Он сунул «Опал» себе в рот и попытался прикурить сигарету со стороны фильтра.
Неужели ему изменил рассудок?
— Брошу курить! Господи, только пронеси! — отрешенно бормотал он.
Устинов — тот, напротив, сидел на полу под окном и спокойно смотрел на дверь.
Впрочем, ему нечего было бояться.
Ведь наезжали явно на фирму, а не на частное лицо, не вовремя оказавшееся в этом помещении.
На пороге возник рослый мужик с «калашниковым».
За его спиной маячили еще двое.
— Не надо, пожалуйста! — протянул к ним руки Павел Алексеевич, умоляя о пощаде, и пополз навстречу незваным гостям на коленях.
Налетчик даже не взглянул в его сторону.
Холодные голубые глаза убийцы в упор смотрели на другого человека.
На лице автоматчика появилась зловещая улыбка.
Скрючившись между ножками столика, я могла видеть все происходящее.
И то, что случилось, настолько поразило меня, что я на мгновение утратила чувство реальности.
Киллер медленно поднял автомат и выпустил очередь в голову Устинова.
Глеб Богданович покачнулся и рухнул набок, лицом в осколки стекла.
У него было снесено полчерепа.
Похоже, на этом работа налетчиков закончилась.
Автоматчик для острастки пустил длинную очередь по потолку.
Напоследок взглянув на смертельно испуганного Павла Алексеевича, человек с оружием медленно повернулся на каблуках и вышел.
Марков с облегчением смахнул пот со лба и достал зажигалку.
Он поднес огонь к новой сигарете и с наслаждением затянулся.
— За нарушение обетов может последовать строгое наказание, — через плечо бросила я ему, встав из-за своего укрытия и устремляясь в коридор.
— А, это вы… — медленно произнес Павел Алексеевич с блаженной улыбкой идиота. — Постойте, постойте, как же вам удалось…
Но мне уже было не до него.
Глава 9 Кровь за кровь
Стремглав вылетев в коридор, я увидела стриженый затылок налетчика, неторопливо спускающегося по лестнице.
Парень поигрывал автоматом, о чем-то перебрасываясь словами со своими двумя напарниками.
Эти субъекты выглядели, словно усталые, но довольные работяги после трудового дня, неспешно обсуждающие, в каком гадюшнике им пропить заработанные денежки.
Я примерила расстояние и, ни секунды не колеблясь, бросилась вниз через перила, широко раскинув руки.
Расчет оказался точным.
Рухнула я прямиком на плечи стрелявшего парня.
Он был настолько не подготовлен к нападению, особенно — такому неожиданному и стремительному, что вопрос о сопротивлении просто не успел встать.
Мои каблуки впечатались киллеру в очень чувствительные ямочки возле ключиц — этому приему меня научил один тибетский монах.
Такой толчок действует, как хороший удар электрическим током.
Парень, скривившись от адской боли, изогнулся в дугу и обмяк, обхватив меня слабеющими руками.
Двое других налетчиков, отпрыгнув в разные стороны, быстро вскинули свое оружие — скорострельная винтовка у одного и пистолет — у другого.
Раздался треск выстрелов.
Веселые пули хлестали по мраморным колоннам и чугунной решетке лестницы.
Но реакция этой парочки была чересчур поспешна.
Выстрелы поразили их же товарища, телом которого я была надежно защищена.
Впрочем, будь у них разрывные пули, неизвестно, как бы все для меня обернулось.
Но, можно сказать, что мне повезло.
Мой живой щит был на редкость крупным представителем мужского пола.
Наверняка парень с детства усердно занимался бодибилдингом.
Его мускулы были настолько накачаны, что пули застревали в них, как мухи в вишневом клею.
Да и кости у него были широкие.
Но я не смогла бы долго выдерживать эту махину, ухватив тело под мышки.
Тем паче что и стрелявшие уже готовились сменить позицию обстрела.
Нужно было действовать решительно и не тратя драгоценные секунды на обдумывание.
Я направила висевший на плече убитого автомат в сторону его товарищей и выпустила в них оставшиеся в рожке пули.
А потом, потеряв остаток сил, упала к подножию лестницы, едва успев столкнуть с себя громоздкую тушу киллера.
Перекатившись за колонну, я перевела дух.
Кстати, это оказалось не так просто.
Тяжесть тела, только что лежавшего на мне, была настолько велика, что я с трудом вдохнула воздух.
Парень, хоть и мертвый, чуть не сломал мне грудную клетку.
В уши ударила оглушающая тишина.
Я осторожно выглянула из укрытия.
Картина, открывшаяся мне, напоминала финальную сцену какого-нибудь боевика.
Двое налетчиков были нейтрализованы.
Причем, кажется, навсегда.
У одного поперек тела простиралась широкая кровавая лента — следы пуль.
Второй, получивший пулю в шею, доживал последние секунды.
В таких случаях говорят: не надо врача, позовите священника.
Ему уже нельзя было помочь.
И я решила использовать эти короткие мгновения хотя бы для пользы дела.
В конце концов, я давала возможность человеку перед смертью совершить хороший поступок.
А ведь многие бы дорого заплатили за такую возможность…
Я склонилась над умирающим и, глядя в его угасающие глаза, прокричала:
— Кто тебя послал! Отвечай! Тебе за это семь грехов простится!
Отвечать он не мог.
В том смысле, что пуля задела связки.
Но речь мою понимал.
И решил напоследок поторговаться.
Он отрицательно помотал головой и с трудом поднял окровавленную руку.
Расставил пятерню, сжал ее и снова выпрямил дрожащие пальцы.
Я нахмурилась в недоумении, но наконец до меня дошел смысл его жеста.
— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо крикнула я прямо ему в ухо. — Не семь грехов простится, десять! Слышишь, десять! Одиннадцать!
На губах умирающего появилась улыбка.
Он снова поднял руку, выставил к небу указательный палец и слегка покрутил им.
После этого дернулся и отдал богу душу.
Я выпрямилась раздосадованная.
На этот раз я не разобрала, что же он хотел мне этим сказать.
Что его обвели вокруг пальца?
Или что-то иное?
— Эй!.. — раздался сверху хриплый шепот. — Что у вас там?
Сквозь прутья решетки на меня уставилась испачканная размазанной штукатуркой и пылью физиономия Павла Алексеевича Маркова.
— Ушли? — снова спросил он, облизывая потрескавшиеся губы.
Я молча поманила его пальцем.
Павел Алексеевич повел глазами в разные стороны, — нет ли какого подвоха, — и, прихрамывая на обе ноги, с трудом спустился по лестнице.
Остановившись возле распластанных трупов, он с сожалением ковырнул щербинку, оставленную в мраморной колонне автоматной пулей.
— Ай-ай-ай, — покачал головой Павел Алексеевич. — И двух месяцев не прошло, как ремонт закончили. Какая неприятность!
Господин Марков посмотрел на меня, очевидно, ожидая слов сочувствия.
Я с недоумением взглянула на него.
Издевается или крыша поехала?
— Знаете что, Павел Алексеевич, — сказала я, немного подумав. — У меня к вам есть предложение. И я не сомневаюсь, что вы его примете.
— Это почему же? — поинтересовался Марков.
— Потому что у вас нет другого выхода, — издевательски пояснила я.
Павел Алексеевич Марков выглядел, как клоун на цирковой арене.
Его и без того редкая шевелюра окончательно пришла в полную негодность, а костюм нуждался как минимум в химчистке.
Такой облик вызвал бы у любого другого человека лишь улыбку.
Но я кипела ненавистью к этому негодяю.
Вдобавок у меня на затылке снова заныла шишка.
— Вы сейчас, здесь, ответите на все мои вопросы, — непреклонным тоном проговорила я, сверля координатора секс-бизнеса глазами.
Марков слушал меня, поджав губы и потупив взор.
— И вопросы эти будут касаться Раисы Устиновой и ее мужа, — продолжала я диктовать свои условия. — В обмен на это я готова позабыть про два ваших неблаговидных поступка по отношению ко мне. И не сообщать о них органам правопорядка.
— Два? Почему два? — переспросил Павел Алексеевич.
— Именно два, — подтвердила я. — У вас плохо с арифметикой.
Для наглядного пояснения я загнула один палец.
— Нанесение телесных повреждений — раз.
Марков согласно кивнул.
— И насильственное удержание путем связывания меня, пока я пребывала в бесчувственном состоянии, — загнула я второй палец.
Павел Алексеевич скорбно согласился с моим подсчетом, выразив это кивком головы.
— Раиса была вашей постоянной клиенткой? — задала я первый вопрос.
Марков снова молча кивнул.
Я едва сдержала охвативший меня приступ гнева.
Он что, так и будет все время кивать, словно китайский болванчик?
— Не слышу ответа, — злобно прошипела я.
— Не слышу ответа, — злобно прошипела я.
— А? Что? — встрепенулся Марков.
Он посмотрел на меня и в испуге отшатнулся.
Наверное, на моем лице была написана такая злоба, что Павел Алексеевич испугался побоев и быстро ответил:
— Да-да, Рая частенько звонила.
— Она приезжала к вам сама, или…
На этот раз Марков не задержался с ответом.
Похоже, он осознал всю серьезность своего положения, — я в ту минуту была способна на многое.
— Сначала она появлялась только у нас, но впоследствии мы пошли навстречу ее желаниям и, вопреки заведенным у нас правилам, разрешили нашим сотрудникам посещать ее на дому. Хотя, обычно мы…
— Сотрудникам? — удивилась я.
— Женского пола, — пояснил Павел Алексеевич. — Хотя… хотя я не уверен, что это было правильное решение.
— Почему? — напирала я.
Марков тяжело вздохнул.
— Был один неприятный случай… Впрочем, об этом лучше спросить девочек.
— Соберите их в восьмой номер, — приказала я. — И пусть кто-нибудь уладит все с милицией. Она наверняка будет здесь с минуты на минуту.
Марков чуть насмешливо посмотрел на меня.
— Скорее с часу на час, — пошутил он и отправился выполнять мое требование.
Через несколько минут все снова были в сборе на том же месте.
Девицы вели себя так, будто ничего особенного не произошло.
Я часто замечала, что девушки подобного рода занятий бесстыдны не только «по работе». Циничное отношение распространяется у них и на прочие аспекты человеческого существования. Элементарную этику, например.
Во всяком случае, по отношению ко мне никакой вины они не испытывали.
— Рассказывай, — повернулся Марков к Аглае.
Та пожала плечами.
— В общем… засекла она Оленьку.
— Как… засекла? — подскочила я от удивления. — Кнутом, что ли?
— Вроде того, — тихо сказала Алла. — Плеточкой. С кистями на конце. Фирмы «Жоашен». Знаете, такие разноцветные, немецкие…
— Не знаю, — твердо сказала я. — Когда и как это случилось?
— Ну… — продолжила Аглая, — поехали мы к Рае как-то вечером. А она, Рая то есть, была в каком-то особенно приподнятом настроении, возбужденная слишком, Чайковского слушала…
— «Времена года», — подсказала Алла.
— Ага, — согласилась Аглая. — Точно. Про зиму. Обычно, как все это происходило? Мы приходим, раздеваемся, она уже в облачении — в сапожищах и с плеткой или мухобойкой. Ну, побьет немного, хорошо ей станет, успокоится. Посидим после вместе, чай попьем. Без подарков не обходилось. Сами понимаете…
Аглая развела руками.
— Подарков? — настороженно подал голос Павел Алексеевич.
Он возмущенно обернулся к девушке.
— Это каких еще подарков? И почему я об этом ничего не знал? Позабыли устав предприятия? Может, вы еще и налево работаете?
— Пал Алексеич! — вскричала молчавшая дотоле Альбина. — Да за такое не то что подарки — наличной валюты мало! Вы бы сами…
— Молчать! — прикрикнул на нее взбешенный Марков. — Уволю.
Альбина громко хмыкнула, но предпочла не раздражать шефа.
— А тогда, — с глазами расширенными от ужаса, охватившего ее в процессе воспоминаний, поведала мне Аглая, — тогда на Раису что-то нашло. Или плетка тяжеловата была… Как ты думаешь, Алка?
Она повернулась к подруге.
— Инструкцию не изучили как следует. Там ведь режим эксплуатации указан, — ехидно произнесла та. — Нет бы на переводчика потратиться, коль сами немецким не владеют… Куда там! Сразу в дело пускать, без инструктажа… Вот и травматизм на рабочем месте. К тому же со смертельным исходом.
Очевидно, этот упрек был адресован Павлу Алексеевичу Маркову.
Но тот выслушал замаскированное обвинение с совершенно бесстрастной физиономией.
— Мы слушаем вас, Аглая, — попросил он девушку. — Продолжайте, пожалуйста.
— Что-то с ней было не так, не как всегда, — тихо проговорила девушка, стараясь не встречаться ни с кем глазами. — Словно зверь ненасытный. Никак не могли ее остановить, на руках повисали… Вот и…
Тут она всхлипнула и быстро вытерла сбежавшую с ресницы слезу.
— А Заяц? Присутствовал ли Заяц во время ваших… занятий? И если да — то принимал ли в них участие?
— Нет, что вы, — даже удивилась Альбина. — Нас она вызывала, когда Генрих дежурил. Если бы он был у нее, стала бы она нас заказывать!
— Да он бы дуба дал через месяц, если бы тут не отдыхал, — набросилась на нее Алла. — Он же ходит и носом клюет от недосыпу да рубцы от плетки одеколоном прижигает, видела, небось?
— Все равно заказывала бы, — тихо, но непреклонно произнесла Альбина.
— А в тот вечер вы ведь были у нее?
Наступила неловкая пауза.
Кажется, разговор становился опасным, и девушки это понимали.
— Рассказывать? — едва слышно спросила Аглая у Маркова.
— Я что — неясно выразился? — злобно процедил Павел Алексеевич. — Отвечайте, когда вас спрашивают!
— Да тут и раcсказывать, собственно, нечего, — грубо огрызнулась Аглая.
Она напрягла свою девичью память, но так и не смогла вспомнить ничего, что выделяло бы тот вечер из череды точно таких же вечеров.
— В тот вечер все было как обычно, хоть мы и побаивались с тех пор, как Ольгу… Ну, в общем, понятно. Только чаем не угостила на этот раз. Все на часы смотрела. Хахаля своего, что ли, ждала, верно, Алла?
— Точно, — подтвердила ее подруга. — У Генриха как раз смена кончилась, да он запропастился куда-то.
— Ведь она второй день подряд нас заказывала, — включилась в общий разговор Альбина. — И в этот раз — потому что Заяц был невесть где.
Как интересно получается!
Раисе всегда нужен кто-то рядом.
Либо девушки, либо Генрих.
А Зайковский в этот вечер, вместо того чтобы навестить ее, преспокойно играл на бильярде в санаторном корпусе.
— Еще вопросы? — обратился ко мне Марков.
— Да, — твердо сказала я. — Но только к вам. Остальные могут идти.
Когда нас оставили одних, я спросила:
— А что было на кассете, которую вы передали Глебу Устинову?
— На кассете? — замялся Марков. — Это самое и было заснято. Их развлечения то есть. Когда Раиса Михайловна еще к нам наведывалась.
— Почему вы испытывали такой интерес к деятельности «Рамиуса»?
Тут Павел Алексеевич задумался.
Ответить правду он не мог, а чтобы хорошо солгать, нужно было все обмозговать.
— Н-ну, я так вам отвечу, — медленно проговорил Марков. — Я хотел испытать Устинову на предмет возможности манипулирования. Посмотреть, поддастся ли она на…
— Шантаж, — подсказала я слово.
Марков цинично улыбнулся.
— А хоть бы и так, — пожал он плечами. — С волками жить… В конце концов она не расплатилась со мной за гибель ценного сотрудника. Только все обещала и обещала. Похоже, дела в фирме шли не бог весть как.
Странно, от Веретенникова я слышала совершенно противоположное.
Но Марков так и не ответил прямо на мой вопрос.
И это показалось мне очень важным.
— Ну я и решил надавить на Раю через ее муженька. Только тот оказался рохлей и разгильдяем. Неделю не решался вручить ей кассету. А когда сделал это — та даже ухом не повела. И вела себя так, будто ничего не произошло. Ну, я и не стал обострять…
— Решили выждать?
— Можно сказать и так, — не стал притворяться Павел Алексеевич.
И тут что-то стало складываться в моем мозгу в пока еще смутную картину.
Я улыбнулась Павлу Алексеевичу и, подняв указательный палец, покрутила им возле его лица.
Тот удивленно посмотрел на меня.
— Павел Алексеевич, там эти, в мундирах, — просунула голову в номер Аглая. — Вас хотят.
— Скажи — сейчас приду. Сколько их? — вопросил господин Марков.
— Трое, — ответила Аглая.
— Старший… — повернулся к ней Марков.
— Лейтенант.
— Значит, две с половиной, — сделал вывод Марков.
Вытащив из кармана ключи, очевидно, от сейфа с наличкой, он поднялся с кресла.
— Я еще вам нужен?
Его покорный вид выражал готовность исполнить любое мое пожелание.
— Наверное, нет, — решила я. — Но я пока не ухожу.
Мне еще предстояла увлекательная беседа с интересным человеком.
— Кстати, а где Генрих? — обернулся Марков в дверях. — Его что, тоже пристрелили?
— Нет, он тут, в спальне, — указала я рукой на соседнюю комнату. — А вас что, устроило бы, если бы Зайковский отправился на тот свет?
— Что вы! — прижал к груди руки Павел Алексеевич. — Как можно…
Когда я осталась одна, меня снова начал обуревать голод.
Но я не могла все бросить и направиться в какое-нибудь ближайшее заведение.
Черт, как есть-то хочется!
Надо поскорее закругляться.
Тем более что до встречи с Валентиной Багрицкой у меня остается всего сорок минут.
Я решительно встала с кресла и, уже в четвертый раз за этот день, направилась в спальню восьмого номера.