— Логично.
— Мы тоже можем пожалеть. Пожалеть о том, что поторопились вступить в связь. Не говоря о браке.
— Можем. — Макс постучал ложкой о край кастрюли, положил ее в сторону и обернулся: — Тебя это бес покоит?
Лейн сжала дрогнувшие губы. Вот он. Стоит у ее плиты, высокий, гибкий, с опасными глазами и на смешливой улыбкой.
— Нет. Нет, не беспокоит. Ни чуточки. — Она бросилась в объятия Гэннона и встала на цыпочки. — О боже, совсем не беспокоит. Я люблю тебя.
— Вот и отлично. — Он жадно впился в ее губы, но тут же опомнился, и поцелуй стал нежным. — Меня тоже не беспокоит. Кроме того, я купил в Нью-Йорке одну вещицу. Если ты начнешь взывать к моему благоразумию, она пропадет даром.
Макс вынул из кармана коробочку.
— Можешь не сомневаться. Я хорошо запомнил твои слова.
— Ты все-таки выкроил время, чтобы купить мне кольцо?
Он удивленно поднял брови.
— Да. Ты ведь хотела кольцо, правда?
— Умница! — Лейн открыла коробочку, увидела прямоугольный бриллиант в простой оправе из платины, и у нее сладко сжалось сердце. — Оно замечательное. Просто совершенство.
— Пока нет. — Макс вынул кольцо и надел его на палец Лейн. — А вот теперь — да. — Гэннон поцеловал ее исцарапанные костяшки. — Лейн, я хочу прожить с тобой жизнь. И начнется она сегодня. Ты будешь си деть и смотреть, а я — разогревать тебе суп. Без всякой спешки.
— Звучит очень заманчиво. Нормальная жизнь…
— Если хочешь, мы можем даже поругаться.
— Тоже неплохо. Но сначала давай посмотрим на остальные камни. Можно?
Макс выключил суп, поставил на стол чемоданчик и открыл его. Увидев свинью-копилку, Лейн засмеялась, а потом вдруг стала серьезной.
— Страшно подумать, что из-за содержимого этой копилки меня могли убить… Слава богу, этого не случилось. Свинья? Очень в духе Джека.
— Завтра представитель страховой компании заберет их. — Он расстелил газету и поднял маленький молоток, найденный в тамбуре. — Хочешь сделать это сама?
— Нет. Делай ты.
Потребовалась пара сильных ударов. Лишь после этого Макс вытащил ватную прокладку, затем мешочек и пролил сверкающий водопад на ладонь Лейн.
— Они не стали менее ослепительными, верно?
— Бриллиант на твоем пальце нравится мне больше. Она улыбнулась:
— Мне тоже.
Пока Макс убирал осколки и газету, Лейн разложила блестящие камни на бархате.
— Итак, можно считать, что половину похищенного ты уже вернул. А поскольку Крю опознан и арестован, вторую половину найдут там, где он жил, или в ячейке несгораемого шкафа, зарегистрированной на его имя.
— Может быть. Может быть, часть этих камней действительно спрятана именно там. Но боюсь, что не все. Думаю, Крю ездил в Колумбус и что-то привез сыну вовсе не из-за любви или отцовского долга. У его бывшей жены и сына либо что-то есть, либо они что-то знают.
— Макс, не езди за ними! — Лейн взяла его за руку. — Оставь их в покое. Они просто пытаются убежать от него. Судя по твоим словам, эта женщина пытается защитить своего ребенка и обеспечить ему нормальную жизнь. Если ты станешь преследовать их, она испугается и снова убежит. Я знаю, что это такое. Знаю, чем это было для моей матери, пока она не нашла Роба и не обрела спокойствие и мир. А ведь мой отец не убийца и Ее сумасшедший. Он всего-навсего вор и мошенник. Она придвинула бриллианты к Гэннону. — Несчастный мальчик будет жить с сознанием того, что его отец — убийца. Никакие бриллианты не стоят этого. Они всего лишь камни. Всего лишь вещи.
— Дай мне подумать.
— О'кей. — Лейн встала и поцеловала его в макушку. — О'кей. Я приготовлю к супу пару сандвичей. Тем временем ты вычеркнешь бриллианты из своего списка, а потом мы спрячем их и поедим как нормальные скучные люди.
Она встала и пошла за хлебом.
— Кстати, что будет с моей машиной, которая осталась в Нью-Джерси?
— Я знаю парня, который пригонит ее. Через два дня. — Он взялся за работу. — А пока либо я буду возить тебя, либо ты будешь пользоваться моей машиной.
— Нормальный скучный разговор. Ветчину смазать горчицей или майонезом?
— Горчицей, — рассеянно сказал Макс и надолго умолк. — Вот сукин сын!
Лейн оглянулась:
— Что?
— Подожди. Проверю еще раз.
Она разрезала готовые сандвичи и положила их на Десертные тарелки.
— Что, не сходится?
Макс стучал пальцами по столу и молча смотрел на нее.
— Все ясно. Именно этого я и боялась. Точнее, не боялась, а просто покорялась судьбе. И много не хватает до четверти?
— Примерно двадцати пяти каратов.
— Гм-м… Что ж, значит, Крю не стал делить добычу поровну. Я уверена, что твой клиент примет такое объяснение. Наверно, оставшиеся части будут больше.
— Но ты-то, надеюсь, понимаешь, что это не тот случай, верно?
— Конечно.
— Он прикарманил их. Твой отец.
— Он взял свою долю, для страховки отобрал несколько камней, положил в другое хранилище — допустим, такую же свинку — и держал ее при себе. В поясе-кошельке, в мешочке на шее или просто в кармане. «Лейни, детка, не храни все яйца в одной корзинке. Если ручка оторвется, у тебя получится здоровенная яичница»… Хочешь кофе?
— Я хочу пива. Черт побери, я позволил ему уйти!
— Ты в любом случае позволил бы ему уйти. — Лейн достала бутылку пива, сорвала крышку, а затем села к Максу на колени. — Если бы ты знал, что он взял камни, то отобрал бы их, но все равно позволил бы ему уйти. Так что на самом деле ничто не изменилось. Подумаешь, какие-то несчастные двадцать пять каратов… — Она поцеловала Макса сначала в одну щеку, потом в другую, а потом в губы. — У нас с тобой все хорошо, верно?
Лейн положила голову на его плечо, и Макс погладил ее по волосам.
— Да, у нас с тобой все хорошо. Если я когда-нибудь снова увижу твоего отца, то дам ему пинка в зад, но у нас с тобой все хорошо.
— Вот и прекрасно.
Макс сидел и гладил ее волосы. На столе стояли тарелки с сандвичами, на плите — кастрюля с супом. На полу храпел пес. Бриллианты, стоившие несколько миллионов долларов, искрились, отражая свет кухонной лампочки.
«У нас с тобой все хорошо, — думал Макс. — Честно говоря, даже лучше, чем хорошо. Но нормальными и скучными мы не станем никогда».
ЧАСТЬ II
17.
Она умирала от желания поскорее очутиться дома. Сознание того, что ее ждут собственный дом, собственная кровать и собственные вещи, превращало в удовольствие даже омерзительную дорогу из аэропорта.
Между автомобилями, маршрутными такси и похожими на танки автобусами происходили маленькие стычки, предательства, измены и даже сражения. Наблюдать за этой дорожной войной было так приятно, что Саманте Гэннон захотелось отпихнуть сонного водителя, прыгнуть на переднее сиденье, схватить руль и самой принять участие в драке.
О боже, как она любила Нью-Йорк!
Когда машина застревала в пробках на федеральной автостраде, забитой транспортными средствами всех мастей, Саманта смотрела на экран, следя за мультипликационными рекламными роликами. Некоторые из них напоминали рассказы, и Саманта, сама писатель и любительница хороших историй, наслаждалась ими.
Вот хорошенькая женщина, судя по всему, приехавшая на курорт одна, сидит в кафе у бассейна. Вокруг бродят парочки. Она заказывает напиток, делает первый глоток и вдруг встречается глазами с роскошным мужчиной, только что вылезшим из воды. Влажная кожа, потрясающая улыбка… Миг возникновения любви с первого взгляда сменяется прогулкой при лунном свете. Счастливые влюбленные идут по пляжу, держась За руки.
Мораль? Пейте ром «Силби», и вам откроется мир, Полный приключений, романтики и секса! Все очень просто.
Впрочем, для некоторых это действительно просто.
Ее бабушка и дедушка пережили когда-то такой миг Правда, ром был тут ни при чем. Во всяком случае, ей так рассказывали. Но когда их глаза впервые встретились, что-то замкнуло, кровь закипела и судьба сделала свое дело.
Поскольку осенью они должны были отметить пяти десятую годовщину свадьбы, дело было сделано на славу.
Именно благодаря судьбе, которая свела их вместе Саманта теперь находилась на заднем сиденье большого черного седана и ехала в город, возвращаясь до мой — домой, домой! — после двухнедельного рекламного турне по бесконечным ухабистым дорогам.
Без дедушки и бабушки, без того, что выпало им на долю, не было бы ни книги, ни рекламного турне. Ни возвращения домой. Всем этим она была обязана им. Может быть, за исключением турне.
Оставалось надеяться, что старики гордятся ею так же, как она ими.
Саманта Е. Гэннон, автор национального бестселлера «Горячие камни».
Это кое-чего стоит.
Четырнадцать городов за пятнадцать дней, от Восточного до Западного побережья, интервью, встречи с читателями, гостиницы, вокзалы — все это было очень утомительно.
«И, честно говоря, безумно интересно», — сказала она себе.
Каждое утро Саманта вылезала из незнакомой по стели, разлепляла сонные глаза и всматривалась в зеркало, пытаясь убедиться, что это действительно она. Что это случилось именно с ней. С Самантой Гэннон.
«Я писала эту книгу всю свою жизнь, — думала она. — С самого детства, когда слышала семейные легенды, когда умоляла бабушку и дедушку повторить рассказ, не упуская мельчайших подробностей. А по том оттачивала мастерство, лежа в постели и придумывая новые приключения».
Эта история казалась ей такой романтичной, такой захватывающей… А приятнее всего было то, что она произошла с ее родными.
Работа над новой книгой, которую Саманта назвала «Большой Джек», тоже шла очень успешно — наверное, потому, что она писала о своем прадеде. Ей не терпелось вернуться к роману, снова погрузиться в мир Джека О'Хары, мир воров и бандитов, скрывающихся от полиции. Перед турне у нее не было ни одной свободной минуты для работы, а во время турне — тем более. Но письменный стол подождет. Она не будет думать о новой книге как минимум сорок восемь блаженных часов. Бросит сумки и забудет об их существовании. Запрется в своем чудесном тихом доме. Примет пенную ванну, откроет бутылку шампанского.
Будет отмокать и пить, отмокать и пить. Если проголодается, то что-нибудь закажет из ближайшего ресторана. Все равно что. Главное, что это будет ее еда на ее кухне.
А потом проспит десять часов подряд.
И не будет подходить к телефону. Она еще с борта самолета позвонила родителям, брату, сестре, дедушке с бабушкой и сообщила, чем собирается заниматься ближайшие пару дней. Друзья и коллеги подождут день-другой. А поскольку со своим последним партнером Сэм рассталась больше месяца назад, ни один мужчина ее не ждал.
Наверно, оно и к лучшему.
Когда машина остановилась у тротуара, Сэм выпрямилась и захлопала глазами. Дом! Как обычно, она замечталась, с головой ушла в свои мысли и не поняла, что уже приехала.
Она взяла сумку и ноутбук, водитель донес до дверей ее чемодан и остальной багаж. Сэм была так счастлива, что, давая ему щедрые чаевые, чуть не поцеловала его на прощание. Вместо этого она помахала таксисту рукой и втащила вещи в крохотный вестибюль дома, который ее бабушка называла кукольным.
— Я вернулась! — Она оперлась спиной о дверь и перевела дух, едва сдерживаясь, чтобы не пуститься в пляс. — Мое, мое, мое! Все это мое! Малышка, я вернулась!
Добравшись до гостиной, Сэм застыла на пороге и ахнула. Столы и стулья были перевернуты, ее любимый Диванчик лежал ножками вверх, как черепаха. На полу валялся разбитый вдребезги телевизор, вокруг были разбросаны семейные фотографии в рамках и сорванные со стен картины и репродукции.
Сэм схватилась за голову, вонзила пальцы в короткие рыжие волосы и застонала.
— О боже, Андреа! Я просила тебя присмотреть за домом, а не устраивать в нем погром!
Вечеринка вечеринкой, но это переходило все границы. Придется дать кому-то хорошего пинка в зад.
Сэм выхватила из кармана жакета телефон и набрала номер.
Когда голос Андреа предложил оставить сообщение, она заскрежетала зубами, резко повернулась, вышла из комнаты и стала подниматься по лестнице.
— Какого черта?! — рявкнула она в трубку. — Ты что, взорвала здесь бомбу? Как ты могла, Андреа?! Как ты могла переломать мои вещи и оставить дом в таком виде? Проклятие, где ты? Лучше беги во все лопатки, потому что если ты мне попадешься… О боже, что это за запах? Андреа, я убью тебя!
Когда Сэм пинком открыла дверь спальни, оттуда вырвалась такая вонь, что пришлось прикрыть рот рукой.
— О господи, моя спальня! Я никогда не прощу тебя. Клянусь богом, ты уже покойница! — бормотала она, нашаривая в темноте выключатель.
Когда свет зажегся, Сэм заморгала и увидела, что Андреа ничком лежит на полу в куче окровавленных простыней.
Она оказалась права. Андреа действительно была покойницей.
Черт возьми, до конца смены оставалось всего пять минут, когда поступило это сообщение! Еще немного, и она ушла бы домой, а этим делом занялся бы кто-то другой. Кто-то другой провел бы душный летний вечер рядом с разложившимся трупом…
Но какой смысл об этом думать? Как ни крути, а теперь Андреа Джекобс была ее заботой.
Лейтенант Ева Даллас дышала сквозь маску. По ее мнению, помогали эти штуки мало, выглядели смехотворно, но все же задерживали какую-то часть отврати тельного запаха.
Хотя температура воздуха в комнате была умеренной и составляла двадцать два градуса по Цельсию, однако тело пролежало здесь пять дней и выглядело соответственно. Тот, кто перерезал Андреа горло, не просто убил ее но оставил гнить.
— Личность жертвы установлена, — сказала Ева в диктофон. — Андреа Джекобс Двадцать девять лет, метиска. Горло перерезано движением слева направо и сверху вниз. Имеются указания на то, что убийца напал сзади. Состояние тела не позволяет с помощью визуального осмотра определить, имеются ли другие раны и повреждения, полученные при попытке защитить себя. На жертве одежда для улицы.
«Точнее, для вечера», — подумала Ева, заметив блестки на подоле платья и туфли на высоком каблуке, лежавшие на другом конце комнаты.
— Она пришла после свидания. Возможно, после посещения ночного клуба. Могла привести кого-то с собой, но это маловероятно.
Ева обвела взглядом комнату, пытаясь представить себе картину происшедшего, и пожалела, что рядом нет Пибоди. Но ее бывшая помощница, а теперь напарница рано ушла домой. Не было смысла тащить Делию обратно и портить ей праздничный обед.
— Судя по всему, жертва пришла одна. Если бы она привела убийцу с собой, он сначала вступил бы с ней в половую связь. Зачем тратить даром хороший товар? Следов борьбы нет. Один взмах ножом. Никаких колотых ран.
Ева выключила диктофон и снова посмотрела на труп, пытаясь представить себе Андреа живой. Итак, она пришла со свидания. Вечер был выходной, очевидно, выпила несколько бокалов. Поднимается по лестнице… Слышит ли она что-нибудь? Скорее всего, нет. Но она могла оказаться дурой и пойти наверх именно потому, что услышала какие-то посторонние звуки. Насчет дуры выясним, но можно держать пари, что Убийца слышал ее. Слышал, как она шла.
Ева выбралась в коридор, постояла там минутку и огляделась, не обращая внимания на работавших в Доме дознавателей. Потом вернулась в комнату и представила себе, что сбрасывает эти проклятые туфли. Подъем сразу заныл от облегчения. Может быть, жертва Нагнулась и начала растирать стопу… А когда выпрямилась, убийца бросился на нее.
«Прятался за дверью, — подумала Ева, — или выскочил из стенного шкафа рядом с дверью. Остановился у жертвы за спиной, схватил ее за волосы, запрокинул голову и перерезал горло».
Ева поджала губы и стала изучать следы крови. Судя по всему, убийца не тратил времени даром. Быстро нанес удар и подтолкнул жертву вперед. Она упала лицом на кровать; кровь в это время еще хлестала из перерезанного горла.
Ева посмотрела на окна. Шторы были задернуты. Она подошла ближе, раздвинула их и убедилась, что жалюзи спущены тоже. Это наверняка сделал убийца. Не хотел, чтобы кто-нибудь заметил свет или его передвижения.
Ева вышла из комнаты, сняла маску и сунула ее в полевой набор. В доме уже кишели «чистильщики» (так в управлении называли членов экспертной бригады, выезжавшей на место убийства). Она кивнула сержанту:
— Сообщите медэкспертам, что труп можно забрать. Где свидетельница?
— Сидит на кухне внизу, лейтенант. Ева посмотрела на наручные часы.
— Возьмите своего напарника и обойдите соседей. Вы прибыли на место преступления первыми, верно?
Сержант выпрямился:
— Да, лейтенант.
Она выждала несколько секунд:
— И что было дальше?
В управлении полиции все знали, что с Даллас лучше не связываться. Перед сержантом стояла высокая, стройная женщина в легких брюках, тенниске и жакете. У дверей спальни она обработала руки силином, но теперь на большом пальце ее правой руки красовалось кровавое пятно. Он не знал, должен ли замечать это. Волосы у нее были светло-русые, коротко остриженные. Глаза карие и острые, как у типичного копа.
Говорили, что она съедает ленивых копов на завтрак и выплевывает их во время ленча. А ему хотелось до жить до конца дня.
— Сообщение от диспетчера поступило в шестнадцать сорок. Взлом и возможное убийство.
Ева покосилась на дверь спальни.
— Да уж. Очень возможное.
— Мы с напарницей находились ближе всех и прибыли на место преступления в шестнадцать пятьдесят две. Свидетельница по имени Саманта Гэннон, проживающая в этом доме, встретила нас у дверей. Она была очень расстроена.
— Подробнее, Лопкер, — сказала Ева, прочитав имя на табличке, прикрепленной к нагрудному карману рубашки.
— У нее была истерика, лейтенант. Ее уже вырвало.