Несчастная женщина пробормотала:
– Елена Анатольевна… Я приношу вам свои самые искренние, глубочайшие извинения…
Тишина.
– Я… я работаю на этом рынке уже семь лет… И заверяю вас: это первый подобный случай…
А Кривцова наконец выплюнула:
– Пункт 2.2.3. Агентство гарантирует соблюдение полной конфиденциальности. Пункт 2.2.4. Агентство произвело всестороннюю проверку сотрудника и гарантирует заказчику его абсолютную благонадежность. Пункт 2.2.5. Направляемый в семью заказчика сотрудник предупрежден о недопустимости любых не согласованных с заказчиком контактов с прессой.
И тихо, но яростно добавила:
– А ты, б…дь, сука вонючая, кого мне прислала?!
Евгения Юрьевна опустила глаза. Похоже, все. Безупречной репутации ее агентства – конец. А может, и ей самой тоже. И как этому противостоять? Где она – хозяйка небольшого агентства, и где Елена, мультимиллионерша, владелица огромной спортивной империи?! Схватит своими остренькими зубами, разжует и даже не поперхнется.
И беда даже не в том, что няня работала в семье по чужим документам. Это теперь отошло на второй план. Главное – что та посмела прополоскать чужое грязное белье на людях. И как лихо! На центральном канале выступила. По всем статьям Кривцову уничтожила.
Оставался единственный шанс попробовать спихнуть все на Макара Мироновича. Ведь явно же с его подачи Настя словно птичка-соловушка распелась. И, конечно, извиняться, извиняться и еще раз извиняться. Тогда, может, и пронесет.
Евгения Юрьевна прижала руки к груди:
– Елена Анатольевна! Я… я почти уверена: Настя не хотела давать этого интервью! Она порядочная женщина, она не такая… Но вы же сами знаете, что за человек ваш муж! Это он, наверняка он ее вынудил – сами понимаете, для каких целей. Пригрозил. Не оставил ей выбора…
На языке, конечно, вертелся вопрос, а правда ли насчет фигуриста-то, но задавать его Евгения Юрьевна не стала бы и под дулом пистолета.
Кривцова неожиданно жалобно произнесла:
– А ведь я доверяла ей. Считала: недалека, глупа, но нормальная, адекватная тетка…
– Да как ей было остаться в стороне? – вздохнула Евгения Юрьевна. – Здесь, на Рублевке, ни один развод миром не заканчивается. Любые средства в ход идут…
«И вообще, сама виновата. Что не перетянула няню на свою сторону, а позволила это сделать своему мужу».
Евгения Юрьевна поймала себя на мысли, что ей, безусловно, жаль униженную Кривцову. Но только жалость в их кругах – эмоция деструктивная. Раз жалеешь, значит, не уважаешь. Кривцова сама виновата, что проиграла. Хотя могла бы предвидеть. И не допустить такого-то позора, на всю страну!
«А человека, которого жалеешь, нечего и бояться», – успокоила себя Евгения Юрьевна. И мягко произнесла:
– Еленочка Анатольевна, миленькая… Я, конечно, не буду перед вами оправдываться. И права такого не имею, да и поздно уже. Но ведь няня-то моя в вашем доме почти пять лет проработала. И ни единого к ней нарекания, кроме сущих мелочей. Хотя полно случаев, когда персонал хозяев обкрадывает. И в роли наводчиков выступает. И над детьми издевается…
– Вы что, прикажете вас еще и благодарить? – саркастически произнесла Кривцова.
– Нет, нет, что вы, мне и мысли такой в голову не приходило! – закудахтала директриса агентства (чувствуя себя, впрочем, все увереннее и увереннее). – Я просто пытаюсь вам объяснить, что у Насти другого выхода не было. Ей ничего не оставалось, как сделать свой выбор… А Макар Миронович, наверно, денег ей предложил. Много. Нереально много для украинки, у которой ни кола ни двора. Кто ж тут устоит…
«Хотя ты могла бы этого и не допустить. Почувствовать, что против тебя собственный муж затевает, и принять контрмеры. А ты все прохлопала…»
Елена Анатольевна словно бы потухла. Устало опустилась в гостевое кресло. В глазах ее блеснули слезы…
«Плачь, плачь!» – мысленно приказала Евгения Юрьевна.
С плачущим клиентом общаться куда безопаснее и легче, чем с тем, кто кипит от ярости.
Однако Кривцова лишь на секунду прикрыла лицо руками. И сухо, деловито произнесла:
– Мне нужно срочно связаться с Марией Долининой.
– Что? – слегка опешила хозяйка агентства.
– Я хочу поговорить с новой няней. С Машей, – терпеливо повторила Елена. – Как мне это сделать?
– Но разве у вас нет ее номера телефона?..
– Разумеется, есть, – начала раздражаться Кривцова. – И, разумеется, он выключен, Макар уж об этом позаботился. У себя дома Мария тоже не появляется. А ее родители мне сообщили, что их дочь в течение ближайшего месяца будет работать без выходных. И связаться с ней невозможно.
Она откинулась в кресло и властно добавила:
– Поэтому я хочу, чтобы вы вызвали ее сюда, в агентство. И будьте добры сделать это как можно быстрее.
– Но… каким образом? – растерялась Евгения Юрьевна. – Как я ей это объясню?
– Мне плевать, как вы будете ей объяснять, – отрезала заказчица. – Только не забывайте: нанимала Долинину я. И комиссию вашему агентству за нее тоже заплатила я. И я, работодатель, желаю немедленно увидеться со своей подчиненной.
«Ох, ситуация… Кривцова – безусловно, в своем праве. И няню, конечно же, можно вызвать… допустим, приложение к договору подписать. Но только Макар, если узнает, меня убьет. Это без вариантов… Макар – не Елена. И возможностей у него поболе».
И хозяйка агентства пробормотала:
– Но подумайте, Елена Анатольевна. Маша ведь у вашей Лизы – единственная няня, у нее даже сменщицы на выходные нет… И, если я велю ей приехать, с кем останется девочка?
– Пусть приезжают вместе. Я буду только рада, – усмехнулась Елена Анатольевна.
«И тут мне уж точно конец придет».
– Вы же понимаете, что это невозможно, – мягко произнесла хозяйка агентства.
– Я не могу увидеть собственную дочь? – в голосе Кривцовой явственно зазвучали истеричные нотки.
– Просто обо всех передвижениях Лизы всегда докладывают начальнику охраны. Его фамилия Володин, кажется? А тот обязательно сообщит обо всем хозяину…
– И вы, конечно, на его стороне. Как и все, – безнадежно подытожила Кривцова.
– Я понимаю ваши чувства, – пробормотала Евгения Юрьевна. – И очень бы хотела вам помочь… Я приложу все силы, чтоб выполнить вашу просьбу… Но беда в том, что я пока не знаю, как это сделать, – она виновато взглянула на изгнанную супругу. – Видите ли, я и сама сейчас не могу связаться с Марией. Ее мобильный действительно выключен, к городскому она не подходит. И ее вряд ли подзовут – видно, таково указание вашего мужа…
Увидела, что заказчица готова разразиться очередной гневной тирадой, и поспешно продолжила:
– Но я придумаю, обязательно что-нибудь придумаю. Я ведь тоже женщина и тоже мать и вижу, насколько несправедливо с вами обошлись… Может быть, – Позднякова на секунду задумалась, – имеет смысл мне самой съездить в ваш дом? Думаю, меня туда пустят. А я бы могла сказать Маше, чтобы она вам позвонила…
Кривцова, кажется, оценила ее рвение – суровый взгляд немного смягчился. И она горько произнесла:
– Полагаю, Мария уже получила по этому поводу строжайшие указания.
– Боюсь, что вы правы, – печально вздохнула Евгения Юрьевна. – Но в таком случае… возможно, вы поручите мне что-то передать Маше от вашего имени? Что-то на словах? Обещаю вам: я сделаю это при первой же возможности!
Кривцова пробормотала:
– Только Макар ее уже наверняка так накрутил…
– Не скажите, – возразила Евгения Юрьевна. – Мария – девочка умненькая, Насте не чета. У нее своя голова на плечах.
– Но против Макара она пойти все равно не решится, – покачала головой несчастная женщина. И вдруг выдохнула: – Я никогда не думала, что это случится со мной. Я так хотела ребенка, так старалась! И сколько лет ничего не выходило… А теперь Лизу у меня отбирают.
Евгения Юрьевна смотрела на нее во все глаза: прежде-то она считала Кривцову ледышкой из ледышек. А та, оказывается, на материнские чувства способна. Или просто прикидывается, чтобы разжалобить?
Елена Анатольевна неожиданно открыла сумочку. Извлекла из нее игрушку – на удивление дешевенькую, плохонького пушистого котенка, явно китайского производства. И еще конверт. Протянула все своей собеседнице. И почти просительно произнесла:
– Вы можете хотя бы устроить, чтобы эти вещи попали в руки Лизе?..
– А что в конверте? – осторожно поинтересовалась хозяйка агентства.
– Прочитайте. Он не заклеен, – усмехнулась Кривцова.
Евгения Юрьевна извлекла сложенный вчетверо лист бумаги и изумленно уставилась в набранный крупным шрифтом текст:
– НАС БЫЛО ДВОЕ: ТОШКА И ТИШКА. МЫ БЫЛИ БРАТЬЯ И ОЧЕНЬ ЛЮБИЛИ БЕЛУЮ КОШЕЧКУ, НАШУ МАМУ. ТОЛЬКО ТИШКА ВСЕГДА БЫЛ ПОСЛУШНЫМ КОТЕНКОМ, А Я СВОЮ МАМУ НЕ СЛУШАЛСЯ И ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ ПОБЕЖАЛ ЗА БОЛЬШОЙ СЕРОЙ МЫШКОЙ И ПОТЕРЯЛСЯ…
– Что это? – пробормотала Евгения Юрьевна.
– Сказка, – печально вздохнула Кривцова. – Я написала ее для своей дочки. Долго придумывала ее, переделывала… И хотела прочитать Лизе как раз в тот вечер, когда… когда меня не пустили в мой собственный дом.
– Что это? – пробормотала Евгения Юрьевна.
– Сказка, – печально вздохнула Кривцова. – Я написала ее для своей дочки. Долго придумывала ее, переделывала… И хотела прочитать Лизе как раз в тот вечер, когда… когда меня не пустили в мой собственный дом.
Директриса сочувственно взглянула на нее. Поди ж ты: абсолютно железная, бессердечная леди, а, оказывается, сказки пишет. И, похоже, действительно переживает. Непонятно только – из-за того, что с дочкой не может видеться, или просто потому, что ее саму унизили. Из дома выгнали. Словно нашкодившего Тошку или Тишку.
– Хорошо, – твердо произнесла Евгения Юрьевна. – И котенка, и сказку я Лизе обязательно передам. Не знаю, как и когда, но в самое ближайшее время. Обещаю вам.
«Кривцов, если узнает, тоже, конечно, взбесится. Но только и я не зверь – отказать его жене даже в такой мелочи…»
И Евгения Юрьевна добавила:
– Елена Анатольевна, я еще раз приношу вам свои искренние извинения. И, пожалуйста, знайте: я на вашей стороне. Забери у меня кто-нибудь единственного сына – я бы боролась до конца. Потому и вам помогать готова. Так что если понадобится, допустим, выступить на суде, я не возражаю.
«На самом деле не рискну, конечно. Но пусть она надеется. Пусть лучше считает меня другом…»
Хотя и в роли врага, поняла Евгения Юрьевна, Кривцова не так уж страшна. Да, она гневается, да, кричит, но при этом явно не знает, что ей предпринять. И выглядит как униженная, осиротевшая, стремительно постаревшая женщина. Несмотря на весь свой статус и все миллионы.
* * *После полдника, как и положено по режиму, Мария попыталась вытащить свою подопечную на прогулку. Но девчонка заупрямилась. Хихикает, приводит аргумент за аргументом: и сырость на улице, и темень, и холод. А также привидения и вирусы.
– Вирусы-то здесь при чем? Они на воздухе, наоборот, мрут, – попыталась отстоять свою позицию няня.
Но Лиза, хитрюга, парировала:
– Мрут у здорового человека! А педиатр говорит, что у меня иммунитет ослаблен!
– Скажи уж просто – не хочется тебе, – вздохнула Мария. – И одеваться лень.
– Ну, Машенька, ну, пожалуйста! – принялась ластиться девочка. – Давай ты меня лучше читать поучишь!
Можно было, конечно, настоять на своем, но наука педагогика учит: иногда детям нужно уступать. Тем более что Машу и саму на улицу не тянуло. Охота была: солнца нет, капли с мокрых деревьев сыплются за шиворот!
Потому они отправились в игровую. Но едва няня успела выстроить из кубиков слово «МАМА», по коридору зашелестели шаги.
– Папа! – просияла Лиза.
Однако на пороге комнаты показался не Кривцов, но главный из его охранников – Володин. Сопровождала его неизвестная Маше женщина, увидев ее, Лиза сразу нахмурилась. Володин же вежливо обратился к няне:
– Мария Николаевна, прошу прощения, что не смог предупредить вас раньше. Вам придется поехать со мной.
– Куда? – удивилась Долинина.
– Вас хочет видеть Макар Миронович. А за Лизу не волнуйтесь, она с дежурной няней побудет. Я ее привез.
– Почему мы с ним дома не можем поговорить? – удивилась няня.
– Понятия не имею, – пожал плечами охранник.
– А если я ее не отпущу? – с вызовом обратилась к Володину юная Кривцова.
Тот только хмыкнул:
– Не хочешь отпускать – звони отцу. Попробуй с ним поспорить.
Девочка сразу сникла. Безнадежно махнула рукой и с тревожными нотками в голосе спросила Володина:
– Но ты… ты ведь привезешь Машу обратно?
У той все внутри похолодело.
Охранник же только хохотнул:
– А это уж как прикажут!
У няни совсем душа в пятки ушла. Что от нее надо хозяину? И, главное, почему не побеседовать дома? Кривцов хочет на нейтральной территории сообщить, что она уволена? А то и что похуже?!
Маша хмуро спросила:
– А если я не поеду?
– Придется применить силу, – развел руками охранник.
Губы его улыбались, но девушке показалось: тот вовсе не шутит.
Лиза же, демонстративно не обращая внимания на дежурную няню, крепко обняла Марию. И громко заявила:
– Пока она не вернется, я спать не лягу. Так папе и передай.
– Будет исполнено, госпожа, – шутливо поклонился девочке Володин. А Маше (окинув скептическим взглядом ее спортивный костюм) велел: – Переоденьтесь. Пять минут у вас есть.
Ну, хотя бы вещи собрать не просит… Во что, интересно, ей переодеваться? И куда они поедут? Она об этом так и не спросила. В офис к Макару Мироновичу, наверно. В бизнес-центре на Красной Пресне. Но что надеть? Никаких подобающих для крутого офиса нарядов Мария, естественно, с собой не брала – только джинсы, свитера, теплые брюки. Юбок не было вообще, а платье одно-единственное. Забавное такое – как мешок. Длинное, грубой вязки. Что ж, его и нацепим. И краситься не станем. Явно ведь, зовут на разборку, и тут уж не спасет ни элегантный костюм, ни изысканный макияж…
Пока ехали – долго, прорываясь сквозь пробки, – Маша совсем себя извела. Еще и Володин масла в огонь подливал – сосредоточенно крутил баранку, а когда Мария попыталась завязать беседу, хмуро взглянул на нее и попросил не отвлекать.
«Да что он мне может сделать, этот Кривцов? – пыталась успокоить себя Мария. – Ну, наорет. Ну, уволит. Подумаешь, беда большая! Я ж не Кася, и не повариха, и не садовник – которые за свою зарплату, не в украинских гривнах, а в долларах, когтями и зубами держатся. И на работу эту я устроилась скорее из любопытства… Правда, так и не узнала, чего хотела, ну и ладно. Обойдусь».
Но только все равно было страшно. Хорошо, если хозяин ее просто выгонит. А если Кривцов и ее уничтожить решил? Как уничтожает собственную жену?! Тем более есть за что?!
Может, вообще не ехать на эту встречу? Остановится Володин на светофоре – выскочить, да и сбежать?.. Нет, совсем глупо получится. К тому же все ее данные – реальные – у Кривцова есть. Да еще и охранник предусмотрительно двери заблокировал.
«Ладно, – решила Маша. – Хозяин, конечно, человек серьезный. Но лапки кверху и сразу сдаваться я тоже не буду. А начнет угрожать, найду, чем ему ответить…»
И почему, кстати, они так долго добираются?
Девушка пребывала в растрепанных чувствах и за дорогой не следила. А сейчас начала приглядываться и поняла – они направляются, кажется, от Москвы в область. Но почему? Разве офис у Кривцова не в центре расположен? Может, никакой разборки вовсе и не предвидится? И этот мрачный Володин сейчас завезет ее куда-нибудь в лес, да и прикончит – как прикончили прежнюю няню?! А что, ведь запросто. Маша за то время, что провела здесь, поняла: зря она самонадеянно считала, что переиграть Кривцовых будет легче легкого. Лишь сейчас дошло: не по зубам ей, девчонке, без особого жизненного опыта и связей такие люди…
Машина свернула с переполненного шоссе. Пронеслась по совершенно пустой, неосвещенной грунтовке (у Маши душа в пятки ушла) – и вдруг вырулила на сияющую огнями площадку. Пискнув тормозами, остановилась у симпатичного особняка.
Долинина в удивлении прочитала вывеску: «Ресторан «КРЕДО».
Кривцов что, в числе прочего еще и ресторан держит? Или прежде, чем погубить, накормить ее решил?! Совсем непонятно…
Володин же выскочил из лимузина и растворил перед нею дверь. А когда Мария вышла, скупо велел:
– Поднимайтесь на второй этаж. Вас там встретят.
Может, еще не поздно бежать?.. Но от освещенных дверей ресторана к ней уже торопился, на ходу открывая зонтик, элегантный швейцар. А у входа ждал приветливый метрдотель. И гардеробщик спешил принять у нее плащ… И все такие предупредительные, улыбаются, и ни единого косого взгляда на ее скромненькое, домотканое платье… Хотя в зале, она успела одним глазком взглянуть, обстановка была пороскошнее, чем в «Пушкине». И дамы сплошь в вечерних нарядах, сверкают бриллиантами…
Девушка в изумлении проследовала на второй этаж. Вошла вслед за лебезящим метрдотелем в новый зал. И увидела: тот абсолютно пуст. Накрыт единственный, у пылающего камина, столик. А от него к ней встает Кривцов. И в руках его (не чудится ли ей?) – феноменально красивый букет белых орхидей…
«Я сплю», – пронеслось в голове у Маши.
Она машинально приняла цветы – впрочем, рядом тут же очутился официант, прошелестел в ухо:
– Позвольте, букетик в вазочку поставлю…
Проследовала к столу, села. Мимолетно оглядела роскошную сервировку. И, едва официант отошел, выпалила:
– Макар Миронович! Что все это значит?!
А тот, явно наслаждаясь ее смущением, ухмыльнулся:
– Всего лишь дружеский ужин. Вы вино сами выберете – или мне доверите заказать?..
– Но с чего это нам вместе ужинать?! – не сдавалась она.
– Ох, Маша, Маша… – покачал головой хозяин. – Вы слишком взволнованы. Пожалуй, я вам для начала предложу не вино. Коньячку? Виски?
– Ничего я не буду пить, пока вы все не объясните! – нахмурилась Долинина.
– Ох уж мне эти современные, недоверчивые девушки… – вздохнул тот.