Спускаясь со второго этажа, Шаурина услышала голоса и смех. Один голос, понятно, принадлежал Маргарите. А другой… У Катерины ноги подкосились. Но не от страха, конечно, а от злого возмущения.
Филяева! Какая наглость!
— …да-да, я знаю, — что-то говорила ярко накрашенная блондинка, премило улыбаясь широченной улыбкой. Белоснежный оскал немного померк при виде Катерины, но Агата быстро взяла себя в руки: — Катя, — как будто удивилась она, — какой приятный сюрприз!
— Не могу сказать того же. Про сюрприз, — открыто съязвила Катя.
— Я так и не успела заварить чай, — поднялась Рита, — я на минутку.
— И каким же пассатом тебя сюда принесло? — прямо спросила Шаурина, подождав, пока мать Дмитрия скроется на кухне. — Только не говори, что случайно и мимоходом. Или ради какого-то сомнительного приличия. Это ты доброй маме Рите ты можешь слоновьей походкой да по ушам, а мне дурь пороть не надо.
Агату всегда смущала Катькина прямолинейность. Не знала сама почему, но смущала. И бесила. Наверное, потому что сама она таковой не могла себе позволить. А эта девочка-выскочка могла. Еще как могла. Ох, как злили ее эти «золотые» девочки, которым в жизни все просто так досталось!
— Не пойму твоей агрессии, — непонимающе хлопнула глазами. — Разве я тебе враг? Наоборот. Я может тебе еще каким советом помогу.
— Обойдусь. Без твоих советов я точно обойдусь. — Шаурина уселась на диван и задержала на Филяевой надменный взгляд.
— Как знаешь, — пожала плечами бывшая Крапивина, — но один я все же тебе дам. Веди себя как взрослая женщина, а не как взрослый ребенок. Иначе у вас все очень быстро закончится, Дима не любит инфантильных девочек.
— А ты только на это и надеешься.
Агата ядовито улыбнулась:
— Я не надеюсь. Я в этом уверена. Абсолютно уверена. Не спросишь почему? Потому что я на своем веку у Димы таких увлечений, как ты, кучу видела. Со счету сбилась. Он влюбчивый, романтичный. В нем есть тонкая творческая жилка, а, как известно, гореть вдохновением могут только одухотворенные и наполненные натуры<span style=“opacity:0.1;font-size:0.1rem”> 82849a</span>. Что наполняет мужчину? Конечно, женщина, — таинственным шепотом говорила она. — Поэтому он всегда ищет что-то новое. Новую страсть, новые эмоции.
— А ты тут каким боком? Если он, как ты говоришь, страсть и эмоции ищет, — усмехнулась Катя, еле выдавив из себя смешок и слова. В горле стало туго, будто его наполнили чем-то густо-вязким. И горьким.
— А я лучше всех его понимаю. И он меня.
— И он тебя? — улыбнулась Шаурина, вложив в улыбку всю снисходительность, какую могла. — Ну, да. Я в детстве тоже комиксы очень любила. Картинок много, текста мало — мозги напрягать вообще не нужно.
— Как погода сегодня? — спросила Маргарита, ясное дело, для вежливости, чтобы завязать нечто похожее на светскую беседу. — А то мы с Катюшей еще не выходили на улицу. Вот после завтрака собирались поехать на набережную.
— Погода, мама, сегодня отвратительная, — ответил сзади Крапивин, и Катя от неожиданности поднялась с дивана.
Все выглядело так, словно вернулся он домой так рано из-за приезда Агаты, но на лице у него виделось равнодушное удивление, и Катя отмела эту мысль.
— Как хорошо, что ты пришел, — обрадовалась мать. — А мы с Катей тебя ждали.
— Я знаю, — слегка улыбнулся он, — поэтому и пришел. Не стал предупреждать, хотел сделать вам небольшой сюрприз.
— Рита, простите, я, пожалуй, откажусь от чая. — Катя, развернувшись, стремительно пошла к себе в комнату.
Дима, оценив брошенный на него жалящий взгляд, решил прояснить ситуацию и поднялся следом.
— Катя! — резко окликнул ее на лестнице, на ходу расстегивая пуговицы пальто.
— А сегодня у нас по календарю день сюрпризов? — съязвила она, едва он ступил на порог ее комнаты. — Предупреждать надо. Какого черта она здесь делает?
— Для начала будет лучше, если ты сбавишь тон, — попытался ее успокоить, хотя сам уже был на взводе. Не понял появления здесь Агаты; не понял того, что Катя сходу на него накинулась. Не такой ждал реакции на свое появление.
— Тебе мой тон не нравится? — озлобилась Шаурина. — А мне не нравится, что Филяева заявляется сюда как к себе домой и ты ничего не делаешь.
— Катя, вот сейчас ты зря горячишься. Чтобы устраивать такую истерику, у тебя нет повода.
— Ах, да, как же я забыла! Надо было дождаться твоего одобрения, а уж потом истерику устраивать.
— Ладно. Что я сейчас, по-твоему, должен сделать?
— Выставить ее за дверь!
— Она не моя гостья! — заявил Крапивин, повысив тон.
— Зато она твоя бывшая! Женщина, с которой ты спал!
— У меня кроме нее есть бывшие, с которыми я когда-то спал, мне что теперь застрелиться прикажешь? Лучше замолчи. Замолчи, пока не наговорила лишнего!
— Конечно! Кто я такая, чтобы предъявлять тебе какие-то претензии! Так… увлечение! А Агата у нас очень близкая. Она, видимо, такие подробности о твоей жизни знает, чего мне не дано.
— Что за чушь?! — вспылил окончательно.
— Почему это чушь? Вон она — сидит внизу, ждет тебя… может, возьмешь ее за ручку и вперед? Чего ждать, пока твой пыл остынет, давай сразу разбежимся и не будем мотать друг другу нервы. Видимо, ее чувства тебе дороже моих, если ты столько всего ей позволяешь.
— Что это за заявления такие? — рявкнул Дима и некоторое время изучал раскрасневшееся Катино лицо. Она отошла и повернулась к нему спиной. — Тогда нахрена все это вообще надо было? — бросил он и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Несколько часов назад уехал из дома. Все было спокойно и мирно. Сейчас же творилось что-то непонятное. Не любил орать, не любил скандалы. Крики и ругань никогда не помогали ему решить какие-то проблемы и не приносили облегчения.
— Мама, сейчас не самое лучшее время принимать гостей, — жестко сказал, спустившись в гостиную. Не трудись, я провожу Агату, — посмотрел на Филяеву.
Девушка растерянно моргнув, неохотно засобиралась. Подхватив с кресла шубку, помедлила, думая, что Дима поможет ей одеться, но он не шелохнулся. Едва не выдав себя раздраженным вдохом, накинула меховое пальто на плечи и в сопровождении Крапивина вышла на улицу.
— Дима, что-то случилось? — там озабоченно спросила Агата, натягивая перчатки.
— С чего ты взяла, что что-то случилось? Все прекрасно.
— Мне кажется, ты чем-то расстроен. — Старалась задержаться на крыльце, но Дима подтолкнул ее в спину, вынуждая спуститься со ступенек.
— Ты ошибаешься.
— Я хотела кое-что обсудить с тобой, — не теряла надежды как-то втянуть его в разговор.
— Что именно?
— По работе.
— Рабочие вопросы решаются только в рабочее время и по предварительной договоренности. Но ты в этом не нуждаешься. Все, что тебя интересует, могут решить мои помощники. В личной встрече нет никакой необходимости. И времени у меня на это абсолютно нет. — Крапивин энергично шел по дорожке держа руку на ее спине и толкая вперед так, что Агата боялась запнуться.
— Я думала, что мы можем остаться хотя бы друзьями. — Остановилась у машины. Коснулась его плеча и вздрогнула от взгляда, каким Крапивин одарил ее.
— Не можем. Я не дружу с женщинами, с которыми когда-то спал. Не умею.
— Дима, извини. Я не хотела ничего плохого. Совсем не хотела, чтобы вы с Катей поругались, я же понимаю… Повидаться с твоей матерью и справиться о ее здоровье — это все, чего я хотела.
— Мои слова не дают тебе право делать какие-то выводы. Оставь их при себе. Всего доброго.
— Хорошо, — покорно согласилась она и села в машину. — И тебе всего доброго.
Некоторое время Филяева смотрела в широкую крапивинскую спину. Чем дальше уходил от нее мужчина, тем шире становилась улыбка на ее лице.
Глава 11
— Дима! — окликнула мать, едва услышала звук захлопнувшейся двери. Поджидала сына у подножья лестницы, делая вид, что собирается подняться наверх.
— Что? — подошел к ней, несмотря на мерзкое настроение и нежелание с кем-то разговаривать. — Что, мама?
— Тебе лучше успокоиться.
— А что со мной не так? Я ломаю мебель или бью стекла? — Снял пальто и повесил на перила.
— Нет, но я же тебя знаю. — Зачем-то начала поправлять его. Небрежно брошенное пальто она аккуратно сложила и снова пристроила на перила кованой лестницы.
— Конечно, мама. Я же твой сын, ты должна меня знать.
— Дима, я просто боюсь, что ты сейчас скажешь или сделаешь что-то, о чем позже очень пожалеешь.
— Ты считаешь меня настолько безрассудно импульсивным?
— Дело не в тебе, а в сложившейся ситуации. Ну, да, и немного в тебе.
— Все же во мне.
— Я знаю, каким ты можешь быть, — мягко произнесла Маргарита.
— Каким? — опасно поинтересовался.
— Так скажем, иногда ты глотаешь, не пережевывая.
— Ты считаешь меня настолько безрассудно импульсивным?
— Дело не в тебе, а в сложившейся ситуации. Ну, да, и немного в тебе.
— Все же во мне.
— Я знаю, каким ты можешь быть, — мягко произнесла Маргарита.
— Каким? — опасно поинтересовался.
— Так скажем, иногда ты глотаешь, не пережевывая.
— Подожди, мама, мне понадобится время, чтобы расшифровать такое яркое и многозначительное послание.
— Не дави на нее, Дима, пожалуйста, — почти шепотом попросила мать. — Она молодая, импульсивная. И очень ранимая. Вам просто нужно время. Нужно привыкнуть друг к другу. Я знаю, что вам трудно. Уж я то знаю…
— Согласен с тобой. Но ты можешь не переживать. У Кати есть свобода, которой у тебя не было, и нет давления, от которого ты когда-то сбежала. Я же могу сейчас позволить себе такую откровенность, правда, мама? Ты же сейчас приписала мне ошибки отца? Нет, если ты, конечно, считаешь, что именно сейчас тот момент, когда стоит вести подобные разговоры, что ж, продолжим.
Рита вздохнула вместо ответа, покрутив на пальце обручальное кольцо.
— Так забавно… — невесело усмехнулся Дмитрий. — Отец всегда боялся, что я стану мягкотелым, как ты. Ты же — что я стану такой, как отец.
— Господи, — выдохнула мать, — я не хотела ничего плохого…
— Я тоже, мама! — внушительно произнес сын. — Когда я сейчас ехал домой, я вообще ничего плохого не хотел! И меньше всех я что-то вообще сейчас понимаю!
— Прости, я действительно сказала что-то не то. Прости. Но я только о тебе беспокоюсь, о себе уже не беспокоюсь. Мне только твой покой важен и твое счастье. — Заправила в прическу выбившийся локон.
Дима сжал материнское запястье. Она всегда так делала, когда нервничала: поправляла волосы или одежду. Торопливость в ее жестах разозлила Диму, но злился он, конечно же, не на мать.
Злился на себя, на Катю, на абсурдную непонятную ситуацию, которая напоминала совсем дешевенькую драму.
— Что это, мама? Что это такое? Откуда? Что не так?
— Ты о чем?
— Обо всем этом, — отпустил ее и развел руками. — Этот взрыв. Тут, там, — кивнул на лестницу. — Если взрыв есть, значит и запал был. Где? О чем тут вы беседовали? Кто, что и кому сказал, что меня сейчас чуть не линчевали без суда и следствия?
— Я не знаю, Дима. Мы с Катюшей собирались пить чай, а потом на прогулку. Пришла Агата. Я оставила их ровно на пять минут: заварила чай и позвонила тебе. Ты сказал, что подъезжаешь к дому. Я, честно говоря, даже подумала, что ты в курсе ее приезда, что вы договорились, мало ли какие дела у вас остались. Господи, ну что там чашка чая, каких-то пять минут!
— Нет! Ни о чем мы не договаривались.
— Тогда меня поражает ее наглость.
Дима поставил ногу на первую ступеньку и заметил напряженный материнский взгляд.
— Я спокоен, мама. Ты же видишь, я совершенно спокоен. Как уда-а-ав, — протянул шепотом.
— Смотри, не съешь своего кролика.
— Проглочу. Не пережевывая.
Открыв дверь к Шауриной в комнату, еще раз убедился, что мать зря так переживала. Катя точно не из тех, кто запросто даст себя проглотить. Не с первого раза точно.
— Что ты делаешь? — вздохнул, прислонившись к косяку.
— Вещи собираю, — пояснила она, — домой улетаю.
— Что за детские выходки?
Катя выронила из руки кофту и подавленно замолчала. Потерялась с ответом. Дима, сам того не зная, хлестнул ее по свежей ране.
— Ты можешь мне объяснить, что происходит? — снова поинтересовался.
— Это была очень плохая идея, — через бесконечно долгое время сказала она, — провести вместе отпуск
— Ты сегодня решила поставить рекорд по количеству выданного бреда? Прекрати. Завтра твои родители прилетают. Как это все будет выглядеть?
— Тебя только это и волнует. Как это будет выглядеть.
Он глубоко и медленно вздохнул:
— Как хочешь. Я не смогу отвезти тебя в аэропорт. Раз все так… спонтанно. Я уже сейчас должен быть в другом месте.
— Не беспокойся, доберусь на такси. Билет я уже заказала.
Крапивин кивнул. И ушел, на этот раз оставив дверь открытой. Не хлопая. Боялся, что вынесет ее вместе с косяком.
Обездвиженная его уходом, Катя долго сидела на кровати. И в момент, когда тоже должна была быть в другом месте, она все еще сидела на кровати.
— Дима сказал, что ты собралась улетать, — произнесла Маргарита, появившись на пороге.
Катя вздрогнула, повернув к ней голову. Не стала скрывать слезы, в этом не было смысла. Даже не потянулась за салфеткой или платком, только вытерла ладонью соленые губы.
— Нет, — сипло прошептала. Отчего-то так трудно было говорить.
— Я так жалею, что познакомила их, так жалею…
— Зачем?
— Зачем жалею? — вздохнула Рита и присела рядом.
— Зачем познакомили. Расскажите. Мы же собирались посекретничать, вот самое время. И повод более чем достойный. На мое нытье не обращайте внимания.
Рита ломала руки, испытывая и жалость, и угрызения совести одновременно. Девочка плакала. Уйти и оставить ее в таком состоянии женщина, конечно, не могла. Не здесь и не сейчас, не в своем доме.
— Он создал этот бренд, — начала она, — «JewelryStories»… как экспериментальное направление на базе «Fine Jewellery», но в России.
— Да, я кое-что слышала про это, — подтвердила Катерина, усаживаясь поудобнее.
Она слышала. И даже была на презентации первой коллекции. Там и увидела Агату в первый раз. Уже тогда ей стало понятно, что от Крапивина та не отцепится. Все остальное об этом проекте Катя понимала из общих разговоров. Дима кое-что говорил ей об украшениях с живописными эмалями, флорентийской мозаикой и морским жемчугом. На подробностях она не настаивала, не хотелось лишний раз слышать из его уст про Филяеву.
С Ритой обсуждать это гораздо легче, да и рассказывала она все со знанием дела. Точно знала, о чем говорит.
— Дима никогда не делает ничего простого, не работает на массового покупателя, так скажем. Всегда ищет что-то новое и неожиданное Ключевое направление нашей компании — это изготовление сложнейших эксклюзивные украшения на заказ. Поэтапно. От эскиза и моделирования до производства на самом высоком уровне. В этом свете «JewelryStories» — довольно рискованный проект. Он основывался на стремление возродить старинные традиции ювелирного искусства и забытые ювелирные техники, так сказать, воссоздать дизайн старинных украшений в современной интерпретации. А такому бренду нужно лицо. И не просто лицо на обложку, а ключевая фигура, к которой можно сделать привязку. Агата идеально вписалась. Она дочь известного художника. Обладает глубинными знаниями в сфере истории и искусства. Я очень хорошо знала ее отца, мы вместе учились в Мастерской станковой живописи в Питере, дружили.
— Что ж вы тогда так жалеете, что познакомили ее с Дмитрием? Жалеть нужно не об этом, раз она так идеально вписалась, а о том, что он затащил ее в свою постель. Она, по-моему, до сих пор не понимает, что ей на дверь указали, — убито отозвалась Катерина.
— Ну, Катя, не она так другая, ты же понимаешь.
— Я не ревную его к другой. К другим. Не в такой степени.
— Почему?
— Не знаю, — коротко отделалась девушка, хотя в душе знала и чувствовала другое.
Она Агату ненавидела на каком-то интуитивном, но очень глубоком уровне. Не могла ее переносить. Филяева только имя Димкино произносила, Катю потряхивало; плеча коснулась, когда тот ее провожал — мозг вскипел, она начала вещи собирать, чтобы уехать.
Не упрямство это. Боль. Страшная. Нестерпимая. Уничтожающая изнутри боль.
Но поделать с этим пока что ничего не могла. Когда голова болит, можно таблетку выпить, но от ревности еще таблеток не придумали.
— Я думаю ты, как никто другой, должна понимать нежелание Агаты увидеть дверь.
Катя хмыкнула:
— Я не в счет. Мощь Крапивинской харизмы на мне проверять бесполезно, я им клинически больна с детства. Это все знают.
— Ему было всего двадцать лет, когда он открыл ювелирную мастерскую. Всего двадцать! Отец был против. Отнесся к этому очень скептически.
— Почему?
— Потому что создание, моделирование и производство, это принципиально другой процесс, нежели просто сбыт готового товара. Это совсем не то что заключить договор с поставщиком, продать партию товара по завышенной цене и получить свой процент.
— Олег Николаевич очень строг. А Дима расстроился, что отец не поверил в него?
— Нет, не расстроился. Посмеялся. Он из тех редких людей, которые идут к своей цели независимо оттого, есть ли у них поддержка. Отсутствие единомышленников Диму никогда не смущало.
— Но вы же его поддерживали?
— Конечно. Он хотел создать марку, стиль. Для этого мало осуществлять финансовые вливания. Нужны оригинальные талантливые дизайнеры, ювелиры-технологи. Да много чего… Нужен идейный прорыв, чтобы занять свою нишу и быть признанным. Господи, сколько он мотался по мастер-классам и лекциям, сам занимался моделированием, изучал ювелирные техники, носился по показам и презентациям, по российским и зарубежным выставкам.