Она осматривала место преступления почти свирепо: задержала взгляд на луже крови, на отдельных брызгах, на кровавых следах обуви, пятнах. Подозвала жестом Хэнка Барриса, старшего офицера команды криминалистов. Тот поднялся, убрал пинцет.
– Как много крови, – сказала она.
– Фельдшеры пытались оказать экстренную помощь.
– Орудие убийства?
– Нож. Вместе с жертвой отправился в больницу. Понимаете, его не сумели вынуть...
– Знаю, – отрезала Хейворд. – Вы видели, как это место выглядело сначала?
– Нет. Когда приехал, тут уже был беспорядок.
– Документы, удостоверяющие личность жертвы, обнаружены?
– Не знаю, надо позвонить в больницу.
– Есть ли здесь люди, первыми пришедшие на место преступления?
Баррис кивнул.
– Есть. Техник по имени Эндерби. Ларри Эндерби.
Хейворд обернулась.
– Пригласите его.
– Сюда?
– Куда же еще?
Наступила пауза. Хейворд смотрела по сторонам. Тело ее было абсолютно неподвижно, двигались лишь темные глаза. Она разглядывала кровяные пятна, изучала траектории и скорость полета брызг. Постепенно в мозгу ее сложилась картина преступления.
– Капитан! Мистер Эндерби ждет вопросов.
Хейворд обернулась и увидела прыщавого, тощего черноволосого юнца. На нем была надетая задом наперед бейсболка, драные джинсы и футболка.
Сначала ей показалось, что его высокие ботинки выкрашены в красный цвет, пока она не пригляделась.
Полицейский подтолкнул юношу.
– Вы первый обнаружили жертву?
– Да, мадам. Простите... офицер.
Он был напуган.
– Можете называть меня «капитан», – мягко сказала Хейворд. – Кем вы работаете в музее, мистер Эндерби?
– Я техник. Дипломированный.
– Что вы делали в зале в три часа ночи?
Голос юноши был высоким, дрожащим, готовым сорваться. Мертвых всегда находят самые робкие – вспомнила Хейворд шутку профессора судебной психиатрии в Нью-Йоркском университете. Она перевела дыхание и постаралась придать своему голосу сочувственное выражение, лишь бы не вспугнуть юнца.
– Проверял установку новой системы безопасности.
– Понимаю. Система в зале работала?
– Как обычно. Мы вносили в нее некоторые усовершенствования, и вдруг произошел сбой. Мой босс...
– Его имя?
– Уолт Смит.
– Продолжайте.
– Босс послал меня посмотреть, не произошло ли отключение энергии.
– И что же, произошло?
– Да. Кто-то перерезал кабель.
Хейворд взглянула на Барриса.
– Мы знаем об этом, капитан. По-видимому, преступник обрезал кабель, чтобы отключить дежурное освещение и напасть в темноте на жертву.
– Расскажите о новой системе безопасности, – попросила она, снова обратившись к Эндерби.
– Система многоуровневая, с аварийным резервированием. В ней установлены сенсоры, фиксирующие движение, видеокамеры, инфракрасные лазерные лучи, сенсоры вибрации и давления.
– Звучит внушительно.
– Так оно и есть. В последние полгода музей совершенствовал систему в каждом зале, доводя ее до последней версии.
– И что сюда входит?
Эндерби набрал в грудь воздуха.
– Связь со службой безопасности, переоснащение комплекта программного обеспечения, тест-контроль и прочее. Все выверено по спутниковым часам. Все это делали по ночам, чтобы не мешать работе музея.
– Понимаю. Итак, вы пришли сюда узнать, не произошло ли отключения энергии, и обнаружили тело.
– Да.
– Если сможете, мистер Эндерби, опишите точно, как лежала жертва.
– Ну... тело... лежало так, как здесь и показано. Одна рука отброшена в сторону. Ну, вы видите. Из поясницы торчал нож с костяной ручкой. Он был вогнан по самую рукоятку.
– Вы дотрагивались до него, может, пытались вытащить?
– Нет.
Хейворд кивнула.
– Правая рука жертвы была разжата или сжата?
– Вроде бы разжата. – Эндерби судорожно глотнул.
– Потерпите еще, мистер Эндерби. Жертву передвигали, прежде чем пришел фотограф? Все, чем мы располагаем, это ваши показания.
Он утер лоб тыльной стороной руки.
– Левая нога – повернута внутрь или наружу?
– Наружу.
– А правая?
– Внутрь.
– Вы уверены?
– Не думаю, что когда-либо это забуду. Тело было немного изогнуто.
– Как?
– Лежало лицом вниз, а ноги почти скрещены.
В процессе разговора Эндерби понемногу овладел собой. Он оказался хорошим свидетелем.
– А кровь на ваших ботинках? Как она туда попала?
Эндерби посмотрел на ботинки, и глаза его расширились.
– О, я... кинулся туда и пытался помочь.
Хейворд почувствовала к нему некоторое уважение.
– Опишите, пожалуйста, ваши действия.
– Погодите... я стоял вон там, когда увидел тело. Подбежал, встал на колени, пощупал пульс. Тогда, должно быть, я в кровь и наступил. Руки у меня тоже были в крови, но я их вымыл.
Хейворд кивнула и мысленно вставила эти факты в реконструируемую ею картину.
– Пульс был?
– Кажется, нет. Хотя я был так взволнован, что не могу сказать с уверенностью. К тому же пульс я считать не умею. Первым делом я позвонил в охрану...
– По телефону?
– Да, за углом. Затем попробовал сделать искусственное дыхание – рот в рот, но через минуту прибыл охранник.
– Фамилия охранника?
– Роско Уолл.
Хейворд сделала знак одному из следователей, чтобы тот сделал соответствующую запись.
– Затем прибыли фельдшеры. Они меня прогнали.
Хейворд снова кивнула.
– Мистер Эндерби, отойдите на несколько минут в сторонку со следователем Хардкаслом. Возможно, я задам вам еще несколько вопросов.
Она прошла в первую комнату экспозиции, огляделась, затем медленно вернулась назад. Тонкий слой опилок на полу, хотя и был потревожен, сохранил следы борьбы. Она наклонилась и рассмотрела мелкие брызги крови. В голове ее сложилось понимание того, что произошло. На жертву было совершено нападение в первой комнате экспозиции. Возможно, ее преследовали с противоположного конца выставки. Там есть черный ход, хотя при осмотре выяснили, что дверь заперта. Похоже, преступник и жертва какое-то время кружили друг возле друга. Затем убийца схватил жертву, отбросил в сторону и с ходу ударил ножом...
Она на мгновение закрыла глаза, мысленно представляя себе эту картину.
Затем подумала о крошечном пятне, которое заметила при первом осмотре комнаты. Подошла к нему, посмотрела: капля крови размером с десятицентовик. Упала, судя по всему, с вертикально стоящего объекта, высотой около пяти футов.
Указала на него.
– Хэнк, мне нужна эта капля. Только сначала сфотографируйте. Немедленно сделайте анализ ДНК и пропустите через все базы данных.
– Будет сделано, капитан.
Хейворд огляделась, глаза ее провели касательную от нарисованного мелом силуэта, через одинокую каплю крови к дальней стене. Она заметила большое отверстие в новом деревянном плинтусе. Хейворд сощурилась.
– Хэнк?
Он взглянул на нее.
– Думаю, оружие жертвы вы найдете за этим экспонатом.
Следователь подошел к экспонату, заглянул за него.
– Черт возьми!
– Что это? – спросила Хейворд.
– Нож для разрезания коробок.
– Кровь?
– Вроде не видно.
– Присовокупите его к вещдокам. Сопоставьте с каплей, которую вы только что взяли. Ставлю последний доллар, что они связаны друг с другом.
Хейворд задумчиво смотрела по сторонам, и в голову ей пришла еще одна мысль:
– Пригласите Эндерби.
Мгновение спустя следователь Хардкасл вернулся вместе с Эндерби.
– Вы говорили, что делали жертве искусственное дыхание – рот в рот.
– Да, капитан.
– Вы, полагаю, его узнали?
– Это не он, а она. Да, узнал.
– И кто же это?
– Марго Грин.
Хейворд встрепенулась.
– Марго Грин?
– Да, когда-то она проходила здесь студенческую практику. Теперь вернулась и стала редактором...
Эндерби не договорил. Хейворд больше его не слушала. Она мысленно вернулась на шесть лет назад, к убийствам в подземке и знаменитым бесчинствам в Центральном парке. Тогда она была рядовым полицейским. Тогда же встретила Марго Грин, молодую, вздорную и храбрую женщину, которая, рискуя жизнью, помогла раскрыть преступление.
В каком чудовищном мире они живут!
Глава 35
Смитбек мрачно сидел в том же кресле, что и день назад. Он испытывал неприятное чувство дежа вю. В нарядном камине потрескивал тот же огонь, слабо пахло горелой березой. Те же гравюры украшали стены, из эркера виден все тот же зимний пейзаж.
Еще того хуже, за огромным столом сидел все тот же директор с той же сочувственно-снисходительной улыбкой на гладко выбритом лице. Должно быть, полагал, что его полный мягкого упрека взгляд оказывает терапевтическое воздействие на пациента. В голове у Смитбека болезненно пульсировало, и немудрено: в темноте он с разбега ударился в цементную стену. Он испытывал страшное унижение, из-за того что ударился в панику, заслышав шаги санитара. И каким же он был тупицей, думая, что таким примитивным способом ему удастся обмануть систему безопасности. А в результате чего добился? Лишний раз убедил директора в том, что он – настоящий придурок.
– Эдвард, – сказал доктор Тизандер, сцепив покрытые венами руки. – Ну и эскападу же вы устроили сегодня ночью! Прошу простить, если санитар Монтени вас напугал. Надеюсь, нашу медицинскую помощь вы нашли удовлетворительной?
Смитбек проигнорировал вопрос.
– Прежде всего, я хотел бы узнать, зачем он за мной крался? Я мог погибнуть.
– Ударившись в стену? Ну, это вряд ли. – Еще одна снисходительная улыбка. – Хотя вам повезло: избежали сотрясения мозга.
Смитбек не ответил. Бинт на голове болезненно натягивался всякий раз, когда он двигал челюстью.
– Вы меня удивляете, Эдвард. Мне казалось, я вам все объяснил: то, что вы не видите здесь системы безопасности, вовсе не означает, что ее нет. В этом-то и состоит наша цель. Зачем лишний раз беспокоить гостей?
Смитбека страшно раздражало слово «гость». Они были обыкновенными обитателями психушки. Вот и все.
– Мы следили за вашими ночными передвижениями с помощью инфракрасных лучей и датчиков, мимо которых вы проходили. Только после того, как вы проникли в подвал, мы послали санитара Монтени, чтобы он ненавязчиво наблюдал за вами. Задание он исполнил в точности. Думаю, вы надеялись бежать, забравшись в продуктовый фургон. Это – первое, что они у нас делают.
Смитбеку захотелось вскочить и вцепиться доброму доктору в горло. Они? Я не сумасшедший, ты, идиот! Однако он не сделал этого. Понял, наконец, в какую ловушку угодил: чем больше он настаивал на своем здравомыслии, тем больше убеждал врача в обратном.
– Я просто хочу знать, как долго здесь пробуду, – сказал он.
– Поживем – увидим. Должен сказать, что попытка побега не настраивает меня на оптимистический лад. Вы сопротивляетесь нашим усилиям помочь вам. Мы не можем помочь без вашего содействия, мистер Джонс. И не отпустим вас, пока эта помощь не будет оказана. Как я люблю повторять, вы – самый главный в процессе выздоровления.
Смитбек сжал кулаки и страшным усилием воли принудил себя промолчать.
– Должен сказать вам, Эдвард, еще одна попытка побега – и распорядок вашего дня будет изменен, что вам явно не понравится. Мой совет: смиритесь с ситуацией и работайте вместе с нами. Начните сначала. Я почувствовал необычно сильное сопротивление с вашей стороны.
«Да это потому, что я так же здоров, как и ты!» Смитбек перевел дух и попытался изобразить послушную улыбку. Надо вести себя умнее, если собираешься бежать.
– Да, доктор Тизандер, понимаю.
– Хорошо, хорошо! Кажется, у нас намечается прогресс.
Должен же быть отсюда какой-то выход. Если графу Монте-Кристо удалось сбежать из замка Иф, то и Уильям Смитбек сбежит из Ривер Оукс.
– Доктор Тизандер, что я должен сделать, чтобы выйти отсюда?
– Идите нам навстречу. Позвольте помочь вам. Ходите на лечебные сеансы, обращайте всю вашу энергию на то, чтобы излечиться, находите личный контакт с врачами и санитарами. Единственный способ выйти отсюда – это получить документ с моей подписью.
– Единственный способ?
– Да. Окончательное решение принимаю я, а основано оно, конечно же, на медицинских заключениях и, если необходимо, на юридическом совете.
Смитбек вскинул на него глаза.
– Юридическом?
– У психиатрии два хозяина – медицина и закон.
– Не понимаю.
Тизандер, похоже, оседлал любимого конька. Голос его зазвенел, как у проповедника.
– Да, Эдвард, мы обязаны иметь дело не только с медициной, но и с законом. Взять хотя бы вас: ваша семья вас любит, заботится о вашем здоровье, а потому и поместила вас к нам. Это в равной степени медицинский и юридический процесс. Лишить человека свободы – серьезный шаг, и его следует скрупулезно расследовать.
– Простите... вы сказали – моя семья?
– Да. Кто же еще мог вас сюда поместить, Эдвард?
– Вы знаете мою семью?
– Я встречал вашего отца, Джека Джонса. Очень достойный человек. Мы все хотим вам добра, Эдвард.
– Как он выглядит?
Лицо Тизандера приняло озадаченное выражение, и Смитбек выругал себя за столь безумный вопрос.
– Я хотел спросить, когда вы с ним встречались?
– Когда вас сюда привезли. Он подписал все нужные бумаги.
Пендергаст, подумал Смитбек. Черт бы его побрал.
Тизандер поднялся, протянул руку.
– Ну, Эдвард, может, еще о чем-нибудь хотите спросить?
Смитбек ответил рукопожатием. В голове родилась идея.
– Да, еще один вопрос.
Тизандер поднял брови, все с той же снисходительной улыбкой.
– Здесь ведь есть библиотека?
– Конечно. За бильярдной комнатой.
– Благодарю вас.
У дверей Смитбек оглянулся. Тизандер, откинувшись на спинку кресла, поправлял галстук. На лице играла самодовольная улыбка.
Глава 36
Когда Д'Агоста добрался до старой двери на Гудзон-стрит, над рекой меркнул водянистый зимний свет. Д'Агоста постоял немного, чтобы успокоиться, несколько раз глубоко вдохнул. Он точно следовал сложным инструкциям Пендергаста. Агент снова переехал – кажется, намерен был на шаг опережать Диогена. Интересно, с вялым любопытством подумал Д'Агоста, какое обличье принял он сейчас?
Успокоившись, в последний раз оглянулся по сторонам: нет ли хвоста? Семь раз постучал в дверь, подождал. Спустя мгновение дверь отворил мужчина. Судя по всему, это был опустившийся человек, законченный алкоголик. Хотя Д'Агоста и знал, что это – Пендергаст, он снова поразился его умению менять личину.
Не говоря ни слова, Пендергаст впустил его и запер дверь на засов. Затем провел вниз по сырой винтовой лестнице в зловонный подвал. Там стоял большой бойлер и система отопления. Огромная картонная коробка с грязными одеялами, пластмассовая молочная бутылка, свеча, посуда и аккуратная стопка консервных банок завершали картину.
Пендергаст убрал с пола тряпку, под ней обнаружился компьютер iMac G5 с беспроводным подсоединением к Интернету. Рядом лежала захватанная стопка бумаг: папка с ксерокопиями, теми, что Д'Агоста сделал в полицейском управлении, и несколько документов об отравлении Гамильтона – они, как предположил Д'Агоста, были взяты из полицейского досье. Было видно: Пендергаст изучал их с большим вниманием.
– Я... – Д'Агоста и сам не знал, с чего начать. Его душил гнев. – Этот подлец... этот сукин сын. Господи, он убил Марго...
Замолчал. Слова не могли передать охватившую его ярость, сумятицу чувств, неверие. Он не знал, что Марго вернулась в Нью-Йорк, не говоря уже о том, что снова стала работать в музее, но он хорошо был знаком с ней в прошлом. Они вместе работали над убийствами в музее и подземке. Это была отважная, предприимчивая, умная женщина. Она не заслуживала такой участи – быть зарезанной в темном выставочном зале.
Пендергаст молча стучал по клавишам, но лицо его покрылось потом, и Д'Агоста видел, что это не игра. Агент переживал случившееся не меньше его.
– Диоген лгал, когда объявил Смитбека следующей жертвой, – сказал Д'Агоста.
Не глядя на него, Пендергаст потянулся к корзине и вытащил из нее сумку на молнии, карту Таро и записку. Подал все это Д'Агосте.
Д'Агоста взглянул на карту. На ней была изображена высокая башня из красного кирпича. Башню поражали многочисленные молнии. Башня горела, и из нее на траву падали крошечные фигурки. Д'Агоста обратился к записке.
Ave, frater![20]
С чего бы я стал говорить тебе правду? После стольких лет следовало бы знать, что я – искусный лжец. Пока ты прятал хвастуна Смитбека – должен, кстати, тебя похвалить: я его пока что не обнаружил, – у меня появилось свободное время, и я расправился с Марго Грин. Она, между прочим, оказала мне достойное сопротивление.
Ну разве я не доказал еще раз свой недюжинный ум?
Открою тебе секрет, братец. Я сейчас в исповедальном настроении. Назову следующую жертву – лейтенант Винсент Д'Агоста.
Забавно, правда? Говорю ли я сейчас правду? Или снова лгу? Представляю, как ты бьешься над этой загадкой, дорогой братец.
Говорю тебе не adieu, a au revoir[21]?
Диоген
Д'Агоста вернул записку Пендергасту. У него было странное ощущение. Не страх, нет! Он испытывал новую вспышку гнева. Буквально трясся от ярости.
– Подайте мне этого сукина сына, – проскрежетал он.
– Садись, Винсент. У нас мало времени.
Это были первые слова, сказанные Пендергастом. Д'Агоста замолчал, ощутив страшную серьезность в его голосе. Он уселся на корзину.
– А что означает эта карта Таро? – спросил он.
– Это – Башня. Означает разрушение, время неожиданных перемен.
– Шутки в сторону.
– Я весь день составлял список потенциальных жертв и обдумывал, как их защитить. К сожалению, моя тайна выйдет наружу. Те, с кем я имел дело, обещали молчать, но, думаю, это лишь вопрос времени: скоро все узнают, что я жив. Винсент, взгляни на этот список.