– Можно многое сказать. Где он мог взять доказательства?
– Он открыл счет на мое имя где-то на Карибских островах и перевел туда деньги. Настоящие деньги, довольно значительную сумму. Так он мог подтвердить свое заявление.
– Вот только счет открыл он, а не ты. Должны были остаться какие-то документы.
– Он сказал, что в мой дом забралась женщина. Она ничего не взяла, ничего не искала, ничего не сломала и ничего не оставила. Однако она воспользовалась моим телефоном, чтобы открыть счет из моего дома. И это было отражено в моем телефонном счете. Я оказалась между молотом и наковальней. Как я могла доказать, что не делала того звонка? Я рассчитывала, что в иностранном банке или в Управлении национальной безопасности могла остаться запись. Однако найти различие в двух женских голосах, да еще при таком дальнем звонке – не говоря уже о том, что она наверняка старалась меня имитировать, – он, несомненно, об этом позаботился, я имела дело с системным типом. К примеру, он знал номер моей карточки социального страхования, а также девичью фамилию матери. Это был мой контрольный вопрос.
– И что ты сделала?
– То, что он мне сказал. Закрыла дело. Сразу. Но я и сама собиралась так поступить. Наверное.
– И где теперь этот тип?
– Все еще в бизнесе.
– А что стало с деньгами, которые он тебе перевел?
– Они исчезли. Я их отследила – он знал, что я так поступлю. И нашла очередную корпорацию на Нидерландских Антильских островах и Арубе. Получалось, что я вложила деньги в какой-то долговременный проект, в котором он владел большинством акций. Мы были связаны навсегда.
– И что произошло дальше?
– Я во всем призналась. Рассказала своему руководящему специальному агенту. Я видела, что он хотел мне поверить, но Бюро так не работает. Я стала бесполезной, как полевой агент. Любые мои показания будут автоматически ставить под сомнение, даже через несколько лет. В общем, мечта любого адвоката защиты. Например: специальный агент, пожалуйста, скажите нам о взятке, которую вы якобы не брали. Так что я присоединилась бы к тебе на Аляске – мы бы вместе охраняли тот радар. В самый разгар зимы. Я не могла одержать победу. И я вышла в отставку.
– Это было нелегко.
– Иногда ты выигрываешь, иногда – нет.
– Нет, ты одерживаешь победу множество раз, а потом однажды терпишь поражение. И не получаешь второй шанс.
– Мне нравится то, что я делаю.
– Но?..
– Я не знаю, как долго смогу продолжать. Это не работа на всю жизнь.
– Ну, возможно, для Кивера так и было.
– Слишком очевидные слова.
– Какой была его история?
– Была?
– Ладно, какова его история?
– Я слышала, что он получил третье взыскание. Бюро старается действовать очень осмотрительно, а он имел склонность бросаться вперед очертя голову. Без плана и поддержки. Кивер ставил расследования под угрозу – так они сказали. Рисковал не только собой, но и жизнями других агентов. После третьего раза его вполне могли отправить на Аляску. И тогда радар охраняло бы слишком много народа. Он вышел в отставку до начала слушаний. Думаю, считал такой вариант единственно достойным. И пока ты не успел произнести эти слова вслух, я скажу их за тебя: вероятно, в Материнском Приюте он так же бросился вперед очертя голову, не дожидаясь поддержки.
К столику подошла официантка с их заказом. Как только она удалилась, Ричер сказал:
– Однако мы знаем, что Кивер попросил поддержки. Он успел. Почему же он позвонил, но не стал ждать?
– Нетерпение? – предположила Чан. – Возникло нечто срочное?
– Возможно, они добрались до него первыми. Пока он ждал. Может быть, он никуда не бросался.
– Звучит как заявление для общественности от лица всех горячих голов.
– Мы не знаем, что произошло.
– Я бы предпочла, чтобы он бросился вперед.
– Это всегда разумная стратегия.
– Могу спорить, ты так никогда не поступал.
– Множество раз, я и не сосчитаю. Именно по этой причине я все еще здесь, обедаю с тобой. Мир полон хаоса. Дарвинизм в действии.
– Могу я задать тебе вопрос? – спросила Чан после короткой паузы.
– Конечно, – ответил он.
– Мы обедаем?
– Ну, так сказано в меню. Ужин выглядит иначе, и это совершенно точно не завтрак.
– Нет, я имела в виду обедать, как нечто противоположное тому, чтобы закусывать на ходу.
– При свечах и фортепианной музыке?
– Необязательно.
– Со скрипачами и продавцами роз?
– Если это будет уместно.
– Как свидание?
– Нет, в широком смысле, – сказала Чан.
– Честный ответ?
– Всегда.
– Предположим, мы бы нашли Кивера вчера – он сошел бы с поезда или лежал где-нибудь в пшеничном поле с вывихнутой лодыжкой, голодный и испытывающий жажду, но в целом не пострадавший? – то я наверняка пригласил бы тебя пообедать, и если б ты согласилась, мы бы сейчас обедали, так что наполовину ответ «да».
– Только наполовину?
– Мы не нашли Кивера. Можно считать, что мы едим в дороге.
– Но ты бы пригласил меня пообедать?
– Обязательно.
– Почему?
– Ты относишься к тем людям, с которыми мне нравится обедать.
Мишель довольно долго молчала – пять или шесть секунд – на грани неловкости, а потом сказала:
– Я бы сказала «да» – по той же причине.
– Потрясающе.
– Так что не забывай. Мы обедаем. А не перехватываем что-то на ходу. И это не вопрос, это факт.
– Тогда зачем ты спросила?
– Чтобы ты знал наверняка.
* * *В этот день Ричеру не пришлось спать на стуле в ресторане. Они съели десерт и выпили кофе, медленно, расслабленно, не спеша – оба решили верить в неизбежное, – потом Чан подписала чек и встала. Ричер поднялся вслед за ней, она взяла его под руку, словно они уже давно были парой, и Джек и Мишель пошли вместе, медленно, неспешно, подождали лифт, поднялись на пятый этаж и открыли дверь номера.
Потом все стало происходить не так медленно, расслабленно и неспешно. Чан была теплой, благоухающей и гладкой, с длинными руками и ногами, молодой, но не ребенком, и достаточно сильной и крепкой, чтобы он мог ни о чем не беспокоиться. Ричеру она очень понравилась, и у него сложилось впечатление, что он понравился ей. Потом они немного поговорили, и Чан заснула. Через некоторое время заснул и он – самым лучшим из всех возможных способов.
Глава 24
Посадка началась точно по расписанию – в семь двадцать утра. Чан закатила свой чемодан по трапу, Ричер последовал за ней, вдоль почти всего ряда дешевых мест. Мишель поставила чемодан наверх и заняла место у иллюминатора. Джек сел у прохода.
– Насколько хорошо ты знаешь Лос-Анджелес? – спросил он.
– Достаточно хорошо, чтобы найти здание, где работает журналист, – ответила Чан.
– Возможно, он работает из дома.
– В таком случае он не станет с нами там встречаться. Я уверена, что его адрес – это закрытая информация; не исключено, что и номер сотового телефона тоже. Он выберет кафе где-нибудь рядом с домом.
– Меня такой вариант устраивает. Однако мы не знаем, где именно может находиться кафе. Неужели тебе знакомы все?
– Вероятно, нам придется взять напрокат машину с навигатором.
– Если только он не окажется в своем офисе и не согласится встретиться с нами там. Тогда мы можем взять такси.
– Мы будем в городе слишком рано. Он еще не успеет приехать в офис.
– Ладно, тогда нам нужно позвонить ему на сотовый, как только самолет приземлится, и позволить принять решение за нас. Кафе или офис. Арендованный автомобиль или такси.
– Если он вообще согласится с нами встретиться.
– Двести смертей. Это серьезный материал.
– Но ты сам сказал, что он уже все знает. От клиента Кивера, который ему звонил, но не сумел произвести впечатления.
– Есть разница: слушать и услышать. И это уже наша проблема. Я сомневаюсь, что Уэствуд понимает, что у него есть. Он не услышал, а в его заметках не оказалось ничего важного. Процедура будет напоминать вскрытие замка при помощи спагетти.
– А если у нас не получится?
– Такого слова не существует.
– Сегодня утром ты настроен оптимистично.
– Это неизбежный результат. Я превосходно провел вечер.
– Как и я.
– Приятно слышать.
– Как тебя называют друзья?
– Ричер.
– Не Джек?
Он покачал головой.
– Даже мать называла меня Ричер.
– У тебя есть братья или сестры?
– У меня был брат, которого звали Джо.
– И где он сейчас?
– Нигде. Он умер.
– Сожалею.
– Не твоя вина.
– И как его называла твоя мама?
– Джо.
– А тебя Ричер?
– Это часть моего имени, как Джек. Ты хочешь сказать, что друзья не называют тебя Чан?
– Я была офицером Чан и специальным агентом Чан, но это относилось только к работе.
– И как тебя называют друзья?
– Мишель, – ответила она. – Или Шел, если короче. Так мне даже больше нравится. Хорошее уменьшительное. Но только не в сочетании с фамилией. Шел Чан звучит как нечто среднее между корейской порнозвездой, компанией по добычи нефти в Южно-Китайском море или звоном монеток, падающих в ящик кассового аппарата.
– Это часть моего имени, как Джек. Ты хочешь сказать, что друзья не называют тебя Чан?
– Я была офицером Чан и специальным агентом Чан, но это относилось только к работе.
– И как тебя называют друзья?
– Мишель, – ответила она. – Или Шел, если короче. Так мне даже больше нравится. Хорошее уменьшительное. Но только не в сочетании с фамилией. Шел Чан звучит как нечто среднее между корейской порнозвездой, компанией по добычи нефти в Южно-Китайском море или звоном монеток, падающих в ящик кассового аппарата.
– Ладно, – сказал Ричер. – Пусть будет Мишель. Или Чан.
И тут самолет взлетел и устремился вслед за рассветом через горы на запад.
* * *В семи часах езды по шоссе на восток, в Материнском Приюте, рассвет уже остался позади. Прошел утренний поезд. Завтрак в кафе подходил к концу. Парень в двух рубашках открыл магазин. Магазин запасных частей также распахнул двери, и его владелец склонился над стойкой, сортируя счета. Водитель «Кадиллака» подсчитывал поступления из семи разных источников – «Вестерн юнион», «МаниГрэм», копира, факса, «ФедЭкс», Службы доставки посылок и «Ди-эйч-эл». Мойнахан, лишившийся пистолета и получивший удар по яйцам, оставался дома и ухаживал за братом, который все еще чувствовал себя паршиво.
Одноглазый вышел из офиса мотеля подышать воздухом и теперь оглядывался по сторонам, стоя внутри подковы. Его глаза скользили по парковкам, дорожкам, уходящим к комнатам первого этажа, и лестнице, ведущей на второй этаж. Ленивая проверка. Все фонари в порядки. Стулья на лужайке выровнены. Все на месте, все спокойно. Номер 214 пуст. Номер 215 пуст.
«Они не вернутся», – подумал он.
Всё в порядке.
* * *В международном аэропорту Лос-Анджелеса было полно народу, поэтому Ричеру и Чан пришлось проталкиваться через толпу, пока они не нашли спокойное место, откуда можно было позвонить. Мишель укрылась за колонной и набрала номер. И разбудила Уэствуда. Он явно любил поспать. Сначала она смутилась, затем начала извиняться и только после этого перешла к делу. Еще раз представилась и попросила о встрече – то, что прежде казалось им обоим незначительным, внезапно стало очень важным. Она сказала, что речь идет о двухстах смертях. И что она, как бывший агент ФБР, относится к этому очень серьезно. Чан рассказала, что с ней коллега-военный и что он также считает историю важной. И что Уэствуд получит право первой публикации.
Мишель выслушала адрес и повесила трубку.
– Кафе, – сказала она. – В Инглвуде.
– Это близко, – сказал Ричер. – Когда?
– Через тридцать минут.
– Значит, такси. Взять машину напрокат мы не успеем.
* * *В двадцати милях к югу от Материнского Приюта мужчина в выглаженных джинсах и с тщательно уложенными волосами позвонил по обычному телефону. ААА, но не совсем. Их человек, Хэкетт, зафиксировал первый контакт. Звонок с сотового телефона на сотовый, продолжавшийся шесть минут, – разговор между Уэствудом, который предположительно находился у себя дома, учитывая время, и женщиной, назвавшейся Чан, из аэропорта, судя по фоновому шуму; прилетевшей с коллегой – она сказала, что он военный. Упоминались смерти и предстоящая встреча в кафе, в Инглвуде. Хэкетт намеревался ее отследить.
* * *Очередь на такси оказалась длинной, но шла быстро, Инглвуд находился по другую сторону 405-го шоссе по отношению к аэропорту, так что они добрались до места раньше назначенного времени. Кафе было одним из многих заведений, расположенных на этой улице. Рядом с большинством из них стояли на тротуаре маленькие столики и доски с надписями мелом на итальянском.
Однако кафе, выбранное Уэствудом, оказалось самым обычным заведением без столиков на улице: старый линолеум и винил, успевшие потускнеть за десятилетия до бледного цвета хаки. Кафе было заполнено лишь на четверть, все сидели отдельно, читали газеты или смотрели в пустоту. И никто не походил на редактора научного журнала.
– Мы пришли слишком рано, – сказала Чан. – Он опоздает.
Они выбрали кабинку, уселись бок о бок за ламинированный стол на скамью, отделанную винилом, когда-то блестящим и красным, но ставшим цвета хаки, как и все остальное, заказали кофе – горячий и охлажденный. И стали ждать. В кафе царила тишина. Лишь шелестели страницы газет и звякали фарфоровые чашки о фарфоровые блюдца.
Пять минут.
Наконец появился Уэствуд. Он выглядел совсем не так, как предполагал Ричер, однако реальность редко соответствует нашим представлениям, как и всякое заранее составленное мнение. Уэствуд явно проводил много времени на открытом воздухе, а не сидел в четырех стенах, как лабораторная крыса, и был достаточно крепким – никаких тебе цыплячьих шей. Он походил на естествоиспытателя или путешественника. Седые короткие, но непослушные волосы и такая же бородка. Красное от солнца лицо и морщины вокруг глаз, лет сорок пять. Одежда из современных высокотехнологичных тканей с множеством «молний», но старая и мятая. На ногах туристические ботинки с крапчатыми шнурками, напоминающими миниатюрные веревки для альпинизма. На плече большая парусиновая сумка – такие носят почтальоны.
Он помедлил у двери, сразу заметил Чан, потому что она была единственной женщиной в кафе, уселся напротив и опустил сумку рядом с собой на скамью.
– Насколько я понимаю, – сказал журналист, положив руки на стол, – ваш коллега все еще отсутствует. Мистер Кивер, если я не ошибаюсь?
Чан кивнула.
– Наше расследование зашло в тупик, – сказала она. – Нам удалось отследить его до определенного места, но не более того.
– Вы обращались в полицию?
– Нет.
– Ну, тогда первый вопрос очевиден: почему?
– Его внесут в список пропавших людей. На данном этапе все и закончится. Он взрослый, прошло только три дня. Они примут наше заявление, однако не станут ничего предпринимать – попросту отложат его в сторону.
– Но двести смертей должны их заинтересовать.
– Мы ничего не можем доказать. Мы не знаем, кто, почему, когда или как.
– Иными словами, вы оплачиваете наш завтрак из-за того, что получите права на публикацию. Вы сможете купить все завтраки.
– Но пока завтрак стоит больше, чем права на книгу. Пока права на книгу и пятьдесят центов позволят получить лишь чашку кофе.
– Вы ученый, – заговорил Ричер. – Вам следует применить научный подход.
– В каком смысле?
– Возможно, с точки зрения статистики. И лингвистики. Добавив немного социологии. А еще глубокое и врожденное понимание человеческой природы. Подумайте о числе двести. Отличное круглое число, но на самом деле это не так. Никто не станет говорить «двести» случайно. Люди скажут «сто» или «тысяча». Или «сотни» и «тысячи». «Двести» звучит особенно. Как истинное число. Возможно, округленное от ста восьмидесяти или ста девяноста, но мне представляется, что за ним кроется информация. И этого достаточно, чтобы я продолжал испытывать интерес. Например, если рассуждать как следователь.
Уэствуд промолчал.
– К тому же мы можем считать, что полицейские нас выслушали и не посчитали наше дело важным, – продолжал Ричер.
Журналист кивнул.
– И вы полагаете, что клиент мистера Кивера позвонил всем, начиная с Белого дома и до самого низа. В том числе и мне.
– С этого нам следует начать. С клиента. Нам необходимо его найти и выслушать его историю с самого начала, как сделал Кивер. Возможно, тогда мы сможем предсказать дальнейшие события.
– Я уже говорил вам, что мне звонят сотни людей.
– Сколько?
– Я вас понял.
– И вы все записываете. Вы сами нам рассказывали.
– Но без особых подробностей.
– Возможно, вместе мы сумеем в них разобраться.
– Вам нужно иметь хотя бы имя.
– Мне кажется, у нас есть имя.
Чан посмотрела на Ричера.
– Может быть, – сказал ей тот и обратился к Уэствуду: – Скорее всего, имя не настоящее, но мы можем с него начать. Вы говорили, что наступает момент, когда вы блокируете надоедливые вызовы. Когда ваше терпение заканчивается. Предположим, какого-то человека это не устроило, и он начал звонить, представляясь другим именем?
– Вполне возможно, – ответил Уэствуд.
Ричер повернулся к Чан:
– Покажи закладку Кивера.
Мишель вытащила листок бумаги, положила его на стол и разгладила. Телефонный номер, начинающийся с 323, и Материнский Приют – Мэлоуни.
– Да, номер мой, – сказал Уэствуд. – Вне всякого сомнения.
– Мы решили, что в Материнском Приюте живет человек по имени Мэлоуни, который представляет определенный интерес. Но там такого нет. Мы уверены. Все, кого мы о нем спрашивали, отнеслись к нашим словам пренебрежительно, можно даже сказать, с недоумением. Таким образом, возможно, если вам надоел клиент Кивера, вы перестали отвечать на его звонки, и он решил обратиться к вам под именем Мэлоуни. Потом снова позвонил Киверу и в очередной раз попросил его связаться с вами, для подтверждения, но предупредил, что нельзя использовать его настоящее имя, а назваться Мэлоуни. Может быть, именно такой смысл имеет записка…