– Это Дикой? - спросил я капитана.
– Дикой, Дикой.
– Необитаемый?
– Очень. Сюда никто не заходит - дурная слава. Я потому тут и прячу солярку. Слышь, малец, сбегай на берег, забери канистру, она вон за тем камнем, что на зубец похож, прячется. Я-то катер не могу оставить. Сбегаешь? Главное ведь что?
– Гудки подавать?
– Главное, - капитан поднял палец, - товарищей выручать.
(Как я понял позже, он вовсе не меня имел в виду. И не мое семейство.)
Отчего же не сделать пустяковое одолжение человеку, который принимает такое активное и бескорыстное участие в спасении твоих самых родных и близких?
И я поскакал с камня на камень к берегу. Наивный козел.
Едва я ступил на него, как сзади набрал обороты двигатель, взревел издевательски гудок и… катер быстро и плавно покинул остров.
Признаться, я далеко не сразу врубился. Подумал, что капитан ищет место, чтобы подойти поближе к берегу, что он просто шутит… Пока я думал, катер уменьшился до размеров бумажной лодочки.
Сгоряча я побежал ему вслед по камням и чуть не свалился в воду. Потом, еще не остыв, наивно бросился к камню, «похожему на зубец», посмотреть на канистру с соляркой. И, наконец, до меня дошло, что наш милый капитан - сообщник бандитов. Недаром ведь участковый как-то странно отозвался о нем. А я даже не обратил на это внимания.
Тут ноги у меня подкосились, и я сел на камень.
Это была третья минута отчаянья. А дальше я их уже не считал.
Не знаю, не помню, сколько я сидел в тяжком раздумье. И сколько времени потерянно бродил по острову, спотыкаясь о разбросанные повсюду странные камни. И как я казнил себя за доверчивость, из-за которой теперь ничем не смогу помочь родителям и Алешке. Так и застынут они на берегу в ожидании моего паруса. Как в легенде о Беренте Фогте.
Да и мое положение было не лучше. На этот остров никто не заходит, он почему-то пользуется дурной славой (еще не хватало!). Рюкзак мой с куском брезента уплыл на подлом катере. Удочка осталась на берегу.
А на острове ничего нет. Кроме двух-трех засохших деревьев - одни камни. Странные какие-то. Будто развалины древнего строения. В одном месте я увидел даже что-то похожее на руины старинной башни. В другом сохранился целый кусок крепостной стены. А под ногами - всюду обломки камней, несомненно обработанных руками человека.
Но что мне эти камни? Не разжуешь. Не проглотишь. И воды - ни капли. А та, что скопилась в углублениях, соленая, морская. Видно, ее забрасывало сюда при шторме.
Я устал - от всех событий, от голода и жажды, от безнадежности, от тревоги за моих очень родных и близких. Таких далеких.
И я сел на камень и стал выкладывать все из карманов, чтобы точно знать, что у меня есть и чего у меня нету.
Чего нету - можно целую книгу написать с перечислением. А что у меня есть? Трех слов хватит. Из всего могучего и богатого русского языка. Перочинный нож, спички и крохотный свечной огарок из Алешкиных запасов, который папа заставил меня взять на случай, если придется разводить костер под дождем или просто в сырую погоду.
Спички в запаянной воском патронной гильзе и огарочек я снова засунул в карман, а нож повертел в руках и выронил.
Он со звоном упал на камень и скользнул в щель.
Ну уж нет! Этого я так не оставлю!
И я стал выворачивать камень, под которым исчез мой нож. Ободрал все ногти, но перевернул его и отодвинул.
Вот это да! Под камнем была черная дыра, из которой ощутимо дохнуло холодом. Я выворотил еще один камень, другой… Мой нож лежал на чем-то очень похожем на каменную ступень. Подобрав его, я просунул в дыру голову, но почти ничего не разглядел в темноте, кроме трех-четырех ступеней, круто уходящих куда-то вглубь.
И тут я вспомнил легенду о том, что с острова Дикого на берег идет набитый «шкилетами» подземный ход. Прямо на заброшенный рудник.
Пожалуй, это единственный выход. Если подземный ход приведет меня к колодцу, я постараюсь как-нибудь из него выбраться или найти выход. Если это не получится, буду орать изо всех сил, пока меня не услышат. День буду орать, два. Сколько надо, столько и буду орать.
Если бы вы знали, как мне не хотелось спускаться в подземелье! Мало ли что там есть. Всякие жуткие неожиданности. Да и куда приведет меня древний подземный ход? Может, он давно обвалился. Или обвалится прямо на меня от одного моего дыхания. Или если я неосторожно моргну глазами.
Я глубоко вздохнул, оглядел изо всех сил белый свет, отвалил еще один камень и стал осторожно спускаться вниз.
Ступени были неровные, камни, из которых они были сложены, шатались, пытаясь выскочить из-под ног. И чем ниже я спускался, тем холоднее становилось.
Но вот ступени кончились. Вокруг была совершенная тьма и совершенная тишина. В которой гулко билось мое сердце.
Спускался я ощупью, чтобы экономить свечку, а здесь пришлось ее зажечь. Огарок был такой крохотный, что не удержать в руке, и я наколол его на шило, которое было в моем ноже. И огляделся.
Передо мной был узкий и низкий сводчатый проход, уходящий в далекую темноту. Вблизи меня по стенам бегали дрожащие тени. Было холодно и сыро. Иногда тишину нарушал звук упавшей на камень капли.
Вернись, пока не поздно, панически прокричал мне внутренний голос.
Ну вернусь, а дальше что? Буду сидеть на острове до мучительной голодной гибели, да? Тут хоть какой-то шанс есть.
И я осторожно пошел вперед.
Но не успел я сделать и десяти шагов, как сзади что-то загрохотало, в спину ударила волна потревоженного воздуха и едва не загасила свечу.
Сначала я вздрогнул от неожиданности, а потом бросился назад…
Дырки наружу больше не было. И ступени все завалены камнями. Видимо, я что-то стронул, что веками еле держалось, и произошел обвал. Разобрать эту кучу, наверное, можно. Года за два.
Все, оставалось только идти вперед. А если и там завал?
Глава XVII
Где Дима?
Лодка медленно шла вдоль берега, в опасной к нему близости.
Весь ее экипаж во все шесть глаз разглядывал на берегу каждый кустик, каждый камень.
Время от времени папа зажимал румпель под мышкой, брал лежащее рядом ружье и стрелял вверх. (Запас патронов бандиты тоже не тронули - для их берданки они не годились.)
– Бежит! - вдруг закричал глазастый Алешка. - Вон там, за косой!
Из леса выскочил человек и помчался по берегу со страшной прытью. За ним легко и ровно мчались две серые собаки.
Папа снова схватил ружье, встал, мгновенно прицелился и выстрелил.
Передняя собака перевернулась через голову и замерла на камнях, подергивая лапами, будто все еще бежала. Вторая резко свернула, махнув хвостом, и исчезла в лесу. Будто ее и не было.
Папа направил лодку к берегу.
Человек, который только что мчался, как легкая лань, сразу захромал, схватился одной рукой за поясницу, другой - за сердце.
– Чуть не сожрали, - сказал Акимыч, подходя к лодке и переводя дыхание. - Среди лета! Вот те и природа! Хорошо стреляешь, однако. Как я. Только мне нечем. У, волчара! - погрозил он кулаком в сторону леса. - Попадись только!
Дед красочно рассказал свои приключения.
– Лодку мы тебе дадим, - сказал папа, коротко посвятив его и в наши дела. - И дуй на полном газу на станцию.
– А как же! - ответил дед. - Можа он тама давно, чай с биологами пьет. А мы его здеся ищем.
Деда усадили в лодку, накормили и направились к Горячей скале. Там спустили на воду моторку, Акимыч сел на корму и запустил двигатель.
– Не горюй, ребята, отыщем пацана. Не пропадет, - прокричал он на прощание и врубил скорость. - А как же!
…Лодка снова пошла вдоль берега. Томительно тянулось время. Безнадежно звучали над морем ружейные выстрелы…
– Корабль! - это опять закричал Алешка, показывая в сторону открытого моря.
Это был большой открытый катер, а на его борту - участковый и трое молодых парней с ружьями.
Когда он подошел вплотную, один из них притянул лодку, и папа перепрыгнул на палубу катера и о чем-то коротко переговорил с участковым.
Скоро он вернулся. В руке его был толстоствольный пистолет (ракетница) и патронташ с ракетами.
– Так, - сказал папа, - вы отправляетесь с милицией за бандитами, а я пойду по Диминому следу. Никаких возражений! - строго ответил он на Алешкино «И я с тобой!».
Мама с Алешкой перебрались на катер, а папа направил лодку к нашему прежнему лагерю, чтобы взять Димин след с самого начала.
И он шел по следу, как ищейка. Нашел место, где Дима ночевал, нашел место, где он вышел на берег, нашел брошенную удочку.
Вставил в ракетницу красную ракету и пустил ее высоко в небо. Через несколько секунд - зеленую.
И вскоре увидел вдали мчащийся катер.
Участковый сошел на берег. Папа показал ему удочку.
– Понятно, - сказал участковый.
– А бандиты? - спросил папа.
– Ушли. Кто-то снял их с острова. Ремни разрезаны, а ножа у них не было.
– Понятно, - сказал и папа.
– Понятно, - сказал и папа.
А участковый добавил:
– Я догадываюсь, кто это сделал.
– Капитан МРБ? - спросил папа.
– Это брат Филина.
– Вот как? - задумчиво спросил папа. - Какие тут есть поблизости острова?
– Поблизости только Дикой, - сразу понял его участковый. - Пошли.
Катер взял лодку на буксир, чтобы не терять времени, и помчался к Дикому.
Все прибывшие рассыпались по острову и вскоре нашли обвалившийся вход в подземелье.
– Разбирайте, ребята, - сказал участковый парням.
Они принесли с катера подходящие железяки и взялись за работу.
Участковый оставил им свой фонарик и сказал папе:
– А мы не будем терять времени и пойдем с другого конца.
Лодку оставили у острова, а папа, мама, Алешка и участковый пошли на катере к нашему старому лагерю, чтобы оттуда поскорее добраться к колодцу.
– Вы не волнуйтесь, - сказал участковый маме. - Найдем вашего парнишку. Если надо, вертолеты поднимем.
Мама благодарно кивнула.
А участковый поставил к штурвалу Алешку. Катер вначале недовольно завилял, как пьяный, а потом послушно стал на курс.
– Молодец, - сказал участковый. - Так держать.
– А где здесь гудок? - спросил Алешка и нажал кнопку, которую ему показал милиционер.
И над морем пронесся мощный рев сирены. И почему-то всем стало легче. Мама даже улыбнулась…
Когда катер уже подходил к цели, из-за косы вылетел Акимыч на бывшей «Чайке» и едва не устроил столкновение судов на море.
Ничего хорошего дед не сообщил: Дима на станции не появлялся.
– Заблудился пацан, - обрадовал Акимыч своим выводом. - Не иначе.
Его оставили сторожить катер и лодки, а сами, захватив фонари и толстую веревку, отправились на заброшенный рудник.
Глава XVIII
Одни «шкилеты» кругом!
Подземный ход ощутимо уходил вниз. Все больше становилось сырости. Камни под ногами были скользкие, стены сочились влагой, а со сводчатого потолка непрерывно капало. Капли были соленые. В подземелье проникало море.
От одной мысли, что над головой многометровая толща воды, которая может в любую минуту продавить слабое место в кладке и хлынуть неудержимым потоком внутрь, становилось не то что холодно, а просто леденело в груди.
Огарок таял на глазах. И вдруг его отражение засверкало на чем-то черном. Это черное покрывало пол. И уходило вдаль.
Это была вода. Как я ни старался разглядеть, сколько ее впереди, мне это не удавалось. Далеко ли светит свеча?
И я пошел дальше. На мне были резиновые сапоги, но очень скоро я понял, что они коротковаты для таких условий - пол неудержимо понижался, а черная вода становилась все глубже.
Я остановился. Что там впереди? Не исключено, что вода достигнет потолка. И я сделал несколько шагов назад. И опять остановился. Посмотрел на свой несчастный огарок и понял, что на обратную дорогу его не хватит.
Отчаянье охватило меня. Которое сменилось злостью. Нет, я выберусь отсюда и найду капитана!
И я снова пошел вперед. Через некоторое время вода хлынула в мои сапоги. А потом поднялась до пояса. Сжала грудь. Но она была теплее, чем в море, застоялась.
Большое, конечно, утешение. Большая, конечно, разница - в какой воде тонуть: в ледяной или холодной.
Когда вода дошла до шеи, я поднял над головой огарок и поплыл. А что мне оставалось? На смену злости, отчаянью, страху пришло безразличие. И у меня даже не дрогнуло сердце, когда огонек на фитильке мигнул и погас.
Я машинально сложил нож и сунул его в карман. Плыть стало легче - обе руки свободны. И заблудиться нельзя: проход стал таким узким, что я все время касался плечами его стен. А головой - потолка.
Это означало самое страшное - уровень воды скоро достигнет свода, и мое путешествие по жизни закончится. В мрачном подземелье. И никто никогда меня не найдет. А мои самые родные и близкие никогда не узнают, что со мной случилось…
Я продолжал плыть - устало и безнадежно. Силы мои иссякали. Мокрая одежда сковывала движения. А сапоги я давно уже сбросил.
И вдруг моя рука наткнулась на преграду. Все, приплыл.
Тело мое мгновенно отяжелело, и я окунулся с головой, не успев даже закрыть глаза. В которых галлюцинацией мелькнул слабый свет.
Я вынырнул, отдышался и стал ощупывать преграду. И тут мои руки почувствовали под водой пустоту. Сверху был камень, а ниже - пустота.
Дверь, сообразил я. Раньше, сто лет назад, здесь была дверь. Доски ее сгнили и растворились, а отверстие осталось.
Но что за дверью? Если вода стоит там до потолка, я вынырну, упрусь головой в каменный свод, побьюсь немного в удушье и тихо опущусь на дно.
А этот свет? Показалось?
Я зажмурился, плавно опустился вниз и с надеждой раскрыл глаза - слабо-слабо, далеко-далеко что-то светилось. Как мутная луна сквозь плотные тучи.
И я решился. Вернуться мне все равно сил не хватит.
Я надышался, нырнул, нащупал верхнюю часть двери и, проплыв через нее, медленно стал всплывать, подняв руки, с ужасом ожидая, что они сейчас коснутся свода…
А вот и нет! Я ощутил сперва, что руки вышли из воды, а за ними и голова.
О, боже! Свет, впереди, далеко, слабо, но что-то светится.
Проплыв немного, я с неописуемой радостью почувствовал под ногами пол и побрел, протирая глаза, которые немилосердно щипали либо слезы радости, либо затхлая морская вода.
А ее с каждым шагом становилось все меньше и меньше.
И вот я уже шлепаю босыми ногами по сухим камням. Вот впереди какой-то поворот, а за ним - я даже зажмурился - круглое яркое пятно света.
Тут я окончательно лишился сил и рухнул на пол…
Очнулся от сильного озноба. Меня трясло так, что во рту стучали все зубы, а локти и коленки бились о камни.
Я встал, пытаясь сдержать дрожь, и медленно пошел вперед, к свету. Под ногами что-то мягко звякнуло, я присмотрелся и разглядел конец ржавой цепи. Она тянулась долго, а закончилась железным обручем, который охватывал кучу костей. Поверх костей лежал человеческий череп с дырками вместо глаз и с несколькими зубами.
Но этот «шкилет» оставил меня совершенно равнодушным - я столько натерпелся реальных страхов, что даже если бы эти кости поднялись бы вдруг во весь рост и что-нибудь завопили, я бы просто вмазал по черепу замерзшей рукой и спокойно пошел бы дальше.
Сейчас мной владело одно желание - согреться. Любым путем.
Становилось все светлее. И в этом радостном свете я увидел в стене какую-то глубокую нишу. А в ней - деревянный ящик.
Клад, лениво подумал я. Да зачем он мне нужен? Я отдал бы все сокровища мира за одно хорошее полено.
Да ведь это доски, наконец-то дошло до меня. А доски - это дрова.
Я попытался вытащить ящик из ниши - не получилось, он был очень тяжелый. Тогда я достал нож, открыл лезвие, засунул его в щель между досками, нажал - и одна доска легко отделилась от ящика. Оно и понятно - ящик, видно, лежит здесь давно, и гвозди, которыми он когда-то был сколочен, совершенно сгнили во влажном воздухе.
Надрав побольше досок, я принялся ладить костер. Выбрал доску и аккуратно расщепил ее на тонкие лучинки. Дерево было влажное, и я боялся, что мне не удастся его разжечь. Тем более, что спичек у меня оставалось немного. Штук шесть.
Я достал гильзу, аккуратно сколупнул восковую пробку, вытряхнул спички и «чиркалку» на пол. И тут меня осенила великая мысль. Отобрав несколько лучинок потоньше, я старательно натер их воском и сложил шалашиком, а на них пристроил щепочки потолще.
И, затаив дыхание, чиркнул первую спичку… А она не загорелась, противопожарная оказалась: головка ее отскочила, даже не дав хоть малой искорки.
Вторая спичка послушно вспыхнула, я дал ей разгореться, повернув головкой вниз, и осторожно поднес к самой тонкой лучинке. Она затрещала и весело, с готовностью загорелась. Ясный огонек перескочил на другую, быстро занялась третья, и получился костер.
Я осторожно стал подкладывать в него все более крупные щепки и, наконец, положил целую доску. А потом снова взялся за ящик. Когда я выломал его переднюю стенку, внутри не оказалось никаких сокровищ, а лежал обычный, какой-то неровный, булыжник почти черного цвета. С трудом я сдвинул его с места, чтобы освободить от него ящик. И сделать из ящика дрова. Они, правда, были не очень хорошие, почти гнилые. Горели неохотно, давали мало тепла. Но никогда я еще так не радовался простому костру.
Немного согревшись, я пошел дальше в поисках топлива. И действительно, мне стали попадаться обломки досок, сучья. Я таскал их к костру и наваливал в огонь.
А потом сел рядом и, подставляя то один, то другой бок, стал основательно сушиться. Костер сильно дымил, от моей одежды шел пар. Щипало глаза, першило в горле. Заболели босые ноги. Но как же я был счастлив!
Постепенно я впал в какое-то забытье, лег рядом с костром, но даже в тяжелой дреме не забывал подставлять огню то живот, то спину.
А иногда вставал, бродил по подземелью и подбирал все, что годилось для костра.