Когда граф Кутайсов в компании генерал-губернатора и нескольких генералов (все как один были участниками будущего переворота, кроме самого Кутайсова, понятное дело), по обыкновению, выехал на утреннюю прогулку, к нему прорвался какой-то человек в одежде крестьянина и подал некое прошение. Кутайсов пытался отделаться от докучливого просителя, однако не смог и сунул бумаги в карман, решив посмотреть их позднее. Положил он их так ненадежно, что бумаги вскоре выпали. Их подобрал бывший здесь же генерал Талызин и тоже небрежно положил в карман. Когда Пален заинтересовался бумагами, Талызин начал отнекиваться: он-де уже вернул потерянное письмо Кутайсову, — но потом все же отдал конверт.
К ужасу генерал-губернатора, это оказалось подробное изложение плана государственного переворота с указанием имен всех заговорщиков, росписью отведенных им ролей и указанием намеченной даты и времени выступления. Письмо было написано отличным слогом, и стало ясно, что посланный либо переодетый шпион, проведавший о плане заговора, либо случайный человек, передаточное звено.
Граф Петр Алексеевич, не веря своим глазам, вглядывался в список, впервые пораженный совпадением в звучании имен основных персонажей заговора: Павел, Пален, Панин, Платон… Это совпадение показалось ему удивительным, многозначительным, даже роковым!
Талызин казался заметно потрясенным, настолько, что едва не выпустил из рук такой важный документ, едва не отдал его Кутайсову, который, по счастью, и думать забыл про загадочное прошение и не затруднял себя его поисками. Однако Пален насторожился такой беспечностью всегда ответственного, внимательного к мелочам генерала. Впервые он пожалел, что передал Талызину на сохранение письмо Александра, в котором тот выражал определенное согласие на цареубийство. У себя Пален опасался его хранить, а вот молодой, богатый, холостой, беспечный Талызин был вне подозрений.
Но такая непростительная беспечность! Или… нечто худшее? Думать об этом не хотелось, да и времени не было.
“Нельзя спускать с него глаз!” — решил генерал-губернатор;
Говорят, кого боги хотят погубить, того они лишают разума. Подозрительнейший из людей, Пален чуть ли не впервые в жизни не дал воли своим подозрениям. А между тем Талызин и был тем человеком, который прислал графу Кутайсову предательское послание. Теперь, находясь под неусыпным присмотром генерал-губернатора и его доверенных людей, он не мог предпринять ни единого шага, чтобы снова предупредить императора, не поставив при этом в опасность свою жизнь. И все-таки Талызин не оставлял надежды спасти Павла…
Об этих его намерениях генерал-губернатор, разумеется, не знал. Однако он знал другое: какие-то подозрения у императора все же появились — относительно именно его, Палена. Стало известно, что Павел велел тайно вызвать в Петербург ранее высланных (благодаря интригам все того же графа Петра Алексеевича!) Аракчеева и Ростопчина. Первому государь намеревался доверить пост генерал-губернатора Петербурга, а прежнего выслать. Палену удалось задержать въезд этих опасных для него и для всего заговора людей под тем предлогом, что он не получал приказа императора, разрешающего их возвращение. Аракчеев и Ростопчин были перехвачены на заставах и вновь выпровожены из города. Но Пален не переставал чувствовать смутную опасность, грозящую взлелеянному им делу, и теперь подстилал соломки везде, где только мог. Толком не зная, с чем явился сегодня в Михайловский дворец святой отец Губер, он решил умереть, а не пустить сегодня иезуита к государю! И это ему удалось.
Пален употребил все свое искусство, все хитрости, он вынимал из портфеля одно дело, один рапорт, один доклад за другим, а число их все еще казалось неиссякаемым. Император заметно терял терпение. Наконец он не выдержал и, смяв очередной доклад, воскликнул:
— Да будет ли этому конец?!
— Боюсь, что нет, — со старательно разыгранным унынием отвечал Пален. — Явился отец Губер, у которого тоже есть желание утомить ваше величество своими разговорами.
Павел, более всего опасавшийся опоздать на развод караула, который проводил каждый день с неиссякаемым удовольствием (у этого императора была душа капрала, и, быть может, в этой должности он обрел бы истинное счастье!), окончательно вышел из себя и крикнул:
— Передайте отцу Губеру, чтобы он убирался прочь со своими глупостями!
Это было сказано достаточно громко, чтобы можно было услышать в приемной. Но Губер все же ушел не прежде, чем вышел утомленный, побледневший Пален и не сообщил ему, что император никого не примет и вообще он удалился через другую дверь. Почтенный пастор может прийти завтра!
Говоря это, Пален не мог удержаться от злорадной улыбки, истинное значение которой стало понятным отцу-иезуиту только завтра.
Май 1801 года.
Духи, Духи, духи… Что это такое? Неужто всего-навсего разнообразные смеси ароматических эссенций? Французские парфюмеры, величайшие знатоки секретов всяческих косметик, подразделяют духи на разные экстракты цветочных запахов.
Берешь немного спиртовой вытяжки из фиалковой помады, ирисового масла, бергамотного масла, мускусной тинктуры [45], тинктуры амбры, горько — мин-дально — масляной тинктуры и слабой подкраски в зеленоватый цвет хлорофиллом — и получаешь легкий, горьковатый, влажный аромат Extrait de Violet te de parme. Берешь вытяжку из помады акации, кассии, жасмина, розы, нероли, а также бергамотного и цейлонского коричного масла, и еще фиалкового масла, и тинктуры розовой, ирисовой, амбры, цибета, мускуса, бензойной смолы — и можешь обонять волнующий воображение Extrait-Ess-Bouquet.
Сколько прозы. И сколько поэзии!
Впрочем, некоторые знатоки уверяют, что вдыхать аромат изысканных духов все равно, что наслаждаться изысканной музыкой, поскольку органы обоняния и слуха в чем-то схожи между собой. Различные природные ароматы действуют различно — смотря по их летучести, летучесть же подобна амплитуде звуковых колебаний, ибо, чем меньше амплитуда, тем ниже звук и тем она продолжительнее действует на ухо, и чем меньше летучесть, тем слабей аромат и тем дольше он действует на обоняние; чем больше амплитуда, тем выше звук и тем интенсивнее и кратко временней его действие, — так и в запахе сила обусловлена, можно сказать, краткостью действия.
Можно расположить все ароматические вещества по хроматической гамме, в которой гармонические аккорды будут образовывать приятные букеты. Первая октава: до — сандал, ре — фиалка, ми — акация, фа — тубероза, соль — флердоранж, ля — свежее сено, си — гвоздика.
Вторая октава: до — камфара, ре — миндаль, ми — ирис, фа — жонкиль, соль — сирень, ля — бальзамин, си — мята. И выше, выше по нотному стану: до — жасмин, ре — бергамот, ми — лимон, фа — серая амбра, соль — магнолия, ля — лаванда, си — перечная мята, а новое до — ананас. И так далее, почти до бесконечности.
Сколько поэзии. Сколько прозы!
Духи, духи, духи… Что же это такое?
Не смотрите в энциклопедиях, не узнавайте у парфюмеров! Спросите у нашего героя, и он ответит, что духи — это аромат возлюбленной женщины, когда она проходит мимо, и ты можешь ее узнать даже в темноте, даже не глядя, даже с завязанными глазами — просто потому, что сердце твое в этот миг выскакивает из груди.
— Где же она? — торопливо спросил князь Каразин, но Алексей только растерянно хлопал ресницами:
— Не видел. Не знаю. Где-то здесь.
— Тебе померещилось, Алеша.
— Нет. Она здесь. Богом клянусь!
Из-под низко нависшего черного капюшона Василий Львович стрелял глазами по сторонам: вот эта маркиза Помпадур с мушкой на тугой румяной щечке? Мавританка — сплошь накрашенная, так что, чудится, ни одной своей краски не осталось в лице? Русская красавица, унизанная жемчугами от кокошника до носков сафьянных башмачков?
Ни одна из них не может быть Ольгой Зубовой-Жеребцовой, которую Василий Львович некогда знал лично и к которой даже был слегка неравнодушен, ибо к этой ослепительной даме не мог остаться равнодушным ни один мужчина, оказавшийся рядом с ней хоть на мгновение. Она была лукава и кокетлива, как кошка. Каразин знавал ее и в пору первой молодости, и второй, и, так сказать, третьей, и она всегда умудрялась пленять взор мужской и душу.
Когда граф Дмитриев-Мамонов, взысканный всеми милостями императрицы, щедро осыпанный всеми богатствами и почестями, внезапно объявил Екатерине, что он уже полгода тайно помолвлен с княжной Щербатовой, императрица дала ему разрешение на брак, но по всему было видно, что исключительному положению графа пришел конец. Всех тогда занимал один вопрос: кто займет влиятельное место опального Мамонова? Кого всемогущая императрица отличит и выдвинет из блестящей толпы придворных красавцев?
Выдвинулся Платон Александрович Зубов, молодой кавалергард, обладающий действительно незаурядной, волнующей красотой.
Выдвинулся Платон Александрович Зубов, молодой кавалергард, обладающий действительно незаурядной, волнующей красотой.
Возвышение Платона Зубова, разумеется, тотчас отразилось на его семье. Братья его получили повышения по службе, а отец, Александр Николаевич Зубов, служивший вице-губернатором в провинции, был назначен обер-прокурором в первый департамент Сената и переехал в Петербург. В то же время в столице появилась сестра Платона, Ольга.
В своем роде она была достойна брата. Отличаясь редкостным умом, она была игрушкой своего пылкого и страстного темперамента. Еще в провинции она выскочила замуж за некоего Александра Жеребцова, происходившего из старинного дворянского рода, а более никакими особенными достоинствами не блиставшего. Ольга очень скоро пожалела о своем необдуманном браке, но развода муж ей так и не дал, тем паче что получил чин, действительного статского советника, чем весьма гордился. Несмотря ни на что, наша красавица вела жизнь свободной, незамужней девушки — с той лишь разницей, что потерь девических понести уже не могла… Это и придавало ей особенное очарование в глазах мужчин!
Да, в петербургском свете сумели оценить ее замечательную красоту, главным достоинством которой были не столько безупречные черты (встречались обладательницы классической внешности, при виде которых мужчины начинали откровенно зевать!), а внутренний огонь, горевший в каждом взгляде Ольги, сквозивший в каждом ее движении. Казалось, весь солнечный свет устремляется к ней, сбирается в ее серых глазах, которые от возбуждения начинают сверкать, как самоцветы, играет в ее расчетливо-беспорядочных локонах.
Целый рой поклонников окружил новое светило прелести. Среди них, кстати сказать, некоторое время пребывал и холостой в те поры князь Каразин, по счастью, вовремя сумевший понять, что, играя с этим огнем, можно обжечься до смерти, а потому скоро оставивший всякие мечты о6 Ольге и женившийся на своей милой Лизоньке. Ольга же продолжала блистать в свете. Всеобщее поклонение, новый, разгульный образ жизни разбудили в ней дремавшие дотоле страсти, не удовлетворенные неудачным супружеством.
Обожателей у Ольги было много, в их числе оказался даже великий князь Павел, правда, его очень строго приструнила императрица, принудив оставить Ольгу Александровну в покое. Мало кто знал, что сделала Екатерина это по просьбе Платона Зубова (которого умоляла о помощи сестра, считавшая, что в мужчине главное — не титул, а внешность и темперамент). Скоро меж многочисленными поклонниками Ольга отличила одного, полюбив его так, как была способна любить именно эта женщина, ни в чем не знающая полумеры.
Князь Каразин прекрасно помнил, что двор Екатерины Великой в последние годы ее царствования был ареной интриг иностранных политиков. Боролись партии французская и английская. Представителем Сент — Джеймского кабинета был в 1788 году назначен Джордж Ударорт, потомок Карла Уитворта, бывшего английским посланником в Петербурге еще при Петре Великом.
Новый чрезвычайный английский посол был довольно молод: он приехал в Петербург двадцати восьми лет от роду, но успел до этого уже выказать дипломатические способности. В Петербурге Джордж Уитворт еще более упрочил свою известность. Умный, светский, вежливый, чрезвычайно тактичный, красивый, обаятельный, он ничем не напоминал типический портрет холодного и сухого англичанина.
Изящный, лукавый, бесстрашный наездник, удачливый охотник, азартный спортсмен, неутомимый танцор, обладатель самых прекрасных черных глаз, которые только могут разбить женское сердце, Уитворт скоро завоевал всеобщие симпатии. Особенно сблизился он с Платоном Зубовым. Усердная поддержка этого всесильного вельможи, а также французская революция, очень кстати вспыхнувшая именно в это время и отвратившая сердце русской императрицы от союза с королевством лилий, сослужили английскому послу большую службу, и он без особого труда устранил французское влияние на русскую внешнюю политику.
Однако привлечь Россию к оборонительному и наступательному союзу с Англией против Франции ему долго не удавалось. Каразин, в ту пору влия-тельный вельможа, отлично помнил, сколь долго колебалась Екатерина, прежде чем был отдан приказ подготовить для подписи соответствующий трактат.
Но императрица внезапно умерла от удара, не успев подписать договор, а новый государь Павел наотрез отказался ратифицировать его — сначала просто потому, что этого хотела его мать, а потом — подчиняясь влиянию профранцузски настроенного Ростопчина.
Так или иначе, результаты долгих стараний Уитворта в одночасье рухнули. Пришлось начинать все сначала.
Но это было потом. А первое время, сойдясь с Платоном Зубовым и часто бывая у него, Джордж Уитворт, конечно, не мог не познакомиться с его сестрой. Устоять перед ней было невозможно, да и Ольга чуть ли не с первого взгляда нашла черные глаза Уитворта неотразимыми. И очень скоро в обществе рассказывали анекдот про одного действительного статского советника, который в одно прекрасное утро, собираясь в службу и намереваясь надеть шляпу, обнаружил, что она сделалась ему совсем тесна по причине выросших на его голове рогов.
Ольга Александровна от счастья еще более похорошела. О ее красоте ходили легенды по Европе, поэтому у нее не было подруг среди женщин, лишь только добродушные ангелы вроде княгини Лизоньки Каразиной, или не знающие соперниц, блистательные особы, как императрица Екатерина, любив— шая брата Ольги, Платона. Уж к его сестре то она могла не ревновать своего красавчика! Но остальные… Каразин отлично помнил, какую ревность, какую ненависть чувствовала к прекрасной Ольге графиня Анна Ивановна Толстая, застенчивая простушка, сама без памяти влюбленная в Уитворта, так что ее при дворе даже дразнили в шутку “Нина, или от любви сумасшедшая”— по названию популярной оперы Паизиелло.
Весело и беззаботно жилось в это время семье Зубовых и их друзьям! Но вот удар прервал жизнь Екатерины. Дальнейшее пребывание Платона в Зимнем дворце признано было неуместным. Он удалился в дом сестры и вместе с ней предавался тоске и мрачным предчувствиям. В покоях в это время постоянно находился и частный пристав, которому поручено было следить за бывшим фаворитом и доносить по начальству подробные сведения о том, с кем он видится, где бывает, что делает и т.п.
Фигура блюстителя порядка не сулила добра и Ольге Александровне: опала могла распространиться на всю семью Зубовых. Однако, ко всеобщему изумлению, Павел вдруг переменил отношение к бывшему фавориту с безразлично-брезгливого на весьма милостивое: пожаловал Анной первой степени, орден этот Павел всегда ставил выше всех других, потому что он был голштинский, учрежденный в честь его бабушки, Анны Петровны, матери императора Петра Федоровича; впоследствии, полюбив Анну Лопухину и введя ее имя в некий культ, Павел придал ордену Св. Анны статус значительного русского ордена.
Подарил ему роскошный дом на Морской с полной обстановкой, удостоил даже своим посещением, император с императрицей пили у Зубова на новоселье чай, причем Мария Федоровна сама исполняла роль хозяйки, ведь Платон Александрович был не женат. Но уже через два месяца, после этого Зубов неожиданно для себя “получил позволение” ехать за границу и был отрешен от своих многочисленных должностей. Братья его также были высланы из столицы, а громадные имения их подверглись конфискации.
Из всей семьи Зубовых осталась в Петербурге только Ольга Александровна, да и той пришлось отказаться от прежней веселой жизни и несколько присмиреть, чтобы как-нибудь не обратить на себя внимания императора — на сей раз, в отличие от былых лет, крайне неблагосклонного. Однако связь ее с Уитвортом не прервалась.
Ловкий дипломат не унывал: ему вполне удалось завладеть расположением Павла и направить течение русской политики по наивыгоднейшему для Англии руслу: в 1797 году 10 февраля был заключен русско-английский торговый договор!
А в следующем году Павел даже примкнул к коалиции против Франции и послал свои войска в Италию. Это был апогей славы и влияния Уитворта при русском дворе. Но как ни был ловок дипломат, а Ростопчину все же удалось взять над ним верх. Союз с Англией был разорван, начались переговоры с Первым консулом, на сцену явился грандиозный план похода в Индию, чтобы поразить Англию в ее ахиллесову пяту. Уитворт как человек порядочный мог понять причины ярости Павла: тот осознал наконец, что англичане его просто-напросто используют. Но почему он не желал видеть, что и Бонапарт точно так же использует его?! Уитворт понимал всю опасность для своей страны новых взглядов Павла и решил во что бы то ни стало предотвратить грядущую беду.
Во что бы то ни стало! Любой ценой!
Ему помогала Ольга Александровна, потому что по-прежнему пылко любила Уитворта, и всякий, кто становился поперек дороги обожаемому человеку, становился и ее заклятым врагом.