— Тебе очень идет это платье, — сказал он.
Стоявшая рядом женщина смотрела куда-то вдаль сквозь бокал с красным вином. Потом одним глотком влила в себя все его содержимое и продолжила разглядывать зал уже через стекло.
Глядя на ее манипуляции, мужчина осторожно продолжил:
— Черный и фиолетовый великолепно подчеркивают твою красоту.
Женщина, наконец, повернулась к нему. Снова поднесла бокал к глазам и теперь рассматривала его самого через стеклянные стенки.
— Прекрасный вальс. Как жаль, что на таких приемах не принято танцевать.
Она, наконец, улыбнулась. Но не такой улыбкой, которую мужчина хотел бы видеть на ее губах.
— О да. Было бы на что посмотреть.
— Что ты имеешь в виду?
— Народные гунганские пляски. С нашими сенаторами на ведущих ролях.
Женщина отставила бокал в сторону и направилась к центру зала.
Бэйл Органа с грустью смотрел ей вслед. Понаблюдал, как она пытается завязать разговор с двумя мелкими чиновниками Совета Безопасности. Обольстительно улыбается, грациозно пожимает плечами, с деланной нечаянностью задевает одного локтем.
Только для чего это все, а? Для чего эти игры в самостоятельность и независимость?
Бэйл чувствовал в себе небывалую решительность. Сегодня он был намерен объясниться. Перед ней и отчасти перед самим собой.
Едва женщина закончила разговор с чиновниками, он жестом подозвал официанта с подносом, подхватил две пиалы из тончайшего фарфора и затем направился к своей даме.
— Не хочешь десерта?
— Десерта? Здесь и так все слишком сладко.
— Неужели?
— Ага. Сладко. Приторно. И музыка тоже очень приторная, вальсы эти.
Органа ничего не нашелся ответить, и перевел беседу в другое русло.
— Я видел, ты разговаривала с…
— … двумя идиотами. Которые ничего не знают. Нужно выловить кого-нибудь покрупней.
— Давай поднимемся на тот балкон, и я представлю тебя…
— О нет, спасибо, не надо. Твоих друзей я и так знаю. Как поживает милая Мон?
— Замечательно, но я совсем другое имел в виду. Я просто вызвался тебе помочь.
— Очень трогательно.
— Я читал твою последнюю статью.
— Ну и как?
Женщина все-таки взяла десерт из его рук.
— Потрясающе, как всегда. Еще одна иллюстрация твоего таланта и ума.
— Ооо, — протянула она, особенно не стараясь скрывать насмешливой интонации. — Конечно, я люблю комплименты.
В этот момент около них остановился импозантный шагриан.
— Наследный принц Альдераана, как я рад вас видеть, — пропел Мас Амедда. — А что это вы делаете здесь, внизу, когда вас давно ждут на нашем балконе?
Женщина с любопытством посмотрела на шагриана, изучая его так, словно одним взглядом хотела вывернуть наизнанку. Амедда не обратил на нее ни капли внимания.
— Дела, — сказал Органа. — Впрочем, быть может, мы позже к вам даже присоединимся.
— Конечно-конечно, Бэйл.
Шагриан уплыл.
— Амедда все также полон жира и собственного достоинства. Как ты думаешь, чего в нем больше?
При этих словах Органе захотелось ощупать собственное тело. Плотный и высокий, принц всегда старался быть в форме, однако отсутствие физической активности постепенно брало свое.
— К ситху этого Амедду. Я давно хотел с тобой серьезно поговорить.
— До этого ты говорил несерьезно?
Бэйл покачал головой.
— Выйдем на террасу, ладно?
— Пошли. Я только возьму себе еще вина.
— Я мигом.
Когда он ступил на террасу, женщина уже сидела за столиком, положив ногу на ногу. Перед ней горел Корускант. Бэйл на секунду остановился и залюбовался ею, отмечая изгибы фигуры и столь знакомый, мягкий, любимый профиль.
Потом чинно предложил ей вино.
— Мы давно знаем друг друга, Падме.
— Знаем.
Ее ответ провалился загадочным эхом куда-то в пустоту, и Бэйл понял, что не уловил интонацию. Может, это был вопрос?
А знаем ли? И впрямь, спросил он себя, знаю ли я эту женщину? Этот двадцатишестилетний ребенок до сих пор играет в игрушки и воображает себя независимой. До сих пор не замужем. До сих пор так и не научилась ответственности за себя.
Падме взяла бокал, отпила и поставила на столик. Потом снова занялась недоеденным десертом.
— Когда мой отец передаст мне права на трон, я стану королем.
— Мне поздравить тебя уже сейчас? Может, и отметим заранее?
Она, не снимая улыбки с лица, щелкнула пальцем по бокалу. Стекло издало тихий звук, больше похожий на стон, чем на веселую трель.
— А ты могла бы стать моей королевой.
— Королевой я уже была.
— Разве тебя устраивает такая жизнь?
— Меня — да, — сказала она и философски заметила: — Нет ничего более забавного, чем быть шутом среди королей.
— Забавного? — переспросил Органа. — У тебя нет настоящей цели. Ты не знаешь, зачем живешь. Ты мечешься из стороны в сторону. Ты же родилась в королевской семье, тебе на роду написано управлять народом! Отвечать за него! Решать судьбы! Ты должна…
— Должна?..
Она снова очаровательно улыбнулась, на этот раз сбросив разом с десяток лет.
— Хорошо, — он постарался успокоиться. И теперь недоумевал, как вообще, при своей тренированной выдержке, мог позволить себе перейти с ней на повышенный тон. — Я не это имел в виду. Ты имеешь право жить так, как считаешь нужным. Если тебе надо было в шестнадцать лет сбежать из дома, то это твоя судьба. Если вместо того, чтобы управлять страной, тебе интереснее играть в шута, ах, прости, в политического аналитика, то это твое право. Однако мне твоя жизнь не безразлична. А со стороны видно лучше.
— Правда?
Капризная маленькая девчонка уплетала десерт, ничуть не стесняясь брать его большими кусками.
— Если ты что-то и должна сделать — ты должна осуществить себя. Реализовать свой потенциал.
Она хмыкнула, едва не подавившись изысканным кушаньем.
— То есть выйти за тебя замуж, — девчонка дожевала кусок и зачерпнула новый, а потом ткнула ложкой в сторону Бэйла, — и стать куклой. Куколкой.
Органа отшатнулся.
— Извини, — она взяла его за рукав. — Я тебе очень благодарна. Ну, правда. За все. За деньги, за помощь, за то, что устроил в эту дурацкую холокомпанию. Ты вообще молодец. Но я больше не хочу быть куклой. Ни твоей, ни чьей-либо еще. Надоело.
Некоторое время они просто молчали.
— Да ты не расстраивайся так, Бэйл.
— Тебе бы все смеяться.
— А ты слишком серьезный. Тебя правда так легко оскорбить в лучших чувствах?
Органа с удивлением глядел на нее, пытаясь понять, не является ли последняя тирада самым что ни на есть настоящим оскорблением.
— Я, пожалуй, пойду.
— Куда?
Она кивнула в сторону зала.
— Гости уже прибывают. Ну и я подцеплю себе кого-нибудь на вечер. Вон тот адмирал очень даже ничего. Как он тебе, Бэйл?
— Хочешь узнать его мнение о кампаниях?
— Да ну нафиг мне сдалось его мнение вместе с его кампаниями. Смотри, прикрыл фуражкой лысину, а так даже совсем неплох. Симпатичный такой дяденька, правда?
— Я в последнее время плохо понимаю твой юмор.
— Подрастешь — поймешь, — подмигнула она ему.
* * *Скайуокер бросил спидер на посадочной площадке. Посмотрел на хронометр — без пяти семь.
— Успеваем, да? — спросил Финкс, вылезая вслед за ним из машины.
— Посмотрим. Если без нас не все сожрали, то вполне.
Анакин поправил белую форменную перчатку. Молча сунул свой кристалл с приглашением швейцару и проследовал внутрь. У Финкса кристалла не было, его имя, как и имена еще нескольких офицеров пятого флота, попало в списки приглашенных по настоятельной рекомендации Цандерса буквально за неделю до приема. Дождавшись, пока идентификацию ротного командира сверят со списками, Анакин шагнул в зеркальный вестибюль.
Увидел свое отражение. Темно-синий парадный мундир. Задержался на секунду. То ли жал проклятый неудобный воротник. То ли давило на мозг какое-то ощущение.
Скайуокер прошел внутрь.
Огромный трехуровневый зал был уже полон людьми и музыкой. Музыку никто не слушал. В основном здесь слушали себя.
Людей в форме было не так и много. Он разглядел генералов и полковников пехотных и десантных войск, нескольких адмиралов и капитанов флота. Их увешанные медалями мундиры равномерно перемешивались с общей толпой, к армии не имеющей никакого отношения.
— О, и выпить дают, — Анакин кивнул на подошедшего с подносом официанта. Взял бокал с аперитивом. Оглядел зал еще раз. Cтоять на месте было как-то неудобно.
Он рассек кружащуюся разноцветную толпу, смотря сквозь лица и отталкивая взгляды. Рядом с ним шел Финкс. Бросилось в глаза, что обычно флегматичный и спокойный ротный командир с интересом взирает вокруг, даже не стараясь скрыть любопытства. Это вызвало у Анакина раздражение. Почему, он и сам не мог понять.
Ну да, благоразумнее всего было бы подождать Цандерса, навязаться в компанию старших офицеров, послушать, что говорят в сем высоком обществе, ведь на таких приемах завязываются знакомства и крепятся связи…
… и вообще это большая честь…
Плыть в море чеканных многотиражных улыбок. И не утонуть.
Только кто бы что не говорил, а он свою карьеру делал не в залитых шампанским дворцах.
Он не собирался долго раздумывать на эту тему, просто еще неделю назад, получив приглашение, как-то очень ясно представил ситуацию и решил, что для начала ему хватит роли зрителя, а там видно будет.
Пока что из-за толпы не было видно ничего. Народ медленно рассредоточивался по секторам, стремясь в ожидании небольшого представления занять лучшие места.
— Ты так и не рассказал, куда сбежал сегодня днем.
— Город смотрел.
— Не мог меня подождать?
— Так вы с Бри в саббак играли, — Скайуокер пожал плечами. — Сколько б мне тебя ждать пришлось.
Оркестр в этот момент закончил исполнять вальс, и принялся за гимн Республики. Вся публика как по команде подняла головы, устремив взгляды на верхние уровни и притихла. Анакин тоже посмотрел вверх.
Когда гимн послушно растворился в тишине, к ведущей на балкон лестнице подошел высокий шагриан.
— Это что за тип?
— Наверно, Амедда, — ответил Скайуокер. — Финкс, ты потише не умеешь?
— Подожди, он кто?
— Спикер Сената… или вице-спикер, ситх их разберет…
Шагриан возвел руки к небу в знак приветствия и заговорил:
— Верховный канцлер Палпатин приветствует вас здесь.
Хоть бы этот канцлер не стал толкать длинные речи, подумал Скайуокер, с недвусмысленным интересом разглядывая накрытый стол всего в нескольких шагах от себя.
В ту же минуту по лестнице спустился седой человек в темно-коричневых длинных одеждах. Не спеша, с достоинством, но и не вызывающе царственно. Дождался, когда стихнут аплодисменты, и обратился к публике:
— Для меня самая высокая честь, — начал Палпатин, и на секунду выдержал паузу, — быть здесь. Быть принятым среди вас. — И снова пауза, еще более длинная. — Господа, именно вы наша единственная надежда на мир в Республике. Не буду скрывать, что мы, представители законодательной власти государства, совершили ряд политических и экономических ошибок. Как и поколения политиков и дипломатов до нас. Что, к сожалению, привело к раздроблению Республики и гражданской войне. Именно вам суждено исправить эти ошибки. Этот год переломил наше противостояние с движением сепаратистов. Этот год показал, что Орден джедаев и вооруженные силы Республики способны добиваться намеченных целей, будь то освобождение захваченных планет или сражения за столом переговоров. Вашим бесстрашием, вашим упорством, вашей самоотверженностью вы проложили путь к миру. Осталось совсем немного. Я верю в победу Республики!
Зал отчаянно зааплодировал.
Какое счастье, что Палпатин не любит тратить время впустую, подумал Анакин. Ему вспомнилось, что лет двенадцать назад он уже видел Канцлера, сначала на Корусканте, а потом на Набу. Во время других торжеств по поводу другой победы. Кажется, тот даже что-то говорил ему лично, но тогда многие что говорили, и, наверно, это вообще был не канцлер…
Однако обрадовался Скайуокер слишком рано. Следом за Палпатином на балконе появился посеревший от важности твилекк — секретарь Совета Безопасности Ноулу Горп. Протянул он на импровизированной трибуне минут двадцать. Вся его речь повторяла и разжевывала тоже самое, что Канцлер уместил в дюжину фраз. После того, как твилекк ретировался, встав слева от канцлера, к лестнице выхромал бородатый генерал, член Совета Безопасности. Этот, в свою очередь, повторял и объяснял выступление Ноулу Горпа.
Анакина стала одолевать скука. Стоявший рядом Финкс вообще с трудом сдерживал зевоту. Да и в зале уже начали зарождаться шепотки — верный признак того, что народ устал от речей или же что докладчик не одарен талантом держать публику в напряжении. Скайуокер продолжал осторожно глазеть по сторонам, стараясь не особенно вертеть головой. Один раз ему показалось, что уровнем выше замелькали коричневые пятна, но отследить их движение не удалось.
Тем временем, речь члена Совета плавно перетекла во вручение наград. Первыми шли адмиралы и генералы. Только сейчас Анакин заметил среди присутствующих и Цандерса.
— Тебя тоже повысят, да? — спросил Финкс. — В звании?
— Очень может быть, — уклончиво ответил Скайуокер. Как раз сейчас он вспомнил свой последний разговор с адмиралом. Тот вне своего обыкновения выражался намеками. Да, повышение пообещал, но в неясных фразах. Может, проблема опять в Штриме, а может, и нет. Самое удивительное, что капитан вроде никуда не отослал свои кляузы — до сих пор непонятно, как Цандерс этого добился. И зачем Цандерс так спешил с осмотром верфей, тоже непонятно. И совсем непонятной осталась будущая судьба того корабля…
… Новый дредноут был действительно красив, если это понятие было уместным употреблять по отношению к военной технике. Великолепное боевое оснащение не шло ни в какие сравнения со старыми кораблями. Десять счетверенных и сорок сдвоенных турболазеров, мощный притягивающий луч, около двух тысяч солдат, то есть два десантных полка — об этом раньше, кажется, просто боялись мечтать. Даже флагман Цандерса рядом с этим кораблем казался неуклюжей лоханкой.
Если Республика решит выпускать такие корабли, то действительно сможет переломить ход войны. И название такое подходящее. Виктория. На староальдераанском — победа…
— За разработанную и блестяще проведенную операцию, приведшую к полной победе Республики в боевых действиях против Локримийского королевства, — произнес Ноулу Горп, скользя взглядом по плывущему на специальном маленьком экране тексту, — Совет Безопасности своим указом награждает капитана третьего ранга Анакина Скайуокера орденом славы второй степени.
Слегка отвлекшийся от церемонии Анакин не ожидал, что его вызовут так скоро, и на какой-то момент в нем вспыхнул беспокойный огонек. Он едва успел вовремя протиснуться к выходу из сектора. Пока шел к лестнице, заметил только что награжденного Менкинса. Лицо капитана, не в первый раз получавшего высокие награды, не выражало ровным счетом ничего: ни безбрежной радости, ни особенного счастья, кроме, разве что, обычной легкой степени самодовольства. Церемония как церемония. Пройдя еще десять шагов, Анакин остановился у трибуны с наградами. Все беспокойство куда-то разом улетучилось.
Скайуокер щелкнул каблуками и отдал честь, канцлер пожал ему руку, точно так же, как до него пожимал руки доброй полусотне отличившихся командиров. Затем Ноулу Горп пришпилил ему к мундиру серебряный республиканский восьмиугольник и тоже пожал руку. Публика разразилась усталыми хлопками.
И всё.
Самое интересное за этот вечер, успел подумать Анакин, уложилось в считанные секунды.
Нет, не всё.
В нескольких шагах от канцлера стоял темнокожий человек в коричневом плаще. Он тоже аплодировал, символически, беззвучно ударяя ладонями в медленном ритме. Взгляды соприкоснулись, и темные глаза встретились с голубыми.
Этой доли секунды хватило Анакину, чтобы понять: Мэйс Винду знал, что смотрит на сбежавшего падавана.
Скайуокер развернулся, и последним, что он заметил у этого церемониального алтаря, было скучное, завязшее в своей серьезности лицо секретаря Совета Безопасности. И как в противовес ему, легкая улыбка на губах канцлера, без насилия над лицом и выдавливания гримасы наружу.
Интересно.
Анакин зашагал прочь, а Горп уже зачитывал следующее имя.
Перед канцлером прошла еще полусотня офицеров, и, наконец, конвейер выдачи орденов и медалей остановился. Палпатин еще раз поблагодарил всех присутствовавших, потом то же самое повторил за ним и Ноулу Горп. Затем канцлер и члены Совета безопасности поднялись на свой балкон, вслед за ними двинулись и джедаи. Оркестр заиграл марш, толпа ответила своей музыкой — равномерным гудением шепотков и сплетен. Анакин, по примеру стоящих рядом с ним штатских, двинулся к столу и дернул за собой ротного командира. Финкс был поглощен изучением своей медали «за отвагу» — полученной за недавний штурм верфей, но охотно присоединился к Скайуокеру.
Анакин отставил пустой бокал с шампанским, и официант не замедлил предложить красного вина. Набрав в тарелку всего, что выглядело достаточно съедобным, он отошел к растекавшемуся по всей стене окну. Встал близко-близко к транспаристилу, чтобы вместо отражавшегося в нем зала видеть огоньки города.
Сумерки буквально гнались за спидером, пока они летели сюда. Стоило только остановиться, отгородиться транспаристилом, как вечерние тени накрыли город сверху, расползлись по самым укромным уголкам и выкристаллизовались в ночь. И столичное светило, видимо, было с ними в заговоре. Оно как будто нарочно выбрало время чтения нудных речей, чтобы успеть непотревоженным спрятаться за горизонт, оставляя город на милость поглотившей его темноты. Ласково и бережно, ночная тьма опутала Корускант и нарядила город в соблазнительные одежды, а потом любовно рассыпала огоньки по дорогой ткани.