И Горазд больше не приходил во сне. Не учил жизни. А жалко. Его совет мог бы помочь. Как тогда говорил учитель, когда приснился парню у костра, в смоленском плену?
«Учись, Никитша, смотреть. Учись не просто смотреть, а видеть. Видеть людей. Все мы носим личины… Нужно научиться заглядывать под них. Читать в душах…»
Да как же научиться!
Как узнать – Семен Акинфович притворяется или от чистого сердца помогает?
Вот Мал сперва не понравился, сильно не понравился, а на поверку вышел хорошим человеком. И Василиса на первый взгляд показалась вздорной девчонкой, невесть что вообразившей. А теперь душа надвое разрывается: ее выручать или княжье задание выполнять? И никак не получается рассудить по совести. И одно и другое важно. Если хочешь себя, конечно, уважать после всего, что совершишь.
А может, нужно начинать с себя? Ну под личину, машкару[121] заглядывать? Открыть душу, прежде всего, себе самому. Чего ты от жизни хочешь? Славы и почестей, страха и зависти? Или уважения и спокойной старости, когда знаешь, что ни разу не поступил против правды и совести. Не отрекся трижды, подобно Петру, до того как петух прокричит. Не вкладывал персты в раны. Не трусил, не предавал. Не лгал, не клеветал…
Эх, да чего там!
Парень махнул рукой и зашагал по обочине дороги, проваливаясь в снег по колено.
Улан-мэрген вздохнул, переглянулся с Вилкасом и дернул пегого за недоуздок. Татарин снег не сильно жаловал, да и сапоги у него были мягкие и легкие. Потому и старался он идти в колее – хоть и давненько проезжали по этому тракту сани, а все же не ошибешься, где накатанный след, а где целина.
Литвин пожал плечами, сбил на затылок мохнатую шапку и зашагал следом. Канклес он так и не выпустил из рук. Ударил по струнам и запел:
Никита оглянулся на витебские стены. Куда же идти, куда путь держать?
– Эй, Никита-баатур! – Улан поравнялся с ним. – Что невеселый такой?
– А с чего мне радоваться?
– Это вам, татарам, легко. – Вилкас оборвал песню, не докончив припева. – Что наступать – вскачь нестись, что отступать – опять же коней гнать! А тут думать надо.
– О чем думать?
– Хоть Василиса ваша и противная девка, а негоже бросать ее без помощи, – как по писаному отвечал литвин. – Верно, Никита? Об этом закручинился?
– Угадал… – неохотно ответил ученик Горазда.
– А тут и угадывать нечего! У тебя все на лице намалевано. Разрываешься ты между службой и дружбой.
– Да кому она нужна, Василиса эта! – воскликнул Улан-мэрген. – Пусть пропадет – я не заплачу!
– Она тебя из поруба вытащила! – Никита едва не рычал, в который раз почувствовав злость из-за неосторожных слов ордынца.
– Я ее просил?
– Что ж ты не остался? Или когда тебе помогают – это одно, а когда ты помочь кому-то должен – тут уж десять раз подумать надо?
– А думать не надо, по-твоему? Мы даже не знаем, сама она поехала, по доброй воле, или увезли ее!
– Ага! И Мала сама зарезала!
– Я этого не говорил!
– Так думай головой, а не тем, чем в седле сидишь! Ее купец звал с собой ехать, когда мы за столом сидели?
Улан надулся и шагал молча.
Никита выпрыгнул на дорогу с обочины, преградив ему путь.
– Говори! Звал или нет? Ты же рядом сидел, как и я!
– Сидел… – Татарин отвел глаза.
– Ну так слышал?
– Слышал…
– И что она ответила?
– Отказалась, – понурился Улан.
– Так с чего бы ей передумать?
– Не знаю! Может, нас побоялась…
– Глупости говоришь! – ухмыльнулся Вилкас. – Побоялась! Свободные люди. Захотели – вместе поехали. Захотели – разбежались.
– Уж чего-чего, – добавил Никита, – а что мы не станем рыдать и уговаривать ее остаться, она наверняка знала.
– Значит, выкрали вашу княжну? – прищурился литвин.
– Значит, выкрали!
– А куда повезли?
– Мне откуда знать?
– Кто такой это Андраш Чак?
– Сказался купцом. А ведет себя будто боярин именитый. Королей ругал. Карла Роберта и этого, как его? А! Вацлава Пжемысловича. Так ругал, словно равный.
– О как! А куда ехал? Откуда?
– Не говорил.
– Он язык за зубами держал – лучше не надо! – звонко выкрикнул Улан. Пегий даже шарахнулся, натягивая повод. – Ни словечка лишнего!
– А ехал на север, – медленно проговорил Никита. – По Смоленскому тракту на Витебск. Значит, куда мог дальше?
– На Полоцк? – предположил Вилкас.
– Может, и на Полоцк…
– Нет, – продолжал рассуждать литвин. – На Полоцк нынче опасно ездить… Все знают, князь Витень хочет город воевать. Полочане сами его попросили.
– Я слышал, – кивнул парень. – Говорят, тамошний князь начал немцам кланяться. К тевтонцам да к ливонцам бояр засылать, переговоры вести.
– Во-во! – подхватил Вилкас. – Ты-то, брат Никита, издалече, всего не знаешь. Полочане – люди суровые. Сто лет назад они никому не кланялись, воевать ходили под Ригу и немцев били. Да и с той поры не помягчали. Только князь их, видать, с годами умом тронулся. Перед смертью завещал город рижскому архиепископу. Вот тут-то немцы и рады стараться – город заняли и давай свои порядки устанавливать! Но и полочане не лыком шиты. Быстро сообразили – заслали послов к литовскому князю Витеню, просить помощи. Тот, говорят, уже войска собрал достаточно, чтобы ливонцев из Полоцка вышибить.
– А полочанам не один пес – немцы или литва? – удивился Улан-мэрген, забывая о причине спора.
– Не один! – твердо ответил Никита. – Литовские князья – нашей веры, православной. А немцы всех на римский манер переделывают. Потому люди и недовольны.
– А купец Чак, – татарин почесал затылок, – он какой веры? Ты не заметил?
– Да вроде римской… – Никита пожал плечами. – Об этом он тоже молчал, но… На постоялом дворе он так разговаривал, будто вовсе басурманин какой. Про пост забыл, да и не жалует он христианских обрядов, как я понял… Нет! Таки перекрестился он слева направо! Латинянин!
– И зачем ему в Полоцк тогда ехать, если народ там против латинян озлобленный? – продолжал Улан.
– Так там же немцы сейчас! – К Никите вдруг пришло озарение.
– Вот оно что… – почесал затылок татарчонок. – Смеяться не будете?
– С чего бы нам над тобой смеяться?
– Тогда скажу. Ну… Я думаю, не купец он вовсе.
– Так это мы и без тебя поняли! – хохотнул Вилкас. – Я думал, ты что-то умное скажешь…
– Погоди! – остановил его Никита. – Говори дальше, Улан!
– Да чего там говорить? Может, он тоже с посольством куда-то едет? Ну, как и мы. Посольство тайное. Потому и скрывается.
– С посольством? – нахмурился Никита. – А знаете, друзья, это похоже на правду.
– Не-е… – возразил литвин. Но больше для порядка, чтобы показать – он тоже думает и свое мнение имеет. – А к кому?
– Не к витебскому князю, это точно.
– В Полоцк?
– Не знаю… Пожонь – это где? – Никита, хоть и стеснялся, что мало по свету путешествовал и чужие земли не видал, не боялся в том признаться.
– Пожонь – в Венгерском королевстве, – гордо произнес литвин.
– Точно! – подпрыгнул от радости ордынец. – И Молчан-корчмарь говорил то же! А Венгерское королевство – это где?
– Темнота! – осклабился Вилкас. – Венгерское королевство далеко… Если отсюда ехать, то надо держать на полуденное солнце – через Пинск, Луцк и Перемышль. Как раз минуешь Галицкое княжество. Перевалишь Низкие Бескиды[123] и в самый раз в Венгрию попадешь.
– Ты это сам в Венгрию ездил, что знаешь все так хорошо, или кто рассказывал?
– Брат Жоффрей, рыцарь франкский, как-то с Олексой Ратшичем говорили, а я рядом был. Любопытно мне стало, вот я и подслушал. Жоффрей в Москву ехал через Венгрию. Он вообще полмира объездил, по-моему…
– Погоди-погоди! – перебил друга Никита. – Нам сейчас не до крыжака…
– Это как сказать! – Вилкас хитро подмигнул и приосанился. – Они в разговоре какого-то Чака вспоминали…
– Что? – Никита подпрыгнул, будто на раскаленную подкову наступил босой пяткой. – Ты чего раньше молчал?
– А только сейчас вспомнил! – улыбнулся литвин. – Я же нарочно не запоминал. Он мне нужен был, этот Чак…
– Ладно! Не отвлекайся! Рассказывай, что услышал!
– Что подслушал… – ядовито вставил Улан.
Но Вилкас и Никита только отмахнулись от него.
Здоровяк почесал затылок:
– Да что рассказывать? Есть вроде как среди венгерских бояр один – Матуш Чак Тренчинский. Богатый – страсть! И себе на уме. Никого из королей и князей не боится. Жоффрей говорил, это они его побаиваются. Кого хотел, поддерживал, кого хотел – свергал. Вначале с императором Рудольфом в битве у Сухих Крут разбили Пржемысла Второго. А потом помогал королю Андрашу, когда тот с немцами воевал. Но и с Андрашем не сумел мир на долгие годы сохранить. Уже после того, как с немцами повоевали, между собой погрызться успели…
– Весело они там живут, – покачал головой ордынец.
– Не веселее, чем вы, татары! – не растерялся Вилкас.
– Чего это? – обиделся Улан.
– А как Берке отравил Сартака? Напомнить?
– А этого никто не доказал!!!
– А что Тохта с Ногаем грызутся хуже, чем кошка с собакой, тоже никто не доказал!
– А ну тихо! – прикрикнул на друзей Никита. – Не отвлекайтесь! Говори, Вилкас! Все, что знаешь, говори!
– Да чего уж там говорить? Андраш умер, Чак начал Вацлава Пржемысловича, богемского государя, поддерживать. С ним заедино ратился против Карла Роберта. Потом и с Вацлавом поругался. Зато с Карлом помирился… А еще годик прошел, и с этим чего-то не поделил… Хотя понятно чего. Он всегда хотел сам королем заделаться. Чтоб ни перед кем спины не гнуть, шапки не ломать… Для того и богатства ему хватает. Земли – преобширнейшие. Края вокруг Пожоня так и зовут: Матушева земля. В его, значит, честь.
Вилкас замолчал. Перевел дух. Для него это была весьма длинная речь. Проще в битве булавой махать, чем вспоминать и облекать воспоминания в слова. Литвин даже вспотел. Сдернул шапку с головы, обмахнулся ею, несмотря на кусающийся морозец.
– И что? – прищурился Улан-мэрген.
– Да ничего, – развел руками Вилкас.
– Ну так…
– Погодите! Оба! – воскликнул Никита. – Дай, я чуток разберусь со всеми этими королями-императорами… Этот твой Чак…
– Какой он мой?! – возмутился литвин.
– Неважно! Тот, про которого ты подслушал… Этот Чак враждует сейчас с Карлом Робертом. Он кто?
– Венгерский король.
– И с кем он дружит?
– Да откуда мне знать?
– А с кем не дружит?
– Ну ты спросил!
– Что, совсем ничего не знаешь? И не догадываешься даже?
– Ну, с Пржемысловичами не дружит…
– А Пржемысловичи – это…
– Богемия…
– О! – Никита сжал ладонями виски. Ему казалось, решение загадки близко. Еще чуть-чуть…
– И с немцами не очень, по-моему… Он вроде с баварским герцогом воевал.
– Так! А с Литвой и Польшей?
– Я что-то не пойму: к чему ты клонишь?! – в сердцах выкрикнул Вилкас. – Владислав Локоток, князь краковский, поддерживал Пржемысла, когда тот с немцами воевал… И вообще, он германцев не любит. С Тевтонским Орденом за Померанию спорит. Выходит, кто враг немцев, тот друг Владислава. Да и Витень, наш великий князь, тоже с крестоносцами на ножах… Тебе-то это зачем знать?
– Знаешь, Волчок, я вдруг подумал… – медленно проговорил Никита. – Вдруг этот Чак… ну, тот, с кем нам повстречаться довелось… родич того Чака, про которого ты слышал? Может такое быть?
– Ну… Не знаю.
– Сколько твоему Чаку лет?
– Откуда мне знать? Не молодой, это точно, если в битве у Сухих Крут сражался. Эта битва почитай тридцать зим тому назад была. Выходит, что…
– Где-то за пятьдесят?
– Ну… Получается, что так.
– Во! – воскликнул Улан. – И нашему так где-то!
– Так это один и тот же человек, что ли? – сморщил лоб литвин.
Никита покачал головой:
– Нет. Не думаю. А вот братья могут быть.
– Да? И на кой ляд брату Матуша Чака ехать на север с малой дружиной и почти без прислуги? Да еще с конем чистейших кровей. С конем, за которого равный вес серебра дают. Продавать, что ли, надумал?
– Нет! Разбойник Любослав тогда брякнул, что таких красавцев не продают. Таких красавцев, мол, только дарят.
– Значит, подарить его хочет! – снова вмешался Улан.
– А кому подарить? – развел руками литвин.
– Вот я и думаю. Размышляю. А что у нас на севере? Кроме Полоцка, само собой.
– Ливонцы. Динабург, Венден, Дерпт…
– Если Матуш Чак борется с Карлом Робертом, то у немецких рыцарей подмоги и дружбы искать – самое то. Не кажется тебе?
– А конь?
– А конь Великому магистру в подарок.
– Все равно… – не сдавался Вилкас. – Из Венгрии в Ливонию проще напрямую, через Гродно и Вильно.
– А литва с немцами не дружна. Что, если опознают, кто он да куда едет?
– Согласен… – задумчиво проговорил литвин.
– Что, разобрались? – топнул ногой ордынец.
– Вроде разобрались, – ответил Никита. – Если ни в чем не ошибся, то Андраш Чак – брат Матуша Чака. И посольство его направляется в Динабург. Или Венден.
Вилкас помолчал, подумал. После сказал:
– Ой, не догоним. Они нас дней на пятнадцать опережают. Верхом едут. А мы – пешком плетемся.
– А если постараться? – быстро спросил Никита.
– Да нет… Мимо Полоцка не проедет, это точно… – продолжал рассуждать литвин.
– Можно успеть… – начал было Никита и осекся. Нужно выполнять обещание, данное Ивану Даниловичу.
– Да как ты успеешь?! – по-своему понял его молчание Вилкас. – Втроем на одном коне? Так никого не догоним…
– Нам теперь и до Вроцлава не добраться до будущего лета… – убитым голосом проговорил ученик Горазда.
Он махнул рукой и отвернулся, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы. Стыдно, не мальчишка все-таки. Правая ладонь сама собой опустилась на привязанную к поясу куклу. «Что ж ты молчишь, дедушко? Подскажи, подай хоть какой-нибудь знак, что делать надо…»
«Тебе помогут, – неожиданно прозвучал прямо в голове знакомый голосок – заботливый, но немного сварливый, по-стариковски. – Поможет тот, которого ты не знаешь, от которого не ждешь поддержки. Главное, не оттолкни. Относись к людям так, как хочешь, чтобы к тебе относились. И все устроится».
Никита дернулся. Чуть на месте не подпрыгнул. Хотел заорать изо всех сил: «Кто?! Кто поможет?!» – но сдержался, увидев выпученные глаза товарищей. Не ровен час, решат, что умишком тронулся.
– Ладно! – Он хотел улыбнуться. Получилось, кажется, не очень. Криво, вымученно, больше похоже на оскал. – Нечего торчать на дороге, как три богатыря. Пошли потихоньку…
Вилкас пожал плечами. Пошли так пошли. Взялся за недоуздок пегаша. Но Улан ужом вывернулся из-под его руки, повис, словно клещ, на конской морде.
– Стойте! Никита-баатур, погоди!
Пегий прижал уши, присел на задние ноги, пошел боком на обочину, взрывая слежавшийся снег.
– Не могу глядеть, как ты мучаешься, Никита-баатур! – продолжал надрываться ордынец, криком распугивая обсевших ближайшую березу снегирей. – Слушай, что скажу!
– Да что ты скажешь? – насупился литвин.
– Я придумал…
– Придумал? Ты говори, да не заговаривайся. Думать, оно посложнее, чем сабелькой размахивать! Что ты можешь придумать?
Щека татарина дернулась, но он ничего не ответил. Сейчас ему было не до придирок и подначек Вилкаса.
– Слушай меня, Никита!
– Ну? – устало отозвался парень. – Говори уже, а то шуму…
– Я вот что придумал, – сбивчиво затараторил ордынец. – Разорваться человек не может. И туда надо – себя уважать перестанешь. И туда надо – совесть замучит. Как выбрать? Никак не выберешь, куда ехать… Это если человек один. А если не один? Мы же можем разделиться!
– Ты хочешь сказать… – начал Никита, удивляясь, как такая простая мысль не пришла ему в голову раньше.
– Да! Ты, Никита-баатур, вместе с Каскыром… тьфу ты… с Вилкасом езжай, куда тебя князь урусов отправлял. Ты ему слово давал, а настоящий мужчина всегда слово держит. А я на север поскачу. Вот на нем! – Улан похлопал по шее пегого. – Буду купца Чака ловить. Пешком мы его не догоним, а я верхом помчусь как ветер. Выслежу, и тогда он не отвертится…
– Ты же только что доказывал, что Василису бросить надо – пускай сама выкручивается! – Никита не верил своим ушам.
– Мало что я говорил! Если надо, поскачу и привезу ее! И никакие мадьяры мне не помешают!
– Да как же ты в одиночку с ними справишься? – вмешался литвин. – Их вон сколько!
– Я – мэрген! – Ордынец вскинул подбородок. – Дайте мне только на сто шагов подобраться!
– Мэрген-то ты мэрген… – задумался Никита. Может, и правда, это выход? Нет, боязно. За татарчонком глаз да глаз нужен – в одиночку он таких дров наломает, что без головы останется. Надо все обдумать и совета Вилкаса спросить… А что литвин молчит?
Парень поднял голову – закаменевшее лицо друга ему не понравилось сразу. А когда он проследил за его взглядом, то меж лопаток побежал холодок нехорошего предчувствия. Прямо из леса к ним шагали двое. Вернее, шли на лыжах, бесшумно скользя по снегу.
Оба высокие, в простой домотканой одежде. Только один – старик с длинной белой бородой, худой и костлявый, а потому похожий на Горазда. А второй показался Никите знакомым. Русая нечесаная борода, непокорные кудри, широкие плечи и полушубок нараспашку.
Любослав? Разбойник, который сбежал из-под стражи?
Похоже, он. Точно, он!
А кто же его спутник?
Тут Вилкас еще раз удивил друзей, шагнув вперед. Литвин поклонился в пояс и поприветствовал старика.
– Поздорову тебе, почтенный Финн!
Седобородый улыбнулся. Остановился, придержав за рукав Любослава. Кивнул.
– Я вижу, ты нашел своих друзей, вьюноша?
– Нашел!
Вилкас говорил твердо, но Никита заметил, что его друг поежился под взглядом серо-голубых глаз старика.