До несчастного случая с яблоком я никогда не хулиганил. И я не сомневаюсь, что провалю все здешние задания.
— Тогда…
— Эй, лимонад!
Лимон отходит от стены, разворачивается и засовывает руки в карманы.
— Абрахам.
Мальчишка с черными торчащими волосами приближается к нам ленивой походкой. Под мышкой у него баллончик с краской, а во рту леденец.
— Что хорошего? Или, точнее, что плохого?
Лимон не отвечает. У меня такое чувство, будто я должен его от чего-то защитить, вот только непонятно, от чего.
— Все мечтаешь о Килтерском детекторе дыма с автоматической системой пожаротушения? — Эйб перекатывает во рту леденец. — Штрафные очки просто так не достаются.
— Тихо вы. — К нам подходит Габи, девочка с единорогом. — Здесь Ферн, и она засмотрелась на резиновые мячики.
Мы поворачиваемся туда, куда кивнула Габи, и видим целую пирамиду резиновых мячей. Здесь есть мячи всех цветов радуги, и все они уложены по размеру. В самом низу — огромные, на которые можно усесться сверху и прыгать. На вершине — крохотные, вроде тех, что продаются в автомате за четверть доллара. Посередине лежат футбольные, баскетбольные и другие мячи; некоторые я вообще никогда в жизни не видел.
Рядом с пирамидой стоит девушка с черными кудрявыми волосами, которые торчат во все стороны, как будто она засунула пальцы в розетку. На ней очки в белой оправе с острыми уголками. Я узнаю ее: Анника вчера ее представляла. Девушка берет сверху мячик, подносит к уху и трясет.
Лимон подталкивает меня.
— Давай, это твой шанс.
— На что?
— Избавиться от долгов. Рассмеши ее, напугай, заставь упасть в обморок — все что хочешь.
— Как? — спрашиваю я.
— Ферн — учитель физкультуры, — объясняет Габи. — Профессиональный игрок в «вышибалы». Значит…
— …мне нужно запустить в нее мячом? — заканчиваю я.
— Именно. — Габи улыбается, как будто эта мысль доставляет ей удовольствие.
— Ни за что, — отрезаю я. — Никогда в жизни.
— Восхитительно, — хмыкает Эйб и засовывает леденец за левую щеку. — Продолжай в том же духе. Далеко пойдешь.
Лимон бросает на него быстрый взгляд и подходит ко мне.
— Это проще простого. Она отвлеклась. Вокруг полным-полно детей. Она даже не узнает, кто это сделал.
Она, может, и не узнает. Но я-то буду знать.
— Если это так просто, почему бы вам, ребята, не попробовать самим? — предлагаю я. — Вы здесь дольше, чем я. Вы это заслужили.
— Я подловила ее на прошлой неделе, — отвечает Габи.
— Две недели назад, — говорит Лимон.
— В первый же день, — бросает Эйб и с хрустом разгрызает леденец.
Я пытаюсь придумать еще какую-нибудь отмазку, но не могу. Ферн, кажется, с головой погружена в созерцание пирамиды… но, может, она просто притворяется и ждет, пока какой-нибудь неосторожный хулиган вздумает к ней подобраться? И тогда она его поймает с поличным?
— В чем дело? — интересуется Эйб. — Никогда не связывался ни с кем вдвое больше тебя ростом?
Перед глазами мелькает кривая ухмылка Бартоломью Джона. Рыбные палочки, утонувшие в молоке. Яблоко, летящее по воздуху. Мисс Парципанни, оседающая на пол.
Я смотрю на Эйба, потом киваю Лимону:
— Я сейчас.
Они стоят плечом к плечу, пока я приближаюсь к пирамиде. Ферн кладет мяч на место и обходит пирамиду, я прячусь за прилавком, где выставлены перья и смола, пригодная для разогревания в микроволновке. Девушка на секунду поднимает голову, и мне кажется, будто наши взгляды встречаются, — в этот момент сердце так бешено стучит у меня в ушах, что заглушает все другие звуки. Но она просто берет сверху бейсбольный мяч и сжимает в руках.
Все еще с колотящимся сердцем, я оглядываюсь в поисках чего-нибудь, чем можно было бы кинуть. Смола и перья сразу отметаются. Карманные фонарики и очки ночного видения — тоже. На расстоянии вытянутой руки находятся только гидробомбы. Они сделаны из резины, и те из них, что наполнены водой, больше похожи на мячи, чем на воздушные шарики… но я все равно не уверен, что это считается. Я мог бы пройтись по магазину в поисках чего-нибудь более подходящего, но я знаю, что сбегу, поджав хвост, как только пирамида пропадет из виду. А если я попытаюсь взять мяч из этой самой кучи, Ферн может меня заметить.
Стало быть, гидробомбы.
В стеклянном шкафу лежат три штуки. Я беру самую маленькую — размером с теннисный мяч. Она кажется одновременно мягкой и твердой. Судя по картинке возле шкафа, даже самая маленькая гидробомба способна вдребезги разбить стекло с расстояния в шесть метров.
Но я не собираюсь ничего разбивать. Не сегодня.
Все еще укрываясь за столиком с перьями и смолой, я поворачиваю голову и наблюдаю за Ферн. Она, наверное, самый медлительный на свете покупатель. Она сжимает и трясет каждый мяч. Берет по одному в каждую руку, приподнимает и опускает. Стучит по мячам, протирает их краем одежды и смотрит, что получилось. Мама так же выбирает фрукты в магазине, но на это уходит в десять раз меньше времени.
Это продолжается так долго, что я начинаю терять терпение. Ну и что с того, если я останусь в долгах? Что с того, если я не получу штрафных очков? Что важнее — произвести здесь на всех хорошее впечатление или сделать так, чтобы то, что произошло с мисс Парципанни, никогда не повторилось?
Второе. Поэтому я поворачиваюсь. Тянусь к шкафчику, чтобы положить гидробомбу на место.
— Трусишка, — усмехается Эйб. — По нему сразу видно.
Кальций. Поможет тебе подрасти.
Я поворачиваюсь обратно.
Я промажу. Я брошу… и промажу. По крайней мере никто не скажет, что я не пытался.
На стене позади Ферн висит плакат с улыбающимся мальчишкой, с головы до ног одетым в фирменном стиле Академии Килтер: на нем серая бейсболка, толстовка и спортивные штаны, все это — с серебряным логотипом «АК». Он белобрысый и круглолицый, и, если не присматриваться, он чем-то напоминает Бартоломью Джона. Его лицо отлично подходит в качестве мишени.
Я задерживаю дыхание. Отвожу руку назад. Мысленно рисую дугу, по которой пролетит гидробомба — прямо над головой Ферн, но все же не заденет ее. Я замахиваюсь и разжимаю пальцы…
…и в этот момент кто-то врезается в меня. Гидробомба вылетает из рук, и я падаю на пол.
Но перед этим я успеваю увидеть, как наполненный водой шарик сшибает баскетбольный мяч посреди резиновой пирамиды. Пирамида взрывается. Дюжины мячей разлетаются во все стороны. Четыре из них задевают Ферн — они ударяют ей в плечо, грудь, живот, а один, когда Ферн поворачивается вокруг своей оси, словно солдатик в компьютерном шутере, врезается в нее сзади. Она падает на пол, и на лице у нее я замечаю выражение незамутненного удивления.
— Чувак, прости!
Я открываю глаза и вижу хулигана на несколько лет старше себя, склонившегося надо мной. Он зажимает под мышкой радиоуправляемую модель самолета и протягивает мне свободную руку.
— Новая модель. Потерял управление. Ты в порядке?
Я хватаюсь за его руку и сажусь. Сквозь ножки столика с перьями и смолой я вижу, как Ферн встает на колени, протирает глаза и шарит по полу среди прыгающих мячей в поисках своих очков. Пока я размышляю, стоит ли ей помочь, она нащупывает очки и надевает на нос.
На этот раз наши взгляды действительно встречаются.
— Симус! — сияет она и хлопает себя ладонями по бедрам. — Мне следовало этого ожидать!
Это была случайность. Я открываю рот, чтобы все объяснить, но не успеваю я начать, как за спиной оживает и начинает вибрировать рюкзак. Я стаскиваю его, открываю и достаю планшет. Экран мигает красным, и я вижу новое сообщение.
«Поздравляем, Симус Хинкль! После победы над Ферн Нуган вы на 100 штрафных очков ближе к тому, чтобы стать профессиональным хулиганом!»
Глава 7
Штрафных очков: 100
Золотых звездочек: 20
Всякий раз, когда папа чем-то смущен — например, когда мама подает на ужин тофу под видом курицы, или когда DVD-плеер выплевывает диск посреди фильма, или когда мы летом переводим часы, — он говорит: «Я не могу понять, где тут плюс, а где минус!» Другие люди в такой ситуации иногда говорят, что не могут разобрать, где север, а где юг, но папа бухгалтер, поэтому вместо компаса у него математика. Сложение, вычитание, деление и умножение — это его север, юг, запад и восток.
Вечером, лежа в постели, я тоже не могу понять, где тут плюс, а где минус. С одной стороны, вдобавок к сотне штрафных очков я заслужил какое-никакое уважение у своих одноклассников. Когда я вернулся к ним, Лимон улыбнулся, Габи похлопала меня по спине, а Эйб не стал закатывать глаза. В моем незавидном положении мне только врагов не хватало, так что можно сказать, что я достиг прогресса.
С другой стороны, я ударил учительницу. Сшиб ее на пол. Я понимаю, что здесь от учеников ожидают чего-то такого, но после случая с мисс Парципанни я не могу с этим смириться.
И это заставляет меня задаваться очень важным вопросом:
— Зачем?
Лимон лежит в кровати ко мне спиной и показывает на стене фигурки из тени при свете зажигалки. В ответ на свой вопрос я слышу щелчок. Маленький огонек гаснет.
— Что зачем?
Я уже час смотрю на одну и ту же страницу комикса. Теперь я сажусь на кровати и швыряю журнал себе в ноги.
— Зачем мы здесь?
— Потому что дома мы плохо себя вели? И наши родители не знали, как с нами справиться?
Это-то я понимаю.
— Но зачем делать школу для хулиганов? Как мы будем использовать наши умения, когда ее закончим? Какой во всем этом смысл?
Лимон не отвечает. Я начинаю беспокоиться, что задал слишком много вопросов, но он переворачивается на спину. Медленно-медленно. Сначала левая нога соскальзывает с правой и падает на матрас. Потом переворачивается тело, постепенно, сантиметр за сантиметром, пока гравитация не берет свое. Секунду он приходит в себя после этого нечеловеческого усилия, потом глубоко вздыхает и приподнимается на левом локте.
— Гамлет, — говорит он.
Мне не хочется лишний раз испытывать удачу, и я пытаюсь расшифровать эту загадку самостоятельно. Но у меня ничего не выходит.
— Что, прости?
— Пьеса. Про принца, который доставал своего дядю, потому что тот убил его отца. Написал тот знаменитый чел, который умер.
— Шекспир. Да, я знаю, я читал. Я просто не понимаю, при чем тут это.
— «Земля, не шли мне снеди, твердь — лучей, — говорит Лимон. — Оскорбленья, чинимые безропотной заслуге». [2]
Я помню эти строки… но все равно не понимаю, при чем тут Шекспир.
— Это написали давным-давно, — продолжает Лимон. — Так уже сотни лет никто не говорит. Но мы все равно должны это читать.
— И что?
— И что же нам делать со всеми этими устаревшими словами, когда мы закончим школу? — спрашивает Лимон. — Какой толк читать книжку, которая не имеет ничего общего с нашей жизнью?
Я открываю было рот, чтобы объяснить, что, несмотря на архаичный язык, темы любви и мести, поднимаемые в пьесе, относятся к разряду вечных и не устаревают со временем (по крайней мере так в прошлом году говорил наш учитель), но тут же передумываю. Потому что, кажется, я понимаю.
— В обычной школе нас учат всяким штукам, которые нам вряд ли пригодятся в настоящей жизни. Так? — спрашиваю я.
— Так. Здесь мы хотя бы может делать что хотим и когда хотим. Не знаю, как ты, но я до того, как попасть сюда, постоянно находился под домашним арестом. Никаких друзей, никакого кино, никаких развлечений. Здесь я как на каникулах.
Я задумываюсь. Единственный раз, когда мы с семьей выбирались куда-то на каникулы, — поездка на Ниагарский водопад. Тогда мама насквозь промокла, катаясь на лодке, и жутко простудилась, так что до конца недели мы сидели в маленьком номере мотеля и смотрели по телевизору старые выпуски игры «Колесо Фортуны». По сравнению с этим в Академии — где у меня сколько угодно рыбных палочек, 3D-кино и я могу ложиться спать когда хочу — действительно неплохо.
Но мне-то должно быть плохо. Я это заслужил. После того, что я натворил, мне надо радоваться, что я остался в живых. Но я — больше того — веселюсь и развлекаюсь, и это совсем неправильно.
Однако я не могу сказать это Лимону. По крайней мере напрямую.
— А что насчет твоих родителей? — спрашиваю я. — Тебе не стыдно при мысли о том, что они думают, будто тебя здесь учат хорошо себя вести?
Его грустные карие глаза встречаются с моими, а потом закрываются. Тело перекатывается к стене, снова поддаваясь силам гравитации, и Лимон ложится на спину и лежит неподвижно.
Это точно был лишний вопрос.
Возле подушки жужжит планшет. Я тянусь за ним и читаю новое сообщение по K-mail.
…Кому: [email protected]
От кого: [email protected]
Тема: Класс!
Дорогой Симус!
Пишу это небольшое письмо, чтобы поприветствовать тебя и поздравить с сегодняшним успехом в Кладовой. Я никогда не видела, чтобы Ферн так заставали врасплох. Твоей карьере в Академии положено блестящее начало. Не терпится увидеть, что будет дальше.
Всего хорошего, Анника
P. S. Если тебе что-нибудь нужно — все что угодно, — смело проси!
Плюс или минус? Минус или плюс? Я снова запутался. Не знаю, что мне делать — радоваться тому, что Анника довольна, или переживать о том, чем именно она довольна.
Я собираюсь перечитать письмо и найти в нем какие-нибудь скрытые смыслы, которые я пропустил, как вдруг планшет снова жужжит и приходит еще одно сообщение.
…Кому: [email protected]
От кого: [email protected]
Тема: Подловил учителя? Пора за покупками!
Привет, Симус!
Ты заработал 100 штрафных очков за то, что застал врасплох Ферн Нуган. Так держать! Вычитаем из этого 20 золотых звездочек за звонок на горячую линию для горячих голов и получаем… 80 кредитов! Хорошие новости: теперь ты можешь навести шороху в Кладовой! Плохие новости: тебе придется поторопиться — если ты хочешь заполучить самую горячую новинку. Суперкрутая Килтерогатка из ограниченной серии, которую журнал «Беспредел» назвал «без сомнений, лучшим тренировочным оружием в своем роде», не задержится на прилавке надолго!
Внизу я вижу мигающий значок камеры. Я нажимаю на него, и появляется фотография мальчика с рогаткой. По крайней мере мне кажется, будто это рогатка. Она сделана в форме буквы К, а не буквы Y, и мальчик держит ее горизонтально, а не вертикально, но в остальном это такая же рогатка, как те, что я видел по телевизору.
…Эта Килтерогатка достанется тебе по льготной цене в 75 кредитов. Так что поторопись купить ее прямо сегодня!
К твоим услугам, Команда Кладовой
Я хочу удалить сообщение. Может, в Кладовой и найдется что-нибудь, что мне захочется купить, но оружие — настоящее оружие, а не такое, которое было у меня в буфете Клаудвью, — точно не из этих вещей. Я собираюсь было нажать на значок корзины — и тут мне в голову приходит идея. Наверное, самая удачная за все время, пока я здесь, — по крайней мере она способна поднять мне настроение. Она могла бы прийти мне в голову намного раньше — но я был слишком занят: сначала я не умер, потом ходил на занятия, а потом хулиганил.
K-mail в Академии выглядит точно так же, как обычная электронная почта на моем домашнем компьютере. Тут есть папки с входящими письмами, с исходящими и со спамом. Когда набираешь новое сообщение, надо вставить в пустые строки имя получателя и тему. А снизу — большое квадратное поле для письма.
Мама никогда не проверяет свой e-mail, но папа по работе постоянно его смотрит.
Я начинаю набирать сообщение.
…Кому: [email protected]
От кого: [email protected]
Тема: ПРИВЕТ!!!!
Дорогой папа!
Привет! Как дела?? Как мама?? Как вы добрались? Что нового? Как там моя комната? Тут все супер! Кормят очень вкусно, одноклассники хорошие. У меня сегодня были первые занятия — в том числе и математика, и я вспомнил о тебе.
Я останавливаюсь. Меня так и подмывает рассказать о том, как здешняя математика не похожа на обычную, но тут я вспоминаю, что нам говорил Гудини насчет разговора с родителями об Академии. Папа, может, мне и поверит, но, прежде чем писать ответ, он посоветуется с мамой. А раз уж это она придумала меня сюда отправить, я сомневаюсь, что она примет мои слова за правду. Если я постараюсь ее убедить, что Килтер — засекреченный тренировочный лагерь для подготовки хулиганов, она может решить, что я специально вру, чтобы ей досадить, заберет меня отсюда и увезет домой. И хотя убийство — это худшее, что может сделать ребенок, ложь, по мнению мамы, недалеко от него ушла.
Нет, лучше ничего не усложнять. Хотя бы до поры до времени.
Я продолжаю печатать.
…В общем, я пошел делать уроки, мне много задали. Но я просто хотел сказать вам «привет» и сообщить, что вы можете мне писать КОГДА УГОДНО. Тут у каждого ученика есть портативный компьютер, он жужжит, когда приходит новое сообщение. Поэтому я смогу ответить вам на письмо в ту же секунду! Круто, правда?
Я снова останавливаюсь. Теперь мне хочется извиниться за то, что я сделал, — не хочу, чтобы родители думали, будто я об этом забыл. Но они и так знают, что мне очень жаль, разве нет? Может, если я напишу жизнерадостное письмо, они порадуются, что я хорошо здесь устроился — и значит, я исправился, со мной все в порядке и меня можно спокойно отсюда забрать, когда придет время?