Кривцов до поры не возражал. Даже удобно: супруга всегда при деле, не докучает. Плюс сама себя обеспечивает. Шубы покупает, на балы из Парижа в Лондон мотается исключительно на собственные средства. А денег у него и своих хватало.
…Но год назад случилось непоправимое. Бизнес Кривцова – любовно взлелеянный, незыблемый – рухнул.
Скучно объяснять, как это случилось. Где недосмотрел, кому недоплатил, где вовремя не взволновался, не учуял в мелкой рыбешке потенциала злобной акулы… Главное итог: в своем преклонном возрасте, с устоявшимися привычками, он вдруг оказался без копейки.
А жена, которую взял сопливой девчонкой, процветает. Когда-то на карманные расходы у него просила, а теперь открывает клуб за клубом, счета здесь, счета там… И ведет себя истинной бизнес-леди. Резкая, грубая, самоуверенная. У такой женщины помощи не попросишь. Ни рубля не даст. Только бровки надменно вскинет да хмыкнет: «Нет уж, Макарушка. Клубы – это мое. А ты, милый друг, сам выкручивайся».
Что ж. Он и решил – выкручиваться.
Не просить у жены – отобрать. Причем отобрать жестко, грубо, чтоб пикнуть не смогла. Но только как это сделать?..
Убивать? Рискованно. Да и что там у Ленки с завещанием – Макар не знал, хотя разведать пытался. В одном не сомневался: супруга – стерва известная. И запросто могла отписать все состояние, допустим, напрямую дочке. И опекуном назначить вовсе не его…
Вот и оставалось ему единственное: Ленку – уничтожить. Но не физически. А через суд, чтобы развод и раздел имущества. Хотя бы все пополам, как по закону положено. А при удачном стечении обстоятельств – ему и побольше, чем половина, достанется. Главное – судебный процесс грамотно провести. Выставить себя ангелом. А жену очернить.
Верный адвокат его, Нурланчик, во всяких судебных дрязгах дока. А Ленка хоть в бизнесе и изворотлива, но сутяжничать не умеет. К тому же материала на супружницу у него за годы жизни накопилось немало. Просто так собирал, на всякий случай… Вот теперь и пригодится.
У Кривцова вообще позиция была: информация – это все. На каждого из сотрудников имелось подробное досье. И секреты в них самые сокровенные, чтоб, случись что, в самое сердце без пощады ударить…
Взять хотя бы няньку прежнюю, Анастасию. На работу он ее взял пять лет назад и, конечно, затребовал от агентства по персоналу полную по ней информацию. Картинку ему предоставили благостную: и институт окончила, и всякие курсы, и языки иностранные знает, и дочку собственную растит, красавицу-умницу (фотография ребенка прилагалась)…
Документы Настины никаких подозрений у Кривцова не вызвали. А вот она сама… Какое-то время все нормально шло: ну, няня и няня. Исполнительная, пугливая, не шибко умная – как и все из прислуги… Насторожился Макар Миронович в первый раз, когда ему случайно Настина записка на глаза попала. Для поварихи она написала: мы, мол, с Лизочкой гулять ушли, а на обед девочка просила бульон с профитролями, пожалуйста, приготовьте. Тексту две строчки, но ошибок – десяток. А запятой – вообще ни единой. Понятно, конечно, что в институте училась всего-то в педагогическом, да еще и во Львове, и записку свою ваяла второпях – но все равно странно, что настолько безграмотно… Пятиклассник – и то лучше напишет.
Кривцов тогда удивился. Но ничего никому не сказал. Стал дальше наблюдать. И постепенно выяснил: иностранные языки, которыми няня в своем резюме хвасталась, для нее тоже темный лес. Когда за границу вместе выехали – она еле-еле, с помощью разговорника, простейшие фразы строила… Да и методики педагогические, которыми якобы владеет, тоже полная фикция. Знала бы, как с детьми обращаться, – с Лизочкой бы куда лучше ладила. А то ведь ни одеть не может девчонку без скандала, ни уговорить, чтобы та кашу съела…
Совсем интересно выходило. И, по идее, няньку такую надо в шею гнать, а агентству по персоналу – выставлять претензию. Однако Макар решил: чего сплеча-то рубить? Дочка еще маленькая, иностранные языки ей пока без надобности. И что няня с ошибками пишет – ребенку тоже все равно. А сиделка из Насти неплохая: Лизочка всегда и чистенькая, и играет с ней няня старательно, не халтурит… И вообще: выгнать всегда успеем. Будет куда полезнее нянину тайну разгадать, да и использовать, когда вдруг понадобится.
Макар Миронович теперь не упускал возможности поболтать с Настей. Расспросить ее об украинском житье-бытье. Каково нынче живется в суверенной? Чем народ дышит? И о личном всегда вопросы задавал. Живы ли родители? В каком классе учится дочка? Сколько гривен в месяц составляет квартплата?
Невинные, казалось бы, вопросы, но няня, он чувствовал, каждый раз напрягается. И хотя отвечает вроде складно, но взгляд все время испуганный. Будто проколоться боится. Хотя другие из обслуги, тоже украинцы, только радуются, когда хозяин с ними «за жизнь» беседует. И разливаться про свою вильну страну готовы часами, пока не заткнешь. А эту даже самые простые вопросы в тупик ставят. Например, сколько на Украине стоит в городском автобусе прокатиться. Будто и не ездит туда каждые три месяца на побывку…
Можно, конечно, было поручить Настю тому же шефу охраны, Володину. Или потребовать от «Идеальной няни», чтоб провели более тщательную проверку. Однако Кривцову нравилось разгадывать подобные, отнюдь не вселенского масштаба, загадки самостоятельно. Во-первых, просто смотреть занятно, как несчастная нянька в собственной лжи все больше запутывается. Во-вторых, тайна тем дороже, чем меньше народу в нее посвящено. Да и тренировка опять же: научишься козни маленьких людей раскрывать – сильные мира сего тоже понятнее станут…
Вот и прижал он в один прекрасный день Настену окончательно. Та как раз из очередного отпуска вернулась. Начала, как всегда, неуверенно разливаться, что дочка уже совсем взрослая и такая хозяюшка, помогала маме обои в квартире переклеивать. А Кривцов няню к ногтю. Какая, мол, дочка, какие обои – если ты в отпуск ездила не на Украину, а в Ессентуки? (Билеты сам в Настиной сумочке нашел, не побрезговал. А заодно и паспорт проверил: из него следовало, что за последние четыре года няня ни разу на Украине не была.)
Ну, Настька, конечно, расплакалась. И сквозь рыдания поведала Кривцову свою скорбную повесть. Что зовут ее на самом деле по-другому и вляпалась она, по своей глупости, по самую маковку в паршивую историю и уже сколько лет вынуждена по чужим документам жить… Но это все не со зла, просто подставили ее… А Лизочку, дочку его, она искренне, по-матерински любит, не чета иным дипломированным, с иностранными языками няням…
Макар Миронович, разумеется, возмутился. И сначала решил Настену вышвырнуть с волчьим билетом, а Позднякову прищучить, чтоб та ему неустойку выплатила. За то, что ввела в его семью откровенную мошенницу. Уже было рот открыл, чтоб велеть Анастасии собирать вещички и убираться вон. Но потом вдруг его осенило: а зачем?.. Не лучше ли все оставить как есть?.. А няню использовать? Ведь если он сделает вид, что простил ее, и оставит в своей семье, отказать она ему не сможет! Ни в чем! Что угодно проси! Тем более что есть, о чем попросить. Очень даже есть.
И в голове его быстро родился план. Что именно Настя станет главным козырем в его разводе. Пусть расскажет с красочными примерами, какая гадина его жена. Как та обижает дочь, ввела в дом любовников – текст заявления для няньки он продумает…
Настя, конечно же, заверила хозяина, что сделает все, что тот ей велит. Речь, что он написал для нее, она выучила назубок, перед камерой выступила блестяще – припечатала его супругу по всем статьям… И заверила хозяина, что и на суде, под присягой, все обвинения повторит: «Я ж перед вами кругом виновата, все, что прикажете, сделаю… Только не выгоняйте!»
Макар Миронович благосклонно кивнул. Но про себя решил: глаз с хитрюги Анастасии спускать нельзя. Слишком много та знает…
И камера видеонаблюдения засекла: Настя поздним вечером подошла к его жене… Слов было почти не разобрать, однако кое-что Кривцов расслышал: Настя жаловалась хозяйке, что у нее большие проблемы. И просила у Елены денег. Много. А взамен обещала поведать некую тайну…
Счастье, что Елена была уставшая и от няньки просто отмахнулась. Рявкнула что-то вроде: «Я деньги зарабатываю – не печатаю. А на проблемы твои мне плевать».
Макар Миронович мгновенно принял решение переходить к резервному плану и от Насти избавляться. Немедленно. Тем более что и канва, как это сделать, у него уже сложилась… Резервный план он на всякий случай составил.
«Убьет» няньку один из его охранников. Костя Климов.
Благо на Костю у Кривцова тоже информация имелась. Что приключилась у парня еще в школе любовь с одноклассницей. Эффектная, словно в кино – стихи друг другу посвящали, дня в разлуке прожить не могли. А однажды девушку нашли мертвой. У нее были перерезаны вены. Наискосок – от внешней стороны ладони до внутренней части локтя. А на ноже, который валялся рядом, оказались отпечатки Костиных пальцев.
…Парня всерьез подозревали в убийстве. Однако тому удалось оправдаться: подружка, мол, давно о красивом самоубийстве поговаривала… а что отпечатки на ноже его – так схватил неосознанно…
Однако, если няня в доме, где нынче служит охранник Климов, будет убита точно таким же способом, вопросов, кто убийца, у следствия не возникнет. Особенно если самого подозреваемого допросить не удастся – замучили того угрызения совести, с собой покончил…
Оставалась единственная задача: найти человека, кто сможет исполнить – за Костика! – эту роль.
Ну а такого, решил Кривцов, ему найдет верный адвокат. Нурлан.
Тот, правда, план хозяина не одобрил. И вообще кобениться пытался. Зачем, мол, убивать няньку, если кассета уже записана? Ну и пусть та все его жене расскажет – поздно, признание-то уже есть!
Однако Макар Миронович его и слушать не стал, сразу голос повысил: мол, приказ есть, изволь выполнять.
И Нурланчик все сделал – как ему велели.
Только в последние дни хмурый ходил. А сейчас вообще трубку не снимает.
Кривцов вышел на палубу. Вдохнул сырой осенний воздух. Вокруг расстилалось водохранилище. Совсем стемнело. Давно пора возвращаться в яхт-клуб.
Макар Миронович в очередной безнадежной попытке набрал знакомый номер. Гудки, гудки…
– Нурик, черт, где тебя носит?! – раздраженно пробормотал он.
А через секунду яхта содрогнулась от страшного удара.
* * *После часа изнурительной борьбы с мешком Маша совершенно успокоилась. Приняла душ, кое-как высушила под маломощным феном в раздевалке волосы. Взглянула на часы: только девять. Родители ужинать сели… А ей, хоть и соскучилась она по ним ужасно, по-прежнему совсем не хочется присоединяться к семейной трапезе. Лучше пройтись. Спокойно отдышаться, прийти в себя. Еще раз все обдумать. Тем более что и дождь кончился, и фонари на городских улицах светят празднично – не то что в поместье Кривцова с его одиноким прожектором. Соскучилась она по Москве, по ее шуму, по толчее…
Маша с наслаждением вышла в холодный осенний вечер. По контрасту ли с подмосковными ветрами или просто после нагрузки ей показалось: на улице совсем тепло. Гуляй да размышляй. Вот и побрела медленно в сторону дома, четыре с хвостиком километра.
И занимал ее мысли опять Кривцов. Один и исключительно он. Заботливый отец. Удачливый бизнесмен. Лояльный к своим преданным вассалам – и безжалостный к тем, кто ему неугоден.
И разрозненные кусочки мозаики, подобранные случайно, без всякой системы, сами собою собирались в логичную, стройную картину.
Она теперь точно знала, кто убил и няню Анастасию, и охранника Костю.
Но единственная беда: никаких доказательств у нее не было.
* * *Маша пришла домой в одиннадцать вечера.
Родители ложились спать. Она заглянула в их комнату, улыбнулась, расцеловала, протараторила:
– Мам, пап, я вернулась! Все нормально, только устала дико. Пойду лягу. Завтра поговорим, ладно?..
С удовольствием плюхнулась в собственную постель, забилась под одеяло. И почти мгновенно провалилась в сон.
А проснулась от того, что дико болело горло. В голове – словно молоточки стучат. И по телу пробегает то волна жара, то ледяной холод.
Маша с трудом приподнялась в кровати. Блин, этого и следовало ожидать. Сначала на яхте промерзла, потом, после тренировки и душа, распаренная бродила по городу. Вот и догулялась. Температура явно за тридцать восемь. Прямо скажем: некстати.
И еще пить очень хочется, а идти на кухню за водой нет сил.
Всегда с вечера оставляла на тумбочке бутылку с минералкой, но вчера, конечно, забыла.
Однако питье у кровати оказалось – целый термос. И апельсин, заботливо нарезанный на дольки и укрытый целлофаном. И аспирин… А еще мамина записка:
Машенька! Я утром заглянула к тебе и поняла, что ты заболела. В термосе чай с лимоном и медом, на тумбочке градусник и телефон. Сразу, как проснешься, обязательно измерь температуру и вызови врача. Целую, мама.
Маша благодарно улыбнулась. Открыла термос, пока чай остывал, жадно набросилась на прохладный, освежающий апельсин. Какого ж черта она все это затеяла?! Зачем ей вообще было нужно искать биологическую мать? Причинять боль пусть приемным, но таким замечательным родителям?! Ведь только они ее и любят. По-настоящему любят…
Мысли путались – у нее действительно был жар.
Маша отхлебнула чая, устало откинулась на подушки.
И в этот миг зазвонил телефон. Родители, кто-то из них. Волнуются. Хотят спросить, как она себя чувствует.
– Да… – прохрипела в трубку Маша.
Но, вместо маминого родного, услышала веселый голос подружки. Миленка. Ох, до чего же некстати…
– Машка, ты дома?! Ну, наконец-то! А то мобильник у тебя не отвечает, я совсем с ума схожу!..
– Милен, извини, – пробормотала Мария. – Я заболела, говорить вообще не могу, горло дерет.
Однако ни слова сочувствия в ответ – Миленка лишь затараторила еще громче:
– Слушай, мне твоя мама сказала: ты у Кривцовых няней работаешь? Это что, правда?..
– Уже не работаю, – Маша изо всех сил старалась не сглотнуть, но не вышло, и горло опять обдало волной боли.
– Но работала? – продолжала пытать подруга.
– Да.
– И вчера тоже работала?..
Мария насторожилась.
– Тоже. А что?
– И про Кривцова знаешь?! – триумфально выкрикнула подруга.
– А что с ним?..
– Так нету больше Кривцова! Погиб!
– Как погиб? – растерянно пробормотала Маша.
– На яхте своей взорвался! Взрывное устройство мощнейшее!
Голова совсем пошла кругом.
А Миленка продолжала верещать:
– Слушай, болеешь ты, не болеешь – я к тебе приеду! Прямо сейчас. Будешь мне рассказывать. Все – про него и про его семейку! А то ж отписываться надо, тема ведь моя!
– Подожди, Милен, – Маша тщетно пыталась собраться с мыслями.
И в этот момент услышала, как звонят в дверь. Требовательно. Так звонит тот, кто имеет на это право.
В голове сразу же выстроилась цепочка. Вчерашний день. Яхта. Кривцов – и она. А потом взрыв…
Похоже, ей не придется идти в милицию – за нею уже пришли.
Не открывать?
А звонок разливается все увереннее и громче.
– Извини, Милена, мне надо дверь открыть, – твердо произнесла Мария.
Нажала на «отбой».
Встала с постели, накинула халат. Скрываться и прятаться бессмысленно. Ее все равно достанут. И лучше уж сразу все рассказать. Но поверят ли ей, что она не ведала ни о каком взрывном устройстве?.. И на яхту явилась с одной крошечной дамской сумочкой? Туда одна губная помада с расческой и помещались. Только подтвердит ли это Володин?!
Маша тяжело прошлепала к двери. Распахнула ее. И сделала шаг назад.
Потому что на пороге стояла Елена Анатольевна Кривцова.
Одна.
* * *…Они стояли в коридоре, перед большим зеркалом. Самые близкие друг другу люди. Мать и дочь. Одна – в халате, с распухшим носом, неприбранными волосами. И вторая – безупречно одетая и причесанная, с холодным, тщательно выхоленным лицом. Первой из них было двадцать пять. Второй – сорок три. И виделись они (за вычетом мимолетных встреч в особняке) второй раз в жизни.
В коридоре горела единственная тусклая лампочка, и в полусумраке казалось, что они не похожи. Никаких фамильных черт. Похожих носов или разреза глаз. Объединял женщин лишь одинаково решительный взгляд. И упрямо поджатые губы.
«Мама… – пронеслось у Марии. – И это – моя мать?!»
Елена Анатольевна тоже смотрела на нее, будто не веря.
«Неужели она сейчас скажет что-нибудь, как из сериала: дорогая моя доченька, наконец я тебя нашла! Тогда я просто рассмеюсь…»
Однако Кривцова лишь сухо произнесла:
– Я могу войти?
– Да. Чувствуйте себя как дома, – усмехнулась Мария.
Елена Анатольевна вдруг произнесла совсем неожиданное:
– Мария, скажите, в ваших документах на удочерение, конечно, есть медицинское заключение?
– Что-что?
– Заключение о состоянии вашего здоровья, – терпеливо повторила Кривцова. – Оно обязательно должно предоставляться в суд…
– Что-то такое было, – вспомнила Маша. – Но зачем вам?
– Я могу на него взглянуть? – требовательно произнесла Елена Анатольевна.
– Да, пожалуйста, – пожала плечами девушка.
Дерматиновую папку с документами больше не прятали – она лежала в серванте. Вместе с загранпаспортами и гарантийными талонами на домашнюю технику.
Маша быстро пролистала бумаги. Нашла нужную. Протянула Кривцовой.
Та пробежала глазами короткий, в два абзаца, текст. Задумчиво процитировала:
– Диагноз – практически здорова…
Вернула документ Марии.
Ее глаза мстительно сверкнули.
И она с удовольствием произнесла:
– Значит, есть бог на свете.
А потом улыбнулась:
– В этом доме мне дадут чаю? Я хочу тебе кое-что рассказать.
* * *…Молодость, красота и свобода. Что еще надо в жизни? Мамаша, правда, про ум вещает, но кто б квакал! Сама-то свою жизнь построила курам на смех. Сначала папаню, алкаша и дебошира, терпела. Что ни творил, сносила покорно, словно овца. Только голову руками прикрывает да умоляет: «Пожалуйста, не надо!» И дочку все наставляла: «Не зли его, Леночка!»