В довершение всего, мы не только сознаем, что нам придется умереть, но и понимаем, что смерть может наступить в любой момент. В нашем будущем нет никакой определенности. Мы проводим жизнь в тревоге, под мифическим дамокловым мечом, ожидая дня, когда единственный волосок, удерживающий неминуемую гибель над нашей головой, наконец лопнет.
Представьте себе, насколько очевидно это должно было быть нашим давним предкам. Разве у первобытного человека имелись хоть сколько-нибудь веские основания полагать, что каждый последующий день не станет для него последним? Вообразите время, когда медицина не существовала как таковая, и безобидная, на первый взгляд, зубная боль или боль в животе могла стать причиной смерти уже на следующий день. В каком страхе и неопределенности должны были постоянно жить наши предки! В сообществе кочевников даже такая простая, на первый взгляд, задача, как добывание следующего обеда, являлась потенциально смертельной. Если сегодня нам достаточно подъехать к окошку выдачи ближайшего ресторана, чтобы удовлетворить свою суточную потребность в мясе, то первобытным людям приходилось с примитивным охотничьим снаряжением выступать против свирепых зверей и сражаться с ними не на жизнь, а на смерть, чтобы в следующий раз иметь возможность поесть. В те давние времена угроза смерти была перманентной. Но несмотря на все современные удобства и медицинские технологии, в сущности, изменилось немногое. Никакие достижения не отменяют тот факт, что все мы обречены умереть и что смерть может произойти в любой момент. Да, мы можем прожить на двадцать-тридцать лет дольше наших предшественников, но что это меняет в сравнении с вечностью?
Точно зная о неминуемой смерти, мы живем в непрестанной тревоге. В любой момент мы можем нос к носу столкнуться с метафорической пумой, от которой нет спасения, и увидеть прямо перед собой клыки смерти. В итоге мы вынуждены существовать в состоянии неослабевающего смертного страха и ужаса.
…Никакие достижения не отменяют тот факт, что все мы обречены умереть и что смерть может произойти в любой момент
Главное отличие между нашим состоянием и состоянием кролика, столкнувшегося с пумой, заключается в том, что кролик может сбежать от объекта своего страха, а человек — нет. С тех пор как мы осознаем неизбежность смерти, мы пребываем в состоянии беспрестанного убийственного страха перед невидимым и непобедимым врагом, убежать от которого невозможно. В сущности, с таким же успехом мы могли бы рождаться с привязанной к нам бомбой с часовым механизмом, таймер которой установлен на неопределенное время, в результате чего бомба может взорваться в любой момент в ближайшие пятьдесят лет или около того. Что еще нам остается, кроме как коротать свой век, постоянно рискуя и ужасаясь в ожидании, когда часовой механизм отсчитает последние секунды и бомба наконец сработает? Угроза смерти подстерегает нас за каждым углом, в каждом вдохе, тени, куске пищи, незнакомом человеке. И хотя мы не знаем, откуда она будет исходить, мы обречены понимать, что эта угроза неминуема.
Вдобавок ко всему, почти так же силен, как страх нашей собственной смерти, страх потерять тех, кто нам дорог. Входя в состав социального организма, в своем физическом и эмоциональном выживании мы зависим от окружающих. Исследования вновь и вновь подтверждают, что изоляция оказывает на людей изнуряющее воздействие. Без любви мы, как правило, не живем, а страдаем[12]. По этой причине мы придаем почти такую же, как собственной жизни, если не большую, ценность жизни тех, к кому мы привязаны эмоционально. Следовательно, мы живем в постоянном страхе лишиться не только своей жизни, но и жизни своих любимых и близких.
Спасения нет не только от смерти, но и от тревоги, которую вызывает у нас осознание собственной смертности. С появлением осознания смерти человечество пришло в состояние непрекращающейся тоски и тревоги, или того, что Кьеркегор назвал «болезнью к смерти». Сразу за возникновением самосознания последовал взрыв тревоги как функции, превративший нас в изнуренный, неэффективно действующий организм.
Этот сбой функции тревоги и сделал людей дисфункциональными животными, которыми мы теперь являемся. В своих несерьезных попытках либо противостоять неизбежности смерти, либо бежать от нее, мы направляем свою энергию на патологический арсенал саморазрушительного поведения. В своих тщетных попытках противостоять тому, чему противостоять невозможно, мы становимся единственным животным, которое без какой-либо необходимости убивает себе подобных и самого себя. В отличие от любого другого существа на Земле мы способны совершать акты суицида, геноцида, садизма, мазохизма, наносить себе увечья, злоупотреблять наркотиками, демонстрировать множество других нарушенных реакций, и все они проистекают из уникальной способности человека как вида осознавать самого себя и свою смерть. В результате нашей развитой способности концептуализировать собственную смерть, человек стал психологически нестабильным существом, или, как выразился Фрейд, «невротическим» животным.
Более того, в свете нашего осознания неизбежности смерти жизнь приобретает новое ощущение экзистенциальной бессмысленности. Наша борьба за выживание становится пустой тратой времени. В тисках между неизбежностью смерти и страданиями, которые мы вынуждены терпеть в ожидании своей участи, мы невольно задаемся вопросом: «Зачем продолжать жить? Какой в этом смысл?» Каким образом наш вид может оправдать продолжение существования, если его обстоятельства так безнадежны и не вызывают ничего, кроме отчаяния? Зачем бороться сегодня, если завтра нас вообще уже может не быть здесь? В таких условиях мотивирующий принцип самосохранения, поддерживавший жизнь на протяжении миллиардов лет, к нашему виду уже не применим. Теперь человек как животное играет по совершенно новому набору правил, и, если ничто не изменит к лучшему мучительные и внушающие отчаяние обстоятельства, в которых находится наш вид, возможно, пройдет еще немного времени — и мы как эволюционировавшие животные падем жертвой сил вымирания.
Пришествие духовной функции
Итак, вот и мы — недавно возникший вид, обладатели непревзойденного интеллекта, благодаря которому мы стали самым могущественным существом на Земле. И когда уже казалось, что все складывается замечательно, произошло неизбежное: интеллект вышел человеку боком. Впервые в истории всего живого органическая форма жизни обратила свою способность к восприятию на саму себя и осознала собственное существование. С появлением самосознания произошла когнитивная революция. Вместе с новообретенным осознанием своего существования человек в равной степени осознал возможность собственного несуществования. И таким образом в результате единственного когнитивного акта самое могущественное существо на Земле внезапно лишилось своих возможностей из-за деструктивного осознания неизбежности собственной смерти.
Представим, как чувствовали себя далекие предки современных людей, вдруг осознавшие неизбежность своей кончины — нагие, беспомощные, одинокие, беззащитные перед угрозой неминуемой смерти, брошенные на произвол судьбы перед разверзшейся бездной, лишенные поддержки какой бы то ни было высшей силы или сущности. Если бы природа не обеспечила этих недавно эволюционировавших животных тем или иным видом адаптации, пригодной для противостояния тревоге, вызванной осознанием смерти, вполне возможно, человек как вид мог и не выжить. Компенсируя подрывное воздействие осознания смерти, природа должна была модифицировать когнитивную деятельность человека таким образом, чтобы мы выжили, несмотря на уникальную способность осознавать смерть.
Человечество столкнулось с угрозой уже не нового вируса или изменения климата, а давления среды, зародившегося в его собственной голове (ведь организм, в сущности, служит нам физическим окружением, верно?). В результате этого нового давления среды изнутри, имеющего физиологическую основу, возникла потребность в преобразовании когнитивной деятельности гоминида таким образом, чтобы она обеспечила выживание.
В ответ на это новое давление среды силы естественного отбора могли повлиять на нашу эволюцию одним из двух способов. Фактически наш интеллект, который прежде был нашим главным преимуществом, теперь ставил под угрозу само наше существование. Одна из эволюционных стратегий, которые могла бы применить «природа», — отсев представителей вида, обладающих наиболее выраженным самосознанием, чтобы в популяции выживших меньше представителей осознавало свою смертность. Иными словами, силы естественного отбора могли просто отбросить нас назад, на несколько этапов когнитивной эволюции, вернуть к прежнему, менее самосознательному существованию, к менее развитому интеллекту. Недостаток этого решения в том, что самосознание — одна из самых ценных способностей нашего вида. Поскольку мы сознаем себя, то обладаем уникальной способностью адаптироваться к любой ситуации или окружению. К примеру, если снова начнется ледниковый период, любому другому животному понадобится ждать миллионы лет, пока в процессе естественного отбора его шерсть станет гуще, а люди смогут сшить себе одежду всего за несколько часов. Благодаря своему значительному интеллекту Homo sapiens превзошел силы эволюции. Нам больше незачем ждать, когда естественный отбор изменит нас: мы наделены уникальной способностью меняться самостоятельно в соответствии с почти любым физическим окружением. Благодаря невероятной способности преображать свое непосредственное окружение люди могут выжить где угодно — от океанских глубин до космического пространства. Мы располагаем такими развитыми способностями к языку и расчетам, что можем создавать инструменты и технологии, позволяющие нам компенсировать почти любые свои физические недостатки. Давление среды, которое уничтожило бы любой другой вид, просто подталкивает человечество к технологическому прогрессу, позволяет нам адаптироваться к своему окружению без помощи или преимуществ естественного отбора.
В ответ на это новое давление среды силы естественного отбора могли повлиять на нашу эволюцию одним из двух способов. Фактически наш интеллект, который прежде был нашим главным преимуществом, теперь ставил под угрозу само наше существование. Одна из эволюционных стратегий, которые могла бы применить «природа», — отсев представителей вида, обладающих наиболее выраженным самосознанием, чтобы в популяции выживших меньше представителей осознавало свою смертность. Иными словами, силы естественного отбора могли просто отбросить нас назад, на несколько этапов когнитивной эволюции, вернуть к прежнему, менее самосознательному существованию, к менее развитому интеллекту. Недостаток этого решения в том, что самосознание — одна из самых ценных способностей нашего вида. Поскольку мы сознаем себя, то обладаем уникальной способностью адаптироваться к любой ситуации или окружению. К примеру, если снова начнется ледниковый период, любому другому животному понадобится ждать миллионы лет, пока в процессе естественного отбора его шерсть станет гуще, а люди смогут сшить себе одежду всего за несколько часов. Благодаря своему значительному интеллекту Homo sapiens превзошел силы эволюции. Нам больше незачем ждать, когда естественный отбор изменит нас: мы наделены уникальной способностью меняться самостоятельно в соответствии с почти любым физическим окружением. Благодаря невероятной способности преображать свое непосредственное окружение люди могут выжить где угодно — от океанских глубин до космического пространства. Мы располагаем такими развитыми способностями к языку и расчетам, что можем создавать инструменты и технологии, позволяющие нам компенсировать почти любые свои физические недостатки. Давление среды, которое уничтожило бы любой другой вид, просто подталкивает человечество к технологическому прогрессу, позволяет нам адаптироваться к своему окружению без помощи или преимуществ естественного отбора.
Однако если отнять у человека интеллект, он станет одним из самых слабых и уязвимых существ на Земле. Лишенный таких защитных адаптаций, как когти, клыки, крылья, ядовитое жало, оборонительная струя, да еще утративший интеллект человек превратится в ходячий обед, ждущий, когда его съедят. Следовательно, устранение интеллекта было бы явно неудачной стратегией. Вместо этого природе пришлось выбрать какую-нибудь новую адаптацию, чтобы человечество выжило, несмотря на осознание своей смертности. Какого рода адаптация могла помочь в этом случае? Какой механизм мог возникнуть у нас таким образом, чтобы избавить нас от парализующего осознания смерти, но при этом не лишить интеллектуальных способностей?
…Если отнять у человека интеллект, он станет одним из самых слабых и уязвимых существ на Земле. Он превратится в ходячий обед, ждущий, когда его съедят
Возможно, поначалу удавалось выжить только тем индивидам, которые ввиду особенностей строения мозга каким-то образом сопротивлялись деструктивной тревоге, возникшей вместе с самосознанием и осознанием смертности. Тем не менее для выживания человека как вида требовалось что-то еще. Возможно, новообретенное человеком осознание смерти создавало настолько значительное напряжение, что на физиологические особенности нашего мозга было оказано селективное давление. Если давление среды преобразует целые виды, почему такое же давление не может преобразить один орган — наш мозг? Разве не следует применять постулаты дарвиновского учения не только ко всей органической материи, но и к эволюции нашего мозга? Как еще, по нашему мнению, могли возникнуть другие когнитивные центры — языковые, музыкальные, математические?
Ввиду наличия у нашего вида способности к самосознанию, нам внезапно потребовалась перенастройка — такая, чтобы мы соответствовали новым требованиям, предъявляемым к нам внутренней средой. Это означало, что с большей вероятностью выживали те индивиды, в мозге которых присутствовали некие генетические мутации, позволяющие им выдержать ошеломляющее беспокойство, вызванное осознанием смерти. Следовательно, именно для них вероятность передачи потомству благоприятной адаптации была наибольшей.
Одно поколение протолюдей сменялось другим, и те из них, чей мозг был устроен таким образом, чтобы наиболее эффективно справляться с тревогой, порожденной осознанием смерти, оказывались наиболее приспособленными, пригодными для выживания. Этот процесс продолжался, пока не возникла когнитивная функция, которая изменила образ восприятия реальности протолюдьми, дополнила их подход «духовным» компонентом. Точно так же, как человеческий мозг развил языковый, музыкальный и математический интеллект, у нас, вероятно, развился интеллект «духовный».
Словом, осознание неизбежности смерти человеком как видом оказало настолько сильное давление на эволюцию нашего мозга (когнитивной деятельности), что в какой-то момент на сравнительно поздних стадиях развития гоминида природа выбрала те линии наследования, для которых была характерна врожденная предрасположенность к вере в иную реальность или к восприятию этой реальности, отменяющей ограничения конечного материального мира, способного предложить нам только боль, страдания, а в итоге — смерть. Таким образом, внутри у человека родилась новая реальность, побудившая представителей нашего вида считать себя трансцендентными, воображать, что мы являемся чем-то большим, чем есть на самом деле.
Истоки осознания бессмертия и Бога
Из всех факторов, которые могли повлиять на эволюцию «духовной» когнитивной функции», ключевую роль, как мне кажется, сыграла присущая человеку уникальная способность вести подсчеты и перечисления. Большинство животных располагают внутренним пониманием масштабов времени и пространства. Так как мы живем во времени и в пространстве, их неотъемлемое осознание необходимо нам, чтобы выжить. К примеру, у большинства животных есть внутренние биологические часы, которые служат для корректировки поведения организма в соответствии с временем. Эти биологические часы определяют время суток или года, в которое животное кормится, спит или спаривается, и этот перечень можно продолжить.
Многие животные в значительной степени полагаются ради выживания на свое зрение. Поскольку освещение на нашей планете определяется вращением Земли вокруг Солнца, цикл ее движения по орбите играет решающую роль в поведении большинства животных. Более того, поскольку обороты нашей планеты вокруг Солнца определяют климат Земли, то и они оказывают мощное воздействие на поведение органической природы в целом. Так как условия среды, в которой мы живем, заключены во временные рамки, большинству животных просто необходимо иметь внутренние биологические часы, помогающие им эффективно пользоваться климатическими и осветительными циклами Земли.
Помимо внутренне присущей способности воспринимать временные явления, все формы жизни от рождения обладают механизмом, который позволяет воспринимать мир пространственно. Даже растение, несмотря на то что его корни вросли в землю, выказывает гелиотропные пристрастия, поворачивая листья к Солнцу. Так как мы существуем в трехмерном (пространственном) окружении, большинство животных обладает неким сочетанием органов, посредством которых можно различать верх и низ, движение вперед и назад, близкое и далекое расположение. Поскольку животным свойственна подвижность, они не в состоянии выжить без подобной пространственной восприимчивости.
Хотя большинство животных в той или иной мере осознает пространство и время, человек как вид наделен гораздо более развитой способностью постигать оба этих измерения. Только люди могут точно улавливать изменение временных и пространственных показателей. Имея возможность разделять наш мир на отдельные пространственные и временные единицы, люди развили в себе способность перечислять объекты — вести счет[13].
Поскольку человек наделен особой «математической» когнитивной способностью, люди могут измерять промежутки времени и единицы пространства. Следовательно, благодаря наличию этой счетной или математической функции только мы одним усилием мысли можем находить дорогу в океанах и морях, на материках, а с недавних пор — во внеземном пространстве. Эта же способность позволяет нам возводить грандиозные сооружения, создавать бесчисленные машины и технологии, а также поразительные орудия для исцеления и уничтожения, и все они так или иначе помогли нам стать самыми могущественными обитателями планеты.
Несмотря на то, что в большинстве случаев эта способность оказывалась нашим преимуществом, наше умение вести счет, как и самосознание, оказало на нас потенциально опасное влияние. Причина заключается в том, что наша способность считать, складывать один и один, неразрывно связана с внутренним осознанием того, что этот процесс не имеет конца (то есть каким бы огромным ни было число, к нему всегда можно прибавить единицу). Итак, результат нашей развитой способности считать — внутренне присущая способность осмыслять бесконечность. Поскольку развитым умением считать обладает только наш вид, лишь мы одни имеем представление о понятии бесконечности[14].