В сердцах парень хватил кулаком по стене. Разбить костяшки не разбил – он давно уже мог лупцевать неошкуренное бревно без всякого вреда для себя. Но боль, отдавшаяся в локоть, отрезвила, заставила мыслить холодно и рассудительно.
«Значит, прежде всего нужно найти Улана. Бежать, так уж вдвоем. Тем паче, с лошадьми он не в пример лучше меня разбирается. Если что, так и украдем… А после надо что-то думать. Попытаться отыскать Василису. Поговорить с ней – знает ли она о смерти Мала? А вот Андраша Чака стоит хорошенько проучить. И никакая охрана не поможет…»
Скрипнул засов по ту строну дверей.
Никита насторожился. Для разносчиков хлеба рановато…
Или Улан все-таки насобирал необходимую виру? Да нет! Быть того не может! Разве что грабил кого-то… Или попытался ограбить, его поймали, и теперь сидеть им вместе, пока в холопы не загремят!
Дверь распахнулась. Рыжие блики факела метнулись по стенам, полу, затянутому паутиной своду поруба.
Мордатый охранник, которого парень запомнил по стойкому запаху лука, скомандовал:
– Выходи, головник!
– Что за спешка? – Никита поднял с пола полушубок, отряхнул прицепившуюся солому. – Куда идем?
С таким же успехом он мог спрашивать бадейку для нечистот. Витебчанин хрюкнул, что-то невнятно пробормотал себе под нос и кивнул на выход – давай, мол, шевелись.
Никита пожал плечами и зашагал. Что бы ни ждало впереди, а все же лучше, чем сидеть и плевать в потолок. А вдруг удастся сбежать прямо сейчас? Лишь бы во дворе не ждали их стражники с самострелами.
Мордатый сопел позади. К стойкому луковому духу добавился еще и крепкий перегар. Видно, вчера хорошо отдохнул.
Яркий дневной свет – наконец-то ветер разогнал тучи, и солнце засияло в пронзительно синем небе – ударил по глазам.
– Вот он, головник ваш! – послышался знакомый голос.
Фрол Силыч подпирал плечом бревенчатую стену и скалился, будто жеребец.
А напротив него…
Никита охнул. Быть не может!
Рядом, плечом к плечу, стояли Улан-мэрген, улыбающийся, словно ему подарили самого красивого и быстроного коня в мире, и Вилкас, живой и здоровый. Только правый глаз чуть прищуренный, будто ему докучают солнечные лучи, отражающиеся от сугробов.
– Волчок!
Парню захотелось подпрыгнуть и завизжать от радости. Но он сдержался. Позади друзей замер еще один человек – темнобородый мужчина в добротном овчинном полушубке, из-под которого выглядывал край кольчуги.
Литвин шагнул вперед, распахивая объятия:
– Никита! Живой!
– Как вы меня нашли?
Кости хрустнули в медвежьей хватке, но разве это боль по сравнению с той, когда он посчитал друга погибшим?
– Улана встретили! Да это долгий разговор. Как-нибудь после…
– После может не получиться, – вздохнул ученик Горазда. – Меня в убийстве обвинили. Виру назначили.
– Знаю! – радостно проорал литвин. – Десять гривен!
– Чего ты кричишь? – удивился Никита. – Можно подумать, богачом заделался… Мне теперь одна дорога – в холопы, – грустно добавил парень.
– Не вешай нос, головник! – хохотнул за спиной Фрол Силыч. – Выкупили тебя.
– Как?!
– А вон, боярин стоит.
Никита проследил за его взглядом.
Боярин – воин в полушубке и кольчуге – улыбался краешками губ. Наверное, поддался всеобщему ликованию.
– Признаюсь, – сказал он негромко, – десять гривен – это почти все деньги, что у меня были. Но я не жалею.
Никита оценил его уверенный голос, мягкую усмешку и внимательный, цепкий взгляд. Таких людей лучше числить в друзьях, а не во врагах – с первого взгляда видно.
Парень отвесил поясной поклон.
– Спасибо тебе, боярин! Не знаю, как тебя зовут…
– Семен Акинфович, – тут же подсказал Вилкас.
– Спасибо тебе, Семен Акинфович!
– Не за что! Я сделал, что должно. И не буду требовать отдачи.
– А мне и нечем отдавать! – Никита развел руками. – Гол как сокол я остался. Ни коня, ни меча, ни какого другого оружия… Даже зипун, и тот измазанный. И рукав вон, гляди, надорвался… – Парень показал прореху.
– Зипун – дело наживное! – рассмеялся Семен.
– Но я хочу сказать, боярин, я очень благодарен. Если тебе понадобится помощь…
– Погоди! Не спеши.
– Что такое? – почувствовав подвох, вскинулся парень.
– Вилкас не сказал тебе, какому князю я служу.
– И какому же?
– Михаилу Ярославичу Тверскому, – раздельно по слогам выговорил Семен. – Батюшка мой – Акинф Гаврилович Шуба. Его ты встречал уже.
Никиту будто коленом под дых ударили. Вот только что хотел назвать человека другом. А оказывается, что он враг. Зачем тверичу забираться так далеко на закат? Ответ прост. Это тот самый Семка, помочь которому просил старый боярин, заехавший «на огонек» к Горазду. И должен он, как ни крути, постараться завладеть сокровищами рыцарей-крыжаков. Причем не просто завладеть, а опередить московский отряд, отправленный Иваном Даниловичем. А если не получится, то драться насмерть. А он, Никита? Ему нужно догнать дружинников Емельяна Олексича и помочь им. Потому что золото и серебро, которые франки везут на Русь, должны прибыть в Москву. Во что бы то ни стало. И он, Никита, приложит для этого все усилия.
Парня так и подмывало развернуться и уйти. Может быть, даже сказать что-то напоследок. Или плюнуть тверичу под ноги.
Пускай не думает!
А что не думает? Вернее, о чем не думает?
О том, что потратил всю мошну, выданную князем, на выкуп какого-то мальчишки? А мальчишка этот оказался неблагодарным и бессовестным.
Нет, нельзя допустить, чтобы его обвинили, чтобы оставалась плохая память.
Он еще раз поклонился.
– Прости, Семен Акинфович, боярин тверской. Я еще раз благодарю тебя, но ехать с тобой вместе, даже если позовешь, отказываюсь. Я – дружинник московский. Буду делать то, что должен. И пусть будет, что будет. Не обижайся, Семен Акинфович. Если доведется случай свидеться, то мне очень хотелось бы, чтобы мы не стали врагами.
– А можем? – Боярин посерьезнел.
– Это не только от меня зависит.
– Верно. Я тебе, Никита, не враг. Не был и не буду. Мне Вилкас много про тебя рассказывал. Я мог бы предложить тебе вместе ехать. Хоть до Люблина, хоть до Сандомира. Погоди! – упредил он попытку возразить. – Не спорь. Я и сам знаю, что откажешься. Что ж… Не наша вина, что князья между собой грызутся. Не скоро на Руси наступит время, когда одна голова над всеми будет. Как во Франкском королевстве или в Венгерском.
– Что нам за кем-то повторять? Великий князь есть.
– Которого в Орде назначают? А потом другой князь решает, что сам более достойный, везет хану подарки дорогие. И ведь получает ярлык на великое княжение! Не так ли два лета назад Михаил Ярославич с Юрием Даниловичем перед ханом Тохтой соперничали? Да, победил Михаил, так ведь и Даниловичи успокоиться не могут. Что, не так, скажешь?
– Неохота мне с тобой спорить, – пожал плечами Никита. – Голову вам Михаил заморочил. Юрий Данилович – старший внук Александра Невского.
– А Михаил – сын Ярослава, брата Александрова. Или ты не знаешь? Кто княжил во Владимире после смерти Невского? Ярослав Ярославич. И Михаил в роду Рюриковичей старше Юрия… Ну да ладно. Живы будем, еще вернемся к этому разговору. А сейчас недосуг. Гляди, витебчане нас уже с подворья готовы взашей гнать. А друзья твои зевают стоят. Ты свободен. Иди куда хочешь…
– Спасибо! – в третий раз поклонился ученик Горазда, проклиная в душе судьбу, сделавшую их с Семеном если не врагами, то соперниками.
– Друзья твои тоже идти могут, – боярин повернулся к литвину. – Так ведь, Вилкас из-под Крево? Пойдешь с Никитой?
– Так… – прогудел тот, отводя глаза. – Ты уж не взыщи, Акинфович…
– Да чего уж там. Дружба дорогого стоит, когда она настоящая. – Семен улыбнулся. – А сейчас на постоялый двор к нам милости прошу. Оголодал небось в заточении?
Они распрощались с Фролом Силычем, слушавшим их словесную перепалку не без удовольствия. И зашагали прочь из Верхнего замка. Никто их не задерживал – видно, витебских стражников предупредили загодя.
Никита с наслаждением вдыхал морозный воздух. Нет, все-таки свобода – это счастье, как ни крути. Ехать куда вздумается, говорить с кем захочется… Даже если не ехать – коней-то все равно нет, – а пеше шагать. И на пустое брюхо с дорогой душой отправишься, а тут еще и покормить обещают. Правда, ученик Горазда немного сомневался – стоит ли принимать приглашение тверичей. По старинному русскому обычаю, преломив хлеб с человеком, нельзя считать его врагом. А вдруг придется рубиться с Семеном и его дружинниками? Пускай не сейчас, а позже, в Силезии или Польше… Но, с другой стороны, воспринимать Семена Акинфовича как недруга он не мог. Вот отец его, боярин Шуба, при первом же знакомстве показался противным донельзя. Вначале угрожал учителю, кичась службой у князя Михаила, потом заискивать стал, подкупить пытался.
«А что было бы, – подумал вдруг Никита, – если бы Горазд принял предложение Акинфа Гавриловича? Уж во всяком случае, большей части невзгод, выпавших на мою долю, можно было бы миновать. Ехал бы сейчас с Семеном стремя в стремя, прикидывал бы, как половчее завладеть сокровищами крыжаков… Может, и течи довелось бы омочить в крови москвичей. Зато тогда я не познакомился бы с Уланом и Вилкасом, с Малом и Василисой…»
«А что было бы, – подумал вдруг Никита, – если бы Горазд принял предложение Акинфа Гавриловича? Уж во всяком случае, большей части невзгод, выпавших на мою долю, можно было бы миновать. Ехал бы сейчас с Семеном стремя в стремя, прикидывал бы, как половчее завладеть сокровищами крыжаков… Может, и течи довелось бы омочить в крови москвичей. Зато тогда я не познакомился бы с Уланом и Вилкасом, с Малом и Василисой…»
– А как думаешь, добрый молодец, красну девицу свою выручать? – словно подслушал его мысли боярин.
– Какую? – делано удивился Никита.
– Василису свет Александровну.
Парень бросил быстрый взгляд на друзей.
Проболтались! Совсем языки за зубами держать разучились!
Да! Вилкас тут и ни при чем. Он не мог знать, с кем Никита и Улан из Смоленска бежали. Значит, татарин виноват! Вот морда косоглазая! Погоди мне, отвяжется тверич, я тебе таких пропишу…
– Улан не виноват! – сказал литвин.
«Они что, взялись мои мысли сегодня читать? Вот еще чародеи недоделанные!»
– Да ты так зыркаешь на него, будто живьем сожрать готовишься!
– Мы на дороге Илью Приснославича по прозвищу Лют повстречали, – пояснил Семен. – Вижу по глазам – знакомо тебе и имя его, и прозвище.
– Знакомо, – кивнул Никита.
– Вот он и рассказал, что вы из Смоленска не просто так убежали, а княжну прихватили.
– Никого мы не прихватывали! Она сама увязалась…
– А ты думаешь, Александр Глебович разбираться станет, кто за кем увязался? Вы за ней или она за вами? Отряды смоленских дружинников по дорогам рыщут и всех проверяют. Мое дело предупредить – приметы ваши скоро всем известны станут. От Москвы до Литвы, от Киева до Новгорода.
– Мы-то тут при чем? – растерянно проговорил Улан-мэрген.
– Вот воеводе Люту и расскажешь. А то и заплечникам княжеским.
Никита нахмурился. К чему это ведет тверич? Вроде бы по доброте душевной предупреждает… А с другой стороны, разве ему не выгодно их в сторону с пути направить для благой якобы цели? Небось тогда и ему полегче в Силезии придется. Эх, если бы кто посоветовал, что делать… Кто-нибудь мудрый и рассудительный. Учитель. Или Олекса Ратшич. Или старый Любомир…
– Ты извини, Семен Акинфович, – проговорил парень, старательно скрывая неуверенность. – Прости меня. Я тебе, конечно, благодарен, слов нет. Но нам с друзьями посоветоваться надо. Как дальше быть, что делать.
Боярин понял с полуслова. Дважды повторять не пришлось.
– Само собой. Советуйтесь. Только не забывайте, что я вас покормить обещался. Вилкас знает, где меня найти.
Он усмехнулся, коротко поклонился и, развернувшись на каблуках, решительно зашагал по узкой витебской улочке.
Проводив взглядом широкую спину Семена, Никита повернулся к татарину с литвином.
– И что делать будем, други?
– Да пошла она, Василиса эта! – немедленно отозвался Улан. – Волос долгий – ум короткий. Баатур без коня не может, а без бабы… Тьфу!
– А разве достойно мужчины бросать в беде слабого? – немедленно возразил Вилкас.
– Это она-то слабая! Эге! Как же! Андраш еще наплачется, когда эта змея ужалит его!
– Злой ты! – покачал головой литвин. – Я вот о другом думаю.
– О чем же?
– Как мы втроем на одном коне поедем дальше?
– Вот! – Улан аж подпрыгнул. – За купцом тоже не сильно погонишься на своих двоих.
Никита вздохнул.
– Думать надо. Прикидывать.
Татарин отвернулся с обиженным видом. Уж он точно все для себя решил.
Вилкас почесал в затылке, сдвигая мохнатую шапку на брови. И вдруг лицо его озарилось.
– О! Никита! Чуть не забыл… Держи!
Он выудил из-за пазухи тряпичную куклу и с улыбкой протянул ее Никите.
– Твоя?
– Моя!
Парень схватил игрушку, прижал ее к груди. Живой еще домовик или нет?
– А ты хитер, – подмигнул Вилкас. – Какой оберег раздобыл!
– Какой?
– Ну уж не знаю… Только мне показалось, что каукас у тебя там прячется.
– Кто?
– Каукас… Ну, домовой по-вашему. Дед мой так его называл. А бабка говорила – каукас. Он мне подсказал, что тебя под Витебском искать надо.
«Вот спасибо, дедушко… – подумал ученик Горазда. – Может, ты еще подскажешь, как дальше быть? Искать Василису или на закат скакать, боярину Емельяну вдогон?»
Он с надеждой глянул на куклу. Но домовой молчал. Будто давал понять, что есть в жизни каждого человека поступки, на которые он должен решиться сам, без посторонней помощи и подсказок.
Глава четырнадцатая
Студень 6815 года от Сотворения мира Лесная дорога под Витебском Полоцкая земля, Русь
Вилкас похлопал по шее пегого жеребца.
– Один ты у нас остался на троих. Вся надежда теперь на тебя…
Никита рассмеялся.
– Был бы он длиной как лавка в гриднице, да о восьми ногах! Мы бы тогда помчали бы как ветер!
– А правда, – обратился литвин к Улану-мэргену, – что в Орде есть такие звери чудны́е – больше коня, мохнатые, а на спине – два горба?
– Ага! – отозвался татарин. – ТэмэгэнТэмэгэн – верблюд.1} называется. Сильный, как три коня! Если запрячь, то не кибитку, а целую юрту на колесах тащить может. Выносливый! По степи идет, по пустыне идет. Колючку жует! Десять дней может не пить ничего!
– Вот это зверь! – восхитился Вилкас. – Нам бы такого! Смог бы он троих на хребте унести?
– Смог бы! Запросто!
– Здорово! Э-э! Погоди! Да он наверняка медленный, как корова. Еле тащится, поди!
– Еще чего! – Глаза ордынца задорно блеснули. – Тэмэгэн бежит – не всякий конь угонится!
– Бежит – земля дрожит! Упадет – три дня лежит! – Вилкас подмигнул Никите.
– Глупости говоришь! – возмутился татарчонок. – Самые знаменитые баатуры верхом на них охотились на волков и на сайгаков. Сидишь между горбов и стрелу за стрелой пускаешь.
– И не трясет?
– Тэмэгэн – иноходец!
– Каждый?
– Каждый. По-другому бегать не умеют.
– Здорово! А что он ест так мало?
– Он и пьет тоже мало!
– Да я верю! А почему? Коня вон каждый день кормить надо!
– Сказал! То конь, а то – тэмэгэн. Старики говорят, он, мол, в горбах еду с водой носит.
– Как это – в горбах? В каких горбах?
– А на спине у него горбы. Когда сытый и отдохнувший, они толстые, как налитые. Как…
– Да ладно, я понял! – расхохотался литвин.
– А когда голодный, висят, как тряпочки.
– А как же он еду в них прячет?
– Откуда мне знать?
– Э-э-э… – скривился Вилкас. – Не знаешь, а говоришь.
Он тряхнул головой и запел:
Улан-мэрген сморщился и зажал уши руками. А Никита только улыбнулся. Благодарение Господу, он вновь на свободе. Идет куда хочет, болтает ни о чем, зато с кем хочет. Это ли не счастье?
– Думаю, тэмэгэнов мы здесь не найдем, – сказал Никита. – Что-то не припомню я, чтоб они водились в русских землях. А потому надо на ноги уповать. Мой дед говорил, что ноги надежнее любых коней.
– Как могут ноги быть лучше коня?! – возмутился ордынец. – Конь для баатура – лучший друг. Нет коня – нет баатура.
– Коня кормить надо. От волков защищать, – пояснил Никита.
– А еще лечить! – вмешался Вилкас и похлопал пегого по шее. – Так ведь, дружище? Ковать! Да от конокрадов отбиваться!
– Что ты говоришь?! – Улан аж подпрыгнул. – Конь, как ветер! Несет тебя к цели! Да в бою конь – помощник баатура!
– Шучу я, шучу, – отмахнулся литвин. – Разве я против коней? Верхом и быстрее, и веселее… Только один он у нас остался.
Пегий скосил глаз на хозяина, будто понимал, что о нем речь идет. Чтобы не делиться, кому ехать, а кому пешком идти, коня навьючили всякими припасами. По большей части подарками Семена Акинфовича.
Никита никак не мог понять, что же толкает молодого боярина помогать ему. А раз нельзя понять, нужно опасаться. К этому парень уже привык за время путешествия. Трудное это дело – к каждому встречному относиться с подозрением. Душа протестует. Хочется идти по жизни с открытым сердцем, не ожидая подвоха. Вот если бы кто-то мог подсказать… Но домовой молчал. Хотя и приснился пару раз – выбирался ночью из куклы, копошился, ворчал, качал головой. Никита пытался его спросить – чего ждать? Но «дедушка» молчал…
И Горазд больше не приходил во сне. Не учил жизни. А жалко. Его совет мог бы помочь. Как тогда говорил учитель, когда приснился парню у костра, в смоленском плену?
«Учись, Никитша, смотреть. Учись не просто смотреть, а видеть. Видеть людей. Все мы носим личины… Нужно научиться заглядывать под них. Читать в душах…»
Да как же научиться!
Как узнать – Семен Акинфович притворяется или от чистого сердца помогает?
Вот Мал сперва не понравился, сильно не понравился, а на поверку вышел хорошим человеком. И Василиса на первый взгляд показалась вздорной девчонкой, невесть что вообразившей. А теперь душа надвое разрывается: ее выручать или княжье задание выполнять? И никак не получается рассудить по совести. И одно и другое важно. Если хочешь себя, конечно, уважать после всего, что совершишь.