– Дочь сумасбродного книжника, сестра запойного картежника, вдова содержателя театра и жена одичавшего индийского набоба, отвыкшего от общества.
– Одичавшего набоба, в доме которого вы живете и на щедроты которого рассчитываете.
– Отдайте мою вдовью долю в двести фунтов годовых, и я перестану вас обременять.
«Неужели такая важная дама может прожить на две сотни годовых», – удивилась Дирдре, которая оставила сцену ради замужества, получая по пятнадцати фунтов за спектакль, и не привыкла себе в чем-либо отказывать.
– Ваш покойный супруг растратил вашу вдовью долю.
– Как вульгарно с вашей стороны все разговоры сводить к денежным счетам.
– Однако вы по собственному почину подвизались за эти деньги ввести мою жену в свет.
Дирдре, получив ответ на давно интересовавший ее вопрос, на мгновение задумалась, оторвалась от двери, встала и махнула верной Полли:
– Серо-голубое платье и сапфиры. Живо.
К счастью, театральные будни научили актрису и ее горничную быстрым переодеваниям, и через несколько минут зарумянившаяся Дирдре присоединилась к мужу и вдове его двоюродного дядюшки, от которой ожидала протекции в обществе.
– Простите, что заставила себя ждать. Но перед первым званым ужином в Лондоне в качестве миссис Уэйнрайт я волнуюсь, словно юная дебютантка.
– Дорогая, – удивленно оглядел ее муж, – отчего же вы не в зеленом? Изумрудный гарнитур...
– Но ведь у меня синие глаза, Энтони, – мягко оборвала заботливого супруга Дирдре, – к синим глазам не носят зеленое, это всем известно. А что у вас в этой шкатулочке? Ах, какие дивные изумруды... крупные, без изъяна, один к одному. Не думала, что возможно подобрать столько безупречных камней. Как жаль, что мне не суждено надеть такое чудо. Впрочем, было бы опрометчиво с моей стороны явиться в этом уборе после такой красавицы, как вы, тетушка. Сравнение оказалось бы не в мою пользу. Настоящая удача для всех женщин, что вы до сих пор в трауре... Ах, простите, – простодушно оговорилась актриса.
– Так вы отказываетесь от фамильного гарнитура? – коршуном спикировала «тетушка».
– Я не могу отказаться от того, что мне не принадлежит. Может быть, когда-нибудь жена нашего сына или наша дочь... – миролюбиво пропела Дирдре.
– Ваши сапфиры тоже неплохо смотрятся, если только они настоящие, – подступившая скандалистка уставилась в лорнет на сгусток синего пламени в изморози тонкой брильянтовой оправы, угревшийся над манящей ложбинкой между разведенными полочками шемизетки.
– Уважаемая тетушка, миссис Уэйнрайт, это подарок и пока не случалось надобности нести его к оценщику. Слава Богу, тяжелые времена и необходимость закладывать вещи меня миновали, – жалостливо пролепетала Дирдре, качнув сапфировыми серьгами.
– Какая я вам тетушка... Называйте меня Белиндой, раз уж мы обе миссис Уэйнрайт. И запомните: леди не носят стекляшек, – гроза отступала с ворчанием.
– Да, Белинда. Спасибо за науку. Надеюсь, под вашим руководством я сумею стать настоящей леди и не подведу дорогого Энтони, – закрепила перемирие комедиантка.
– И я надеюсь, – вскинув голову, тетушка выплыла в коридор.
Дирдре двинулась было следом, но муж поймал ее за локоть:
– Что, Сероглазка, опять взялась ломать комедию? Всерьез думаешь, что я мог подарить тебе подделки? – твердые пальцы держали крепко.
Женщина развернулась к обиженному и взялась за лацканы фрака:
– Я ценю не дар, а дарителя. Но я и вправду виновата. Накажи меня, Энтони, умоляю.
– Непременно. Как только вернемся. И без снисхождения на этот раз.
– Жду с нетерпением, – Дирдре поднесла ко рту большую мужнину ладонь и многообещающе прикусила. – Никакого снисхождения, мой господин.
Кровь пела в жилах. Впереди ее опять ожидали – пусть не сотни – десятки глаз. Любопытных, равнодушных, осуждающих, завидующих, вожделеющих, восхищенных и, конечно же, любящих.
Жизнь прекрасна!
Проклятье Черной Жемчужины
Автор: Мурлен
Анна была танцовщицей кабаре. Недавно она переехала в маленький провинциальный городок и стала работать в месте, которое называлось здесь громким словом «театр». Но, по сути, это было ровно то же самое. Девушки в откровенных платьях танцевали зажигательные канканы... До её прихода. Теперь здесь можно было дать немного отдохнуть глазам от мелькающих со сцены ножек, оплетенных кружевами чулок, и послушать томный, низкий, с легкой хрипотцой голос, поющий цыганские напевы, французские баллады, испанские легенды и даже русские романсы. Анна всегда мечтала петь, а не быть «третьей справа во втором ряду», поэтому ей и пришлось сменить место работы. Но сейчас она была счастлива.
Мужчины, да и некоторые женщины, имевшие смелость посетить заведение такого рода, были очарованы. Её красотой восхищались, носили букеты и писали стихи-посвящения... Толпа поклонников росла, грозя превратиться в армию. Завистницы стали звать её богемной феей, брезгливо фыркая и морща носик, заслышав одно только имя Анны. А мужчины, вторя конферансье, который объявляя новый номер кабаре, дал ей звучное имя, звали её теперь не иначе, как Черной Жемчужиной.
Живя в своём мире дорогих платьев с умопомрачительными вырезами, шляпок с перьями, атласных перчаток, зонтиков и духов, Анна практически потеряла связь с реальностью, всё больше погружаясь в мир восторженного обожания.
Но однажды, в безликой толпе одинаково влюблённых поклонников, она встретила печальный взгляд чьих-то медовых глаз. Лишь одно мгновение он смотрел прямо в её глаза, а потом снова опустил взор на дно бокала с янтарным виски. Она допела свою песню, едва не спутав слова последнего куплета, и ушла за кулисы. В тот вечер Анна выходила на сцену ещё трижды, но Его уже не было в зале. А печальные глаза никак не шли из головы...
С тех пор поклонники ушли на второй план. Букеты с признаниями сваливались кучей в углу гримерки, а постоянные приглашения на свидания просто стали раздражать.
Лишь раз в неделю, по вечерам пятницы, Анна чувствовала, что она жива. Пела так, словно это будет последняя её песня. Он приходил в одно и то же время. Слушал старинную цыганскую песню о несчастной любви, допивал свой неразбавленный виски и исчезал без следа. Поздней ночью пятницы раздавался тихий стук в дверь. На пороге лежала черная роза с привязанной к стеблю черной жемчужиной и краткой подписью: Сэр Томас. Как ни пыталась Анна выследить, кто приносил этот презент – все попытки были обречены на провал. Словно сам дьявол являлся из-под земли, оставлял ей драгоценный сувенир и исчезал восвояси... А с чего, собственно, она была так уверена, что ночным поклонником был именно хозяин грустных медовых глаз?! Вдруг, это пожилой, усердно лысеющий дядюшка с милым пузиком, старательно упрятанным в брюках с подтяжками, который живет прямо напротив? Или красавчик-студент, живущий этажом ниже и спускающий последние деньги на танцовщиц из того же кабаре? Да кто угодно!
Но нет... Ей отчего-то очень хотелось верить, что это был именно Он. Иначе и быть просто не могло!
Внезапно, Анне пришла сумасшедшая мысль. Она даст ему понять, что обо всем догадалась! И они обязательно будут вместе.
В следующую пятницу, выбрав скромное белое платье, выгодно оттенявшее её смуглую кожу, она приколола к корсажу одну из так любимых ею черных роз, собрала на длинную нить все свои черные жемчужины и дважды обернула ожерелье вокруг шеи...
Анна медленно и печально, словно в неком подобии траура, вышла на сцену. Села на краешек высокого табурета и взглянула в зал...
Он... Сегодня каким-то совершенно немыслимым образом на нем был белый смокинг... С заколотой в петлицу черной розой...
У Анны перехватило дыхание. Но Он... Он ей улыбнулся. Дьявол! Что это была за улыбка?! От волнения задрожали колени, и по спине легким бризом спустилась к копчику волна морозных мурашек.
Заиграла музыка и зал мгновенно затих, но Анна сделала знак аккомпаниатору, и инструмент тоже смолк. Она обвела глазами слушателей, улыбнулась – одновременно всем и каждому в отдельности, и запела. Запела тихий, словно колыбельная, мелодичный старинный романс, который всегда мечтала спеть тому единственному, который сумеет похитить её сердце. Голос уходил во мрак зала и, словно тонул в вязком тумане, растворяясь в клубах дыма сигар. Оборвав последнюю фразу, Анна закрыла глаза и замолчала...
Зал, в безмолвном потрясении, заворожено следил за медленно опускающимся тяжелым занавесом, бережно скрывающим певицу от публики...
Слегка пошатываясь, будто в дурмане, Анна побрела в гримерку, предвкушая, наконец, такую долгожданную встречу, как вдруг, путь ей преградил темный силуэт. Дыхание перехватило, голова закружилась, и мир вокруг померк, оставляя лишь приглушенный звук, отдаленно напоминающий стучащие по крыше капли дождя и запах, едва уловимый запах роз...
Слегка пошатываясь, будто в дурмане, Анна побрела в гримерку, предвкушая, наконец, такую долгожданную встречу, как вдруг, путь ей преградил темный силуэт. Дыхание перехватило, голова закружилась, и мир вокруг померк, оставляя лишь приглушенный звук, отдаленно напоминающий стучащие по крыше капли дождя и запах, едва уловимый запах роз...
Оглушающий вопль, сдавленные всхлипы, гомон перешептывающихся голосов, полицейская сирена, люди в форме, потрясенные работники кабаре и поклонники, спешно отводящие печальные взгляды от накрытого белоснежной скатертью тела...
Пятьдесят четыре собранные по сцене жемчужины и черная роза в стакане неразбавленного виски без отпечатков пальцев...
Булавка джентльмена
Автор: Tamata
Хетти работала горничной в городском особняке лорда Ховарда ровно тринадцать дней, пять часов и десять проклятых минут! По чести говоря, до недавнего времени жизнь ее в этом красивом и богатом доме была не так уж и плоха, и вполне могла оставаться такой и впредь, если бы ее не угораздило потерять украшенную внушительным рубином булавку для галстука, которой молодой хозяин как она знала, очень дорожил. Это несчастье случилось с ней не иначе как по злому року, или как еще можно объяснить тот факт, что за минувший год, по тем или иным причинам Хетти сменила шесть мест работы, вынужденная по-новому приспосабливаться к очередным хозяевам и их многочисленным причудам. Но в этот раз неприятность грозила обернуться серьезными бедами. Перспектива долговой тюрьмы казалась реальной и неотвратимой. С доходом обычной горничной нечего было и думать о том, чтобы расплатиться за пропажу. И смолчать не получится. Дворецкий Торенс и экономка миссис Хант прекрасно осведомлены, что уборка в покоях хозяина была поручена ей, так как камердинер лорда, мистер Уоткинс, вот уже как третий день лежал с тяжелой простудой.
– Ну, куда же ты, мерзавка, подевалась?! – встав на колени, пыхтя и потея, девушка шарила рукой в узком пространстве под массивным лаковым комодом, отчаянно желая отыскать драгоценную вещицу.
– Какой живописный и, я смею надеяться, гостеприимный вид! – донесся от двери спальни добродушно-насмешливый голос, приятно оттененный сквозящей в нем аристократической ленцой.
К несчастью, Хетти была так раздосадована и взволнована, что, проявив беспечность, отреагировала совсем не так, как это следовало сделать скромной и благонравной девушки ее положения.
– Лучше перестаньте острить, сэр, и помогите мне. – приказала она, не бросив на вошедшего и взгляда. Она даже не потрудилась одернуть задравшийся подол, из-под которого выглядывали расшитые крохотными незабудками чулки («наследство» одной взбалмошной актрисы, у которой Хетти служила прежде, требовавшей чтобы все ее горничные были хороши собой и носили изысканное нижнее белье), продолжая обыскивать покрытый персидским ковром пол и укромные уголки под многочисленной мебелью.
Гарри Гисс, восьмой маркиз Ховард, был немного нетрезв, и оттого оказался весьма расположен, презрев классовое неравенство, с охотой выполнить более чем дерзкое приказание своей новой служанки.
– А что мы ищем? – опустившись подле девушки на колени, поинтересовался он.
– Булавку с рубином. – Сдув лезший в глаза тугой завиток темно-каштановых волос, сообщила она и изогнувшись, точно в ее ладном теле вовсе не было костей, засунула тонкую руку в узкий проем, под очередной шедевр мебельного искусства.
– Ой. – Пискнула Хетти, когда поняла, что перестаралась и вытащить руку назад при этом не покалечив, у нее вряд ли получиться. – Скорее, приподнимите эту громадину, я, кажется, застряла!
– Приподнять?! – Усилием воли, отведя взгляд от аппетитного женского зада, совершающего неподобающие и завораживающие движения, несказанно удивился маркиз. – Да этот шкаф сделан из мореного дуба и весит, должно быть, тонны две!
– Вы мужчина или рохля?! – разозлилась девушка и наконец-то соизволила поднять глаза на своего несговорчивого «помощника».
– Ой! – Снова пискнула она и пристыжено покраснела. – Милорд...
На Хетти с нескрываемым интересом смотрела пара самых прекрасных на свете зеленовато-карих глаз. За то недолгое время, что она работала в доме маркиза, она еще ни разу не находилась к нему так близко. Хозяин и его новая служанка видели друг друга лишь мельком и если бы не эта злосчастная булавка с рубином, наверняка такое положение дел сохранилось бы и в дальнейшем. А теперь он сидел рядом, и она с легкостью могла прикоснуться к нему, стоило лишь высвободить застрявшую конечность.
Гарри смотрел на девушку, силясь вспомнить ее имя. Отчего-то, из всех ожидающих его внимания дел, это сейчас казалось ему самым неотложным. Хетти – всплыло в его сознании, и весь мир воплотился в этом нехитром сочетании звуков. Непривычно серьезный, он поднялся с пола и, навалившись на тяжеленный шкаф, приподнял его.
– Постойте, милорд, я нашла ее, – обрадовано воскликнула девушка и, проворно вскочив на ноги, протянула маркизу драгоценную пропажу.
Не отрывая глаз от зардевшегося личика, Гарри сжал булавку и тут же болезненно поморщился.
– Осторожнее милорд, вы укололись, – взяв его за пораненную руку, огорчилась Хетти.
– Знаете, Хетти, – не обращая внимание на царапину, внезапно осипшим голосом сказал ей Гарри, – случалось, что меня кололи шпагами, и как видите, я жив, но, похоже, вам удалось нанести мне смертельную рану при помощи вот этой изящной вещицы... – он перевел взгляд на их сплетенные руки, меж которых, словно капелька высокородной крови, блестел рубин булавки.
* * *
Об этом писали все газеты. Маркиз, поправший устои и женившийся на собственной служанке, стал героем дня на долгие шумные месяцы светского сезона. Новость была столь невероятной, что вскоре стали поговаривать, будто новоявленная маркиза на самом деле незаконнорожденная дочь короля, за женитьбу на которой лорд Ховард получил баснословное приданное. И лишь Хетти знала, что ее единственным приданным стала та самая благословенная булавка, которой она теперь так сильно дорожила!
Рождественский боб
Автор: uljascha
Виконт Доминик Вильдфорт стоял у окна и смотрел на падающий снег. Еще одно Рождество в имении бабушки. В круг семьи и родных. Ему очень не хотелось ехать, зная, что все начнут приставать с женитьбой – недавно виконту исполнилось 33 – но он обещал и привык держать слово.
В холле бабушкиного поместья было пусто, даже дворецкий Дойвил куда-то испарился. Доминик озирался по сторонам в надежде найти кого-то, кому отдать плащ перчатки и шляпу, когда из гостиной выскочила девушка – белокурая, смешливая и растрепанная. Увидев мужчину, она попыталась сдержать смех и принять благопристойный вид, но это не получилось, мало того, глядя на шалунью, виконт невольно заразился ее хорошим настроением и улыбнулся. Девушка прыснула и убежала.
Тем же вечером, поддавшись уговорам бабушки, матери и многочисленных тетушек, виконт пообещал, что сделает предложение девушке, которая найдет в пироге рождественский боб – на этот раз им станет колечко. Жениться все равно надо, так какая разница – на ком, дебютантки все одинаковые, а любовь – красивая сказка для барышень.
Дни пролетели незаметно – ходили гулять, катались на коньках на замерзшем пруду, ездили на санях в деревню, даже лепили снежную бабу и играли в снежки. И все время в паре с Домиником оказывалась та самая белокурая шалунья – Маргарет. И когда все пошли собирать хвою и остролист для венков и за рождественским поленом, они снова оказались вместе – смеялись и шутили, Дом бросил в Мэгги горсть снега, а она обтрясла на него ветку, так что виконт несколько мгновений походил на снеговика. Он чувствовал себя нашкодившим мальчишкой, и, казалось, знает эту девушку уже много лет – настолько с ней было легко и интересно общаться. Вдруг Мэгги побежала вперед и с размаху упала в снег, раскинув руки.
– Смотрите, виконт Вильдфорт – я Рождественский Ангел, – Доминик засмотрелся на девушку, не заметил льда, и вот они уже оба барахтаются в снегу. Ее раскрасневшееся личико, смеющие глаза, пухлые губки – все это вдруг оказалось так близко, что виконт не выдержал и поцеловал Мэгги. Девушка удивленно-испуганно ойкнула, и язык Доминика тут же проник в ее рот. Она была невероятно сладкой и манящей, виконт перекатился на спину, увлекая Маргарет за собой и не прерывая поцелуя. Он понимал, что надо остановиться, что тут не место и не время, и он обещал бабушке, но остановиться не мог. Вдруг послышались шаги, и Доминик явно почувствовал, как девушка напряглась в его руках. В мгновение ока он сел, продолжая держать Мэгги, и обернулся. Невдалеке стоял граф Уильямс и улыбался.