Вот и вчера он пил с тоской, заливая сумрачные мысли и тревогу. Опять человек вернулся и ничего про Фому нового не узнал. Может, он уже и сгинул в колонии, может, его уже и в живых нет. Сейчас хоть что-то имеешь, хоть какой-то навар, а что потом? Магомед, говорят, человек страшный.
Была и вторая причина хвататься за голову. При Фоме менты Хохла не трогали. Он сам с ними разбирался и договаривался. А теперь? Вчера утром заявился к Хохлу местный участковый и наехал по полной, угрожал. Вот пойди и пойми! То ли у него теперь крыши нет, а такое предполагать глупо, потому что на руках у его холуйчиков килограммы наркоты, за которую бешеные бабки плачены. Тогда расценивать этот визит как намек Магомеда? Мол, решай скорее, парень, на чьей ты стороне и в чьей ты бригаде. Ошибись он сейчас, и дело кончится одним — зоной. Понятно, что Магомед «товар» не потеряет. Он со своими сыграет четко — маленький пакетик в кармане и пара свидетелей. А товаром другой займется, кто поумнее.
А если это проделки самого Фомы? Если он продолжает рулить прямо с зоны? Если это проверка на «вшивость»? Фома, он с виду только такой мягкий и заботливый, а так-то на нем кровищи не меньше, чем на Магомеде.
Ноги уже сами несли Хохла к холодильнику. Он знал, что пива там нет, а есть только початая бутылка водки. Врезать опять по шарам и отрубиться до вечера. А вечером встать и еще врезать. И чтобы не думать и не гадать.
Звонок в дверь был настолько неожиданным, что Хохол подскочил на месте. Сердце, которое до этого еле трепыхалось с перебоями, вдруг забилось гулко, отдавая в больную голову колокольным боем. Кто в такую рань? И без звонка… Какая, к черту, рань, когда времени уже половина двенадцатого! Менты? Может, вот уже оно? Конец?
Шлепая босыми ногами по линолеуму, который противно лип к пяткам, Хохол подошел к двери. Смотреть в глазок было страшно, не хотелось видеть своей судьбы.
— Кто там? — спросил он непослушным голосом, который подвел его и сорвался на втором же слове. Весомого солидного вопроса не получилось, вышло блеяние ягненка.
— Глаза-то разуй! — со смехом ответил за дверью знакомый голос с чуть заметным кавказским акцентом. — Не проспался еще?
Хохол пересилил себя и все-таки посмотрел в глазок. За дверью стоял Магомед, чье смуглое лицо, искаженное стеклышком глазка, показалось Хохлу уродливым и страшным. Да провались оно все! Голова болела так, что было уже все равно. Хохол с трудом отодвинул задвижку и толкнул дверь. Тут же перед ним выросла плечистая фигура одного из бойцов Магомеда. Парень оттеснил хозяина внутрь и деловито прошел в квартиру. Следом неторопливо, с ухмылочкой вошел Магомед. Оглядел Хохла с ног до головы, опять ухмыльнулся.
— Гуляешь целыми днями, — констатировал он. — А за делом кто смотреть будет? Говорят, и выручка у тебя упала, сроки начинаешь срывать, а?
Хохол вдруг подумал, что сейчас за его спиной запросто может раздаться металлический звук передергиваемого затвора пистолета. Претензии, визит Магомеда с палачом, выстрел в затылок, а потом… Потом на его место встанет другой человек. Может, даже Батон. Слишком часто Хохол посылал его в Екатеринбург, где у него много дружков. Мог он запросто Магомеду продать Хохла с его сомнениями.
Но вместо щелчка затвора Хохол услышал звук открываемой бутылки и шипение выходящих из нее газов. И он расслабился. Даже головная боль притупилась и перестала бить в виски.
— Пошли, пошли, — сказал Магомед, хлопнув Хохла по плечу. — Подлечим тебя, дурака, поправим здоровье. Заодно о серьезных делах побазарим. А то ты мне в последнее время что-то не нравишься. Пора за ум браться.
Хохол успокоился. Теперь он хотел просто выпить пива, почувствовать, что мучительное похмельное состояние постепенно отпускает, а потом всем, чем угодно, заслужить благосклонность Магомеда, работать, стараться для него. И все это в благодарность за то, что пять минут назад за спиной Хохла так и не раздался щелчок затвора пистолета.
Магомед, наверное, прекрасно понимал состояние Хохла. Теперь разговор у них пошел без всяких недомолвок, намеков и аллегорий. Четко и конкретно: Хохол полностью подчиняется и признает его — Магомеда. Он делает все и так, как велит Магомед, а тот его крышует со всеми вытекающими отсюда обязательствами по безопасности. И так далее и тому подобное. И ни слова про Фому, как будто его нет больше на свете и никогда не было. Все! Хозяин Магомед, а Хохол с его разрешения владеет всей Верхней Лебедянкой и прилегающими территориями. Только в смысле сбыта наркотиков, естественно. Всех конкурентов и противников он в обязательном порядке и очень быстро сдает Магомеду.
Хохол прихлебывал пиво и старательно кивал. Никаких мыслей по поводу увеличения доли его личного вознаграждения в голове уже не возникало.
* * *Что такое «Хантер-клуб», в Екатеринбурге знали всего несколько десятков человек. Еще несколько десятков знали, какого рода люди приезжали сюда, но даже не догадывались о том, что всех их объединяет. Основная же масса народу считала, что у подножья Медвежьей Горы среди высоких сосен располагается дорогой тир для элитных клиентов. Там можно отдохнуть, поиграть в бильярд, провести время за карточным столом, вкусно покушать, ибо там подавалась преимущественно дичь. Можно было там и пострелять из различного вида оружия. И из охотничьего оружия по тарелочкам и движущимся мишеням, изображавшим оленей, кабанов, медведей. Из боевого оружия, причем не только отечественного, по ростовым, грудным и спортивным мишеням.
Интерьеры помещений были выполнены в традиционных охотничьих стилях. Обслуга тоже была одета в стилизованные костюмы, отдающие экзотикой прошлого века. «Хантер-клуб» не являлся, как многие считали, коммерческой организацией. Он был частной территорией, что делало его недоступным для нежелательных визитеров. Правда, по законам государства, кое-какие контролирующие органы все равно имели право доступа даже в пределы частной собственности. Но на «Хантер-клуб» эти законы странным образом не распространялись.
Кто-то в народе поговаривал, что сюда приезжала отдыхать и развлекаться вся верхушка местной власти и избранные бизнесмены. На самом же деле право посещения имели далеко не все. Создано это заведение было теми и для тех, кто не по должности, не по капиталу, а фактически управлял областью.
Было здесь немного негласных правил, но соблюдались они неукоснительно. Во-первых, сюда не приезжали с женами или любовницами. Личная охрана, если таковая имелась, и иные помощники всегда оставались в специальном благоустроенном домике на въезде. Клуб гарантировал полную безопасность и конфиденциальность своим членам, потому что сами члены его и создавали.
Попасть в члены Клуба было сложно. На порядок сложнее, чем в число депутатов Госдумы или в отряд космонавтов. И мало быть богатым человеком, надо быть очень богатым, надо иметь бизнес в местной инфраструктуре, владеть серьезной частью местных богатств, а не выкачивать деньги и перегонять их в зарубежные банки. В какой-то мере члены Клуба являлись патриотами своего края.
Чтобы стать членом Клуба, нужно сначала найти поручителя, который предложил бы Клубу нового потенциального члена. Потом действующие члены кулуарно обсуждали между собой кандидатуру, кто во время прогулки, кто за обеденным столом, кто просто выражал свое мнение невзначай брошенной фразой. Если хоть кто-то из членов Клуба был против новой кандидатуры, то он не принимался. Так же решался вопрос и об исключении из Клуба, но за всю его историю из Клуба выбывали лишь естественным путем — по причине смерти.
Членство стоило дорого, очень дорого. Ежемесячные пожертвования исчислялись цифрами с несколькими нулями, естественно, в долларах. Зато в любое время член Клуба мог приехать сюда и провести тут на полном пансионе столько времени, сколько ему требовалось. Здесь отдыхали, развлекались, но по большей части решали деловые вопросы, обсуждали проблемы и намечали пути их решения. И экономические проблемы, и политические. Стены «Хантер-клуба» гарантировали от подслушивания, подсматривания и иных угроз.
История Клуба терялась во тьме истории края. Мог ли полагать историк, географ и философ Василий Никитич Татищев, что во время своей государственной поездки на Урал в 1720 году он столкнется с нарождающимся гибридом российского мздоимства, государственного воровства и западного делового коммерческого подхода. Большой умница, мыслитель, талантливый организатор, Татищев оказался не способным противостоять мужицкой хитрости и западному делячеству.
Горный инженер Иоганн Блиер, с которым он приехал на Урал, вовремя понял, что Василий Никитич ему не партнер в его замыслах и делах. А ведь они столкнулись со свидетельствами огромного богатства недр этого региона. Судьба Татищева была быстро решена, а на смену ему на Урал в 1721 году прибыл берг-советник Михаэлис. И всплыла наконец теневая фигура природного интригана, коммерсанта, дельца с мужицкой сметкой — Акинфия Демидова. Хитрый заводчик умудрялся быть в фаворе у царя Петра и в то же время саботировать расширение государевого производства на Урале. Это была прямая и реальная угроза его, демидовской, горной империи.
Горный инженер Иоганн Блиер, с которым он приехал на Урал, вовремя понял, что Василий Никитич ему не партнер в его замыслах и делах. А ведь они столкнулись со свидетельствами огромного богатства недр этого региона. Судьба Татищева была быстро решена, а на смену ему на Урал в 1721 году прибыл берг-советник Михаэлис. И всплыла наконец теневая фигура природного интригана, коммерсанта, дельца с мужицкой сметкой — Акинфия Демидова. Хитрый заводчик умудрялся быть в фаворе у царя Петра и в то же время саботировать расширение государевого производства на Урале. Это была прямая и реальная угроза его, демидовской, горной империи.
Тогда еще круг тайных единомышленников, распоряжавшихся всеми богатствами края, не имел названия Клуба. Тогда это еще была тайная концессия с четко распределенными ролями. Кто организовывал мнение в Сенате и Берг-коллегии, чьими трудами определялось местоположение «Главного заводов правления», кто занимался сбором беглых и привлекал их к заводам, кто занимался непосредственно производством, а кто и чистой коммерцией.
Клуб появился только лет через сто. То было модное название и модное явление в Европе того времени. И возник он с появлением на Урале в 1826 году Якима Рязанова, которому первому среди горнодобытчиков царским указом дано было право разработки золотых месторождений. Плачено за такой указ в Петербурге немало. Тогда-то и появился тайный «Рязановский клуб» единомышленников. Были вхожи туда и другой крупнейший золотодобытчик Тит Зотов, и Яков Коковкин, получивший право разрабатывать первую изумрудную жилу.
Кто вспомнил и восстановил подобие «Рязановского клуба» в Екатеринбурге в наши дни — неизвестно. Возможно, это было подобие и другого мифического «Хантер-клуба», который якобы объединял истинных теневых правителей Европы.
Сегодня, в этот солнечный теплый день, здесь малолюдно. Среди прямых высоких сосен по мягкому ковру из опавшей хвои прохаживались двое в дорогих костюмах и белых рубашках. На веранде за столиком с одиноким бокалом пива сидел еще один грузный мужчина, который разговаривал по мобильному телефону. Да на стенде двое в белых бейсболках и наушниках устроили соревнование в стрельбе по тарелочкам.
Взлетевшая пара мгновенно была разнесена на мелкие кусочки точными выстрелами. Стрелок откинул ствол ружья, вытащил горячие гильзы и вставил очередную пару патронов из выставленных в ряд на столике.
— Дай!
Слева щелкнул автомат, и в воздух взлетели две тарелочки. Снова два точных выстрела. Прозвучало третье «дай», и снова грохнули два выстрела с очень маленькими интервалами. Первая тарелочка разлетелась буквально в пыль, вторую заряд дроби задел за самый край, отбив заметный кусок, и остатки тарелочки, причудливо кувыркаясь, упали на землю.
— Ничья! — протянул руку мужчина, стоявший в стороне с переломленным ружьем на плече. — Сегодня не судьба.
Стрелок пожал протянутую руку, потом переломил ружье, вытащил стреляные гильзы и шутливо дунул в ствол.
— В бизнесе ничьих не бывает, — наконец сказал он, кладя свое ружье на плечо. — Я человек чести и признаю, что последний выстрел не был чистым. Качественно проиграл я, так что извольте получить приз.
С этими словами он вытащил из заднего кармана белых клубных брюк бумажник и быстро отсчитал десять стодолларовых купюр. Второй мужчина принял деньги, многозначительно покрутил ими в воздухе и сунул в нагрудный карман рубашки.
— Результаты поединка нужно обмыть в баре, — предложил он.
— Согласен, — кивнул первый, приподнимая бейсболку и смахивая капельки пота с высокого лысого лба. — Но предлагаю по аперитивчику, а потом все-таки пообедать.
В баре, отделанном дорогими породами дерева, как и большинство помещений Клуба, они встретились минут через тридцать. Сидя на высоких стульях перед стойкой, мужчины казались чуть ли не братьями-близнецами. Оба сухопарые, с жесткими чертами лица и волевыми складками возле губ, оба в белых брюках и таких же рубашках, принятых к ношению в Клубе. Отличало их немногое: у одного был высокий лоб с глубокими залысинами и коротко остриженные волосы, а у второго аккуратная модельная прическа с тронутыми сединой висками. И руки. У второго ухоженные после недавнего маникюра руки, а у первого — все сплошь в наколках, говорящих о прошлых судимостях.
Обращались они друг к другу на «ты», что в Клубе, впрочем, было принято.
— Кстати, — рука с наколками медленно поднялась и поднесла ко рту сигарету, — этих двух клофелинщиц я нашел. Им объяснили, куда соваться можно, а куда нет. Хочешь, чтобы они вернули деньги?
— Спасибо, пустое. Главное, чтобы мой оболтус снова не попался на эту удочку. Ему же будет уроком. Эх, молодежь! Все им хочется попробовать и сразу.
— Ну, это свойственно не только молодежи, — усмехнулся мужчина с наколками. — Меня, между прочим, всегда удивляло, что такие люди, как ты, очень спокойно относятся к процветающей в стране наркоторговле.
— Я не думаю, что она так уж процветает. А то, что она существует, так это своего рода фильтр для народа. Слабые и безвольные, психически неуравновешенные и нестабильные — вот кто первые жертвы. Зачистка, уборка мусора, избавление от ненужного и лишнего в среде серой массы.
— Цинично, — рассмеялся мужчина с наколками.
— Это все для простых людей, — не принял шутливого тона собеседник и отпил из бокала. — Люди из серьезного бизнеса не должны поддаваться эмоциям. Только трезвый расчет. Кстати, ты знаешь, что в свое время я был против твоего членства.
— И что, передумал?
— Расчет, — пояснил собеседник. — В каких-то вопросах наша новая полиция, собственно, и старая милиция, не давала гарантий. Слишком они легко покупаются и продаются, а тратить время на такие ходы — нерационально. С твоей средой проще, у вас более строгие законы и железная дисциплина. У вас над каждым висит дамоклов меч. Либо ты с нами и, значит, весь в шоколаде, либо ты против нас. И тогда, как там у вас принято? На «перо»?
— Всякое бывает и в… этой среде. Но в целом не могу не согласиться. Там чувство долга и обязательства культивируются с младых ногтей. А вообще-то это все игры для малолеток, а на моем уровне — это бизнес. А все только оловянные солдатики. У тебя свои, у меня свои.
— Ну, не только твои и мои, — возразил собеседник. — Есть еще вопросы, которые касаются и тебя, и меня, и… других. Никому не нужны беспредел и война группировок.
— Ты имеешь в виду Магомеда?
— В том числе и его.
— Любопытно, а о нем у тебя какого рода информация? Простой интерес?
— Нет, не простой. А информация… Служба безопасности — это ведь маленькая разведка и контрразведка моего личного государства. Магомед стал наглеть и действовать слишком откровенно. Помнится, при Фоме в этой части города была тишь да гладь. Не слишком разумная замена. Или я ошибаюсь?
— Ну… тут все не так просто, — усмехнулся тот, что был с наколками. — Фому можно было бы и не сажать. Невелики потери, если бы я его оставил на свободе. Но он сам оступился, а это оказалось хорошей возможностью устроить естественный отбор. Не хочется пропустить момент, когда старый вожак стал уже слаб и ему пора уступить место молодому и сильному. Если Фома выкрутится, покажет, что у него еще не все зубы выпали, так тому и быть. А если Магомед его сожрет, значит, вожак уже стар. Пусть они там сами поборются, а я посмотрю. А Магомеда мы потом на место поставим.
— И как у них протекает борьба?
— Очень любопытно.
— Как у двух бизонов, лбами стукаются?
— Вряд ли тут подходит аналогия из дикой природы. Это иной мир, там для выживания все способы хороши. И борьба происходит не явно, там удары наносят не в лоб, а исподтишка, из-за угла. И чаще всего в спину.
— Развлекаешься?
— Чем бы детки ни тешились, лишь бы не какали!
— Ладно, бог с ними, с детками, — ответил собеседник, которому эта тема явно наскучила. — Ты мне хотел сегодня дать ответ, будешь ли ты участвовать в моем бизнес-проекте…
Столовая издавала специфический для подобного, переполненного людьми помещения гул. Осужденные гремели ложками по-разному. Кто-то с отвращением ковырялся в тарелке, кто-то поедал содержимое с аппетитом, а кто-то просто меланхолично и равнодушно наполнял желудок, потому что это одна из немногочисленных физиологических потребностей человека, где бы он ни находился. Прием пищи всегда происходит по-разному в разное время суток. Утром обычно зэки едят молча. Состояние полусонное, впереди тягомотный рабочий день, серость опостылевших будней. Вечером большинство уставшие, разомлевшие, в предвкушении короткого, но строго соблюдавшегося распорядком временного промежутка — личного времени.
А вот в обед в столовой относительно шумно. Аппетит изголодавшихся мужиков, насущные проблемы и последние события — все это создает определенную атмосферу. В разных учреждениях, несмотря на устав, порядки все равно отличаются. В УШ-235/15 контролеры не свирепствовали и не требовали гробового молчания во время приема пищи.