Невыносимо скучала. Безумно. Не могла найти места и раздражалась по любому поводу. Раздражало одиночество, когда одна оставалась в своей квартире. Родители раздражали, когда от скуки приходила к ним ночевать. Ванька с Алёнкой бесили, потому что все разговоры их были только о свадьбе. То шутили, то спорили. То с датой не могли определиться, то с платьем для невесты. И не только свою свадьбу обсуждали, но ее с Димой предполагаемую. Смешно им, конечно. А ее достали эти шуточки. Спасибо Крапивину.
Через пять дней… Он сказал, что приедет через пять дней, а ей не верилось. Когда надежда и ожидание горят в душе, крылья за спиной появляются, а их у нее не было. Хотя какие тут крылья, когда который день лежала к постели придавленная. Ни насморка, ни кашля, только температура держалась, бросало то в жар, то в холод, и кости ломило. Выкручивало. Словно через мясорубку пропустили.
Голод выгнал из постели. Выбравшись из-под одеяла, спустилась на кухню. Есть не особенно хотелось, но уже замучила желудочная боль. Дом казался холодным, по спине пробежал озноб. Собиралась налить себе чашку горячего бульона и снова уйти в свою комнату, но отец задержал.
— Привет.
— Ой, пап, привет. Не надо, не целуй меня, я заразная, — отклонилась, но Денис все равно поцеловал ее в щеку и тепло прижал к себе.
— Зараза к заразе не пристает, — засмеялся и уселся за стол. Хлопнул по стоящему рядом стулу: — Садись, Екатерина, хоть поговорим с тобой, а то ты вроде у нас, а вроде и нет тебя. Так же нельзя.
— Папенька, я сейчас страшно болезненна и невнятна. Со мной бесполезно разговаривать.
— Ни за что не поверю.
— Придется. Будешь чай?
— Буду.
Пока Катя наливала чай, Шаурин ответил на звонок охранника.
— На, — передал ей трубку, — Паша говорит, там тебе цветы снова прислали.
— Павлик, ну что? — чуть раздраженно спросила Катя. — Не принимаю я цветы, сколько раз говорить. Отошли этого курьера с его букетом. Что на карточке написано? Отошли, я цветы и подарки не принимаю. Всех вон! — Вернула телефон и поставила на стол чашки с чаем.
— Восьмое марта уже давно прошло, а ты все букеты получаешь.
— Задолбали они меня со своими букетами, — проворчала Катерина и устроилась за барной стойкой, плотнее запахнув полы теплого халата.
— Как это задолбали? Женщины без цветов жить не могут.
— Представь, папуля, это не про меня. Я прекрасно живу и дальше жить буду. К тому же, это не мне цветы, а тебе.
— Я тут причем?
— Ты что не понимаешь? Цветы-то не на мой адрес присылаются, а сюда. Чтобы ты поклонника заметил и оценил, так сказать, по достоинству, по размеру букета, — усмехнулась.
— А может там чувства, нет? Может ты им или ему действительно нравишься. Разве не может такого быть?
— Может. Но твои денежки, папенька, им нравятся гораздо больше.
— Это зря.
— Конечно. Мне как восемнадцать стукнуло, все с катушек послетали. Местное высшее общество интересует теперь только один вопрос: сколько ты мне отписал.
— Много.
— Вот. Никто ж в этом не сомневается. Я ж золотой ключик к решению всех проблем. Папочка меня не бросит, Ванечка не оставит. Ты совсем, я смотрю, бдительность потерял. Цветы, цветы… А вдруг там на цветулях споры сибирской язвы?
— Ну, это вряд ли, — засмеялся отец. — Вдруг это от Димы, а ты отослала.
— Нет. Во-первых, Дима никогда не пришлет мне цветы с курьером, я ему запретила. Ненавижу это. Во-вторых… Дима не пришлет мне цветы с курьером, иначе я его придушу. Когда он вернется.
— Принципиальная, — в серых глазах отца мелькнула усмешка.
— Конечно. Дима у меня тоже принципиальный. Сказал, вот не лягу у твоих ног я как собака, и все тут.
— Точно принципиальный, — еще больше развеселился Шаурин.
— Ну, я-то тоже не лягу.
— Не дай бог, — шутливый тон сменился твердостью. — Я не для того тебя растил и воспитывал, чтобы ты у каких-то мужиков в ногах валялась. Даже у таких, как Крапивин.
— Не переживай, папуля. Это не про меня.
— Ты ничего не рассказываешь, что там у вас происходит.
— Нечего рассказывать. Ничего у нас не происходит, папа.
— Так не бывает.
— А у нас бывает. Что у нас может происходить, если я тут, а он там? — недовольно скривилась. — Я согласна хоть десять лет с ним тусить, если буду знать, что в итоге мы придем к конкретному решению. Мне трудно выдерживать его сомнения. У меня же их нет. Я сомневаюсь в его чувствах, но не сомневаюсь в своем выборе. Это разные вещи.
— Тебе нужно сказать об этом Диме.
— О чем? — откликнулась Катя.
— О своих переживаниях.
— Нет. Дима этого не поймет.
— Мне кажется, ты ошибаешься.
— Дима принципиально другой человек, мы с ним очень разные. И постоянно ругаемся.
— Нормально все у вас, подурите и успокоитесь, так бывает.
— Ты всегда относился к нему с пониманием. И относишься.
— Я не могу не думать о завтрашнем дне, Катя. Мы всегда старались держать вас с Ваней в тени, подальше от публики. Дима придерживается того же принципа, и меня это радует. Тут все ясно.
— Что тебе ясно? А мне ничего не ясно.
— Так тебе расписка нужна о том, что он на тебе женится? — засмеялся Денис.
Катя поддержала:
— Было бы хорошо. Я удивляюсь, как это ты еще с него расписку не взял. Может, пора Олега Николаевича подключить?
— Нет уж, оставь решение этого вопроса мужчине.
— Папа, вот я и оставляю.
Появление матери прервало разговор. Катя вздохнула с облегчением. Все-таки не самое лучшее время сейчас для откровений. Еле-еле что-то соображала. Кажется, и отцу наговорила лишнего.
— О чем болтаете?
— Просто так, — ответил Денис жене. — Делимся кое-какими жизненными впечатлениями.
— Здорово. А я от Вани…
— Мамочка, я к себе. Поела, теперь спать хочу, — тут же поспешила уйти Катя, а то еще и мать присоединится к отцу, начнет вдалбливать в нее всю правду жизни. А правда у всех своя — мамина ей явно не по размеру.
— Как ты себя чувствуешь сегодня?
— Отлично. Слабость немного, а так уже все нормально, — успокоила мать и пригнулась к отцу. — Как собака он не ляжет… А мне и не нужно, чтобы как собака. Псов у меня полно, вон за забором бегают с цветами в зубах. Он же Божище. Мне нужно, чтобы он лег у моих ног как Бог.
Глава 15
Через восемь дней после разговора с Катей Крапивину удалось вырваться. На самом деле откладывал он приезд, потому что хотел приурочить его ко встрече с Нелли Смоленцевой, главным редактором известного ювелирного журнала.
Какой смысл тратить время на перелеты, приезжая на сутки-двое? Разумнее утрясти все, пожертвовав несколькими днями, чтобы потом остаться в России подольше и заняться своими делами. Личной жизнью, наконец. Невозможно же так. Устал.
Не думал, что ему будет без Кати так трудно. Казалось, для них привычное дело — расставаться на какое-то время. Но в этот раз разлука была невыносимой. И, вроде, скучать ему некогда — дел по горло, — а мысли текли только в одном направлении, и сердце рвалось туда же.
— Катя, ну ты где? Мы опаздываем.
— Уже бегу.
Дверца автомобиля открылась, и Катя уселась рядом с ним на сиденье.
— Мы сильно опаздываем?
— Нет.
— А зачем ты тогда так сказал?
— Чтобы ты поторопилась.
Запах женских духов заполнил салон. Воздушный, тонкий, в меру сладкий, в меру свежий.
У Кати их с десяток, но этот аромат Диме особенно нравился. Знал его, помнил, но каждый раз вдыхался он по-новому. Сегодня казался таким сладким, что во рту появлялась слюна и одолевали совсем неуместные желания. Хотя нет, почему… Очень уместные, нормальные желания. Заниматься любовью со своей девушкой — очень здоровое желание. С Катькой только об этом и можно думать. Они сегодня увиделись коротко. Как будто перекусили — быстро, вкусно, мало. Слегка насытились, но не удовлетворились.
Придвинулся к ней, чтобы поцеловать.
— Дима, у меня губы накрашены, — строго одернула, но больше насмешила. Не верил ее серьезности, мягкие губы еле-еле сдерживали улыбку.
— Ну и что.
— Помаду размажешь, а толку нет.
Засмеялся на эти слова:
— Как это толку нет? Почему?
Она выразительно посмотрела на него:
— Потому.
— Что ты вся такая раздраженная?
— Ты бы еще через недельку приехал, я бы начала током биться.
— Не обижайся. Просто я действительно думаю, что тебе на этом ужине будет скучно. Все будет в формате «вопрос-ответ».
— Почему этот «вопрос-ответ» нельзя было закончить еще днем?
— Потому что вторая часть беседы должна пройти в неформальной обстановке. Так нужно. Сделай губки бантиком.
— Вот что ты за человек, — вздохнула она, выпуская наружу искрящееся веселье.
— Почему этот «вопрос-ответ» нельзя было закончить еще днем?
— Потому что вторая часть беседы должна пройти в неформальной обстановке. Так нужно. Сделай губки бантиком.
— Вот что ты за человек, — вздохнула она, выпуская наружу искрящееся веселье.
— Что за человек? — улыбнулся Крапивин, придержал ее за подбородок. Она сомкнула губы, растирая на них яркий блеск.
— Все мужики ненавидят помаду.
— Какие все?
— Эм-м-м-м, какие-нибудь… я думаю.
— Психи. Это же так вкусно. Девушка должна быть яркая, сочная, вкусная
— Ладно. Аккуратно.
— Я очень.
…Как только они расположились за столиком, завязался непринужденный разговор. Начался он с впечатлений гостьи. Благодушно настроенная дама светилась очаровательной улыбкой.
— Мне, конечно же, не терпится задать вам кое-какие вопросы, — не теряя времени, перешла к делу.
— Нелли, Дмитрий о работе может говорить бесконечно. Для него в жизни нет ничего важнее работы, — не к месту встряла Агата.
Шаурина глубоко вздохнула, набираясь терпения. Оно ей сегодня понадобится. Приподняв бровь, она посмотрела на Филяеву, удивившись ее наглости. Крапивин ожидаемо проигнорировал неуместное замечание. Видимо, надеялся на благоразумность бывшей. Но, как видно, все свое благоразумие Агата давно потеряла.
— Буду рад ответить на ваши вопросы, — улыбнулся он улыбкой человека готового к приятному разговору.
— Тогда в первую очередь на расскажите немного о ваших планах.
— Как говорится, хочешь рассмешить Бога — расскажи ему о своих планах. Я не очень люблю делиться именно о планах. Но с удовольствием расскажу о том, что уже успешно воплощено в жизнь. В этом году мы начали работу с очень известной швейцарской часовой мануфактурой. Это будет лимитированная коллекция.
— Часы?
— Циферблаты. Миниатюрные живописные композиции из эмали, очень сложные по исполнению…
— Вы с таким чувством говорите, что мне уже не терпится увидеть эту коллекцию часов, — призналась Смоленцева после рассказа Димы. — И все же, почему вы обосновались на Западе? В России у вас, если я не ошибаюсь, всего один проект.
— Справедливый вопрос, — понимающе улыбнулся Крапивин. — Российские художники, дизайнеры и архитекторы на Западе не защищены — ни юридически, ни практически.
— Не могу не согласиться. Западный дизайнер может запросить за свой проект какую угодно высокую сумму, и ему не откажут. Вне зависимости от объективной ценности проекта.
— Конечно. Поэтому все стремятся сделать себе имя, получить «золотую табличку» на Западе. Имя становится гарантией того, что в дальнейшем тебе будут предлагать достойные условия. Я не исключение. Занимаясь ювелирным делом нельзя быть в стороне, нельзя быть просто наблюдателем, нужно быть в центре.
— У вас получается. Но ведь на самом деле очень трудно совмещать в работе творчество и коммерческий компонент.
— Трудно, но возможно. Если сразу определиться: художник ты или бизнесмен. Все-таки второе мне ближе. Иначе я не смог бы обеспечить себе самостоятельность и продолжать работать, не прибегая к помощи сторонних инвесторов. У меня нет специального ювелирного образования, хотя я изучал различные техники, и кое-что попробовал сам. Хотел иметь представление о работе ювелира, хотел почувствовать в руках металл и камень, подчинятся ли они мне.
— И как? Подчиняются?
— Да, — уверенно кивнул он. — Но сейчас максимум, что я делаю, это вырезаю восковку, если вдруг загораюсь какой-то идеей. А остальное дело закрепщиков, ювелиров, эмальеров.
— Я заметила, что вы любите принимать непосредственное участие в светских мероприятиях, организуемых от имени вашего бренда. Почему?
— Когда товар представляет первое лицо компании, это всегда производит впечатление на аудиторию и становится событием. Согласитесь, тогда рассказ воспринимается как более личный, а образ продукта становится не таким индустриальным. Я сам чужд любого идолопоклонничества, живу по принципу «не сотвори себе кумира» и с опаской отношусь к идее привязывать бренд к какому-то определенному лицу, пусть даже известному. Не стоит создавать стереотипы восприятия.
Смоленцева нахмурилась и посмотрела на Филяеву.
Крапивин понял не высказанный вопрос и объяснил свое заявление:
— Бренд «JewelryStories» создавался немного с другими задачами. На начальном этапе мы не могли обойтись без бренд-амбассадора, потому что громко о себе заявили. Взяли смелость говорить о возрождении русской ювелирной школы. Нам нужен был человек, который сможет увлекательно рассказать историю появления бренда и его цели. Агата замечательно справилась. И все-таки логика потребителя по-прежнему остаётся загадкой. Даже используя весь инструментарий маркетинга, невозможно с точностью просчитать, где проиграешь, а где выиграешь. Практика показывает: любую классическую закономерность можно сломать.
— Вы успешно ломаете.
— Я люблю решать сложные задачи, те, которые для других кажутся невыполнимыми. Все решаемо, но людям часто недостает терпения. Я очень терпеливый человек.
Агата выглядела злой, ее уязвили слова Крапивина. Он фактически назвал ее пустым местом, прямо заявив, что на данный момент не нуждаются в ее услугах. Катю это откровенно порадовало, но она ничем не выдала свои эмоции — не время и не место.
— Например, мы граним жемчуг. Это очень сложно. Если случайно снять лишний слой перламутра, жемчуг будет испорчен. Гранями покрывается тот слой, который снимается при обычной шлифовке. Получается очень необычный эффект. — Неожиданно он поднял руку и, скользнув пальцами по Катиной щеке, мягко заправил пышный локон за ухо. Аккуратно расстегнув, снял сережку. — Когда-то слова Фаберже о граненом жемчуге все восприняли как шутку, а сейчас, пожалуйста…
Смоленцева восторженно замерла, потом извинилась перед Катериной за свое любопытство:
— Простите… — Взяла сережку с раскрытой ладони Крапивина. Не смогла отказать себе в удовольствии полюбоваться столь роскошным изделием вблизи.
— Не стоит, — лишь улыбнулась Катерина, — если Дмитрий считает это уместным, я ничего не имею против.
— Это прекрасно. — Рассматривала крупную черную жемчужину в обрамлении нежнейших бабочек, инкрустированных бриллиантами и покрытых серо-голубой эмалью. — Серьги получились достаточно объемные.
— Они объемные, но не тяжелые. Вес сбалансирован. Этому мы всегда уделяем особенное внимание, вещь должна быть удобной для носки, она не должна доставлять клиенту дискомфорт, а приносить только радость.
Нелли взглянула на Катерину, ожидая подтверждения.
— Да, это так. Я не чувствую их на себе. Ну, — улыбнулась, — чувствую, конечно, но не так, чтобы это приносило какое-то неудобство.
— Очень красивая, тонкая работа. Просто невероятно, — продолжала восхищаться Смоленцева.
— Катерина тяготеет к бабочкам.
— Я очень тяготею к бабочкам. — Катя улыбнулась, как Диме показалось, каким-то своим мыслям или воспоминаниям. — Но это самые красивые, самые значимые бабочки в моей коллекции.
Редактор вернула Крапивину сережку. Бросила на Шаурину улыбающийся взгляд и взяла ее за правую руку, на безымянном пальце которого красовалось великолепное кольцо.
— Потрясающе. Я вижу прожилки на тонких крылышках. Разве можно представить, что это возможно?
— Вы же видите, что возможно. Наши эмальеры используют до ста цветов, вместо привычных двадцати, как у прочих мастеров. Должен сказать, что такие вещи продаются только с условием их предоставления на ювелирные выставки. Так что Катерине иногда придется расставаться с этой красотой, позволяя и другим полюбоваться.
— Я давно поняла, что, когда украшения на женщине, они смотрятся совершенно по-другому, чем на выставочном стенде. Что очень хорошо смотрится на одной, может совсем не пойти другой. А уж на такой красивой девушке, как Катерина, эти маленькие шедевры выглядят просто потрясающе. Вы знаете, — с воодушевлением сказала она, — вам очень идет.
— Они оживают, не правда ли? Украшения на женщинах. Они что-то обязательно рассказывают, — улыбался Дмитрий, и Смоленцева впадала в восторженный транс от его улыбки.
— О, безусловно. И мне они говорят о том, что вы, Дмитрий, невероятно очарованы вашей спутницей.
— Очарован безмерно, — скромно подтвердил Крапивин.
— Катерина, скажите, каково это — принимать такие подарки, носить такую коллекционную вещь?
— Очень волнительно. Тем более я знаю, с каким трепетом Дмитрий относится к подобным вещам. Поэтому принимать такой подарок было правда очень волнительно.
Волнительно. До слез. Они месяц не виделись. Дима до последнего не говорил точно, когда приедет. Видимо, хотел сюрприз сделать. Ей этот сюрприз чуть поперек горла не встал. Он позвонил — она сорвалась с занятий. Когда увидела его, долго смотрела, стояв в нерешительности, словно не могла поверить, что это не обман зрения. А потом бросилась ему на шею. Даже не понимала, что чувствовала в этот момент. Любила безумной любовью; ненавидела за то, что так долго не приезжал.