– То есть все у вас держится на хусспе?
– Фактически да. Хусспа Федерального Резерва пробуждает в людях веру в доллары. И вызывает недоверие к серебру и золоту, которые служили деньгами пять тысяч лет. Причем хусспа действует на всех, даже на меня. Я вроде бы все знаю и понимаю – но лучше сам буду хранить свои сбережения в этих зеленых бумажках, чем в золоте или серебре, с которыми завтра вообще непонятно что будет… И не только я. Все российское руководство тоже.
– Вы это серьезно?
Димкин кивнул.
– Но тогда, – сказал я, – тем, у кого есть эта хусспа, не нужно, по сути дела, никакого другого оружия. Им и так будут служить все остальные народы… Просто за это вот самое зеленое непонятно что.
– Да, – сказал Димкин, – нам многие завидуют. Но я повторяю, как к этому ни относись, такова основа всего сегодняшнего миропорядка. Уничтожение федеральной хусспы приведет ко всемирному краху. Мы расцениваем любую подобную попытку как глобальный террористический акт с непредсказуемыми последствиями. Как ни пафосно это звучит, мы прибыли сюда спасти человечество. Помочь в этом можете вы. Что вам известно?
– Поверьте, – сказал я, – мне говорили только про самолет и про Всевидящий Глаз. Что надо сделать самолет, первыми взлететь в небо, и тогда Всевидящий Глаз опять сделает нас первыми во всемирной иерархии народов…
Димкин раздраженно покачал головой.
– Как вы, взрослый человек, могли поверить в подобную сказку? Они вас за дурачка держат. Или за ребенка… Ох… Знаете, откуда вообще взялся этот самолет? Российское руководство, действительно, относится к вопросам исторического престижа крайне внимательно. Капустин продавил эту аферу как недорогой, но эффективный пропагандистский трюк. Он убедил начальство разрешить ему косметически поменять историю – чтобы Россия, так сказать, не только первой вышла в космос, но и первой поднялась в небо. Клялся, что все будет тихо и гладко – просто найдутся документы из прошлого, которые подтвердят российское первенство в области воздухоплавания. Нефть дешевая, народ ропщет – пусть хоть престижа станет больше. Отвлечь, так сказать, население. Вроде бы обычная пропагандистская акция, мы бы даже внимания не обратили… Но, уверяю вас, что это было просто прикрытие.
– Почему вы так думаете?
– Если я вам начну объяснять, вы не поймете. Ну хорошо, мы залезли генералу Капустину в компьютер и выкрали оттуда роман, написанный его личным… как вам сказать… приказчиком. Впрочем, вы ведь и про компьютер ничего не знаете…
– Не знаю, – согласился я.
– Вы вообще представляете, что такое генерал-чекист в России будущего?
– Нет.
– Это что-то вроде японского князя. У него есть свой клан, свои самураи, дружественные бизнес-структуры и очень солидные финансовые активы, никак прямо на него не записанные. По нашим сведениям, генерал Капустин через своего приказчика перевел все доступные ему средства в золото. Причем как раз тогда, когда золото стало стремительно падать в цене. Приказчик до сих пор думает, что потерял деньги по своей вине. Но мы уверены – Капустин пошел на это вполне сознательно.
– Зачем он покупал золото, если оно падало в цене?
– Капустин решил заработать. Внешне его действия действительно выглядят неудачной инвестицией, но на самом деле это попытка быстрого криминального обогащения с привлечением внеземных технологий… Безнравственно здесь все, с начала и до конца.
– Каким же способом он хотел заработать?
– Обычным российским, – ответил Димкин. – Сжечь на тысячу, чтобы украсть на пятак, так у вас говорят? Чтобы поднять цену на золото, он решил разрушить мировую финансовую систему, основанную на долларе. А проще всего это сделать, уничтожив глобальную хусспу Федеральной Резервной Системы. Это как в фильме про Джеймса Бонда и Форт-Нокс, только с точностью до наоборот. Там хотели сделать радиоактивным золотой запас США. А Капустин, фигурально выражаясь, захотел проделать это с долларом.
– Я вас уже не понимаю, – сказал я.
– Да, извините, не самый подходящий пример. В общем, Капустин рассчитывал, что с уничтожением федеральной хусспы все словно проснутся – доллар пойдет вниз, а цена на золото взлетит.
– Откуда вы знаете про его планы?
– У нас есть информаторы среди чекистов. В самых высших кругах. Эти опасения сперва возникли не у нас, а у них.
– А им-то чего опасаться?
– Того, – ответил Димкин, – что они тоже хранят свои средства в долларах. Неужели не понятно?
Я долгое время молчал. Мне ничего просто не приходило в голову. Мир будущего теперь представлялся мне банкой с ядовитыми пауками, которые вдруг вывалились на меня все сразу – и ползали по моему беззащитному телу.
– Вам может показаться благородным делом выгораживать соотечественников, – сказал Димкин, – но знаете ли вы, какая роль в этом плане отводилась вам?
– Более-менее. Сидеть в гондоле во время первого полета.
– Нет, вы не знаете. Вас посадили бы в этот аэроплан, затем он при свидетелях и фотографах совершил бы в воздухе восьмерку длиной в две мили – а потом вас просто уронили бы вместе с ним с высоты двести футов. Чтобы тайна гениального самородка и его изобретения ушла вместе с ним, а для истории остался бы только зафиксированный факт управляемого полета… Они предполагали устроить вам пышные и дорогие похороны и даже поставить памятник… Неужели вы, Маркиан Степанович, этого не сообразили?
Должен вам сказать, Елизавета Петровна – я сразу понял, что это правда. Это была просто какая-то вспышка ясности в моей голове. Теперь получало объяснение все: и виноватый вид Карманникова, и готовность моих собеседников без особых раздумий разделить со мной почти любые секреты… Про устройство же будущего общества они, видимо, не рассказывали потому, что боялись вызвать у меня отвращение.
Я поразился, как это раньше не пришло мне в голову – действительно, зачем оставлять за спиной такого свидетеля, как я? Да еще платить целую кучу золота…
Но вслух, конечно, я сказал нечто другое:
– Смерть за Отечество – честь для русского офицера.
– Вы благородный человек, – кивнул Димкин. – Но вы просто не понимате, с кем связались.
– Хорошо, – сказал я. – Допустим. Но разве ваша федеральная хусспа не защищена от нападений?
– Еще как, – ответил Димкин. – Она находится в бункере, способном выдержать прямое попадание тяжелого ядерного боеприпаса.
Мне сделалось интересно, что это за ядрами станут стрелять в будущем, но я решил не отвлекаться.
– Так каким образом Капустин может уничтожить вашу хусспу, запуская самолет за сто лет до того, как вам ее подарят? К тому же запуская его совсем в другом месте?
– Вот это мы и хотим выяснить. Пожалуйста, вспомните все, что при вас говорили на эту тему.
– Ничего подобного я не слышал, – ответил я. – Поверьте, я бы запомнил… Сперва у меня был запой. А потом меня готовили к полету, вот и все.
Димкин некоторое время вглядывался в пространство над моей головой, даже сощурившись от напряжения.
– Хорошо, – сказал он. – Вы не врете. Во всяком случае, сознательно. Возможно, вы что-то знаете, но сами не знаете, что знаете.
– Это как?
– Вы не можете увязать это с полученной от меня информацией, а я не понимаю, какой вопрос мне следует задать… Но если что-то вдруг придет вам в голову, Маркиан Степанович, сообщите об этом незамедлительно… Теперь вы понимаете, что поставлено на карту.
– Да, – сказал я, а сам подумал: «а хоть и лопнет ваш банчок – мне-то какая беда?»
Димкин поднял руки к своей голове, провел по волосам, словно поправляя прическу, и комната вокруг нас с треском исчезла. Я опять увидел подвал – со всей собравшейся там чертовой публикой.
* * *Димкин даже не встал со стула. Он просто наклонился к уху адмирала Крофта и некоторое время что-то беззвучно говорил.
– Это уже не важно, – ответил тот.
Димкин удивленно поглядел на адмирала.
– Почему?
– Мы отсканировали память русского техника, – сказал адмирал. – И теперь появилось решение, способное устранить все риски вообще. Настоящие и будущие. Сейчас об этом будет сделано объявление…
С этими словами Крофт повернулся к черту с хусспой и сделал какой-то очень английский жест: поднял ладонь к груди и как бы проколол пальцами пространство перед собой.
Увидев это, черт поднял свой знак власти, стукнул им в пол, и профессор Берч опять вскочил на ноги.
– От имени Красоток А и народов Земного Шара, – сказал он, словно повторяя за невидимым суфлером, – объявляю, что совместной операцией наших спецслужб предотвращено одно из тяжелейших космических преступлений. Попытка критически изменить прошлое считается нападением на все космические расы и допускает высшую меру самозащиты – понижение бытийного статуса виновных…
Увидев это, черт поднял свой знак власти, стукнул им в пол, и профессор Берч опять вскочил на ноги.
– От имени Красоток А и народов Земного Шара, – сказал он, словно повторяя за невидимым суфлером, – объявляю, что совместной операцией наших спецслужб предотвращено одно из тяжелейших космических преступлений. Попытка критически изменить прошлое считается нападением на все космические расы и допускает высшую меру самозащиты – понижение бытийного статуса виновных…
У Берча был такой вид, будто он говорит не для нас, а для протокола – или какой-то невидимой ложи с судьями. А потом я подумал, что именно так все может и обстоять: я ведь не знал, кто еще наблюдает за происходящим в подвале.
– Почему же критически, – слабым голосом сказал пришедший в себя Карманников. – Кто вам сказал, что критически?
Ему никто не ответил.
– Что вы собираетесь делать? – спросил Пугачев.
Американцы молчали.
– Я расскажу сам, – заговорил вдруг полковник А (я уже научился отличать его от других чертей по более крупному и яркому гульфику). – С помощью захваченного технического устройства и этих живых ворот мы взяли под контроль все возможности омерзительных спермозавров по работе со временем. Теперь мы настроили их турникет на ближайшее параллельное измерение, где никаких омерзительных спермозавров никогда не было. Мы несколько раз очень быстро поменяем местами прямой и обратный потоки времени по специальному алгоритму. В результате возникшего гиперрезонанса все пространства, где сохраняются тени омерзительных спермозавров, схлопнутся. Таким образом мы навсегда закроем то будущее, где омерзительные спермозавры еще будут, и то прошлое, где они когда-то были. Одновременно с этим исчезнет сам их турникет – и мы навсегда забудем про само их существование.
– Но это будет, – начал Карманников, и сразу перешел на шепот, – это будет… корректор истории?
– Именно так, – ответил полковник А. – Омерзительные спермозавры создали очень опасную технологию. Ее неосторожное использование привело к исчезновению даже остаточных теней их расы из прошлого и будущего. Но это их собственная вина. Мы же в крайней спешке защищались от нападения, не имея возможности оценить результаты своих действий.
– Во, – пробурчал мрачный Капустин. – Уже лоера включила, сука зеленая.
– Но это будет необратимо! – прошептал Карманников.
– Необратимо, – согласился полковник А. – Именно так. Омерзительные спермозавры все уже поняли. Верно?
Это было похоже на правду.
Я говорил, Елизавета Петровна, о том странном чувстве, которое возникало у меня при каждом взгляде на живые ворота – как бы смесь воспоминания и предчувствия… И вдруг от двух изогнутых фигур изошла такая волна скорби – тоже как бы наполовину забытой, а наполовину только предвосхищаемой, – что я понял, насколько все по-настоящему. Похоже было, что этот всплеск отчаяния ощутили в подвале все.
– Еще одни славные сутки! – бодро сказал полковник А. – Наши поэтки будут петь об этом веками!
Черт с хусспой ударил своим инструментом в пол – и зеленые уродцы склонились над стальным ящиком.
– Минутку, – сказал Капустин. – Мне кажется, вы забыли одно обстоятельство.
– Какое? – спросил Димкин.
– Прощальный звонок, – отчеканил Капустин.
– Извините?
Капустин отрицательно покачал головой.
– Не могу-с, – сказал он. – Даже не просите.
И тут произошло нечто неожиданное – и в своей ярмарочной простоте чрезмерное даже по сравнению с тем, чему я уже успел стать свидетелем.
* * *Средняя пуговица на пиджаке Капустина вдруг сама собой расстегнулась, и из его живота (так это, во всяком случае, выглядело) вылезла третья рука, сжатая в кулак. Кулак разжался, и я увидел на его ладони маленький серебряный треугольник с овальной стразой в центре – по виду обычный недорогой брелок или брошь. А потом Капустин положил на эту стразу свой большой палец.
На американцев безделушка не произвела ровно никакого впечатления. Но вот черти…
Можно было подумать, что в подвал внесли икону.
Все черти тут же повалились на колени самым церковным образом, побросав на пол свое оружие – и даже сам штандарт могущества. Мало того, мне показалось, что их фальшивые гульфики как-то посерели, потеряв свою вызывающую яркую красноту. Видимо, цвет их был связан с настроением и степенью уверенности в себе, как это случается у некоторых пресмыкающихся и рыб.
Димкин сунул руку в карман.
– И не пытайтесь, – сказал Капустин. – Полковник А, объясните нашим партнерам, что не следует делать резких движений, из-за которых я мог бы случайно нажать кнопку.
– Не делайте никаких резких движений, – испуганным эхом повторил полковник А, – чтобы он не нажал! Этого ни в коем случае нельзя нажать!
– Что происходит? – спросил Крофт.
– Сейчас объясню, – ответил Капустин и повернулся к полковнику А. – Ну-ка сними с нас эти веревки.
Видимо, брошка на ладони Капустина имела над чертями такую власть, что повторять необходимости не было. Я сразу почувствовал, что мои ладони уже ничто не удерживает у стола.
Одновременно освободились и трое моих гостей – они поднялись на ноги, и в руке Пугачева появился небольшой тупоносый пистолет, похожий на детскую игрушку. Как оказалось, он прятал его в сапоге.
Я с изумлением увидел, что правая рука Капустина так и осталась лежать на столе – когда он вставал, она просто вывалилась из рукава, словно протез.
– Простейший трюк, – сказал Капустин, поймав мой взгляд. – Многократно описан в специальной литературе и даже процитирован в кинематографе. Мы уже имели дело с этими зелеными стервами и знаем их процедуры безопасности в отношении людей. Главное все время иметь реквизит наготове. И оставаться начеку… Всегда надо быть начеку…
Оказывается, то, что я принял за третью руку, державшую серебряный треугольник, было его настоящей правой рукой.
– А теперь мы попросим наших уважаемых партнеров занять наши места, – елейным голосом продолжал Капустин. – А их зеленые партнерши пусть точно так же приклеят их руки к столу… Вот так, да.
Брошь обладала просто чудодейственной силой. Всего через несколько мгновений американцы уже сидели за столом, а их руки прижимала к нему та же самая желтая лента. Американцы были изумлены случившимся, но вели себя с хмурым достоинством людей, знающих, как переменчиво военное счастье.
Черти смотрели на Капустина словно на карающее божество своей религии, явившееся перед ними, чтобы исполнить какое-то древнее проклятье. Забегая вперед, скажу – так оно примерно и оказалось.
Капустин расстегнул пиджак, откинул его полу и, не снимая пальца со стразы, продел правую руку в рукав. Потом он повернулся ко мне и сказал:
– Видите ли, Маркиан Степанович, причина, по которой эти зеленые стервы так спешат избавиться от расы бородачей заключается в том, что в истории никогда не бывает однозначных побед и окончательных поражений – до тех пор, пока в вашем противнике сохраняется хотя бы тень жизни…
Похоже, ему нравилось общаться с американцами, делая меня формальным адресатом своих инвектив.
– Незадолго до своей катастрофы, – продолжал он, – бородачи создали своего рода абсолютное оружие – то, что наш друг Карманников назвал «корректором истории». На их языке устройство называлось «Последний Звонок». Никакого отношения к школьным выпускным вечерам это не имеет. Я не вполне понимаю, как такое возможно – у нас это вообще понимает один только Карманников, – но это устройство способно удалить из прошлого-настоящего-будущего все те его сегменты, где присутствуют зеленые выдры. Просто выпилить все, что с ними связано. Так сказать, переформатировать мир – и воссоздать его с этим единственным отличием. Но бородачи не решились сразу применить такое окончательное решение, и не последнюю роль в этом сыграл их гуманизм… Хотя я не уверен, что это слово здесь подходит – они, в конце концов, не гуманоиды.
– Страх перед Всевидящим Глазом, – сказал полковник А.
– Возможно, – кивнул головой Капустин, даже не поглядев на чертовку. – Но бородачи недооценили шпионские способности зеленых ковырялок. Те выкрали у них секрет «Последнего Звонка» – но на своем технологическом уровне не сумели воспроизвести его полностью. Они смогли создать оружие, способное убрать вражескую расу только из настоящего. И немедленно пустили его в ход, оправдавшись перед Всевидящим Глазом тем, что бородачи уже построили корректор истории и могут в любой момент его применить. Этот вараварский акт сошел за самооборону, хотя был на самом деле жестокой агрессией. Лоеры, что тут еще скажешь.
– Неужели? – спросил Крофт. – Если это была агрессия, почему они не испугались ответного удара?
– Вот здесь зеленые стервы все рассчитали верно, – сказал Капустин. – Ответного удара не произошло по той простой причине, что «Последний Звонок» можно пустить в ход только в настоящем. Рептилии решились на атаку, зная, что бородачи не смогут ответить, если в настоящем их больше не будет. Вы ведь не можете нажать на кнопку в прошлом или в будущем. Это можно сделать лишь прямо сейчас. Рассуждение было правильным. Но они не учли, что у бородачей могут появиться союзники, для которых настоящее время будет их родным домом. А они, получив это устройство, на кнопку нажмут легко… Если не с радостью.