— Да, — сказала Вена. — Он Криоген, правда?
Доктор, хмурясь, обернулся в Вене.
— Криоген?
— Вы что, не знаете ничего? С ним было что-то не так, пятьсот лет назад, опухоль или что-то такое, так что его заморозили. Около десяти лет назад его разморозили, и вскоре после этого он вернулся.
Доктор снова повернулся к экрану и поморщился.
— Ох, нехорошо это, — сказал он.
— Почему? — спросил Джейк.
— Долгая история, — сказал Доктор. — И немного неприятная для тех, кому нет пятнадцати. Может быть, в другой раз. А сейчас нам нужно вовремя вернуть вас двоих к вашей работе по дому.
Ребята застонали, и Доктор провел их обратно к улице Танбридж.
— Ну, — сказал он, когда они шли вниз по перекрытой улице и прошли мимо старой женщины, гуляющей со своими собаками, и послушных детей, следующих за своими толково выдрессированными родителями как вереницы утят. — Расскажите мне об этом Цветочном Шоу.
— Что рассказывать? — спросил Джейк.
— Ну, — сказал Доктор, — откуда цветы?
— Вы не знаете? — спросила Вена. — Где вы последний год были, на Плутоне?
— Они были в облаках, — вмешался Джейк, смущенный сарказмом своей сестры. — Просто летали везде. Профессор Уилберфорс нашел их, когда брал образцы. Он посадил их, и они выросли в эти удивительные, замечательные большие цветы. Только их еще никто не видел. Их не увидят до завтра.
— Хорошо, — сказал Доктор. — А где я могу найти этого Профессора Уилберфорса?
Глава третья
— Вот так… Поднимите ваш подбородок чуть-чуть, пожалуйста… Вот так вот… Да… И держите его… А теперь постарайтесь не моргать… И… Да.
Мистер Седжфилд, мэр «Челси 426», искоса бросил взгляд на голографа и громко фыркнул носом, закатывая глаза тогда, когда приезжий не смотрел на него.
— Это еще много времени займет? — нетерпеливо спросил он.
— О, нет, — сказал голограф, неряшливо одетый молодой человек, который звал себя Зик. — Еще несколько снимков, и мы закончим.
Словно одного его стиля в одежде — рваные, сшитые из кареллиума брюки и мерцающая неоновая футболка — было недостаточно, чтобы вызвать раздражение, Зик еще и жевал жвачку. Мистер Седжфилд не мог не задаться вопросом, почему он не добавил жевание жвачки в список запрещенных действий Кодека Колонии. Она, конечно, нигде не продавалась на «Челси 426», так что маленький неряшливый малыш должен был брать ее с собой. Достаточно было бы лишь нескольким подросткам колонии увидеть приезжего, лениво жующего жвачку, и довольно скоро они бы все ее жевали.
Они были в офисе мэра, стеклянном куполе на вершине узкой башни в сердце колонии. Они были здесь уже какое-то время, пока мистер Седжфилд, устраивался на большом деревянном стуле с очень большого размера, в кожаном переплете копией «Размышлений» Марка Антония, открытой на его коленях и озаглавленной под таким углом, что название, отчеканенное в листе золота на корешке книги, было видно лазерной камере Зика. Хотя испытывалось его терпение, портрет был первоочередной мыслью мистера Седжфилда.
В конечном счете он должен был быть показан на выставке в Обергаллерее, огромном искусственном острове в Северном море. Там изображение мэра Седжфилда оказалось бы среди портретов «самых влиятельных людей» галактики. Впервые о выставке, мистер Седжфилд использовал свои контакты с домом, чтобы убедиться, что он займет место среди политиков, предпринимателей и знаменитостей.
Когда Зик установил лазерную камеру в другом углу комнаты, мистер Седжфилд спросил: «Скажи, рядом с кем я буду на выставке?»
— Простите? — сказал Зик, глядя на него из-под нахмуренных бровей и по-прежнему жуя свою жвачку.
— На выставке… чья голограмма будет рядом с моей?
Зик пожал плечами, регулируя камеру и наклоняя ее так, что теперь объектив смотрел прямо на мэра.
— Не знаю, — сказал он. — Я просто делаю картинки, верно?
Мистер Седжфилд презрительно тряхнул головой и снова принял свою королевскую позу с открытой на коленях книгой, но его пристальный взгляд застыл на черном навесе космоса над куполом.
Когда камера излучила внезапные вспышки зеленого и красного света, в дверь постучали.
— Входите, — сказал мэр сквозь зубы, едва открывая рот, как если бы он пытался говорить голосом чревовещателя.
Дверь легонько открылась, и один из его помощников вошел в комнату.
— Господин мэр, — сказал он. — Вас хочет увидеть мистер Смоллс.
Седжфилд застонал, словно ему было больно; все его тело кажется спустившимся. Он захлопнул увесистый, в кожаном переплете том с громким хлопком и положил его на свой стол.
— Что ж, — вздохнул он, — я думаю, тебе лучше ввести его. — Он повернулся к Зику: — Нам придется закончить это позже.
Зик пожал плечами, как если бы ему не было дела ни до чего в мире, и вразвалку вышел из офиса.
За те секунды, когда Зик уходил, Райли Смоллс вошел в комнату. По сравнению с его обычным настроением, он, казалось, так же был рад видеть мэра, как мэр — его.
— Вы звали меня? — спросил Смоллс, садясь напротив письменного стола мэра, не дожидаясь, когда ему предложат сесть.
— Да, совершенно верно, эм, да, — сказал мистер Седжфилд, возвращаясь на свое место и даря телеведущему неискреннюю улыбку.
— По поводу чего? — спросил Смоллс.
— Ну, — сказал мэр немного неловко. — По поводу этих ваших программ… Цветочного Шоу…
— Что с ними?
— Да… верно… ну… есть определенное единое мнение… в совете Колонии, я имею в виду… что ваши программы немного… эм… негативны… по отношению к приезжим.
— Абсолютно точно, — сказал Смоллс, скрещивая руки с ханжеским кивком.
— Да, — сказал Седжфилд, уголки его улыбки стали растягиваться. — И, эм, разумеется, вы озвучили свое мнение, но… эм… некоторые люди не могут не чувствовать, что, возможно, создался бы лучший… эм… образ колонии… в целом, понимаете, если бы мы были немного более… эм, какое же слово я ищу… позитивны по отношению к нашим гостям? Пока они здесь? Я хочу сказать… Ваше шоу транслируется на всех общественных экранах, и… эм… гости могут увидеть экраны и… эм… услышать, что вы о них говорите. Так что некоторые люди говорили, что, эм…
— Некоторые люди? — спросил Смоллс, наклоняясь немного ближе к мэру. — Вы имеете в виду, вы?
— Ну, — сказал мэр, нервно смеясь, — я не говорил, я хочу сказать, то есть я, эм…
— Совершенная ерунда. Все это совершенная ерунда. Я не просил никаких приезжих. И я разговаривал с довольно многими людьми в совете Колонии, и они тоже их не просили. Есть вопросы, на которые нужно ответить, мистер Седжфилд.
Мэр неуклюже сдвинулся на своем стуле, его сиденье неосторожно заскрипело от кожаной обивки.
— Например?
— Как удержать их от того, чтобы остаться? — спросил Смоллс. — Как только закончится Цветочное Шоу, я имею в виду. Как удержать всех этих приезжих с их причудливой одеждой и странными волосами от того, чтобы остаться здесь, на «Челси 426»? Сейчас их больше пятидесяти кораблей, мистер Седжфилд. Их почти столько же, как и нас. Достаточно, чтобы остались несколько кораблей приезжих, и через пять лет вы бы не узнали место. Они бы провели кандидата на выборах в совет, и следующее, что вы бы узнали, то, что мы внесли бы изменения в Кодекс Колонии.
— Ну, я не думаю, что сейчас нам нужно беспокоиться об этом, — выплюнул мистер Седжфилд. — Я хочу сказать, действительно…
— О, правда? — сказал Смоллс. — Может, вы и не думаете, что нам нужно беспокоиться, но многие люди беспокоятся, мистер Седжфилд. Многие люди. Люди, которые голосуют.
Между двумя мужчинами повисла долгая пауза. Они рассматривали друг друга через стол, и мэр сложил руки холмиком, шпиль указательных пальцев уперся в его губы. Он глубоко вдохнул и резко выдохнул долгим медленным вздохом.
— Понятно, — сказал он, и затем более уверенно, словно это была заученная речь: — Что ж, разумеется, хотя мы признаем… резонанс, который вызвали приезжие на «Челси 426», мы убедимся, что есть жесткие регламенты для предотвращения какого-либо изменения нашего стиля жизни сразу после того, как Цветочное Шоу закончится. Здесь важна гармония, вы согласитесь, я думаю?
Смоллс кивнул, хотя он по-прежнему не улыбался.
— Согласен, — сказал он. — Мы хотим, чтобы они покинули эту колонию в ту же минуту, как закончится Цветочное Шоу. Все они.
— Все?
— Все.
— Хорошо. Да. Конечно. Хотя, на самом деле, это может быть немного…
— Я сказал все они, мистер Седжфилд, — сказал Смоллс, резко вставая и поправляя свой пиджак. — А иначе будут проблемы. Приезжие, собирающиеся с силами ко всему возможному. Бунтующие на улицах. И приходит время выборов…
— Да?
— Ну… скажем так, люди «Челси 426» могут хотеть такого человека в качестве мэра, который бы в первую очередь их об этом предупредил.
— Вы же не хотите сказать…
— Мистер Седжфилд, я не честолюбивый человек, но если того потребует гражданский долг… Что ж, кто скажет, что принесет завтрашний день. Надеюсь, я понятно объясняюсь.
Мэр робко кивнул.
— Абсолютно, — ответил он.
Глава четвертая
Над входом в Кислородные Сады была огромная табличка:
ЧЕЛСИ 426 ПРИВЕТСТВУЕТ ВАС НА ЦВЕТОЧНОМ ШОУ ЧЕЛСИ!
Доктор прочитал табличку. Было что-то настолько формальное в том, как это было написано, вплоть до выбора шрифта, что это не казалось особенно гостеприимным.
Снимая свои очки, Доктор подошел к выходу, где неподвижно стоял полный, почти прямоугольный охранник, держа руки по швам. Даже несмотря на то, что Доктор был от него всего в нескольких шагах, охраннику не удалось заметить его присутствия, слепо уставившись вперед, как восковая фигура.
Доктор ждал ответа, но его так и не последовало.
— Здравствуйте! — наконец сказал он.
Охранник повернул к нему голову и свысока посмотрел на Доктора, пыхтя ноздрями так, как если бы одного только его присутствия было достаточно, чтобы испортить его вечер.
— Я могу вам помочь? — буркнул он.
— Ну, на самом деле, да, — сказал Доктор. — Я хотел узнать, мог бы я увидеть профессора Уилберфорса.
— Профессора Уилберфорса?
— Верно! — ответил Доктор, доставая из своего кармана плоский бумажник, который он открыл и показал, чтобы охранник увидел. Он пристально рассматривал то, что для него выглядело как удостоверение личности, но на деле было чистым листком психобумаги.
— Я Доктор Джон Смит из Межгалактического Общества Садоводства, — сказал Доктор, захлопывая бумажник. — Просто думал, заскочу. Поздороваюсь.
— Хорошо… — немного осторожно сказал охранник. — Я радирую ему и посмотрю, доступен ли он.
— Отлично! — сказал Доктор.
Охранник говорил с кем-то в Кислородных Садах по маленькой рации, и металлический, едва слышимый голос ответил на другом конце линии.
— Будьте любезны подождать здесь один момент, — сказал охранник.
— Конечно, — сказал Доктор.
Вскоре из Кислородных Садов вышла небольшая чопорная молодая женщина в очках в проволочной оправе и пожала Доктору руку.
— Доктор Смит, — сказала она, любезно улыбаясь. — Я Элис Уэнделл. Я ассистентка профессора Уилберфорса. Могу чем-нибудь помочь?
— О, здравствуйте! — сказал Доктор, снова показывая бумажник. — Я Доктор Смит из Межгалактического Общества Садоводства.
— Да, — сказала Элис Уэнделл. — Бруно мне так и сказал.
— Конечно, — сказал Доктор. — В любом случае… Я был по соседству и подумал заскочить и поздороваться со старым профессором Уилберфорсом. Узнать, как он, знаете.
— Что ж, боюсь, профессор Уилберфорс сейчас очень занят, — сказала Элис, — я надеюсь, вы поймете. У нас меньше шестнадцати часов до открытия Цветочного Шоу.
— Конечно…
— Вы будете присутствовать завтра?
Доктор задумчиво кивнул.
— Надеюсь, да…
— Вы не из «Челси 426», да?
Доктор перестал кивать и посмотрел прямо на Элис, поднимая обе брови.
— Простите, что?
— Я сказала, вы не из «Челси 426». Не так ли?
— О, нет… Нет-нет-нет-нет-нет… Просто посещаю.
— Просто посещаете, — сказала Элис, — и все же вы только надеетесь посетить Цветочное Шоу?
Доктор поднял указательный палец к губе и задумчиво кивнул.
— Верно, да, ну, если смогу получить билет, — сказал он. — Я вроде как надеялся, что я могу увидеть предварительный просмотр. Будучи из Межгалактического Общества Садоводства и все такое.
— Боюсь, это не будет приемлемо, — вежливо улыбнулась Элис. — У нас множество посетителей из многих миров. Мы не можем предлагать… предварительные просмотры… кому угодно. Вам придется ждать шоу, как и всем остальным.
— Конечно. Да. Глупый я.
— Доброго вечера, Доктор Смит.
— О, — сказал Доктор.
Охранник шагнул вперед со своего поста так, что встал между Доктором и Элис, давая Доктору молчаливый знак уйти.
— Хорошо, да. Понятно. Что ж, я полагаю, тогда мне придется вернуться завтра.
— Да, — сказала Элис. — Если вы сможете получить билет, конечно.
— Верно, разумеется, — сказал Доктор. — Я сразу доберусь до него. Мои люди позвонят вашим людям.
С этими словами он повернулся и небрежно пошел прочь от них, один раз оглянувшись через плечо для того, чтобы встретиться с их ледяным острым взглядом. Когда он был вне поля их зрения, он вновь открыл бумажник психобумаги и провел пальцем по белому листку.
— Она не купилась на тебя ни на секунду, да? — сказал он, захлопывая ее и уходя.
Профессор Уилберфорс стоял в углу своего офиса, его рука ровно лежала на верхушке стеклянного купола, содержащего синий цветок.
— Скоро, — мягко промурлыкал он. — Скоро…
Он услышал, как дверь в его кабинет открылась, и повернулся лицом к Элис. Кивнув, не говоря ни слова, он сел за свой стол, окутанный тусклым разноцветным светом от своей лампы Тиффани.
— Вы слышали? — спросила Элис.
Профессор кивнул головой.
— Наши мысли еще недостаточно сильны, — сказал он. — Этот человеческий мозг слаб. Но дайте время. Кто это был?
— Он назвал себя Доктором Смитом, — сказала Элис. — Он пытался использовать психобумагу, чтобы подтвердить свои рекомендации.
Профессор Уилберфорс засмеялся и кивнул.
— Глупец, — сказал он, — он утверждал, что он доктор?
— Да, — сказала Элис.
Профессор Уилберфорс задумчиво кивнул и нажал маленькую латунную кнопку на краю своего письменного стола. Тонкий прозрачный стеклянный экран поднялся с его поверхности. Когда экран вспыхнул, он открыл изображение мистера Пембертона, владельца магазина.
— У нас посетитель, — сказал профессор Уилберфорс. — Приезжий.
— И у нас тоже, — сказал мистер Пембертон. — Он пришел сюда с близнецами Карстейрс, маленькими разрушителями.
Профессор Уилберфорс кивнул.
— И как ваш посетитель назвал себя? — спросил он, наклоняясь близко к экрану. — Когда он пришел в ваш магазин, как он себя назвал?
— Он назвал себя Доктором, — сказал мистер Пембертон.
— О, правда? — ответил профессор Уилберфорс, улыбаясь; его руки скрепились вместе указательными пальцами, подпирающими его подбородок. — Как же интересно.
Было ночное время, или, во всяком случае, под небом, которое было всегда черным и испещренным звездами, был один час, что значило, что стояла ночь.
Доктор сидел в баре «Гранд Отеля», тихо потягивая стакан апельсинового сока.
Возле него сидел пожилой мужчина с белыми усами, одетый в твидовый костюм и жилет; он попивал большой стакан коньяка.
— Конечно, — сказал старый человек с грубоватым обрезанным акцентом, — поговори сегодня с молодежью, и они тебе не поверят. Их там не было. Битва Олимпуса Монса. Видел, как они пришли из-за хребта, знаешь, как миллион маленьких пауков, вооруженные до зубов.
Он поднял свои руки, изображая жестами прицеливание и выстрел из винтовки.
— Бах! — крикнул он. — Бах-бах! Четверо… Пятеро… Снесло подбородок одного парня. И затем, с неба…, — он посмотрел вверх на потолок, притворяясь удивленным, маша руками в мнимом ужасе.
— Аааа! — закричал он. — И они бросились вниз, как летающие обезьяны, знаешь. Кар-кар! Кар-кар!
Стоя за стойкой и протирая стакан чайным полотенцем, мистер Карстейрс покачал головой.