Он повернул голову и посмотрел ей в глаза. И хотя было уже довольно темно, Уна все равно вдруг ясно увидела их выражение...
Синие глаза воина Света горели неистовым и голодным огнем.
- Не люблю болота, - амазонка отвела взгляд, невольно поежившись пред взглядом воина, - но красоту еще могу оценить.
Уна нерешительно переступила с ноги на ногу. Что делать сейчас она отчего-то не понимала: битва, схватка - здесь все понятно, без прикрас и хитростей. Девушка подняла голову от рассматриваемых носков сапог, и вновь натолкнулась на взгляд паладина.
- Не смотри на меня так.
- Как? - тише обычного переспросил Искандер, но глаза отвел.
- Вот так, - Уна смутилась, ощущая волнение и тревогу. - Я чувствую себя... слабой...
Паладин улыбнулся, но не ответил, глядя на их отражения в пруду. Он был совсем немного выше амазонки. Взошедшая луна посылала блики в темную воду и отражалась в зеркальном блеске его доспехов, к которым не липла лесная грязь.
- Я устал, - неожиданно сказал он как будто не в тему. - Я очень устал от той ноши, которую... Которую из непомерной гордыни уговорил Свет взвалить на меня. Да, ты правильно поняла, - чувствуя пораженный взгляд девушки, признался паладин, не глядя в ее сторону. - Я... столько молился Свету, что... У меня не было других занятий. Я уничтожал нежить во славу Света, не приближаясь к людям. Вы все зовете меня святым. Мне это не нравится, Уна. Потому что это неправда. Легко быть праведником, когда нет искушений. Но... как только искушение появилось, я... Мое сердце и даже мой разум... И моя ноша... я чувствую впервые в жизни, я очень жалею о том, что я...
Девушка прикусила губу, слушая голос паладина.
- Думаю, я немного понимаю тебя, - тише прежнего проговорила она. - Нести бремя ответственности, постоянно знать, что от твоей жизни зависят множество других жизней. От такого можно... рано или поздно... утомиться... или пожалеть.
- Я не могу сказать, о чем я жалею. Таких слов не произносят вслух, в таком даже не признаются себе, - Искандер положил обе руки на плечи Уны и уже не отводил глаз. - Но я скажу, и ты поймешь: если бы не выбор Света, я бы ушел из моего священного ордена. Я ушел бы из-за тебя, Уна, - паладин говорил уверенно и ровно, как человек, принявший решение. - Я хочу быть вместе с тобой. Жить вместе с тобой. Я давно этого хотел... очень давно. Я знаю, что законы Сестер не позволяют тебе... Это всегда останавливало меня и придавало сил в борьбе с собой. Ты должна знать, что и мне не... ведь я паладин. У паладинов... не бывает жен. Завтра мы войдем в Травинкал, и возможно, встретимся там с тем, за кем гнались через полмира. А также с его братьями. Мы можем умереть там - все мы. Но перед тем как мы уйдем к Свету, я должен это сказать. Я принадлежу тебе, дочь могучих духом женщин. Я твой.
Руки Искандера чуть сильнее стиснули девичьи плечи. Уна ощутила на себе все тот же горящий взгляд - настолько яркий, что сейчас казался затмевающим свет самых ярких звезд.
Амазонка задохнулась. Сердце прыгнуло, забилось часто-часто, девушка точно пребывала посреди жесточайшего боя, только в нем не существовало ни проигравших, ни побежденных. Во тьме, на берегу засоренного пруда, посреди города, чьи останки еще напоминали о былом могуществе, она ощущала себя подхваченной рекой времени. И чтобы бороться или бросать вызов не оставалось сил.
Можно сдерживать плоть, укрощая лишениями и трудностями. Можно смирить голос крови, поющий в жилах. Но никто и никогда не сможет смирить дух и сердце, говорящие иногда громче и вне желаний человека.
- Искандер, - только и смогла выдохнуть Уна, приникая к груди паладина.
Всем телом она прочувствовала дрожь рыцаря Церкви. На миг Искандер замер, точно колеблясь. Но только на миг, а затем...
Амазонка не могла себе представить, какими жадными способны оказаться его руки. Искандер стиснул ее крепко, почти до боли, впиваясь в полуоткрытые губы. От него пахло - дикими степями Амазонии, жарким воздухом Лут Голейна, душным ароматом джунглей... Всего себя, без остатка вкладывал Искандер в этот безрассудный порыв, уходя в него с головой, и забывая обо всем и всех, ждущих его впереди...
Уна с головой ушла в ослепляющий, ревущий вопль крови, поющей победную песнь. Упали запреты, исчезли преграды. Раздражительность и гнев, владевшие амазонкой последние сутки исчезли, вытесняемые могучим призывом, почти таким же древним, как и само Время. Уна задохнулась в его объятиях, ответно сжимая Искандера руками, прижимаясь к нему гибким, сильным телом.
- Любимый мой, - прошептала девушка, приникая к его губам.
Верхний доспех паладина упал к их ногам с дребезжащим стуком, но ни Уна, ни Искандер не слышали его. Они словно обезумели, впиваясь друг в друга, и не находя в себе сил напиться до конца, и снова пробуя пить - жадно, взахлеб, и, обессиленные, отступали вновь и вновь... В какой-то миг Уна ощутила себя обнаженной крепко прижатой к вздрагивавшему телу Искандера, настолько крепко, что казалось - самой вечности не по силам их разъединить...
Поросший мягкой, тонкой травой берег поддался под ногами; не размыкая объятий, паладин и амазонка ощутили как их ступни, а затем и голени объяла вода пруда. Уна на миг оторвалась от губ Искандера, улыбнулась мягко и смущенно, и, сделав небольшой шажок, увлекла мужчину за собой.
И только ночь и звезды, проглянувшие на очистившемся небе, видели людей на берегу пруда. Ночь укрыла их крыльями бархатной тьмы, заглушила шепот, охладила разгоряченные тела. А звезды сияли в небе, отражаясь в темном зеркале воды, тревожимой ленивым движением ступни амазонки, растянувшейся на берегу.
Человеку надо так мало и так много. Получить и отдать, забывая порой о будущем, живя настоящим. Но в ту ночь ни Искандер, ни Уна не сожалели о тропе, приведшей их на берег пруда.
Ночь стлалась, убегая к исходу. Время текло...
***
Ковер мягко опустился на поросшую травой поляну, и оттуда первой спрыгнула коротко стриженная молодая женщина. Следом тяжело прыгнул варвар с девушкой на руках. Коротковолосая, не дожидаясь товарищей, быстрым шагом прошла к хижине, рывком распахнула дверь и обернулась. На красивом лице не отразилось ничего, лишь стальной взгляд стал более тяжелым.
Она кивнула застывшему в нескольких шагах варвару. Мрай взглянул на обессиленную волшебницу на своих руках и, вздохнув, зашел внутрь.
- Они, стал быть, тут должны были нас дожидаться? - уточнил он у Натальи, которая без выражения смотрела в ещё не погасшее кострище.
- Да.
- Тогда где...
- Клади её, Мрай, - прервал друида появившийся в проходе Зандер, тяжело опираясь на дверной косяк. Некромант морщился, потирая колено.
Варвар повиновался, почти молча, что-то невнятно буркнув под нос.
- Мы будем искать паладина и Уну? - вновь подал голос потиравший бока Таул, вглядываясь в ночную темноту. - Или будем ждать до завтра?
Наталья не ответила. Некромант прошел в хижину, усевшись на топчане.
- Не волнуйся, - бросил он тревожно топтавшемуся возле Саиды Мраю. - Она просто устала. К завтрашнему очнется.
- Может, все ж пойдем искать паладина? - еще раз предложил Таул. Он снова внимательно ощупал правый бок, чувствуя, что с ребрами там было не все в порядке. - Мало ли куда могло занести святошу? Без него в Травинкале нам делать нечего.
- Мы не пойдем, - прозвучал спокойный, отрезвляющий голос их проводницы. - До рассвета осталось совсем немного. Нужно ждать.
Наталья встретилась взглядом с некромантом и, дернув щекой, вышла из хижины. Оперевшись спиной о стену, загадочная девушка стала рассматривать темные заросли Нижнего Кураста. Это был самый порочный и нищий район прекрасного города, место городской свалки, место воров и продажных женщин, место, которое редко посещали путешественники. Когда-то она считала это место домом. Когда-то нищие на местной свалке нашли младенца, девочку, и продали её в гильдию смерти. Когда-то из-за этого ребенка гильдия перестала существовать.
Жесткая складка у плотно сжатых губ наметилась ещё больше, а стали в глазах значительно прибавилось. Повернувшись, Наталия беззвучно ушла обратно в дом.
***
- Ночь тает, - прошептала Уна, поднимая голову с груди Искандера, и заглядывая в глаза. Смуглая ладонь прикоснулась к затылку амазонки, прошлась ниже, поглаживая, перебирая светлые пряди распустившейся косы. - Пора вернуться в хижину. Должно быть, наши друзья уже прибыли. Нехорошо, если они подумают, что с нами что-то стряслось.
Искандер кивнул, обнимая амазонку. Горизонт, самая верхушка, видимая над деревьями, уже тронул призрачный свет зарождающегося дня, прошелестел в кронах дуновением южного ветра, примчавшегося с далеких просторов. Уна вздохнула. Эта ночь прошла. Приведя их совсем близко к Темному Страннику.
Искандер кивнул, обнимая амазонку. Горизонт, самая верхушка, видимая над деревьями, уже тронул призрачный свет зарождающегося дня, прошелестел в кронах дуновением южного ветра, примчавшегося с далеких просторов. Уна вздохнула. Эта ночь прошла. Приведя их совсем близко к Темному Страннику.
... Амазонка вернулась в хижину ближе к рассвету, когда солнце еще не показалось из-за стены высоких деревьев, но стало уже почти совсем светло. К этому времени маленькая волшебница оправилась настолько, что уже пришла в себя, лежа в ворохе плащей. Ее с неприсущей ему заботой бережно и осторожно поил кокосовым молоком из фляги северный варвар. Некромант дремал на топчане, в углу свернулся под шкурой Таул, и только Наталья, прямая и тонкая, как струна, стояла посреди разрушенного дома, возле самого очага, и выглядела свежей и бодрой, как будто бы выспавшейся, хотя вполне могло оказаться, что она простояла так целую ночь.
- Где паладин? - резко бросила Наталья. Трудно было бы сказать, что заставляло ее говорить с таким выражением.
Уна пожала плечами.
- У пруда. Через два квартала к западу. Молится.
- А где...
- ...мы были всю ночь? Искандер был в здешнем храме Света, должно быть, просил помощи в завтрашней битве. А я следила за тем, чтобы его молитву не прервала никакая нечисть. А что?
- Ничего, - смерив ее взглядом, Наталья сложила руки на груди. - Нам пора выходить.
- Стал быть, с чего б ему молиться сперва в храме, а после у пруда? - недоверчиво проворчал варвар.
Уна пожала плечами, но ничего не ответила. Однако на лицах переглянувшихся друида и некроманта мелькнули тени беспокойства.
Путники тронулись в дорогу через час. Солнце уже взошло, но свежесть утра сохранилась, поэтому идти было легко. Наталья по-прежнему держалась во главе отряда, хотя ее работа проводника была завершена, когда последние путники сошли с ковра на окраине Нижнего Кураста. Дальше вести мог сам паладин, но Наталья осталась. Что ею двигало, не спрашивал никто. Но почему-то никто не был против того, чтобы она и дальше сопровождала отряд. Несмотря на угрюмость, врагом она не казалась никому.
На то, чтобы пройти весь Нижний Кураст, у путников ушло все утро. По пути им не встретилось никаких неожиданностей за исключением стаи огромных черных обезьян, сигавших по развалившимся крышам и ловко карабкавшихся по остаткам каменных стен. Обезьяны непрерывно верещали и швыряли в людей дикими плодами до тех пор, пока раздраженный некромант не дохнул на ближайших огнем. Однако даже после того, как они отстали, до людей еще долго доносились их вопли.
Идти по городским улицам было гораздо легче, чем через лес. Выложенная камнем дорога была приятным разнообразием в сравнении с липкой грязью болот. Саида удобно расположилась на ковре, по-восточному скрестив ноги, и старалась смотреть по сторонам, чтобы не упустить появления опасности. Ковер плавно стелился над землей, самостоятельно облетая препятствия вроде каменных завалов.
Спустя какое-то время, за которое пройдено было немало, паладин остановился, бросив на проводницу вопросительный взгляд. Ковер дернулся и повис над дорогой, раскачивая бахромой и толкнув Зандера правым краем.
Наталья недоверчиво осмотрела несколько ближних зданий, нагромождение полусгнивших балок, срубила металлическими когтями на предплечье несколько кустов, отыскивая метки пути, и повернулась к путникам.
- Мы заплутали, - холодно бросила девушка, глядя на паладина. - Город водит нас по кругу.
Спутники переглянулись.
- Ты уверена? - паладин знал, что Наталья не ошибается; он и сам знал город, но в этой части, более напоминающей древнее капище, затянутое буйной растительностью, могло за прошедшие годы обосноваться что угодно. Девушка кивнула, посоветовав остальным быть начеку, и мягко, по-кошачьи двинувшись вперед, желая отыскать или проверить дальнейший путь.
- Остановись, - Зандер поднял бледное лицо, всматриваясь в скопление перекрученных веток, наползающих друг на друга в странном стремлении забраться повыше. Определенный порядок и пирамидальная форма дикого куста не были характерны для растения. - Там.
Стиснув рукоять меча, Искандер двинулся к побегам. Наталья скользнула следом. Уна держала готовой к полету стрелу, с синей искрой холода, дрожащей на зазубренном наконечнике. Несколькими взмахами рассекая ветви, грудой упавшие к их ногам, паладин и проводница отступили, всматриваясь в сокрытое прежде.
Перед ними, поднимаясь высоко над головами людей, высился черный гранитный обелиск. Основным мотивом вырезанной по всей поверхности подножья росписи оставались черепа животных и людей, скалящих клыки. Вершина обелиска представляла собой срезанное острие, увенчанное грубым очагом из камней. Из середины очага вздымались черные языки гранитного же столба пламени.
- Языческий алтарь, - проговорил Зандер, рассматривая руны, грубо высеченные в камне. - Древний как сама земля, и такой же неустойчивый. Интересно, что он делает здесь, в Курасте, издревле считавшегося сосредоточием религии Света. Взгляните, - некромант приблизился, заложив руки за спину.
- Камень как камень, украшенный резьбой, - проворчал Таул, чье превосходное зрение позволяло обозреть руны издалека, не приближаясь к обелиску. - Похожи на старосеверный диалект, по крайней мере, некоторые значки обозначают понятные мне слова. На что тут смотреть? Эй, Мрай! Может это по твоей части? Хотя сомневаюсь, чтобы ты умел читать.
Варвар ответил презрительно-предупреждающим рычанием. Тонкие пальцы Саиды успокаивающе легли на мускулистое предплечье, усмиряя вспышку гнева. Улыбнувшись девушке, варвар подошел ближе.
- Половину разберу, пожалуй, - проворчал Мрай, наклоняясь чуть ли не вплотную к закорючками, выписывающим волну по подножью обелиска. - Алтарь чего-то там... некоего Гибсд... нет, Дибг... - он наморщил от усилия лоб, протягивая руку. - Древнему... э... убийце... И воспря...
- Не прикасайся! - внезапно взревел некромант, бросаясь вперед, и слыша, как варвар договаривает:
-... воспрянет прикосновением.
Обелиск замерцал. Вначале тусклое, едва видимое серое свечение стремительно обретало окраску и насыщенность, пульсируя, поднималось все выше, подбираясь к каменному огню. Пока не вспыхнуло кроваво-красным, окрашивая камень в раскаленные цвета пламени, ревушего на самом верху обелиска. На поверхности обращенной лицевой стороной к путникам, проступил контур зазубренного варварского клинка, с выгнутым эфесом и лезвием, шириной в ладонь, плавно сужающимся к кончику дуги, образованной телом лезвия. Варвар отшатнулся, запрокинув голову и глядя на огонь, пылающий на вершине алтаря.
- Лезвие Старой Религии, - выдохнул кто-то позади. Саида вздрогнула, глядя расширившимися зрачками на побледневшую, дрожащую Уну. - Алтарь Гиддбина!
Заросли угрожающе затрещали. Из зелени, из-под разрушенных зданий и прямо из земли лезли гремящие костьми мертвые подобия воинов. Скалили длинные клыки мохнатые саблезубые кошки, припадали к земле, готовясь к прыжку стремительные леопарды, с шкурой белой, как снег. Нетерпеливо сжимали костлявые кулаки крупные скелеты, по размерам не уступающие в росте варвару Мраю, размахивая заржавленными топорами. Качнули головой, увенчанные острыми рогам чудовищные подобия туров, взрывающие землю копытами. На кончиках рогов животных плясали языки пламени. Такие же огни стекали по ребрам скелетов, расцвечивали шкуры хищных кошек дорожками огня, бегущими по хребту.
- Стой! - Вскричала Уна, увидев, как меч Мрая рассекает ближайшего к ним костлявого воина точно туман. - Это мертвые призраки! Они не тронут вас! Ждите Гиддбина!
Словно в ответ на произнесенное вслух имя, из алтаря выдвинулась оскалившаяся морда исполинского коня, объятого красным пламенем.
- Лезвие Старого Мира! - взревел всадник, занося над головой чудовищного размера топор. Россыпь искр сорвалась, рассыпавшись по земле. Глаз коня и глаза всадника полыхали длинными языками пламени, такого же красного, как пылающее на вершине обелиска. Развернувшись, хлестнула раскаленная цепь, метясь в Саиду. Взревев от ярости, варвар поймал конец цепи, и, сунув конец меча в ребра вставшего на дыбы коня, рванул цепь на себя, замахнувшись облапленным жидким огнем клинком.
На краткий миг глаза всадника полыхнули удивлением и недоверием. Огромный кулак сжался, подтягивая к себе цепь и варвара, висящего на другом конце. Огненная лошадь молотила передними копытами воздух, хрипя и разбрасывая горячие огненные брызги, вылетавшие из оскаленного рта.
- Дикий Гиддбин! Покровитель Охоты и Войны!