Сейчас он запрашивал то, что находилось вне досягаемости ассоциативного поиска. И то, что он принял за неответ, на самом деле было редиректом, пересылкой. Поиск указывал ему на точку, откуда следовало начинать путь.
Алей подумал, что успеет застать Осень за обедом. Время шло, нужно было действовать. Понимание — дело большое, но само по себе бесполезное. Где-то в неведомом ином мире блуждали, потерявшиеся, папа и Инька, не могли понять, куда они угодили и что делать… «Я их найду», — заново поклялся Алей. Он испытывал настоящее счастье от мысли, что всё-таки может — найти.
Не хватало сущей мелочи.
Алей знал, как попасть в Старицу, но не знал, как из неё выбраться.
В первый раз его вывела Осень, оставив урок по выходу на потом. Во второй — он просто заснул у Старицы и проснулся у себя дома. Впору было бы рассмеяться, не будь каждая минута так дорога.
— Тьфу ты, горе луковое! — вслух сказал Алей и ринулся на цокольный этаж, в столовую.
У дверей этажа он чуть не налетел на Джипега с компанией: сотоварищи возвращались на рабочие места. Вид у них был сытый и добродушный, и только Гиф, завидев Алея, коварно, по-лисьи захихикал.
— Обедать идёшь? — спросил он.
— Ага! — крикнул Алей, ссыпаясь по лестнице.
— Эх ты, — укоризненно сказал Джипег ему вслед. — Не компанейский ты человек, Алик.
Тифф и Ави расхохотались.
— Проспорил ты, Джипег, — бодро объявил Гиф. — Щелбан тебе!
Осень ела медленно и красиво: аккуратно резала мясо, изящно свинчивала крышку с бутылочки соуса, точными движениями нанизывала на вилку листья салата. В толкотне и суете Алей издалека заметил её. Она сидела одна и будто бы медитировала над тарелкой — так медитируют, осознавая каждое мелкое обыденное движение.
Но ИскИны не предаются углублённому созерцанию — ИскИны производят расчёты. Лицо Осени было настолько невыразительным, что Алей затревожился за неё. В присутствии других людей она никогда не выключала имитацию обычного человеческого поведения: знала, что её природная холодность выглядит непривлекательно, а в беседе невежливо. Алей ценил её доверие: наедине с ним она порой позволяла себе экономить ресурсы.
Но сейчас, в офисной столовой…
«Это что-то очень важное, — понял Алей. — Ужасающе важное». Осень расставила приоритеты и решила некоторое время не следить за тем, какое впечатление производит. Алей вообразил, насколько сложная система умозаключений, допущений и взаимозависимостей поглощает все ресурсы ИскИна и поёжился.
На миг он даже засомневался, стоит ли тревожить Осень сейчас. Но у него тоже было дело ужасающей важности. Возможно, речь шла о двух жизнях — и о бесконечно дорогих жизнях.
— Алик? — Осень подняла глаза.
— Осень, — он сел напротив, сплёл пальцы в узел и сжал до боли, — пожалуйста, удели мне полчаса. Пятнадцать минут. Десять. Это очень важно.
— Я могу уделить тебе несколько суток, — сказала она, и смысл слов противоречил равнодушию, с которым они были произнесены. — Что случилось?
— Мне нужен рейд. Третий учебный рейд. Мне нужно научиться выходить из Старицы. Потом… потом я всё смогу делать сам.
— Ты хочешь искать отца из Старицы?
— Да.
— Ты можешь попробовать.
Возле кухни отворили дверь на улицу. В столовую ворвался ветер, принёс шорох листьев и шум машин.
— Что? — тише выговорил Алей после паузы.
Осень помолчала немного и аккуратно съела кусочек жаркого.
— Я отведу тебя в рейд, — сказала она. — Прямо сейчас. Только возьми что-нибудь поесть. Я подозреваю, что ты начнёшь метаться в Старицу и обратно, а это требует очень много энергии. Потерять сознание в Старице не то чтобы смертельно опасно, но крайне нежелательно. Ты ведь не хочешь, чтобы тебя вытаскивал Стародубцев?
Алей покивал и покорно поплёлся за обедом. Суп и котлеты уже остыли, но разогревать их в микроволновке показалось ему слишком долгим делом, и он решил съесть холодные. Осень ждала за столиком, глядя в окно прямо перед собой. Она походила на статую: даже губы побледнели, и только золотые волосы оставались живыми. Зрелище было жутковатое.
— Будь готов к тому, что получится не сразу, — сказала она.
— Я готов.
Осень кивнула и замолчала. Алей торопливо хлебал едва тёплый суп.
— Осень, — осторожно спросил он, наконец, — о чём ты думаешь?
— О тебе.
«Романтичный ответ», — подумал Алей, уныло усмехнувшись; будучи абсолютно честным ответом компьютера, он звучал не совсем по-книжному.
— И… что?
— Алик, что ты сказал в милиции, когда снимали показания? Что отец просто исчез?
— Нет, конечно. Мы сказали, что они уехали на машине.
— Ясно. Хорошо.
Лицо Осени не менялось ни в единой черте. Она будто превратилась в фотографию самой себя. Алей ждал-ждал новых вопросов, потом решил заговорить сам. Заледеневшая в своих мыслях Осень его пугала.
— Сеня, — понизив голос, окликнул он, — что случилось? Там, наверху, ты не была такая. Что ты… придумала?
Она медленно перевела на него взгляд — механический, пустой, страшноватый.
Потом вздохнула. Лицо её утратило бесстрастие и стало печальным. У Алея мурашки побежали по спине; только когда напряжение отпустило, он понял, до какой степени был напуган и скован.
Возле кухни подсобные рабочие громогласно спорили, закрывать дверь или оставить так.
— Ты переоцениваешь меня, Алик, — грустно сказала Осень. — Я мало что знаю и ещё меньше могу. Но транс, в котором находились твоя мать и отчим — он очень странный. Я подумала о нём. Он напомнил мне кое-что, о чём я слышала. Так называемый временный якорь. Помнишь, или заново рассказать?
Алей наморщил лоб и засопел.
— Всё, что помню, — открыто признался он, — то, что ты обещала рассказать о якорях. Когда у меня будет полный допуск.
Осень приподняла краешки губ, но смотрела по-прежнему грустно.
— Я думаю, что можно пренебречь допуском, — сказала она. — Речь идёт о жизнях людей. Но ты не беспокойся слишком, Алик. Папа твой альпинист, один в горах выжил, сам не пропадёт и сына в обиду не даст. Я о другом.
Алей медленно осознавал сказанное.
— О другом? — наконец, переспросил он. — О чём? О жизнях других людей?!
— Да.
— Господи… — только и выдохнул он.
— Мне не хватает данных, — снова сказала Осень. — Если бы нашлось что-то ещё, я бы сказала точно. Но и сейчас вполне достаточно для того единственного, что я, в сущности, могу сделать.
— Для чего?! — Алей смотрел на неё расширенными глазами.
Осень покачала головой. Она улыбалась — смущённо, грустно и с лёгким сожалением. Алей успел достаточно хорошо узнать её, чтобы понимать — в действительности такое выражение на её лице было куда более странным и страшным, чем механическое бесстрастие… «Что случилось? — он впился пальцами в колено. — Жизни людей, транс, временный якорь… Господи, это что-то гораздо большее, чем папа и Иня. Да что же это?!»
— Осень, не томи, — выговорил он. — Я и так на нервах.
— Алик, — попросила Осень, — ты только не удивляйся. На самом деле я почти ничего не могу. Просто я немного подумала и теперь уверена, что к этой проблеме нужно подключить Васю.
Возле кухонных столов кто-то с грохотом разбил чашку. Алей открыл рот и закрыл, как рыба.
— Какого Васю?! — наконец, ошарашенно сказал он.
Осень выпила соку из высокого стакана, помолчала.
— Помнишь, мы говорили о вселенских админах?
Глава 5 Прокси-сервер
Они сидели на брёвнах у маленькой заводи. Возле берега дремал Ялик. Неподвижное солнце смотрело на сокровенный край из-за облачной пелены. Вода тихо плескалась, облупившаяся зелёнь лодочных бортов смыкалась с зеленью ряски. Ветер пошевелил волосы Осени; легко коснувшись виска, она убрала за ухо золотую прядку.
— Отсюда нельзя найти только одну вещь, — сказала она. — Вернее, не то чтобы найти… Отсюда нельзя сплести Великую Сеть. По крайней мере, этого не может сделать человек.
— Почему?
— Вода течёт, — ответила она, — видишь?
Алей перевёл взгляд на тёмную зыбь.
— Её течение символизирует появление в мире новых смыслов, — сказала Осень. — То есть является им. То есть… я не знаю, как это передать словами.
— Я понял, — ответил Алей. — Поле смыслов разомкнуто, и Великая Сеть в принципе бесконечна. Кстати, похоже на нашу главную страницу. Там лодка течёт по реке из поисковых запросов.
— Да. — Осень поразмыслила. — Возможно, поэтому Ялик и существует здесь.
— А Мириада здесь существует? Инфокот?
— Скорей всего, — Осень пожала плечами и поднялась с бревна. — Но мы их не видим. Ладно, Алик, я пойду. У меня ещё дела сегодня. Разлогиниваешься ты вполне технично, моя помощь не нужна.
— Погоди! — Алей подался в её сторону. — Я здесь долго собираюсь сидеть. Меня может застать кто-нибудь ещё?
— Да. — Осень поразмыслила. — Возможно, поэтому Ялик и существует здесь.
— А Мириада здесь существует? Инфокот?
— Скорей всего, — Осень пожала плечами и поднялась с бревна. — Но мы их не видим. Ладно, Алик, я пойду. У меня ещё дела сегодня. Разлогиниваешься ты вполне технично, моя помощь не нужна.
— Погоди! — Алей подался в её сторону. — Я здесь долго собираюсь сидеть. Меня может застать кто-нибудь ещё?
— Может. Если специально поставит себе такую цель и будет достаточно опытным юзером. Так что не беспокойся.
Алей кивнул.
— Спасибо, Осень. Ты… я тебе очень благодарен. — Осень смотрела на него сверху вниз, чуть сощурив прохладные серые глаза, и слова будто терялись, уплывали по сокровенной реке Имён… — Ты очень хорошая.
— Я рада тебе помочь, Алик. И я тоже беспокоюсь за Инея.
Алей встал и обнял её. Она успела уже ступить на пригорок, стояла выше Алея, и он уткнулся лицом в голубые лацканы её офисного пиджака, прерывисто вздохнул, чувствуя запах духов. Осень погладила его по голове и поцеловала в макушку.
— Я позвоню Васе, — сказала она, отстранившись.
Алей промолчал.
— Но я не знаю, что он ответит. — Осень нахмурилась; это она тоже говорила не впервые. — Он сложный человек. Я думаю, что ты прав, Алик.
Алей бледно улыбнулся.
— Лучшее, что ты можешь сейчас сделать, — продолжала Осень, — поработать со Старицей. Искать их отсюда.
— Я знаю, — сказал Алей.
Осень поцеловала его.
— Не паникуй, — сказала она на прощание и улыбнулась.
Потом пошла в лес. До сих пор каблуки её утопали в белом песке, а теперь погружались в зелёный мох, и там, где она проходила, на мху оставались песчинки. Качались ветви, клонился кустарник, шумел ветер в соснах, пахло смолой. Алей смотрел, как уходит Осень. Шаг, ещё шаг, вот она скрылась за купой молодых елей, вот вновь мелькнул её голубой костюм, а вот она затерялась в листве и тумане и не показалась больше… Так уходят из Старицы: ни шума, ни дыма, никаких фокусов, только шаг в сторону, за угол, в тень. Главное, пропади с виду: с глаз долой — из мира вон…
Делом это оказалось несложным. Собственно, иначе и быть не могло. Ходили же сюда офисные сотрудники безо всякой лайфхакерской подготовки. Часа два ушло на тренировки, ушло бы и меньше, но Осень хотела убедиться, что всё будет в порядке. «Ты нервничаешь и торопишься, — говорила она. — Нервничать ты не перестанешь, я знаю. Поэтому нужно добиться автоматизма».
Он быстро вызубрил последовательность действий, перестал задумываться над ней, но всё равно каждый раз, когда он выныривал из лиственного сияния, то ощущал подобие лёгкой обиды — словно потерял что-то.
В Старице же Алей, чтобы не терять время и заодно попрактиковаться, вычитал распечатку Ворона. Ловушки отыскались мгновенно, и на сердце стало легче. Кажется, и поиск из Старицы был не такой трудной задачей…
Они с Осенью обсудили работу семантического фильтра: эффективность выросла впятеро. В конце квартала собирались выложить бета-версию на большой поиск, а рабочую группу — премировать. Алей пришёл в бодрое расположение духа и был готов к подвигу.
Затем Осень собралась уходить, а он — приступать к настоящему делу.
Она ещё раз предупредила его, что сразу может не получиться. Она редко повторяла дважды, но уж если повторяла… «Теоретически искать что-либо из Старицы проще, — припоминал Алей, — потому что исчезают любые преграды. Практически — намного сложнее, по той же причине». Насколько интернет как область поиска был обширнее, нежели личное ассоциативное поле лайфхакера, настолько же Старица превосходила Сеть. Она содержала все смыслы, когда-либо существовавшие. Алей представил, какие же тайны тогда заключает в себе недостижимая Река Имён: голова закружилась. Великий незнаемый мир за зелёной дверью…
Алей кинул последний взгляд в ту сторону, где исчезла Осень, вздохнул и вернулся к насиженному месту на брёвнах.
«Пока на тебя кто-то смотрит, выйти из Старицы нельзя, — повторил он про себя слова Осени, — потому что люди не могут исчезать как выключенные. Нда… А вот пропасть как Инька, завернув за угол, запросто можно… Ладно. Начнём. Иней Обережь, вечер, звонок в дверь».
У него ничего не вышло.
Всё здесь было иначе.
Он захлёбывался в ассоциативном потоке, тонул в нём, как в штормовом море. Ветвей-идей было слишком много, они делились слишком часто и уводили невесть куда. Старица, река… озёра и степи, глухие нездешние леса, колодезная тьма, которая вдруг оборачивалась тьмой небесной и приводила Алея к супермаркету в Новом Пухово, где под фонарём стояли мама и отчим. Теснившие супермаркет высотки сверкали огнями окон. Ржавые старопуховские гаражи, заросли пыльных акаций, проулки и тупички сплетались в фантасмагорический лабиринт, многомерное кружево дорог и пространств. Немедля возникали огромные внедорожники на этих дорогах и крупные хмурые мужики возле машин, сонные, но сторожкие, как рептилии…
…дощатые причалы у берегов малых рек. Людные вокзалы и забытые полустанки, дачные посёлки и ветхие деревеньки старше городов. Тропинки в берёзовых рощах, пронизанных светом. Духмяные грибные поляны, шумные летние ливни, листва, играющая на ветру… Шумливая Листва, столица Росы, и прохладный Ливень, северная столица.
Одно за другим воскресали видения прошедших дней. Летен Воронов. Электричка за рекой в лесополосе. Самолёты, рассекающие поднебесье. Старая видеозапись, на которой отец бродил по комнате и что-то искал под столом… Молния разбивала в пыль бетонные стены, а папа стоял посреди ковыля под звёздами и улыбался странной недоброй улыбкой.
Опоры линий электропередачи — и тонкий, тонкий, зудящий звук, который издают провода… Захоронения токсичных отходов, умершая земля под брошенными заводами. Четыре цвета в логотипе Windows, символизирующие четыре стихии…
Алей забывал дышать, в глазах мутилось, и к горлу подкатывала тошнота. Казалось, что он ошибся на старте, неправильно задал цель и теперь вместо того, чтобы заниматься конкретным предельным поиском, зачем-то плетёт Великую сеть. Ещё небольшое усилие воли — и весь мир станет единым нераспутываемым клубком связей и взаимозависимостей…
«Чертовщина», — бормотал Алей и пытался начать всё заново.
Изумляло то, что в этом бешеном шквале все образы оставались раздельными и распознаваемыми. Благодарить за это стоило, пожалуй, не собственный ясный разум, а админов Старицы. «Раз уж они открыли доступ, — думал Алей, — то должны были и позаботиться о юзабилити… максимально возможном для нечеловеческих интерфейсов».
Или всё-таки интерфейсы были человеческими?
Теоретически к Старице мог попасть любой. Больше того — любой мог выйти к Реке. Вопрос заключался лишь в том, насколько гость готов к этому. Была минута, когда Алей пожалел, что его собственный Предел не взломан. Может, так было бы легче.
Ежесекундно он готов был признать, что потерял нить поиска. Ежесекундно он получал подтверждения тому, что находится на верном пути.
Путей было слишком много.
Вместо одной нити — тысяча. Любая из нитей приведёт к цели, но слишком плотно они перепутаны, клубок становится лабиринтом, и блуждать в нём можно до скончания века…
Алей не мог взять в толк, как же пользуются Старицей его коллеги, обычные менеджеры, аналитики, программисты, если даже для лайфхакера это немыслимо сложная задача. Может, всё дело в опыте? Несколько дней тренировок, и он в Старице будет как рыба в воде? Или сотоварищи задают Старице вопросы попроще? С распечаткой Ворона Вежина он разобрался быстро, но найти десяток ключевых слов среди данных тысяч — не то, что найти человека в огромном, постоянно обновляющемся мире…
Под конец он уже еле сидел; стволы деревьев плыли перед глазами, листва превращалась в зелёный дым. Пора было дать себе отдых. «Тренировки, — решил Алей, сдаваясь, — нужны тренировки. Я знал, что получится не сразу. Завтра продвинусь дальше».
Но это значило, что один день он уже потерял.
Над городом плыл пронизанный огнями мрак. Уже покинув Старицу, Алей долго сидел в офисе — в тихой белой переговорке, в предполуночной пустоте. Приходил в себя.
Удивительно, как легко оказалось выпасть из привычного времени. Алей физически чувствовал, как оно пульсирует — растягивается и сжимается, вздрагивает и замирает. Осень говорила, что в Старице время иное, но о таком побочном эффекте не предупреждала. Вряд ли она забыла, скорее не знала сама. В первые минуты после выхода Алей шевельнуться боялся. На границе зрения вспыхивали и гасли зелёные блики, стрелка часов ползла по циферблату то быстрее, то медленнее, и слышалось в отдалении журчание тёмной воды.
Но галлюцинации неуклонно меркли и вскоре сошли на нет. Алей даже успел на последний поезд метро.