– Ладно, – сказал Пастух, предчувствуя недоброе. – Говори, где и когда.
4
Московская Зона, второй день
17 марта 2014 г.
11:39
Перестрелка на мосту, казалось, никак не повлияла на настроение жителей района – если они, конечно, что-то слышали. Виктор молча шел вдоль ограды, смотря на все, что могло привлечь его внимание. Было трудно сказать, что характерно для Зоны, а что нет. Вероятно, будь он сталкером, он бы смог это распознать. Сейчас же ему оставалось лишь реагировать на все, что могло вывести его из аморфного состояния, пробудить ото сна, начавшегося… когда? С убийства бандитов пять минут назад? С момента, как бригада реаниматологов вернула его к жизни на разрушенном стадионе, перед тем как погибнуть в аномалии? Со смерти Ольги? Со знакомства с командой Марка? С операции в Доме офицеров под руководством Пастуха? Или с рождения?
Виктор пытался раскрутить клубок в обратную сторону, понять, какие прихоти судьбы привели его к этому моменту, и не мог найти ответов, потому что некому было задать нужные вопросы. За его текущее положение отвечали сотни, тысячи факторов, но среди них не было ни единой неразрешенной загадки. Все было до нелепости просто. Родился, отучился, отслужил, ввязался, развязался… Не смог остановить рождение Зоны. Виктор хотел уловить эту мысль, попробовать ее на вкус, пусть даже его рот наполнился бы травящей его кровью. Но у него ничего не получалось. Эмоциональное проживание момента все никак не наступало. Он уже более-менее восстановил ясную работу рассудка, и он ему подсказывал, что в этой ясности ему истины не найти.
– Я убил шесть человек, – произнес Виктор, стараясь прочувствовать эту мысль, надеясь, что где-то внутри нее запрятан психологический блок, который оградит его от похожих инцидентов. – Я убийца.
Ничего, лишь недоуменное отрицание сказанных слов, хотя Виктор не мог сказать, какая его часть убеждает его, что все в порядке. В сущности, если вспомнить всех убитых им людей, то все они, как бы смешно ни звучало, были плохими. Практически все было из самозащиты. Кроме Ольги. Хотя и в случае с ней Виктор смутно чувствовал, что от чего-то защищался. От чего-то такого, что сожрало бы его живьем, если бы она осталась жива. С другой стороны, с ее смертью грызущий его зверь лишь сменился другим, который пока недовольно урчал, копя силы, но еще не обнажил клыков.
Виктор не мог вычислить этого зверя в одиночку, рассмотреть его очертания в дебрях своего сознания. Ему нужна была помощь Пастуха – единственного, кого Виктор знал по Москве и кто при этом не имел отношения к Зоне. И это несмотря на то, что с Пастухом Виктор не связывался со времен пребывания на «Буревестнике» и не знал, жив ли он. Но ему было больше нечем заняться в этом городе.
От Лужнецкой эстакады Виктор пошел налево. Дальнейший путь к дому Пастуха лежал мимо Новодевичьего кладбища. Быстрее было бы пройти напрямую, но Виктор решил обойти – он не хотел ступать на территорию, где погребены люди куда более великие, чем он. Поэтому он сделал крюк через проезд и завернул на Малую Пироговскую.
Здесь людей было намного больше. Роскошный спальный район всего за ночь превратился в пылающие трущобы. Дома выглядели так, словно в каждом подъезде было минимум по одному газовому баллону, и все они взорвались почти одновременно. Возможно, так и было. О благосостоянии людей, живущих здесь, Виктор никогда не задумывался. Не важно, сколько недвижимость тут стоила раньше – на местных жителей не распространялись экономические веяния. Тот же Пастух, например, никогда не был состоятельным человеком ни по каким меркам, а квартиру в Москве унаследовал от матери…
– Ты сталкер? – обратился к нему грязный мальчуган лет десяти. Один глаз у него был выбит, другой косил. – Что, правда сталкеры могут вывести нас?
– Нет, я не сталкер, – ответил Виктор. – Извини.
– Пошел ты!..
Мальчишка добавил кучу обидных слов, но Виктор уже не слушал.
Улица 10-летия Октября напоминала последствия неудачной посадки НЛО. Аккурат вдоль нее виднелась длинная траншея, по обе стороны которой были свалены автомобили. На некоторых из них играли языки пламени, отдельные экземпляры сгорели дотла, при этом остов продолжал гореть. Дело было явно не в бензине. Даже запаха его не ощущалось в обилии мерзких ароматов. Из некоторых машин раздавались слабые стоны. Виктор в любом случае не мог к ним пробраться, да и не стал бы. Он не верил, что убирание соломинки с ломающейся спины способно спасти верблюда. Некоторые процессы невозможно обратить.
Ему пришлось пройти чуть дальше, затем повернуть на Кооперативную. Пастух жил здесь, на четвертом этаже одного из домов. Виктор ни разу не был в этом дворе, но знал как свои пять пальцев каждый его камень. Полковник Александр Рябов, он же Пастух, был первым человеком, на удаленном поиске которого Виктор тестировал свои навыки детектива. Тогда – ради любви к искусству, которое еще не скоро стало заработком. Он знал адрес, счета за электроэнергию и вывоз мусора, графики проведения ремонтов. Знал, но никогда не решался заглянуть в гости. До этого дня.
Виктор нашел нужный подъезд, на миг остановил взгляд на вогнутой железной двери. Вошел внутрь, чувствуя вонь горящей дверной обивки. Ноги несли его по ступенькам, по мере того как сердце начинало колотиться, и этот стук приносил долгожданное облегчение уже тем, что напоминал о жизни.
Вдавив палец в кнопку звонка, Виктор отошел в сторону и стал ждать. Всего лишь через несколько мгновений послышался хриплый голос:
– Кто? Валите, а то буду стрелять.
– Полковник, это я, – торопливо сказал Виктор, нисколько не сомневаясь в реальности услышанной угрозы. – Это Совун.
Дверь открылась сразу же, и на Виктора уставилось дуло ружья.
– Совун, – пораженно произнес тот, кто держал ружье. – Это ты?
– Здравия желаю, товарищ полковник, – сказал Виктор. – Можно мне…
Дверь открылась шире. На порог выскочил пожилой мужчина. По его исполосованной морщинами щеке катилась слеза. Постаревший за семнадцать лет, но все еще бодрый Пастух стоял перед своим бывшим подопечным, не опуская ружья, и не находил слов.
Внутри Виктора что-то потеплело, но под растаявшим слоем льда оказался мертвенно-хладный азот, от которого ему стало еще хуже. Он механически приложил руку к виску, затем, опомнившись, плавно отвел ствол ружья в сторону. Вот что, значит, увидела Ольга в свои последние мгновения. Плачущего мужчину с нацеленным оружием.
– Совун, – проговорил Пастух. – Рад, что ты жив, мальчик мой!
5
Полигон «Буревестник», место засекречено
3 июля 1997 г.
02:12
Пастух примчался к пропускному пункту «Буревестника» на своем личном транспорте – старенькой «Волге», на коробке которой отсутствовала третья скорость. Такого на полигоне еще не видали за все шестнадцать месяцев его существования. И все же сегодня ночью это не было самой диковинной частью. То, что в данный момент происходило в третьем корпусе, выходило за грань добра и зла. Выходило настолько, что Рябов вскочил в два часа ночи, напялил первое, что попалось под руку – спортивный костюм, в котором совершал вечернюю пробежку, – выбежал из квартиры, завел свое авто и, наплевав на дорожные знаки, погнал на полигон, ревя двигателем на весь город на второй скорости, рискуя угробить мотор к чертям собачьим. На тот самый полигон, где обязался не появляться все выходные, что сам же добровольно и документировал.
У КПП он не останавливался. Хотя сторож и не был военным, но все же соображал быстро и поднял шлагбаум, пропуская машину начальника, которую до этого ни разу не видел. Похоже, все на полигоне ждали прибытия директора. Так что «Волга» с Пастухом пронеслась на родную территорию и остановилась у скопления людей.
Здесь на десяток человек были два «пиджака» и восемь «камуфляжей». К Рябову обратился «камуфляж».
– Здравия желаю, товарищ полковник, – козырнул неизвестный лейтенант, когда Рябов вышел на свежий воздух, в котором чувствовалось напряжение. – Ситуация не изменилась.
– Кто главный? – спросил Пастух, захлопывая дверь «Волги» с треском.
– Теперь вы, товарищ полковник.
– Тогда доложите.
Лейтенант бросил еле уловимый взгляд в сторону остальных.
– Ваши люди, как положено, проходили тест, – начал он. – В третьем корпусе полигона, временно оснащенном под симулятор колонии для военнопленных. Задача ваших людей заключалась в том, чтобы в течение двух дней выдержать все возможные методы допроса, которые применял подполковник Васильченко…
– Это мне известно, – прервал Пастух. – Что произошло?
– Мы не знаем, товарищ полковник. Примерно час назад из корпуса донеслись крики, шум борьбы и стук мебели. Охрана полигона попыталась войти в помещение, но двери наглухо забаррикадированы изнутри. С тех пор никто оттуда на связь не выходил.
– Это мне известно, – прервал Пастух. – Что произошло?
– Мы не знаем, товарищ полковник. Примерно час назад из корпуса донеслись крики, шум борьбы и стук мебели. Охрана полигона попыталась войти в помещение, но двери наглухо забаррикадированы изнутри. С тех пор никто оттуда на связь не выходил.
– А вы люди Васильченко, я так понимаю?
– Так точно. Мы ждали за пределами территории полигона, как нам было приказано.
– Что там за хрены стоят? – Пастух мотнул головой в сторону «пиджаков».
– Адвокат подполковника Васильченко и его помощник.
– Что?! – вытаращил глаза Рябов. – Какой еще адвокат? Совсем обалдели?!
Оттолкнув лейтенанта, он быстрым шагом подошел к остальной толпе.
– Эй, вы! – рявкнул он. – Кто такие?
Человек в пиджаке прервал речь и стал перед Рябовым. Видимо, он не знал Пастуха в лицо и сейчас напустил на себя виноватый вид, словно извиняясь за то, что не распознал начальника.
– Меня зовут Дмитрий Топоногов, – сказал он. – Это мой пом…
– Да хоть Тарапунька и Штепсель! – проревел Пастух. – Мне неинтересно, как там вас зовут! Кто такие будете и какого черта делаете на моем полигоне?!
Адвокат побледнел.
– Прошу вас вспомнить, что вы тут не командуете, полковник… временно, – затараторил он. – У меня есть постановление сверху о проведении испытания на допрос, в свете которого полигон на эти субботу и воскресенье поступает под командование подполковника Васильченко. Вас тут вообще быть не должно. Сейчас подполковник должен быть в третьем корпусе, но он не выходит на связь, и мы не знаем, что произошло.
– Не знаете? – с ненавистью глянул Пастух. – Неудивительно, что вы, олени, не сумели ни с кем выйти на связь. А как вы вообще оказались здесь раньше меня? Кто вам позвонил?
«Тарапунька» замолчал. Пастух сам мог дать ответ на свой вопрос и знал, почему его не может дать адвокат. Что бы тут ни делал Васильченко, он чувствовал, что ему необходимы три вещи: гражданское прикрытие в виде адвоката, военное прикрытие в виде своих людей и отсутствие Рябова на полигоне.
– Лейтенант, – позвал Пастух. – Выведите этих людей за пределы комплекса. И сами оставайтесь снаружи. Если будет надо – я позову.
– Но постойте… – проговорил адвокат, и Пастух его прервал:
– Теперь это военный вопрос, и я беру командование в свои руки. Подчинитесь – или будете арестованы.
Лейтенант поспешно схватил адвоката прямо за воротник и потащил к выходу. Тоже характерный признак. Не любят Васильченко его люди, ох как не любят.
Подходя к третьему корпусу, Пастух наконец обнаружил персонал полигона и мысленно похвалил своих людей за расторопность. Половина служащих, разумеется, имела военное прошлое, в то время как на действительной службе состояли всего четыре человека. На непредвиденные случаи вроде этого не было никакого протокола. Но сейчас перед входом в корпус стояли два грузовика, образовывая заграждение, за которым находилось не менее восьми человек с охотничьими винтовками. Пастух сразу все понял. Оружие на полигоне держали под замком, так что в экстренной ситуации кто-то из работников рискнул и оперативно притащил охотничье снаряжение. Вероятно, охотников тут было не менее трех, судя по числу стволов. Верный поступок. Рискованный, но правильный. Вероятно, им пришлось еще и лейтенанта отгонять. Немудрено, что люди Васильченко так и не решились на штурм корпуса. Пастух почувствовал гордость.
– Приветствую, ребята, – сказал он тихо, выслушав в ответ приглушенное бормотание. – Наши на связь не выходили?
– Нет, – ответил один из охотников. – Нам тоже отвечать не хотят.
– Ну, значит, ответят мне. – Пастух хотел по привычке поправить ремень, но вспомнил, что прибыл в спортивном костюме. – Что вы предприняли?
– Ничего. Поставили баррикаду и позвонили вам. Лейтенант хотел поговорить, но мы не согласились.
– Правильно.
– Еще Рустам с винтовкой лежит в засаде на холме.
– Пусть лежит, – одобрил Пастух, подходя к дверям корпуса.
С кузова грузовика позади него зажегся прожектор, направленный на вход. Рябов постучал.
– Ребята, это я! – крикнул он. – Откройте, поговорить надо.
Он знал, что его услышали, поэтому не стал повторять свои слова, чтобы не выставить себя просителем. Это и не понадобилось. Меньше чем через минуту послышался шум отодвигаемой мебели, и кто-то щелкнул замком.
Подождав немного, Рябов положил ладонь на ручку двери и отворил ее.
– Я захожу, один, – сказал он.
Зайдя внутрь, Пастух тут же прикрыл за собой дверь. К привычным запахам корпуса добавился запах крови. Пороховых газов не чувствовалось.
Послышались шаги. Из бокового проема появился Виктор Корнеев.
На щеке виднелся свежий, жирный порез. Правый глаз был подбит, левое ухо смотрело чуть в сторону. Он хромал.
Он был в обыкновенной военной форме, в которой Пастух его ни разу на полигоне не видел. Он даже не мог сказать, имеется ли на «Буревестнике» такая форма с пустынной расцветкой. Вскоре он вспомнил, что точно такая же находилась на лейтенанте. Он что, стащил одежду с людей Васильченко и надел на себя?
– Привет, – неуверенно сказал Рябов и тут же попытался придать голосу твердость. – Что тут у вас происходит?
– Стойте на месте, – предупредил Совун.
Пастух не шевелился.
– А ну давай в комнату, поговорим, – предложил он.
– Поговорим здесь, – невозмутимо сказал Корнеев.
Разговор с самого начала заходил в тупик. Плохо.
– Доложи, как идут дела, – сказал Рябов.
– На каком основании?
– Что? – поразился полковник.
– Идет симуляция пленения и допроса, – объяснил ему Совун, словно маленькому. – Согласно приказу генерала Соколова, вас тут быть не должно. Я могу уточнить номер приказа и достать копию, если нужно.
– Не нужно. – Рябов осмотрелся. – Симуляция идет полным ходом?
– Да.
– Тогда почему ты здесь? Ты не похож на пленного.
– По окончании симуляции я напишу детальный рапорт о происходящем.
– Отвечай на вопрос, мать твою!
– Я попрошу вас не обращаться ко мне в таком тоне, – произнес Совун. – Иначе может пострадать офицер.
Пастух решил, что ослышался.
– Что ты сделал с Васильченко? – спросил он, чуть не перейдя на сипение.
– Подполковник Васильченко отрабатывает симуляцию согласно приказу. Ничто не выходит за рамки теста. Но, говоря про офицера, я имел в виду вас, полковник Рябов.
– Не понял.
– Вы влезаете не в свое дело.
Пастух сделал осторожный шаг вперед.
– Послушай-ка, – начал он, но Совун ему напомнил:
– Шаг назад, пожалуйста.
Рябов шагнул к двери и продолжил:
– Витя, ты вполне здоров? Отдаешь себе отчет в том, где ты находишься?
– Я на полигоне «Буревестник».
– Ты помнишь о том, что я твой командир?
– На время симуляции вы не мой командир. И вы не имеете полномочий отменять симуляцию досрочно.
– И когда она заканчивается?
– В шесть утра. Осталось чуть менее четырех часов. Тогда вы и получите рапорт о произошедшем. А сейчас я попрошу вас покинуть территорию симуляции.
– Все! – Пастух решительно развел руками. – Никакой симуляции нет. Я отменяю ее, и плевать, есть полномочия или нет. Снаружи ждут двадцать человек с оружием – часть наших, часть чужих. Они тебя сметут, если ты мне не расскажешь, в чем дело. Поэтому решай сам. Но лучше тебе по-хорошему рассказать мне все.
Совун подумал несколько мгновений.
– Хорошо, – сказал он. – Идите за мной.
Он повернулся и скрылся в коридоре. От неожиданности Рябов совсем потерял суть происходящего и решил просто последовать за Корнеевым.
Тот открыл одну из дверей, где Рябов едва не упал в обморок.
Он оказался в широкой комнате, которой в свое время не нашлось применения. Сейчас она больше напоминала полевой госпиталь. На ближайшем диване лежал Роса, в беспамятстве, с завязанным лбом и вывернутой ногой, словно смотревшей в сторону. В кресле по соседству валялся Салат, держась за порезанную щеку. Между пальцев сочилась яркая кровь.
На старом ковре, лицом вниз, лежали трое неизвестных Рябову человек в одном белье. У всех были связаны руки за спинами, головы надежно закрывали мешки.
– Это команда Васильченко, – сказал Совун. – Живы. Нам пришлось взять у них одежду, потому что они забрали нашу.
– Что значит забрали?
Корнеев задрал военную рубашку и показал пятно от свежего ожога на боку.
– Утюг, – сказал он. – Моя одежда им мешала.
– Погоди-ка, – затряс головой Рябов. – Они что, пытали вас?
– Да, наверное, можно и так сказать, – ответил Совун, расправляя рубашку. – Я не знаю, что входило в понятие симуляции пленения. Ни меня, ни остальных ребят об этом не спрашивали. Но приказ есть приказ. Вы его подписали, полковник, так что это мне надо спрашивать у вас, в чем состояла суть теста.
– Нет, – прошептал Пастух. – Я никогда бы не отдал вас на растерзание…