Европе или нежиться на белом песке на одном из океанских островов, а вместо этого месит грязную жижу на дорогах Черноземья. Зачем? Экстрима захотелось? Да уж! Это был экстрим! Что он будет делать, если машина заглохнет или застрянет? От одной этой мысли сердце холодело. Он с удивлением смотрел на стоящие вдоль дороги дома. И здесь тоже люди живут! В мыслях засела цитата из школьной программы: «дрожащие огни печальных деревень». Дрожащие огни… печальных… А летом здесь, должно быть, красиво… Но то летом. А что делать зимой?
Он вдруг почувствовал неловкость за свою машину, которая в столице была не предметом гордости, а, скорее, комплексов, свою не по-зимнему легкую обувь, длинные волосы и толстовку из последней коллекции гламурного кутюрье. Здесь все это было не нужно и смотрелось нелепо. Без резиновых сапог и думать нечего соваться в эту грязь! Ему захотелось развернуться и рвануть назад. С трудом себя пересилив, Стеценко достал атлас российских дорог и принялся его изучать: не заблудился ли? Уточнив дорогу в крохотной придорожной харчевне, а заодно и подкрепившись, он поехал дальше.
Городок, в котором родилась красавица Рина, был маленьким и грязным, неудивительно, что она здесь три года не появлялась! Одноэтажные дома на окраине стояли так тесно друг к другу, будто вокруг была не бескрайняя степь, а тайга, или же бездонные океанские воды. Ближе к центру встречались и многоквартирные дома, самый высокий дом пятиэтажный, да и тот один. Остальные высотой в два и три этажа. Центром культуры и главной достопримечательностью являлся городской рынок, но сегодня он был закрыт, ветер гулял меж пустых рядов, гоняя обрывки целлофана и яркие пачки из-под сигарет. Улицы словно вымерли, и Володя долго искал, у кого бы спросить дорогу? Наконец увидел небритого мужика, который вышел из ларька, прижимая к груди полуторалитровую бутыль пива.
– Краснопартизанская улица где, не подскажете? – вежливо спросил у него Володя.
– Чего-о? – мужик вцепился в бутыль.
– Улица Краснопартизанская. Красно – Партизанская, – по слогам выговорил Стеценко.
Мужик какое-то время стоял, соображал.
– Красно, – Володя ткнул пальцем в свою толстовку, – и партизан, понимаешь? Война. Гитлер капут, – безнадежно сказал он.
– А! Партизанская! Дык, это здеся! Вон она, Партизанская! – мужик махнул рукой, чуть не выронив бутыль.
– А дом номер пять?
– Чего-о?
«Должно быть, в начале улицы. Найду».
– Спасибо, говорю!
– Слышь? Дай на опохмелку! В честь праздничка!
– А какой сегодня праздник?
– Дык! Новый год!
– Сегодня двенадцатое.
– Какое?! Елки! Двенадцатое! Скоро ж старый Новый год! Дай на бутылку, а?
– А это что? – кивнул Володя на пиво.
– Дык! Это ж разве выпивка? Да не один я. На водку дай, слышь?
– Пить вредно.
– Дык, это мы слыхали. Десятку дай, хотя бы!
Чтобы отвязаться, Володя достал из кармана пятьдесят рублей, мельче не было.
– Это дело! – обрадовался мужик и, прижав к себе бутыль, потопал обратно в ларек.
А он свернул на Краснопартизанскую и, чертыхаясь, когда машина подпрыгивала на очередном ухабе, медленно поехал вдоль улицы, ища дом номер пять. Здесь был разбитый, весь в трещинах и выбоинах, но хотя бы асфальт.
Домом номер пять оказалась старая кирпичная трехэтажка, во дворе меж деревянных столбов были натянуты голые бельевые веревки, поодаль ржавела завалившаяся на один бок карусель. Похоже, кризис здесь начался не прошлой осенью, он в этих краях и не кончался.
Сверившись с листком, на котором рукой Вали был записан адрес Кудрявцевой-старшей, Володя, сделав нехитрые подсчеты, вошел в первый подъезд. Квартира номер семь находилась на втором этаже. Он стал подниматься по лестнице. Пахло кошками, мочой и еще чем-то премерзким, так что желудок болезненно сжался, к горлу подступила тошнота. На площадке второго этажа разливалась зловонная лужа, видать, кто-то не донес. Подоконник был отодран с мясом, стены выщерблены, местами зиял кирпич.
«Разруха», – подумал он, подойдя к квартире номер семь. На двери даже почтового ящика не было, как на всех остальных. Газет хозяева не читали, а писем не ждали. Он хотел, было, позвонить, но потом увидел, что дверь открыта и вошел.
– Есть кто? – крикнул громко. – Хозяйка!
Перед ним было две двери, одна в комнату, другая на кухню, обе распахнуты настежь. Сначала он заглянул на кухню. Здесь было еще гаже, чем на лестничной клетке. Та же вонь, да еще остатки еды на давно не мытых тарелках вперемешку с окурками, обои, засаленные так, что их первоначальные цвет и рисунок не определялись, потолок в желтых разводах, на линолеуме следы грязных ботинок. И – никого.
– Хозяйка! – повторил он.
Поскольку никто не отвечал, Володя прошел в единственную комнату. На продавленном диване, закутавшись в рваное тряпье, храпел похожий на бомжа мужик. Старуха с нечесаными волосами сидела за столом и пыталась что-то разжевать, медленно двигая челюстями.
– Извините, а где хозяйка?
– А где Колька? – подняла на него блеклые глаза старуха.
– Какой Колька?
– Ты куда Кольку дел, паскуда? – она медленно начала подниматься из-за стола. – Я ему все деньги… Деньги отдала…
– Вот они деньги, успокойтесь! – он торопливо полез в карман, достал мятые пятьсот рублей и протянул ей.
Какое-то время старуха бессмысленно смотрела на деньги. Потом замычала:
– Мы-мы-мы… Не м-м-мои… – Но потом вдруг встрепенулась, проворно схватила купюру и крикнула: – Сашок! Гуляем! Слышь, Сашок?
Мужик на продавленном диване даже не шевельнулся.
– Вы Кудрявцева? – сообразил, наконец, Володя.
– Ну.
– Мать Ноябрины?
– Ринка… Шалава… Бросила меня… Обманула…
– Я вам еще денег дам, – торопливо заговорил он. – Да вы сядьте. Сядьте.
– Ринка, что ли, прислала? – она покачнулась и медленно опустилась на стул. Движения старухи были неуверенные, взгляд мутный.
– Вас как зовут? – спросил он.
– Ну, Мария.
– А по отчеству?
– Ивановна. А что? – настороженно спросила Кудрявцева.
– Когда Рина вам звонила в последний раз?
– Я не помню, – она вдруг заплакала. Володя растерялся. – Выпить бы мне…. – Кудрявцева подняла голову. – Слышь, Сашок? Сходил бы ты. Вот они, деньги.
– Вы работаете?
– Где? – неожиданно зло спросила она. – Последний цех недавно закрылся. А какой был завод! Все на биржу пошли. Сторожа – и те стали не нужны. Везде кнопки понаставили. Раньше я полы мыла. Жильцы скидывались по пять рублей… лишних пять рублей нынче нет ни у кого, слышь? Кому я нужна? – Она опять заплакала.
– Я дам вам еще денег, – он сам готов был заплакать. Вот тебе экстрим! А кто-то на горных лыжах катается! – Только ответьте мне: когда Рина вам звонила в последний раз? – безнадежно повторил он свой вопрос.
– Рина? Осенью еще, – Кудрявцева подняла голову, взгляд стал осмысленным. – Ноябрина, дочка моя… кровиночка… Денег обещала прислать. А потом исчезла. Я думала, к Новому году пришлет. Бросила, выходит, мать. А ведь я ее одна вырастила… Ночи не спала, все дочку… дочку поднимала, слышь? Вот она, благодарность…
– Она вас спрашивала про аллергию на лекарство?
– Этот, как его? – Кудрявцева наморщила лоб, потом с трудом выговорила: – Пенициллин, что ль?
– Да. У нее была аллергия на антибиотики.
– А ты откуда знаешь?
– От Рины, – соврал он.
– Ах, это она тебя прислала! А денег? Денег передала? – жадно спросила Мария Ивановна.
– Да. Я вам их отдам, но сначала скажите мне: от имени Рины кто-нибудь звонил? Вы еще кому-нибудь говорили об ее аллергии на пенициллин?
– Девка звонила. Все расспрашивала: как да что? Шалава.
– Почему шалава?
– Все они шалавы, подружки ее. Лахудры. Сама не едет, нет. Как же! В Москве живет, как сыр в масле катается! Интел… интеллигентная стала. Подружек шлет, теперь вот мужика прислала. Где деньги-то? Деньги давай, слышь?
– Да. Я вам их отдам, но сначала скажите мне: от имени Рины кто-нибудь звонил? Вы еще кому-нибудь говорили об ее аллергии на пенициллин?
– Девка звонила. Все расспрашивала: как да что? Шалава.
– Почему шалава?
– Все они шалавы, подружки ее. Лахудры. Сама не едет, нет. Как же! В Москве живет, как сыр в масле катается! Интел… интеллигентная стала. Подружек шлет, теперь вот мужика прислала. Где деньги-то? Деньги давай, слышь?
– Значит, звонила женщина, по ее поручению. У самой Рины терпения не хватило, она вас, похоже, трезвой не могла застать.
– Да разве я пью?! Ну, пью! Была б она здесь… Была бы здесь моя дочка, разве я бы так себя вела? Дети, дети… Моя, хорошая, носа не кажет, а у соседки плохой, тоже не появляется. Из тюрьмы вышел, как в воду канул! Пять лет со мной не разговаривает!
– Кто?
– Соседка! Будто бы я Ринку против ее сына настропалила! Сам виноват! А дочка у меня была красивая…
Он вздрогнул:
– Почему была? Вы что-то знаете?
– Самая красивая в школе была… – всхлипнула Кудрявцева. – Прямо как я… В молодости…
– Вы могли бы поехать в Москву? – безнадежно спросил он. – Надо написать заявление.
– Чего-о?
– Я говорю: заявление. – При этих словах Кудрявцева замычала и вся затряслась. Безнадежно. Кто с ней будет разговаривать? Кому она вообще нужна со своим заявлением?
– Машка! – раздался вдруг в прихожей хриплый мужской голос. – Я вернулся!
– Коля! – встрепенулась Мария Ивановна, и жадно: – Принес?
В комнате появился тот самый мужик, у которого Володя спрашивал дорогу, только кроме пива в руках была еще и четверть водки.
– А ты здеся как, парень? – уставился на него мужик.
– Его дочка прислала, – сказала Кудрвцева и показала деньги: – Вишь? Помнит меня!
– Садись, парень! – хлопнул его по плечу Коля. – Гостем будешь! Пропустим по одной, потом я еще сбегаю. – И взял у Кудрявцевой деньги.
– Я за рулем, не могу.
– Чего там! Заночуешь!
«Здесь?!»
– Спасибо, но я пойду.
– А деньги? – остановила его Кудрявцева, – Деньги, что дочка мне прислала? Деньги где?
Он поспешно достал из портмоне тысячную купюру, которую тут же проворно схватил Коля со словами:
– Гуляем! Ай, Машка, дочка у тебя молодец! Ну, теперя будет и у нас праздник!
– Я глазом моргну, она мне пять тыщ пришлет! – похвасталась Кудрявцева. И взмолилась: – Коль, наливай! Не томи! Парень, садись! Выпей с нами! Праздник у нас! Гуляет Рассея!
– До свидания, – он попятился к двери.
Коля бережно свинтил с бутылки пробку, стараясь, чтобы руки не дрожали. Понятно было, что является здесь главной ценностью. На Стеценко больше не обращали внимания, и он вышел на лестничную клетку. Подумал: «Зачем приехал?», и после недолгих колебаний позвонил в соседнюю квартиру…
4. 3
Олег Чаплыгин приехал в офис засветло. Дел накопилось много. Ноябрина, его нынешняя любовница, была какая-то странная, и вчера, в самолете, и сегодня утром, когда он по привычке решил размяться, проверить, все ли в порядке со здоровьем. Это был пунктик Чаплыгина, он потому и не курил, почти не пил, занимался спортом и категорически не признавал никаких лекарств.
Со здоровьем был полный порядок, все функции в норме, но Ноябрина почему-то этого не оценила. Впервые сказала:
– Нет настроения.
Нет, так нет. Разбираться в ее чувствах у Чаплыгина не было ни времени, ни желания. Он тут же встал, наскоро позавтракал и поехал в офис.
– Как вы тут без меня? – спросил у верной Татьяны Георгиевны.
– Все в порядке, Олег Павлович. Вот список тех, кто вам звонил. – И секретарша протянула листок.
– Спасибо. Кофе мне.
Чаплыгин взял ненужный список и направился в кабинет с табличкой «Генеральный директор». Сейчас был важен только один человек, его друг, который работал в банке. Если удастся провернуть комбинацию с продажей долгов… Да, это было бы неплохо.
Об этом он и думал, когда в приемной началась возня. Сначала Чаплыгин решил, что к нему пытается прорваться настойчивый посетитель. Он поморщился, когда раздались крики Татьяны Георгиевны, но с места не тронулся.
– Что это такое! Вы не имеете права! – кричала секретарша.
Чаплыгин знал, что она скала. Сказано, никого не пускать, значит, никого и не будет. Тем более было удивительно, когда дверь в кабинет открылась и вошли двое, оба в безликих черных костюмах, по виду секьюрити. За ними – растерянная секретарша.
– Что это такое! Татьяна Георгиевна! – возмутился Чаплыгин.
– Но они имеют полное право, – растерлась та.
– Что?! Какое еще право?!
– Хе-хе-хе, – раздался знакомый голос. – Сюрприз!
И в кабинет вошел важный Василий Андреевич, в руке он держал черную папку.
– Ребятки, действуйте, – приказал Василий Андреевич своим секьюрити.
Те подошли к Чаплыгину, встали с обеих сторон, взяли его под руки и подняли из-за стола.
– Освободите кабинет, – сказал тот, что пониже.
– Охрана! – крикнул Чаплыгин. – Что вы себе позволяете?! Это мой офис!
– Уже не твой, – сказал Василий Андреевич. И хлопнул себя по лбу: – Ах, да! Я забыл! Ребятки, отпустите его. Он сам уйдет, когда ознакомится с постановлением.
– Никуда я не уйду! Плевать мне на ваше постановление! – Секьюрити разжали руки, Чаплыгин упал обратно в кожаное кресло.
– Можешь плевать, – ласково сказал Василий Андреевич, – но по закону твоя фирма теперь принадлежит мне.
– Нет такого закона!
– Ошибаешься. Ты продал долю в ООО «Реванш-групп». Или не ты? Неважно. Кому доля была продана, кем и когда, значения не имеет. Я – добросовестный приобретатель. У меня есть документ. О том, что физическим лицом, владеющим ООО «Реванш-групп» отныне являюсь я, а соответственно, получаю всю собственность фирмы. Ты нищий, Строитель. Могу заказать билет до Лондона, подарок от фирмы, так сказать.
– Чушь какая, – Чаплыгин тыльной стороной ладони вытер лоб, по которому лился пот, рука тут же стала липкой. – Я ничего не продавал!
– Согласно закону о государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей государство не обязано проверять подлинность документов, предоставляемых для совершения регистрационных действий. Твоя фирма теперь оформлена на меня.
– Но это же подделка! Вы подделали документы!
– Я подделал?! – обиделся Василий Андреевич. – Мне предложили купить, я купил. С большой выгодой, между прочим. Так что освободи помещение. Здесь теперь будет сидеть мой человек. Женщина может остаться, новому директору понадобится секретарша.
– Я пойду в суд! – закричал Чаплыгин.
– А это пожалуйста. Суд у нас гуманный. А я – законный владелец. Вот документ.
Василий Андреевич, сопя, открыл черную папку и достал из нее листок, который протянул Чаплыгину. Тот жадно схватил, но, едва глянув, разочарованно подумал: «копия». Строчки расплывались, когда он читал постановление, лицо заливал пот. Чаплыгин вспотел от страха.
Да, фирма ООО «Реванш-групп», его детище. Но владелец уже не он. Перерегистрирована в… Чеченской Республике?! Сердце у Чаплыгина упало. Это же грабеж! Да там же концов не найти!
– Рейдерство… – прохрипел он. – Черное рейдерство… захват… имущества…
– А ты как хотел, голубь? – ласково сказал Василий Андреевич. – Имущество, оно хозяйского глаза требует. А тебе не до того. У тебя любовь!
– Я же нищий… За что?!
– А когда ты девочку увозил, не думал, что это воровство? – теперь Василий Андреевич смотрел на него зло, и говорил резко. – Не думал, что это не твое?
– Она же не… не кукла. Человек. Она сама, – беспомощно сказал Чаплыгин.
– Я два года ее содержал. Кучу денег на нее потратил. Теперь она – имущество. Мое имущество, понял? А чтобы ты лучше понял, я тебя наказал на ТВОЕ имущество.
– А если… Если она к вам вернется?
– Она и так вернется. А воров надо наказывать. Можешь взять отсюда, что хочешь, препятствовать не буду. Мне рухлядь не нужна, – Василий Андреевич ткнул пальцем в кожаное кресло.
– Где… Где моя служба безопасности? – Чаплыгин смотрел на Татьяну Георгиевну. Та залилась краской:
– Их всех заперли в комнате отдыха.
– Как так: заперли? Вы в милицию звонили?!
– Их милиция заперла, – беспомощно развела руками секретарша.
– Я еще и ЧОП привлек, – злорадно сказал Василий Андреевич. – На всякий случай. Вдруг твои людишки окажутся храбрецами? Но они даже не пикнули. Можешь забрать их с собой, когда будешь уходить, я ж сказал, что мне рухлядь не нужна. Не готов ты, голубь, оказался. Ну, все, мое время дорого. Освободи-ка помещение.
Чаплыгина снова взяли под локти два плечистых молодца.
– Руки! – закричал он. – Сам пойду! В суд! Это незаконно!
– Закон – что дышло, куда повернул, туда и вышло, – вновь ласково улыбнулся Василий Андреевич. – Законы, голубь, читать надо. Пропустите его, ребятки.
Олег Чаплыгин на деревянных ногах побрел к выходу. Он боялся белого рейдерства и был к нему готов, а фирму захватили по-черному, просто-напросто подделав документы. Законы Чаплыгин читал, но никогда не думал, что это может случиться с ним. Вот так, по-наглому, средь бела дня. Строительная фирма нынче лакомый кусок. Судиться? Возбудят дело о мошенничестве, этого он добьется. Сколько будет длиться разбирательство? Год? Два? Да за это время…