Было прохладно, и легкие наполнялись такой потрясающей морской свежестью, что кружилась голова. Из динамиков неслась тихая красивая мелодия, а над головой – будто продолжением берега – сияли тысячи звезд.
Их столик был у самого борта, чуть в стороне от всех остальных. Он был накрыт белой скатертью, и украшен свечой в пластиковом колпаке – чтоб не задул ветер.
– Давай выпьем шампанского, – предложила Марина, когда к ним подошел официант.
– Тут впору не шампанское, а водку пить, – проворчала Женя куда-то в сторону. Она весь вечер была такой – задумчивой, мрачной и молчаливой.
Но Марина не послушалась.
– Давайте бутылку шампанского, – велела она, – и фрукты.
Когда официант отошел, она придвинулась вместе с креслом поближе к Жене и взяла ее за руку.
– Котенок, что с тобой?
Вопреки ожиданиям, Женя ладонь не убрала. Так и осталась сидеть – лицом к берегу, кудрявым затылком к Марине. И тогда она придвинулась еще ближе, наклонилась и шепнула в Женино ухо:
– Думаешь о ней?
Женина голова сделала движение сверху вниз, и пушистые волосы защекотали Маринин нос. Она разомкнула губы и немного подышала в Женину шею. Сработало – та наконец обернулась, и целую секунду они смотрели друг на друга на расстоянии всего нескольких сантиметров.
А потом Женя отодвинулась и откинулась на спинку кресла.
– Расскажи мне о ней. О ваших отношениях. О том, как все было…
Она не сказала «на самом деле», но – Марина была уверена – подразумевала именно это. И, конечно, она ждала этого вопроса, и думала над тем, что можно рассказывать, а чего нельзя. И еще там, на кладбище, решила говорить только правду. Как бы горька, возможно, она ни была.
– Зачем тебе это? – Марина закурила, наблюдая краем глаза как официант расставляет бокалы и открывает бутылку. – Ты же все равно не узнаешь, кто из нас врет.
Женя пожала плечами.
– Я звонила Яне. Пока что у твоей версии ровно на 4 очка больше, чем у Ленкиной.
Ах, да. Об этом Марина как-то не подумала. Ну и пусть. Значит, будет еще проще.
– Давай выпьем, – предложила она, поднимая бокал.
– Давай, – согласилась Женя, – за то, чтобы наши поиски скоро закончились.
– Аминь.
Звон хрусталя отозвался в ушах легкой музыкой, а шампанское с первого же глотка заставило кровь разгорячиться. Маринин взгляд скользнул с Жениной шеи ниже – в вырез сарафана, и задержался там ненадолго.
Рассказывать не хотелось. Хотелось наклониться, и зарыться туда носом, вдыхая запах и тепло.
– Ты будешь рассказывать или продолжать пялиться? – Ехидный Женин комментарий вернул ее к действительности. Она медленно поднялась взглядом от груди к шее, от нее – к подбородку, от подбородка – к губам, и только потом заглянула в глаза.
– А как тебе больше хочется, котенок? – Спросила, и заулыбалась, не дожидаясь ответа. – Ладно, не злись. О чем ты хочешь услышать?
– О ней. Как вы познакомились, как начали встречаться, как вообще все это было.
– Это было очень по-разному, котенок. Познакомились мы в очередном средней паршивости клубе, куда я пришла устраиваться на работу. Она была там администратором, а я стала ведущей. Как начали встречаться? Однажды засиделись допоздна за сценарием, и она просто и незатейливо меня трахнула.
– Средней паршивости? – Удивленно переспросила Женя. – Я думала, Ленка ставила шикарные шоу.
– Шикарные? – Теперь пришла очередь Марины округлять глаза. – Ну может, они и были шикарные для такого уровня клубов, но на вип уж точно не тянули. Помнишь «Эгос»? До него мы так и не доросли.
– Ясно, – Женя кивнула и опила из бокала еще немного, – давай дальше.
– А что дальше? С ней было трудно, это правда. Настроение менялось как погода в осеннем Питере. Сейчас она тебе улыбается, а через минуту – посылает на три веселые буквы и уходит в себя на час, а то и на несколько дней. Секс с ней был прекрасным, это правда, но внутрь она долго меня не пускала.
– Внутрь… в смысле…
– И в этом тоже, – Марина заулыбалась, глядя, как разливается краска по Жениной шее и лицу, – но больше в душевном. Она была закрытой книгой. Ничего о себе не рассказывала, ничего не спрашивала обо мне. Стоило проскочить между нами хоть чему-то, похожему на близость – она тут же отталкивала, и уходила. Иногда надолго.
– А история про Катю? Это хоть правда?
– Про девочку из труппы? Ну, она залетела, родила. Лека ей помогала материально, но вроде бы никакой истории там не было.
Женя мрачно кивнула и снова сделала глоток. Марина заколебалась, стоит ли говорить дальше, но решила продолжить.
– Я думаю, по-настоящему она любила только тебя, Жень. Все, что было после… Все мы… Это было не про любовь, а про что-то совсем другое.
– Откуда тебе знать?
– То, что рассказывала мне о ней ты, и то, что я видела собственными глазами – это были два разных человека. Думаю, только с тобой она была настоящей.
Один бог знает, как трудно и больно было Марине сказать это, но раз уж решила идти до конца – надо идти. А Женьку так жалко… Сидит насупленная, бокал за бокалом пьет, а в уголках глаз – слезы.
– Знаешь, Марин… Мне сейчас кажется, что я совсем ее не знаю. И никогда не знала. Что я видела только то, что она мне показывала, но это было только верхушкой айсберга.
Вот так, Марусенька. Маленькая Женька за несколько дней поняла то, на что у тебя потребовались годы. Да, конечно, верхушка айсберга – в этом и было все дело. Показательные выступления. Але-оп, тигры выходят на арену, зал аплодирует, аплодирует, аплодирует… А что за кулисами – никто не знает.
Корабль качнуло. Музыка на минуту прервалась, а потом заиграла новая мелодия – что-то безумно красивое и проникающее глубоко-глубоко. Может быть, за кулисы?
И Марина решилась. Встала, одернула на бедрах короткое платье, и протянула руку к Жене. Та посмотрела вверх, и ничего не сказала. Поднялась, взяла Марину за руку, и притянула к себе.
Они танцевали прямо возле столика, тесно прижавшись друг к другу, и в каждом движении Марина чувствовала, что улетает далеко-далеко.
…Я отдам тебе своё сердце и душу
На каждой дороге, по которой пойду
Я всегда готов отдать тебе всё
И я подарю тебе свою жизнь
…Сердце и душу
Все исчезло, растаяло – не было больше всех этих лет, всей этой боли и тоски, и отчаяния, и невозможности. Остались прежними руки, обнимающие мягко, и теплый живот, и сильное плечо, к которому можно просто прижаться щекой и ни о чем не думать.
Каждый день, каждый год
Мы будем видеть мильные столбы
Мы будем двигаться вперёд вместе
… Сердце и душу
Она подняла голову и посмотрела в Женины глаза. Кружилась голова, ноги едва-едва были способны двигаться, и в висках билось только: «сердце и душу».
В этих глазах ничего невозможно было прочитать, но Марина читала – каждый день, прожитый врозь, каждое слово, сказанное другому, каждая боль, пережитая в одиночестве. Все смешалось, и стало другим, новым, невозможным.
Нет пути назад
Мы должны двигаться дальше
Мы будем бороться, будем жить
И никогда не сдадимся
Опасность исходит отовсюду
И всё обращается в пыль
Я смотрю на твоё лицо
И вижу, что ты нуждаешься во мне
Ее кожа горела огнем, встречаясь с другой – такой же горящей. И хотелось кричать от разрывающих все существо чувств. Женя разомкнула губы, выдохнула, и теплый ветерок ее дыхания коснулся Марининого рта. И она поймала этот ветерок, вбирая его в себя, лаская языком и втягивая глубже и глубже.
Ее ладони скользнули на Женину шею, оттуда – на затылок, погладили волосы и замерли так. Сквозь ткань своего платья и ее сарафана она чувствовала, что не была одна в этом возбуждении, в этом сводящем с ума желании.
Без борьбы нет смысла
Сражаться со всем
Дальше будет тяжелее
Но я клянусь своей жизнью
…Я отдам тебе своё сердце и душу, сердце и душу
…Я отдам тебе своё сердце и душу, сердце и душу
Музыка взорвалась, врываясь через каждую клеточку тела в самый центр, и Марина задохнулась, почувствовав, как обхватили крепче ее Женины руки, как горячие губы коснулись виска и расплавили его дыханием. Она закружила ее в танце, приподнимая над палубой и опуская снова, забирая и отдавая, сводя с ума.
Что-то разливалось внутри, и собиралось в единое целое. Они и были сейчас единым целым – невозможно было бы сказать, где начиналась одна, и заканчивалась другая.
Я клянусь
…и всё, что у меня есть
…и всю себя
… я клянусь своей жизнью
… я клянусь своей жизнью
…я отдам тебе своё сердце и душу
Я отдам свое сердце и душу.
Музыка закончилась, корабль начал свой путь обратно к берегу. И десяток пассажиров – все как один – замерев смотрели, как стоят на палубе две женщины, слившись в самых тесных в мире объятиях, и шепчут друг другу что-то искусанными в кровь губами.
Я отдам тебе свое сердце и душу…
Глава 24.
– Оль, отнеси сумки на кухню. Леш, тащи детей в спальню. Да слушаю я тебя, слушаю! Не самый удобный момент, честно говоря!
Инна одной рукой держала у уха мобильный, другой пыталась снять с себя босоножки. Из глубины квартиры доносились громкие крики – это выспавшиеся в пути Даша и Лека соревновались в том, кто кого переорет.
– Инна, пакеты разобрать или оставить так?
В многоголосье влился Ольгин голос, и стало совсем невыносимо. Захотелось сесть на кровать и принять участие в соревновании детей.
– Так. Кристин, подожди секунду, – велела Инна, убрала трубку от щеки и наконец смогла разуться. Дальше она прошла в кухню, за плечи усадила растерянную Ольгу на стул в углу, отодвинула подальше пакеты, и проследовала в спальню. Там она схватила одной рукой Дашу и Леку одновременно, повалила на кровать, защекотала, и заявила, – предлагаю конкурс. Кто быстрее переоденется и отправится играть в веселые игры, тот получит вкусное мороженое, сказку на ночь и мультик про золушку.
Сработало – дети немедленно возжелали переодеваться, более того – Даша принялась помогать Леке.
– Мама, – сказала она, стягивая с сестры комбинезон, – а давай она будет жить с нами?
Инна бросила тревожный взгляд на Лешу, поймала такой же – не менее тревожный, и, вздохнув, ответила:
– Я подумаю, зайка. Давайте переодевайтесь и брысь играть. Я попью чаю с папой и тетей Олей и приду к вам с мороженым и сказкой.
Под радостные детские вопли она вышла из комнаты, и только тут вспомнила о молчащей до поры до времени трубке. Вздохнула и поднесла ее к уху.
– Я здесь.
– Что у тебя там за дурдом? – Поинтересовалась трубка Кристининым голосом.
– Мы забрали детей с дачи, и они немного возбудились. Кристина, я, честно говоря, очень устала, поэтому если у тебя ничего срочного…
– Эй! Не смей от меня избавляться! Я от тебя недалеко кстати – хочешь, заеду?
Инна не хотела. И честно сказала:
– Нет, не хочу.
– Категорически? Или полчаса выдержишь? Я ж все равно не отстану, ты знаешь – не живьем, так по телефону придется со мной поговорить.
На нее было невозможно сердиться – со своей убийственной откровенностью, Кристина могла вызвать только улыбку.
– Ладно, – решила Инна, – но только учти, через полчаса ровно я уйду к детям, и развлекайтесь сами как хотите.
– О, ты не одна? Отлично! Через пять минут буду.
Усталость огромным шкафом упала на Иннины плечи.
Ничего. Ничего. Еще полчаса, и все кончится.
Она прошла на кухню, улыбнулась сидящей в углу Ольге, и принялась разбирать сумки. Следом на кухне появился Леша – уже одетый.
– Уходишь? – У Инны не осталось сил даже удивляться.
– Поеду домой, надо убраться и подготовить все к Лекиному приезду. Я не самый расторопный хозяин, ты знаешь… Ольга, рад был познакомиться. Ин… Завтра я ее заберу, ладно?
– Ладно.
Он помахал рукой, и вышел. Через секунду Инна услышала звук захлопнувшейся двери. Услышала и даже не дернулась – стояла перед включенным чайником, оперевшись руками о столешницу, и набиралась сил.
Мягкие пальцы, опустившиеся на плечи, застали ее врасплох, и, не давая опомниться, принялись разминать уставшие мышцы. Она почувствовала горячее дыхание на своем затылке, и едва заметное касание груди к спине.
Сопротивляться не было никакой возможности, и она просто расслабилась, чувствуя, как постепенно утекает усталость под этими сильными умелыми пальцами.
Постепенно руки Ольги сместились ближе к шее, убрали в сторону волосы, и начали свои мягкие движения от ушей вниз. Грудь прижалась к спине чуть сильнее, чем следовало бы, а дыхание – Инна слышала – немного сбилось.
– Спасибо, – строго сказала она, уворачиваясь от нового прикосновения, и отходя к холодильнику, – мне гораздо легче.
Их взгляды встретились. Ольгин – недоуменный, возбужденный и злой одновременно. И Иннин – холодный и спокойный. Несколько секунд продолжалась молчаливая борьба, а после Ольга кивнула, и вернулась на свое место – за стол.
– У тебя славная дочь, – заявила она, будто продолжая прерванный разговор, – очень на тебя похожа.
– Спасибо, – улыбнулась Инна. Она уже потянулась за вскипевшим чайником, как раздался протяжный звонок в дверь.
Кристина.
– Должна тебя предупредить. Это моя подруга, и она бывает… несдержана на язык. Заранее прошу прощения.
Она прошла в прихожую, открыла дверь и посторонилась, пропуская стремительную и растрепанную Кристину.
– Привет, милая. Кто у тебя? Леха?
– Нет, – на руки Инны упала сумка, сверху – пакет, а еще сверху – коробка с печеньем.
– А кто? – Кристина на секунду прекратила разуваться и уставилась на подругу снизу вверх.
– Коллега по работе. Так что веди себя прилично.
– О, я просто верх приличия, милая. Где дети?
Не дожидаясь ответа, она забрала пакет, и проследовала в детскую, откуда незамедлительно раздались приветственные вопли.
Инна пожала плечами и вернулась на кухню. Ольга уже успела разлить по чашкам чай, и курила, сидя на подоконнике. Пришлось подходить к ней, отбирать сигарету и, затушив, выбрасывать в ведро.
– В нашем доме не курят, – объяснила Инна в ответ на возмущенный взгляд.
– Да? А чего еще не делают в вашем доме? – Ольгин палец нахально опустился на Иннину ключицу и провел дорожку вниз – вдоль выреза футболки. Инна отпрянула, и спиной налетела на неслышно вошедшую в кухню Кристину.
– Так-так-так, – протянула та, – интересно.
– Знакомьтесь. Кристина, Ольга. Кристина – моя подруга. Ольга – коллега по работе.
– Очень приятно, – само изящество, Ольга спрыгнула с подоконника и протянула руку.
– А уж мне как приятно, – хмыкнула Кристина, – Рубина, вынимай печенье и дай мне чаю. Ведь день в бегах – присесть некогда было.
Инна послушно подала чашку. Кристина уселась справа – у подоконника, Ольга снова расположилась слева. Они буравили друг друга насмешливыми взглядами, и Инна чувствовала себя между двух огней. И это при том, что общались обе исключительно с ней, но не друг с другом.
– От жены есть известия? – Спрашивала Кристина, старательно отслеживая на лице Ольги реакцию на слово «жена».
– Нет, – коротко отвечала Инна.
– Ты планируешь возвращаться на работу? – Ненавязчиво интересовалась Ольга.
– Да.
– Дети теперь будут жить у тебя?
– Нет.
– Хочешь, сходим как-нибудь все вместе в цирк?
– Да.
– Женька звонила?
– Нет.
– Отец твоей дочери – Алексей?
– Да.
После второй чашки чая терпение Инны лопнуло.
– Дамы, я прошу прощения, но мне нужно к детям. Если хотите – предлагаю вам продолжить общение без меня.
Как и следовало ожидать, Ольга тут же начала прощаться. Как и следовало ожидать, Кристина решила остаться. И не успел на щеке Инны остыть прощальный поцелуй, не успел стихнуть звук захлопнувшейся двери, как она приступила к допросу.
– Ну и как это понимать?
– Никак, – пожала плечами Инна, – Кристин, от твоих тридцати минут осталось десять. О чем ты хотела поговорить?
– Что происходит? Кто эта шикарная женщина, которая так откровенно к тебе клеится?
– Это коллега по работе.
– Это я уже слышала, – от Кристины так просто не отстанешь, – ты с ней спишь?
– Нет.
Инна демонстративно открыла входную дверь и кивнула в ее сторону.
– Мои десять минут еще не прошли! – Возмутилась Кристина.
– Верно, но лимит хамских вопросов на сегодня исчерпан. Брысь.
Возмущаясь и стеная, Кристина послушалась. Инна закрыла за ней дверь, прошла в гостиную и взяла в руки фотографию в рамке, на которой были сняты они втроем – она, Лиза и Даша.
Все трое выглядели удивительно счастливыми, да ведь и были такими, были.
Инна вздохнула, коснулась губами Лизиного лица на фото, и, сглатывая слезы, прошептала:
– Мне очень тебя не хватает, моя девочка. Очень.
Поставила фото на место и пошла кормить детей мороженым.
***
– Где у вас тут вход в онкологическое отделение? – Женя за рукав поймала пробегающую мимо медсестру.
– Налево, вдоль тополей, и вниз, – на ходу ответила та, и побежала дальше.
– Замечательно, – проворчала Марина, – лесом, полем, полем, лесом, третий справа от луны.
Женя молча кивнула и пошла в указанном направлении.
За сегодня они уже седьмой раз спрашивали дорогу, но к цели так и не приблизились – возникало ощущение, что при строительстве этой огромной больницы у инженеров была отдельная задача – сделать так, чтобы некоторые отделения было просто невозможно найти.