Но галлюцинации неуклонно меркли и вскоре сошли на нет. Алей даже успел на последний поезд метро.
…Ночной автобус скрылся за поворотом. Алей перешёл пустую дорогу. Было так темно, что в небе причудливой полосой очертился Млечный Путь. Редкие освещённые окна словно висели над землёй.
Подул ветер. Деревья зашелестели, перекликаясь, — скромные, запылённые, они были точно тени прекрасных деревьев Старицы.
«Осень меня предупреждала, — думал Алей, шагая по тротуару. — Я не паникую. К тому же результат уже есть. Маленький, но результат». Он нашёл ещё одно ключевое слово в придачу к «двери» и «морю». Поиск вывел его на собственные воспоминания, на первое видение — лес и туманное озеро, за которым шёл поезд. «Поезд» и был новой опорной точкой. Стало быть, придётся куда-то ехать за Инеем на поезде: намечалась некая определённость, и оттого на душе полегчало.
Ещё была «дача», вернее «дачный посёлок», но её Алей считал скорее промежуточной ассоциацией. Папа когда-то купил дачу на Волоколамском направлении, только она вот уж пять лет как сгорела. Зимой забрались бродяги, растопили печь и, должно быть, перепились… У мамы на дачу не хватало ни сил, ни времени. Алей вспоминал, что участок с остатками дома хотели продать, но сразу покупателя не нашлось, а потом мама махнула рукой.
В бурлящем потоке ассоциаций последним смутно вырисовывался «дождь», вернее, «ливень». Его Алей тоже не решался обозначить как следующую вешку. Слишком легко было спутать просто дождь как промежуточное звено и город Ливень, а потом вывести, что на поезде надо ехать как раз туда. «Я научусь, — поклялся себе Алей. — Буду пахать как проклятый, но научусь. И найду».
Иней, Инька, тихий маленький мальчик бродит где-то далеко от дома, один. Верней, не один — и от этой мысли становилось ещё страшнее. Что за человек Ясень Обережь? Десять лет прошло со дня его смерти. Алей сумел прикоснуться к маминому видению, и там Ясень выглядел настоящим, живым. Но как ни крути, его признали погибшим очень, очень давно, а теперь он вернулся и просто так, в одночасье забрал ребёнка, которого никогда в жизни не видел. Забрал, оставив маму в страшном оцепенении, скрылся с глаз, будто по собственной воле…
«Где ж они спать-то будут сегодня?» — подумал Алей, и ему стало дурно от тревоги. Инька даже в походе никогда не был. Никогда не спал под чужой крышей, тем более — без крыши вовсе. Папа, конечно, человек бывалый, в случае чего сможет постоять за сына, но папа ведь и сам не знает, где они очутились.
Или знает?
Куда можно попасть через точку перехода? Что может случиться — там?
«Завтра же подойду к Стародубцеву, — торопливо решил Алей. — Будь что будет. Я даже предположить ничего не могу. А он может. В конце концов, это же несчастный случай, так бывает. К нам же обращаются, полевая команда есть…» Но немедля он вспомнил, что отдел информационной безопасности вряд ли чем-то сумеет помочь: этот материальный тоннель образовался безо всякого участия Яликовой выдачи… Даже сам великий День Стародубцев сможет только поднять трубку и сообщить по инстанциям.
«Вселенским админам сообщить, в галактическую техподдержку», — Алей остановился посреди дороги и беззвучно сплюнул. Как ни крути, это была главная надежда, и она Алею не нравилась.
Если судить по итогам сегодняшнего дня — пройдёт по крайней мере неделя, прежде чем он начнёт хоть как-то ориентироваться в Старице. То есть, чтобы только найти Инея, ему потребуется неделя или две. А найти Инея физически — задача вообще другого уровня сложности, она требует знаний и умений, которых у Алея даже близко нет. За несколько месяцев с потерявшимся ребёнком может случиться что угодно. Даже самое худшее.
Времени в обрез.
Что Осень рассказывала про Васю?
Сложный человек, непредсказуемый и непонятный. Полохов его фамилия. Василёк Криницын Полохов. «Нет гарантии, что он поможет, — повторяла Осень. — Есть вероятность, что он вообще не возьмёт трубку. Он не любит, когда его просят. И работать тоже не любит». «Интересно, — подумал тогда Алей, — это ему звонят из отдела безопасности? Если так, значит, он в некотором роде должностное лицо. Выполняет обязанности. Как он тогда может отказаться?» Мутна была эта вода, ой мутна… Чутьё лайфхакера говорило Алею, что никакое Вася не должностное лицо, нет у него обязанностей, да и человек ли он вообще — тоже под большим вопросом… Сказать по чести, вообразить не получалось человека — обычного, с квартирой и паспортом, друзьями и соседями человека, который занят тем, что управляет Старицей. Не могли управлять Старицей какие-то люди. Она была слишком… природная, изначальная. Админить её — всё равно что админить горы или грозу.
«Вася, — сказал Алей про себя, — что же… Если Вася не поможет, у меня останется один выход: научиться. И найти самому».
Наваливалась усталость. Голова тяжелела и тяжелела, с каждым шагом идти становилось трудней. Дальние дома колыхнулись в глазах, заволоклись дымкой; светлые пятна окон и фонарей расплылись, потекли куда-то, вернулись на свои места… Алей понял, что засыпает на ходу.
Он ускорил шаг.
Вначале он хотел по пути домой проведать маму, но было уже слишком поздно. Выходя из офиса, Алей позвонил Шишову — тот ответил, что она уже спит. Уполномоченный долго расспрашивал её, и она совершенно измучилась, а новостей никаких нет. «Немудрено», — подумал Алей, опуская телефон в сумку. У милиции зацепок ещё меньше, чем у него. Не милицейское это дело…
Молочная щека луны плыла в небе. Качались невидимые в темноте ветви, мерцали далёкие и близкие огоньки, а над головой, яркая и незыблемая, стояла Полярная звезда. Улицы были пусты и странно живы: они обезлюдели, но просыпались деревья, отдавали дневное тепло дома, дышал мрак.
У старой школы бегали бродячие псы. Сонному Алею вспомнились школьные годы: толстая Поляна с косичками, мальчишки в спортзале, директриса Вера Зарницына, похожая на императрицу Софию-Августу с парадного портрета… У директрисы были две афганские борзые, высокие и тонкие, как супермодели. Когда она гуляла с ними по вечерам, Медь Морошина говаривала «загляденье!» Вера Зарницына погибла, её сбила машина, все очень жалели её тогда, и Весела за ужином качала головой: такая молодая, жить бы да жить, да что же это умирают молодыми хорошие люди… Собак забрала дочь, которая жила в другом районе.
Собака.
Алей заморгал, помотал головой.
Собака Луша, рыжая как апельсин.
Клён Комаров, верный друг.
…это был кусок поисковой цепочки, протянувшейся неведомо куда и откуда; Алей спал на ходу, а предельный поиск работал в фоновом режиме, почти без участия сознания. «Клён, — повторил Алей. — Чем-то важен Лёнька. Надо запомнить. Завтра подумать».
Как бы то ни было, он продвигался вперёд. Медленно, оступаясь, спотыкаясь на каждом шагу, но продвигался.
Это радовало.
«Ну и чёрт с ним, с Васей, — подумал Алей, уже совершенно на автопилоте вваливаясь в подъезд. — Я сам… я сам всё смогу».
С вечера Алей не проверял мобильного. Он даже зубов не чистил — из последних сил сбросил ботинки и повалился на подушку. Осень не стала беспокоить его звонком, написала СМС. Алей увидел сообщение, когда отключал поутру будильник на телефоне.
«Алик, всё в порядке, — писала Осень. — Я договорилась. К Васе сегодня в пять. Он сказал, чтобы ты не волновался».
— Тьфу ты, блик! — бросил Алей. Он сел рывком, промахнулся ступнями мимо тапок. Мигом слетели остатки сна. Алей пришёл в скверное расположение духа.
Он слишком хорошо знал Осень. Последняя её фраза была лишней. И подозрительной.
Осень умела помогать и советовать. Сочувствовать и успокаивать она не умела. Если она писала «не волнуйся», значит, во-первых, админ Вася действительно так сказал, а во-вторых, это было важно.
«Отсюда следует, — думал Алей, умываясь в лихорадочной спешке, — что Вася хорошо информирован. И вполне возможно, заочно со мной знаком. Вот блик!» Он вспомнил, что речь о Васе у них с Осенью заходила ещё в Старице, и выругался.
— Головой надо было думать! — процедил он своему отражению в зеркале. — Раз есть админы, то должны быть и логи сервера… И один Вася знает, что в них содержится.
Вчера днём, в столовой, слова Осени взбудоражили его до невероятности. Он вскочил и начал метаться вокруг стола, ровно псих со справкой. Изумлённая Осень ловила его за рукав и уговаривала сесть. «Алик, что ты! — с улыбкой повторяла она. — Здесь же народу полно». Она укоризненно качала головой, Алей дико озирался и грыз пальцы, — но народ в столовой был сплошь местный, из Ялика, и программист, внезапно застигнутый озарением, никого особенно не удивил. Алей плюхнулся наконец на стул рядом с Осенью, наклонился поближе к ней и потрясённо выдохнул:
— Ты знакома со вселенским админом?!
— Да, — сказала Осень, — но это секрет. Мой личный.
Алей моргнул.
— То есть как?
— Это внерабочий контакт.
— А как же Стародубцев? — удивился Алей. — Он же кому-то звонит? Он разве не…
— Нет, — ответила Осень. — День Вьюгин звонит другому админу. С которым совершенно невозможно общаться. А с Васей мы учились в одном потоке.
— Что?!
Это уже ни в какие ворота не лезло. Алей не нашёлся со словами и сидел, разинув рот.
Осень улыбнулась.
— Алик, — поинтересовалась она, — ты представляешь себе мальчика-филолога?
— Э-э-э… — только и сказал Алей.
Осень подняла палец.
— Вася — не такой.
Что она имела в виду, Алей не понял. Переспрашивать не было ни времени, ни интереса. Осень решительно встала, он кинулся убирать недоеденный обед, а потом они пошли искать место для тренировок: переговорку, свободную до вечера. Там, за работой, вселенский админ Вася почти что вылетел у Алея из памяти. Алей вспомнил о нём, только когда Осень сказала, что админ может и не взять трубку.
Тогда Алей подумал: если для обращения в техподдержку нужны какие-то особые дипломатические умения, то их нет ни у Осени, ни у него. И сказал, что есть отличный инструмент, называется «предельный поиск». Самое то, когда требуется нетривиальное решение. Может, и метод общения с Васей так поискать? Но Осень мягко усмехнулась и переменила тему.
…Теперь Алей смотрел на себя в зеркало и беззвучно обзывал идиотом.
Дело-то было в Старице. Несомненное, админ всё слышал. И что теперь? «Барин велели не волноваться», — мрачно подумал Алей и сказал вслух:
— Ч-чертовщина.
На работу он пришёл к полудню и три часа не находил себе места. Мысли не подчинялись. Проекты стояли, Алей не узнавал собственного кода. Он скачал учебник и попытался почитать что-то к экзамену — буквы не складывались в слова, не говоря уже о формулах. Джипег подозрительно косился на него, но ничего не говорил. Эль-хакерское чутьё воспитывало в людях деликатность.
Думал Алей не о Васе.
«Вторые сутки идут», — неотвязно крутилось у него в голове. Это было первое, что он подумал, выдернутый звонком будильника из тягостного, мутного сна. Всё это казалось кошмарным сном. Вторые сутки, как Инька бродит невесть где с невесть откуда взявшимся папой… Хорошо, если с папой. Хорошо, если это действительно папа, вернувшийся вдруг спустя десять лет.
А если нет?
Осень сидела на совещании в большом зале. Дверь у зала была стеклянная, Алей раза три ходил к ней маячить. На третий раз Осень его заметила и коротко отмахнулась. «Рано, — прочитал Алей по её губам, — не торопись», — и он с силой провёл по лицу ладонью. Осень сжала губы и отвернулась.
В зале вместе с ней сидели Стародубцев, Иволга, Светел Тишин, ещё какие-то полузнакомые менеджеры и оба директора Ялика, технический и генеральный.
Алей вернулся к себе, сел, тяжело вздохнул и лёг лицом на клавиатуру.
Джипег не выдержал.
— Эй, чувак, — окликнул он, — морда кубиками пойдёт. Что случилось? Не выспался?
— Брат пропал. Младший. Ушёл из дома и не вернулся.
— О, ё, — растерянно пробормотал Джипег после паузы. — Так ты это, поищи его, что ли…
— Ищу, — подняв голову, ответил Алей таким голосом, что Джипег подавился словами и молча уткнулся в монитор.
Тифф и Гиф переглянулись и одинаково покачали головами.
«А если тогда, десять лет назад, — думал Алей, — папа тоже провалился в другую параллель? Ведь тело не нашли. Но как он тогда вернулся? И, собственно, что это меняет? Нет, только Вася может что-то сказать… Где же Осень, сколько они ещё там будут трепаться?!»
Наконец, дверь открылась.
Алей вскочил.
Не торопясь, Осень подошла к нему. Безмятежно улыбнулась, посмотрела в глаза, позволяя прикоснуться к своему спокойствию. Алей прерывисто выдохнул и закусил губу. Осень глянула на Джипега и прочих и сказала:
— Алик, пойдём поговорим.
Алей покорно поплёлся следом.
— Если быть совершенно точной, — говорила Осень, — то Вася сказал «приходите с утра». Но он живёт ночью и раньше четырёх не просыпается. Поэтому я и решила, что пойдём к пяти. Будить Васю — последнее дело. Но я смотрю на тебя и думаю, что лучше пойти сейчас. Можно будет погулять там возле дома и поговорить, в конце концов.
— Хорошо, — выдохнул Алей. Он сидел на диванчике в офисной библиотеке, свесив голову и вцепившись пальцами в волосы. — Спасибо.
Осень помолчала.
— Я должна попросить у тебя прощения. Я не всегда точно просчитываю, насколько сильно люди могут беспокоиться.
— Ничего, — ответил Алей. — Это я нервный слишком… Осень, а ты что, вообще никогда не беспокоишься?
— Постоянно беспокоюсь. Прямо сейчас беспокоюсь за тебя и за Инея. Я многозадачное устройство, Алик. Задача выполняется, но другим не мешает.
— Вот как, — пробормотал Алей. — А я торможу и подвисаю…
— Ладно, — Осень встала. — Идём.
Когда они вышли из офиса, хлынул дождь — упругий и хлёсткий летний ливень. Зонта Алей не припас. Предусмотрительная Осень дала ему свой, бледно-голубой с серебристым отливом, и Алей раскрыл его над ними обоими.
— Тебе нужно успокоиться, — говорила Осень, обходя по краю пузырящуюся лужу. В луже плавали сбитые с ветвей листья. — Иначе Вася тоже начнёт дёргаться. Он потому и не любит с людьми работать. Он подхватывает эмоции как вирусы. Но это тоже секрет. Он страшно обижается, если ему об этом сказать.
— Осень, как это вышло, что вы учились вместе? Кто это вообще — Вася?
Осень нахмурилась.
— Проще некуда, учились, и всё. Вася как Вася, Полохов. Любит пиво и девушек. Имел тройку по старославу. Это с одной стороны. Но я понимаю, что тебя интересует другая.
— Да. Другая.
— Я не знаю, как он стал админом. Может, он всегда был админом, но зачем-то решил выучиться на филолога, — она усмехнулась. — Когда-то он за мной ухаживал. Я была у него в гостях. Мы пили пиво. Он разгорячился, стал болтать и в конце концов начал показывать, что умеет.
— А что он умеет? — напряжённо спросил Алей.
— Увидишь.
Они вошли в метро, и беседа прервалась. Осень погрузилась в свои мысли, а Алей перестал думать вовсе. Грохотали поезда. Толклись люди, занятые каждый своим, они не видели друг друга, даже когда наступали кому-то на ногу или задевали плечом. Здесь легко было отключиться и дать мозгу несколько минут отдыха.
Вселенский админ жил возле станции Тимирязевская, у самой станции монорельса. Север Листвы дождь обошёл стороной, и асфальт остался сухим. Алей и Осень миновали палаточный рынок, обогнули красные кирпичные здания торгового центра и вышли к станции монорельса. Высоко над их головами проехал, неслышно шурша, маленький бело-голубой поезд.
— Нам через дорогу налево, — Осень посмотрела на часы. — Рано, конечно. Васе звонить просто опасно. Со сна озвереет. Давай погуляем вокруг дома.
Ярко синело небо, всё в россыпи кудрявых сияющих облаков. Ничто не говорило о том, что где-то идёт дождь. Огромен город Листва, больше иной страны… Дом, в котором жил Вася, тоже был громаден, под стать городу — целый микрорайон под одной крышей. Он стоял квадратом, точно замок, отгораживая от шумных проспектов тихий внутренний двор со сквером и детским садом. Ещё во дворе ютилась пара продуктовых лавочек, чей-то сервисный центр, металлоремонт — и зоомагазин.
Невдалеке, по опушке крохотной берёзовой рощицы метался толстый мужичок. Весело орал: «Ах ты воробей крашеный!» За мужичком сторожко шарахались жена и дочка, а по ветвям берёз над ними неуклюже прыгал изумрудно-зелёный волнистый попугайчик. Алей и Осень поглядели на них и улыбнулись друг другу.
Потом Осень перевела взгляд на сверкающие белые стены высотного замка и задумалась снова.
— Вася — странный, — предупредила она, не глядя на Алея. — Но ты не обращай внимания. Всё дело в том, что он вынужден знать массу вещей, которые ему знать совершенно не хочется. А с живыми людьми он общается всё реже. Ему нужно выговариваться. Будет говорить чушь — не перебивай его. Чем больше он болтает, тем лучше у него настроение.
Она помедлила и добавила:
— Обратное тоже верно. Если бы он решил, что помогать не станет, то просто не взял бы трубку. А он позвал нас в гости. Это хорошо.
— Понятно, — кивнул Алей.
Донёсся шум. Осень встрепенулась. Алей проследил за её взглядом и заметил толкотню у дальнего подъезда.
— Нам как раз туда, — сказала Осень. — Подойдём?
Ражие подростки с ухарской руганью выволакивали из дверей обшарпанное старенькое пианино. Струны гремели. Пианино плакало навзрыд от беспомощности и горькой обиды.
— Надо же, — сказала Осень, — оно даже не расстроено. Жалко его.
«По-моему, до слёз расстроено», — собрался грустно пошутить Алей, но не успел.