В Москву они прилетели на самолете. Остановились в гостинице, и Марина исчезла куда-то на целые сутки. Вернулась она уже с деньгами, а на вопрос «откуда» только отмахнулась – «лучше тебе не знать». И Женя подумала, что, пожалуй, в этот раз она права.
Дальше были длинные переговоры по телефону с Лешей, Кристиной и снова Лешей. Чего только Женя не наслушалась о себе! «Мать-ехидна» было самым мягким определением из всех, что наградили ее друзья.
Затем они встречали поезд из Таганрога, и забирали у проводника Женин загранпаспорт (Передала его, конечно, Лиза – все остальные просто отказались помочь), оформляли билеты, заказывали отель.
Финалом истории стало путешествие на аэроэкспрессе от Павелецкого вокзала до аэропорта Домодедово, и посадка в самолет.
Москва-Денпасар. Женя то и дело доставала корешок билета и еще раз смотрела на сделанную латиницей надпись. И все равно не могла поверить. Москва-Денпасар. С ума сойти. Она летит на другой конец земного шара. Через реки и горы, моря и океаны.
– Женька, смотри, – возбужденно зашептала Марина, указывая на монитор, встроенный в спинку переднего кресла, – мы летим над океаном!
Женя тут же приникла к иллюминатору, но в него ничего не было видно, кроме облаков. Она повглядывалась в белое покрывало, укутывающее небо, и снова откинулась в кресле.
– Марусь, – сказала она, глядя на маленький самолетик на экране монитора, – когда мы прилетим… Что мы будем делать?
Она почувствовала, как Марина кладет руку на ее колено и легонько сжимает. Стало тепло.
– Нет, правда, – продолжила она, – мы сразу поедем в отель, да?
– Наверное…
– А потом бросим вещи и разделимся? Как ты думаешь, сколько серфинговых школ на Бали? Вряд ли больше десятка?
– Женька…
Маринина рука с колена переместилась на Женину щеку, надавила, поворачивая лицо. Теперь они смотрели друг на друга. Марина потянулась, и поцеловала Женю в уголок губ. По-сестрински поцеловала, очень заботливо.
– Успокойся, – сказала она, – мы ее найдем, обязательно.
Женя кивнула и отвернулась. Руки сами собой полезли в карман за мобильным телефоном – вот уже несколько дней кряду в нем не закрываясь жила Лекина страничка вконтакте.
Она изучила ее всю – посмотрела фотографии, почитала надписи на «стене», прослушала музыку. И с каждой знакомой песней ей казалось, что километры, разделяющие их, становятся меньше и меньше, тают на глазах.
Там было все – и «Сплин», и «Нау», и такие любимые и болючие «Снайперы». Там была Янка Дягилева и «Кино». Там было «Зимовье зверей» и Кинчев. И там была Лека – та, старая Лека, которая как будто вынырнула из Жениного сердца и расплылась по экрану соцветием букв и звуков.
Лека, которая не боялась ничего и никого, которая напролом шла туда, куда хотела и брала то, что ей нужно, никого не спрашивая. Лека, способная бросить, и Лека, помчавшаяся бить морду парню, обидевшему ее друга.
Лека, написавшая в графе «О себе» – «Редкостное чудовище», а в любимых цитатах – «Настоящая свобода начинается по ту сторону отчаяния».
Она была здесь – совсем близко, только протяни руку. Но Женя знала всегда, а теперь видела точно – протянешь руку, и уткнешься в холодное стекло экрана телефона.
Не получалось простить. Хотелось, но не моглось – как она посмела ТАК врать? Как посмела скрывать от нее ТАКОЕ важное? Как?
Как могла смотреть в глаза, плакать, рассказывая про Сашу, когда все это было враньем от первого до последнего слова?
– Не спеши, котенок, – сказала вдруг Марина, и Женя поняла, что она снова – который раз – умудрилась прочитать ее мысли, – дай ей шанс объяснить.
– Тут нечего объяснять, – отмахнулась Женя, выключая телефон, – мы найдем ее, ты поговоришь с ней, и мы отправимся обратно.
Или обратно отправлюсь я одна.
***
Самолет приземлился в Денпасаре утром. Еще до посадки Женю было не отлепить от иллюминатора – облачности не было, и она целый час могла любоваться на бесконечную синеву океана, укрытую тонкими белыми «рябушками», на маленькие острова, на точечки, которые скорее всего были кораблями.
Сказать, что она была в восторге, значило бы не сказать ничего. Сердце билось как бешеное, и дыхание перехватывало от предвкушения.
Самолет садился, и было ощущение, что он садится прямо в океан – впереди и вокруг было только синее-синее водное пространство.
– Дамы и господа, добро пожаловать в Денпасар, – объявил командир корабля, – температура в аэропорту прибытия плюс тридцать пять градусов, желаем вам хорошего отдыха на Бали.
Бали! Бали! Бали!
Женя не могла поверить своим ушам, глазам, рукам. Она в числе первых выскочила из самолета, и задохнулась от влажности и сладости воздуха. Он был совсем не таким, как в Москве, и Таганроге, и Питере – терпкий и вязкий.
– Женька, идем! – Заторопила Марина. – Надо оформить визы!
Пока оформляли визы и стояли в очереди на контроль, Женя крутила головой туда-сюда. Она еще никогда такого не видела – стены аэропорта были украшены индонезийскими фресками, то тут, то там стояли деревянные статуи богов, а весь персонал (преимущественно мужчины) был одет в белые одеяния и затейливо завернутые тюрбаны.
То тут, то там слышалась англоязычная речь. Туристов было много – они стояли в очереди к деревянным стойкам контроля, переговариваясь и перелистывая проспекты.
– Я тоже такое хочу! – Заявила Женя, и Марина жестом указала ей на стойку с бесплатной бумажной раздаткой. Женя тут же набрала себе огромную гору.
Чего там только не было! И Спа, и экскурсии, и школы серфинга, кайтинга, виндсерфинга. И зоопарк, и сафари, и сплав на лодках!
У Жени голова пошла кругом. Ей захотелось всего и немедленно.
– Сколько школ? – Она даже не поняла сразу, о чем спрашивает Марина, а когда поняла – встряхнулась и немного пришла в себя. Перелистала проспекты.
– Восемь, – улыбнулась, – всего-то, подумаешь.
Марина покачала головой, но ничего не сказала.
Через час они прошли, наконец, контроль, забрали багаж и смогли выйти на улицу. Жене на шею тут же надели гирлянду из красивых и потрясающе пахнущих белых цветов. Вторая досталась Марине.
Поискав среди толпы встречающих табличку с надписью «Kovaleva» они наконец встретили своего гида, и погрузились в просторную машину.
– Вот ваши сим-карты, – на ломаном русском рассказывал гид по дороге, – а вот мой номер. Вы можете звонить по любому поводу. Например, если захотите экскурсию. Самое главное в целях безопасности – не пейте воду из-под крана, пейте только из бутылочек. Не давайте слишком больших чаевых. Не обращайте внимания на нищих. Желаю вам прекрасного отдыха!
Машина ехала по маленьким улицам, то и дело застревая в пробках. Марина ворчала, а Женя радовалась возможности все осмотреть. Это было так необычно! Маленькие домики соседствовали с современными высокими зданиями, то тут, то там попадались пальмы, и буквально на каждом шагу продолжали встречаться статуи!
– Ваш отель находится недалеко от океана, – продолжал гид, – вы можете взять в аренду мотобайк и передвигаться на нем, или арендовать машину, или же пользоваться услугами такси.
– Дорого ли стоит мотобайк? – Тут же поинтересовалась Женя.
– От двух долларов в день, – улыбнулся гид, – аренда машины обойдется в десять раз дороже.
– Слышала, Марусь? – Женя аж подпрыгивала на сиденье. – Всего два доллара в день! Я хочу байк!
– Конечно, котенок. Скажите, а как много серфинговых школ на Бали?
– О, их очень много, – ответил гид, – на каждом шагу вы встретите одну из них. А Кута – место, куда мы едем и где находится ваш отель – это центр сбора всех серферов. Отличные волны для новичков!
Марина и Женя переглянулись. Интересно, за это время Лека осталась новичком, или успела отправиться дальше? Им предстояло это выяснить.
Отель оказался двухэтажным, чистеньким и очень красивым. В номер их проводил симпатичный индонезиец в белом наряде, показал санузел, торжественно выдал пульт от телевизора, и, с благодарностью приняв доллар на чай, вышел.
– Двуспальная кровать, – вздохнула Марина, – вот бестолочи.
– Какая теперь уж разница.
Жене правда было все равно. Бояться было больше нечего – все, что могло случиться, уже случилось, и прятаться от этого было бы глупо.
Она бросила чемодан в угол, быстро переоделась в белые шорты, и, схватив Марину за руку, потащила ее за собой.
На улице их снова чуть не сбил с ног оглушительно сладкий запах. Они шли от отеля по дорожке вперед, любуясь свисающими из-за забора пальмовыми листьями и радуясь каждому прохожему. За две минуты, которые понадобились чтобы дойти до пляжа, они встретили пять человек с досками.
Пляж находился близко – перейти однополосную дорогу, пройти через ворота в высоком каменном заборе, и вот он – огромный, бесконечный, шумный… океан.
Женя замерла с открытым ртом, любуясь громадой и бесконечностью океана. Он был… сильным. Он был… бесконечным. И он был… родным.
Женя замерла с открытым ртом, любуясь громадой и бесконечностью океана. Он был… сильным. Он был… бесконечным. И он был… родным.
– Здравствуй, милый, – пронеслось у нее в голове, – вот и я.
Метровые волны вздымались то тут, то там, с шумом обрушиваясь в воду. Женя сняла шлепки и босиком прошлась по песку к полосе прибоя. Отсюда стало видно серферов.
Их было очень много – не меньше тридцати человек, каждый с доской. Некоторые сидели на досках прямо в океане, другие только заходили в него, а какая-то девушка в белой обтягивающей водолазке скользила на оранжевой доске вдоль огромной волны.
– Смотри, – ахнула Женя, – Маруся, смотри!
Девушка сделала поворот, еще один, играя с волной, проехала еще немножко и упала в воду. Женя с волнением ждала – вынырнет ли? Вынырнула, улеглась на доску, и поплыла обратно в океан.
Она смотрела во все глаза: как девушка подплывает к группе ребят в таких же водолазках, только другого цвета, садится на доску и начинает что-то им объяснять.
– А вот и школа, – услышала Женя рядом. Оглянулась и увидела задумчиво смотрящую в ту же сторону Марину, – видишь надписи?
Теперь Женя и правда увидела – на каждой водолазке красовалось «Surf school». А эта девушка, наверное, была инструктором.
Женя подавила в себе желание немедленно кинуться в океан, подплыть к группе и попросить: возьмите меня, возьмите с собой, я тоже хочу покорять волны!
Вместо этого она ласково потрепала Марину по плечу и сказала:
– Давай искупаемся, Марусь. И займемся поисками.
***
В то же самое время, как Женя и Марина в Куте любовались волнами океана, Инна Рубина сидела на песке Солнечного пляжа города Таганрога, и утирала соленые слезы.
Солнце уже клонилось к закату, и людей на пляже почти не было – под железным зонтиком сидела какая-то парочка, и одна семейная пара торопилась увести домой расшалившихся детей.
Брюки промокли, плечики от футболки съехали набок, но Инне было все равно. Она обнимала себя за плечи, покачивалась туда-сюда, и изредка вытирала ладонями щеки.
Было больно. Больно и как-то… странно. Перед глазами то и дело вставало Лизино лицо – совершенно чужое, отстраненное, с глазами, полными желания, предназначенного уже не Инне, а другой. Инна знала: все что угодно сможет она забыть, но этих глаз не забудет никогда.
Что же ты натворила, девочка моя? Что же ты наделала?
Дышать было тяжело, воздух тисками сжимал легкие и не хотел выходить наружу. Тело сопротивлялось самой жизни, стремилось покончить с ней раз и навсегда.
Неужели она ее любит? Господи, но как же это может быть? Невозможно, невыносимо, нереально. Как можно вчера любить одну, а сегодня – уже совсем другую?
– А другую ли? – Прозвучал где-то в ушах голос, и Инна даже оглянулась, но никого не увидела.
Она всхлипнула, и крепче обхватила руками собственные плечи.
Что же делать, боже мой, что же делать? Она привыкла всегда и во всем полагаться на себя, на свою интуицию, чутье, здравый смысл, но сегодня все трое хранили сосредоточенное молчание. Говорила только боль. И не говорила даже, а кричала, вопила, хрипела:
– За что? Что я сделала не так?
– Ничего.
На этот раз Инна не стала оглядываться, и зря – через секунду чьи-то руки обхватили ее сзади, прижали к себе и начали укачивать, как маленькую.
– Ничего, Инчонок. Ты все сделала правильно.
И тогда она прижалась к отцу и разрыдалась уже в полную силу – захлебываясь в слезах, хрипя и задыхаясь. А он только крепче прижимал ее к себе, дожидаясь, когда закончится приступ.
– Почему? – Кричала Инна, ногтями впиваясь в папину руку. – Почему ТАК? Она ведь даже ее не знает! Она не могла узнать ее так быстро. Так почему ТАК?
Сорвалась на тоскливый скрип и умолкла.
Тогда отец достал носовой платок и начал вытирать ее мокрые щеки. Потом поднял, усадил к себе на колени, и снова обнял.
– Маленькая моя, – нежно сказал он, – все это пройдет. Как бы ни было больно сейчас, это пройдет.
– Что мне делать, папа? – Спросила Инна сбившимся голосом.
– А что ты хочешь делать?
Она уткнулась носом в сильное плечо и замолкла. Желаний не было. Боль и слезы выжгли внутри все, и ничего не осталось.
– Ничего, – прошептала она, – я не хочу ничего.
– Тогда ничего и не делай.
Солнце зашло окончательно, и о присутствии рядом моря уже можно было догадаться только по шуму прибоя. Инна чувствовала, как успокаивается внутри нее боль, усмиряется, укладывается плотно в отведенное для нее место. Она знала, что это не пройдет – боль просто будет лежать там, тихо, до следующего взрыва.
– Как ты меня нашел? – Спросила она, первый раз за сегодняшний день посмотрев на отца. – И зачем искал?
– Позвонила Леля, сказала, что говорила с тобой по телефону и что что-то явно случилось. И мы отправились тебя искать. Мне повезло раньше.
– То есть Леля сейчас ищет меня где-то в районе порта?
Она почувствовала, как отец засмеялся – его грудь затряслась.
– Нет, уже не ищет. Хочешь, пойдем домой? Мама сделает чай с мятой, посмотрим вместе какое-нибудь кино.
– Нет, папа, – каждое слово отзывалось горечью, – я хочу побыть тут еще немного. Мне нужно… подумать.
– Хорошо, милая.
Он и не подумал уходить, и Инна была рада, что он остался. Его руки давали уверенность в том, что несмотря на то, что мир рухнул, развалился на кусочки, есть что-то, что осталось.
– Ты тогда специально сделал так, да? – Спросила она. – Чтобы мне было на кого злиться?
– Да. На нее ты тогда злиться не могла. А сейчас – можешь?
Инна прислушалась к себе. Боль была, надежно уложенная в паз. Горечь была – растекалась по груди. Обида была. И страх. И тревога. А злости – почему-то не было. Во всяком случае, не к Лизе.
– Она спит с моей начальницей. И вот на нее я могу злиться.
Стало легче. Как будто бурлящие в груди чувства нашли выход, и бурным потоком полились в сторону Ольги.
Дрянь. Мерзкая актриса, возомнившая себя богиней. Она пыталась соблазнить Инну, а когда не вышло – соблазнила ее жену. Зачем? Не важно, зачем. Важно другое. Зная, как она умеет это делать, как красиво и тонко соблазняет – неудивительно, что Лиза соблазнилась.
И если так, то у них еще есть шанс. Если только она не любит ее, если только для нее это всего лишь увлечение – то у них действительно еще есть шанс.
Надежда в Инне смешалась с разочарованием. И не было понятно, чего больше, но точно было ясно, что важнее.
– Ты нашла выход? – Спросил отец.
– Да, – ответила она, – я должна понять, любит ли она ее. И если нет – то я буду бороться.
– А если…
– А если да, то я отпущу ее. И пусть будет счастлива.
Она вытерла со щек остатки слез, и с трудом, но все же поднялась на ноги. Следом за ней поднялся и отец.
– Сможешь ли ты простить ее? – Спросил он, снимая пиджак и накидывая его Инне на плечи.
– Я не знаю, – просто ответила она, – но я точно собираюсь попытаться. Наша любовь, и наша семья… Все это очень важно для меня, папа, и я не собираюсь отказываться от этого так легко. Если она не любит ее, если она просто увлеклась – я сделаю все, чтобы помочь ей это понять. Я уберегу ее от боли разочарования. А если не смогу уберечь – помогу эту боль пережить. И только после этого я буду думать, осталось ли хоть что-то от моей любви к ней. И если останется – мы будем вместе.
В темноте она увидела, как отец кивнул, взяла его за руку и пошла вдоль пляжа к светящимся вдали огонькам.
Боль внутри мирно покачивалась в такт и напевала тихую песенку.
Я теряю тебя в этой мутной толпе.
Я теряю тебя по крупицам, по клеткам.
С каждым мигом, пронесшимся на высоте,
Теплота уступает паутинам и сеткам.
***
Прошла неделя. Для Инны она была наполнена множеством хлопот – заканчивался отпуск, и нужно было решать, как быть с Дашей – она немного успокоилась, и была готова оставаться с няней или даже вернуться к бабушке с дедушкой, но няню еще нужно было найти, а с дедушкой и бабушкой – помириться.
Путем долгих и мучительных переговоров, мир был восстановлен, и Даша с Лекой-маленькой вернулись на дачу к вящей радости дедушки и бабушки, и даже Лешиной, потому что за неделю, проведенную наедине с дочкой, он совершенно измучился.
– Как ты с ними справлялась одна? – Спрашивал он, выгружая сумки с детскими вещами и игрушками из машины. – Они же ни секунды на месте не сидят!
– Очень просто, – улыбалась Инна, – разрешала им не сидеть.
Вернувшись домой, она пообедала с зашедшей в гости Кристиной, поведавшей о похождениях Женьки-младшего, устроившего очередную пакость, и, утомленная, легла спать. Но долго спать не пришлось – громкий звонок раздался в квартире, и Инна, ворча, накинула на себя легкий халат и отправилась открывать.
Дверь распахнулась. На пороге стояла Лиза.