В трубке раздались частые гудки. Связь прервалась.
Женщина отняла телефон от уха с такой осторожностью, словно он мог взорваться.
— Как все это понимать? — обратилась она к тишине, притаившейся в темных углах мансарды. — Мне сейчас угрожали или меня пытались предостеречь?
Глава 8
Утро было белым, каким может быть только позднее ноябрьское утро, щедро засыпанное выпавшим за ночь снегом. Александра, лежа в постели, смотрела в высоко прорезанное мансардное окошко и гадала, сильно ли намело за ночь. Когда она наконец встала и подошла к окну, реальность превзошла ее ожидания. Тротуары покрылись сугробами. На мостовой в снежной каше пополам со льдом буксовали медленно проезжавшие машины. Деревья в крохотном скверике на углу переулка согнулись под тяжестью липкого снега вдвое.
Улыбаясь, женщина чуть приоткрыла створку окна, чтобы впустить в мастерскую наполненный снеговой свежестью воздух. Она любила едва установившуюся зиму, пахнущую только что разрезанным ледяным арбузом. Недолговечная белизна, которой почти всегда было суждено смениться грязью оттепели, пленяла, как все красивое, что живет недолго. В такие дни начала зимы Александра обычно брала этюдник и уходила на натуру, хотя почти забросила живопись. Этюды потом грудами валялись в углу мансарды, и, перебирая их, вспоминая одну минувшую зиму за другой, женщина всякий раз убеждалась, что ее воспоминания намного живее и красочнее, чем эти наброски, выполненные, казалось, чьей-то чужой рукой — равнодушной, холодной и бесплодной.
«Хорошо, что у меня хватило мужества осознать факт, что в живописи я ничего не добьюсь, — думала Александра, умываясь и возясь с плиткой. — Еще лучше, что я не сочла это концом света. Жизнь продолжается вне зависимости от того, гений ты или посредственность. Некоторые даже рассчитывают на бессмертие. О, господи…»
Едва вспомнив о Лыгине, она упала духом. Вчерашние откровения Олега как будто отчасти заслонили от нее гибель коллекционера. Утром истина предстала во всей наготе. «Он мертв, а я никак не могу в это окончательно поверить. Мне все кажется, что с ним нужно считаться, как с живым. Будто он еще может вмешаться в мою жизнь, потребовать чего-то, приказать — в своей обычной “любезной” манере!»
Александра попыталась отвлечься работой. Взялась за пейзаж, который реставрировала, но через час бросила его. Третьеразрядная картина надоела художнице так, будто она всю жизнь видела ее перед собой. «Это и есть моя жизнь — посредственные полотна, безумные коллекционеры, навозные кучи и редкие жемчужные зерна, которые я в них иногда нахожу… И миражи, бесконечные миражи, за которыми я гонюсь. Прах, порождающий прах. Ведь все мы, собиратели древностей и редкостей, ловцы праха. Мы пытаемся удержать в плену ускользающее время… Но оно проходит безвозвратно, а нам достаются лишь осколки, обрывки прошлого, которые мы, безумцы, выторговываем друг у друга по бешеным ценам!»
Александра отмыла руки от краски и достала из сумки молитвенник Джейн Грей, с которым не расставалась после того, как узнала о его действительной ценности. «Не хватало еще, чтобы книгу украли. А сумку оторвут только вместе с рукой!»
Усевшись за стол и грея озябшие пальцы о кружку с горячим кофе, женщина разложила перед собой пергаментные страницы, покрытые пятнами засохшей крови. Одну за другой, она вкладывала их в искалеченный молитвенник. Число срезов и страниц совпало. Срезы были ровные, их явно выполняли по линейке. Закрыв разом припухший молитвенник, женщина задумалась.
Она понимала, что у нее в руках случайно оказались важные улики. Хотя с молитвенником была связана лишь смерть бездомной птицы, непосредственно вслед за ней погиб человек. «Эти страницы нужно отдать следователю… По крайней мере сказать о них. И объяснить всю их ценность, чтобы, не дай бог, с ними ничего не случилось!»
«Почему же ты, когда объяснялась с Ириной Вячеславовной, ни словом не обмолвилась о молитвеннике?! — возражала Александра самой себе. — Рассказала бы заодно и о подвеске! Нет, голубушка, я тебя знаю. Будешь молчать, пока не спросят. Будешь твердить свое: “Это же всего лишь воронья кровь. Ведь расследуется не убийство вороны!” И ты отчистишь эти страницы и вошьешь их в молитвенник. И будешь гордиться тем, что спасла уникальную вещь. И займешься всем этим прямо сейчас!»
Следующие два часа женщина отмывала кровь щадящими растворителями, едва касаясь страниц, опасаясь повредить краску и чернила. Большинство пятен Александра не решилась даже тронуть, лишь отряхнула жесткой кисточкой. Кривые иглы для сшивания пергамента у нее имелись. Их когда-то подарила подопечной Альбина, откопавшая эту редкость на блошином рынке во время поездки в Англию. Александра пускала их в дело всего пару раз.
«Но подходящего шелка нет, — с досадой констатировала женщина, порывшись в своих запасах. — Тот, что есть, «супербелый», не годится. Тут нужна «слоновая кость» или «чайная роза». Придется покупать. Хорошо, хоть деньги кое-какие появились…»
Прибравшись на столе, Александра решила купить шелк обязательно сегодня же. У нее уже выстроился четкий план действий относительно молитвенника.
«Он принадлежал Лыгину, а теперь его наследнице, дочери. Других наследников, как сказал Олег, нет. Я могла бы, конечно, вернуть Лизе книгу и страницы, предварительно объяснив, какое сокровище ей досталось, чтобы она не продала его за бесценок… Но девочка в таких вещах явно не разбирается. Она спустит все, скопленное отцом, по еще более позорным ценам, чем продавала я. Логичнее мне самой продать молитвенник, сперва приведя его в порядок, а уж деньги отдать Лизе. И конечно, я вычту свои комиссионные. При нынешнем безденежье это вовсе не лишнее».
Однако корысть занимала последнее место среди ее мотивов. Куда сильнее Александру грела мысль, что она дважды спасет уникальную книгу — вернув ей первозданный вид и найдя достойного хозяина. «Хранителя, — с усмешкой поправила себя художница, вспомнив любимое словечко Альбины. — Мы все лишь храним старые вещи. И ни в коем случае не обладаем ими, так считала Альбина. Скорее, они обладают нами. Занимаясь антиквариатом всю жизнь, уж она-то знала, что говорила!»
Оставался вопрос: кому продать книгу? Александра сразу же вспомнила стенания Олега. «Он умолял Лыгина ни в коем случае не продавать молитвенник на сторону, обещал сам выкупить его обратно… Теперь, когда книга будет в целости, он непременно захочет снова ее заполучить!»
Наскоро перекусив и одевшись, женщина отправилась в экспедицию за шелком. Ближайший нужный магазин располагался на Кузнецком мосту. Туда можно было дойти пешком примерно за то же время, какое потребовалось бы, чтобы доехать на метро. Александра решила пройтись.
В «Лавке художника» нашелся только синтетический шелк, и тот не идеального оттенка. Александра морщилась, вертя в пальцах миниатюрную катушку. Она мечтала о японском натуральном шелке, твердо решив, что молитвенник Джейн Грей недостоин ничего иного. Знакомая продавщица посоветовала:
— Да ты поищи по Интернету.
— Выписывать из Японии? — покачала головой Александра. — Не могу столько ждать.
— А вдруг у кого завалялась катушечка…
Но художница отвергла этот вариант, не учитывавший особенностей ее чердачного быта. Даже если бы разрушающийся особняк, занятый под мастерские, оснастили Интернетом, у Александры все равно не было компьютера. Он даже не стоял в плане ее покупок. Альбина не раз упрекала подругу за подобную отсталость.
— Купи себе хоть дешевенький ноутбук, заведи мобильный модем… Люди устраиваются как-то! Ты торгуешь антиквариатом. Вместо того чтобы таскать в сумке тяжеленные каталоги аукционов и вечно рыться в фотографиях, можно все показать клиенту на экране…
А когда Александра отмахивалась, Альбина с негодованием замечала:
— Да ты сама — ископаемое! Кончится тем, что тебя начнут обставлять зеленые мальчишки и девчонки, только потому, что быстрее сделали клиенту предложение по электронной почте, пока ты назначала ему встречу и тащилась со своими бумажками на другой конец Москвы!
…С продавщицей Александра договорилась, как и в прошлые разы. Та обещала задавать вопрос об интересующем женщину товаре знакомым покупателям. Адрес и телефон художницы хранились в магазине уже давно.
Выйдя на улицу, Александра надвинула на лоб капюшон. Резко началась оттепель. С неба сыпал частый, мелкий дождь. Женщина завернула в книжный магазин, посмотреть альбомы. Покупать она ничего не собиралась. Все книги привозились ею из командировок, с букинистических развалов и распродаж.
Перелистывая альбом с фотографиями, она увлеклась и не сразу услышала, как кто-то ее окликает:
— Саша? Саша, это вы?
Обернувшись, женщина оказалась лицом к лицу со старым знакомым, коллекционером книг и редкостей. Именно Эрделю она в свое время так неудачно предлагала молитвенник.
Обернувшись, женщина оказалась лицом к лицу со старым знакомым, коллекционером книг и редкостей. Именно Эрделю она в свое время так неудачно предлагала молитвенник.
— Евгений Игоревич! — В первый миг Александра искренне обрадовалась, посчитав случайную встречу чуть ли не знаком судьбы. Но тут же сообразила, что предлагать Эрделю восстановленный молитвенник некрасиво по отношению к Буханкову. «Все же, у Олега право первенства!» Запнувшись, она смущенно договорила: — Давно мы не виделись.
— Так или иначе, встретились бы на днях, — кивнул пожилой мужчина. — Идете на похороны Дмитрия Юрьевича?
— Ах, да… — Поставив обратно на полку тяжелый альбом, женщина потерла занывший висок. — А я почему-то про похороны совсем не думала… Будто его вообще хоронить не придется. Все эти игры с бессмертием…
— Покойник был человек со странностями, конечно, — Эрдель пристально смотрел на нее, — но хоронить его все же будут, как и всех прочих смертных.
— Я глупость сказала, забудьте. — Александра испугалась, что сболтнула лишнее. — А знаете, вчера умер еще один мой знакомый. Да и вы его знали, кажется? Сергей Петрович Тихоненко, у нас с ним мастерские по соседству…
— Царствие небесное, — перекрестился коллекционер. — А я, грешным делом, думал, что старик давно уж… Так что же они с Лыгиным, друг за другом подряд ушли?..
— Получается, да.
— Но хоронить их будут, конечно, на разных кладбищах, — авторитетно заявил Эрдель. — У Лыгина место рядом с родителями, на Троекуровском. А Тихоненко зароют в Подмосковье, где участки подешевле. Кстати, кому на его похороны сдавать?
Вручив Александре небольшую сумму и пообещав, если будет возможность, прийти проводить старого реставратора (женщина не сомневалась, что возможности такой не представится), Эрдель задал дежурный вопрос:
— Ну как, нет ли у вас чего новенького?
И снова она проглотила ответ, вертевшийся на языке. Пожав плечами, солгала:
— Ничего. Полный штиль. Вот, может, вскоре во Францию поеду. Там два аукциона. Привезти вам каталоги? Они уже у меня.
— Занесите, — со скукой в голосе ответил мужчина. — Вы мои предпочтения знаете. Так увидимся на похоронах.
И Александра даже не стала уточнять, какие именно похороны имеются в виду.
Она зашла еще в два антикварных магазина, ни на что особенно не надеясь, и везде оставила заказы на катушку шелка. «В Париже я бы купила шелк за час. Здесь это почти нереально. — Художница глубоко ощущала свое поражение, возвращаясь домой в промокших насквозь сапогах и сторонясь от брызг, поднимаемых машинами. — Остается ждать чуда…
Или заштопать молитвенник тем, что есть под рукой. Я могу попытаться покрасить этот проклятый белый шелк, в конце концов…»
— Олег! — воскликнула женщина, поднявшись наконец в свою мансарду и сбросив промокшую одежду. — Ну, конечно, как я не подумала!
Александра исходила из простейшего предположения, что коллекционер, кровно заинтересованный в реставрации «находки всей своей жизни», как он сам именовал молитвенник, сумеет найти катушку нужного шелка намного быстрее. Она сварила кофе, закуталась в плед, поставила ноги в шерстяных носках на обогреватель и набрала номер Олега.
Тот ответил не сразу. Александра уже была готова сбросить вызов, когда услышала раздраженный голос:
— Ну что, что?!
— Извини… — с запинкой выговорила она. — Я некстати?
— Около того, — так же неприветливо бросил мужчина. — Ты хоть понимаешь, как я занят?! Занимаюсь похоронами, какими-то никому не нужными поминками… У Лыгина и друзей-то не было! Поминать такого — чертей смешить!
— Постой, постой, я ведь по делу… Подумала, что ты заинтересуешься. Знаешь, Лиза отдала мне вырезанные страницы из молитвенника!
Повисла пауза, по истечении которой Александра услышала, как собеседник хрипло откашлялся.
— Она нашла страницы на даче, в кабинете отца. Я все пересчитала, сличила… Молитвенник теперь цел!
— Хорошо. — Голос был почти неразличим в трубке.
— Проблема только в том, как их вшить. Иглы у меня есть, к счастью. Они очень редкие, сами — антиквариат. Но нет пустяка, шелка нужного оттенка. Помнишь цвет пергамента? Вот такой шелк мне нужен. И конечно, японский, самый тонкий и прочный, он будет невидим в швах. А уж зашить я сумею идеально! Знаешь, если потом затереть швы, они будут совсем неразличимы!
— Поверить не могу… — Олег заговорил громче: — Я торчу на кладбище и вместо вдовы выясняю, кто, когда и по какому праву передвинул оградку, так что Лыгина придется хоронить чуть ли не на дорожке… А ты звонишь и делишься горем — нет шелка нужного оттенка! Бред!
— Не злись, — смутилась женщина. — Я знаю, что влезла некстати… Но понимаешь, я могу привести молитвенник в прежний вид. А ты мог бы купить его, пока наследница не потребовала книгу! Купить недорого, прямо скажем. Потому что я от имени Лыгина все еще имею право продавать его вещи за любую цену. Но учти, как только молитвенник перейдет к Лизе, цена повысится! Там уж решать будет Светлана!
В трубке послышался звук, похожий на подавленное рыдание.
— Нет, я, наверное, не смог тебе объяснить, где нахожусь и чем занимаюсь! — с тоской произнес Олег. — Это ужасно!
— Прости, но… — Александра была окончательно обескуражена. — Я думала, ты хоть немного обрадуешься!
— Саша! — Дрожащий голос собеседника говорил о его состоянии куда красноречивее слов. — Я сейчас заору! Или морду тут кому-нибудь набью! Брошу все к такой-то матери! Почему я должен хоронить Лыгина?! Я кто ему — жена, дочь, любовница?! Вас трое баб, и всем все равно! Мне одному больше всех нужно! Светлана с утра выпила и теперь в депрессии, Лиза спит как сурок, никак не проснется, хотя уже дело к вечеру… А ты проедаешь мне мозг своим поганым шелком!
— Что с Лизой? — перебила его Александра. — Почему она спит в такое время?
— Спится — и спит! А я вот вторые сутки занимаюсь ее делами! Но может, к лучшему, что она спит — больше ничего не натворит!
— А что она натворила?!
— Кроме того, о чем ты и так знаешь, еще ничего! — рявкнул мужчина. — Будто этого недостаточно! Отстань ты со своим молитвенником, ради всего святого!
Женщина отложила в сторону замолчавший телефон. На ум приходили запоздалые возражения, аргументы… «Почему я никогда не отвечаю сразу, как надо? Вечно потом мучаюсь, что не то, не так сказала. Намекнуть бы, что предложу книгу Эрделю, сразу бы запел иначе…»
Она была обижена и даже не пыталась оправдать старого знакомого. «Если бы я узнала, что спасли “открытие всей моей жизни”, я бы нашла минутку поговорить об этом. Без истерик поговорить. Даже если бы в этот момент хоронила кого-то! Но почему Лиза до сих пор спит?!»
Александра, нахмурившись, набрала мобильный номер, с которого ей вчера вечером звонила девушка. Телефон оказался выключен. Она снова набрала номер Олега. Теперь тот почти визжал в трубку:
— Это опять ты?! Что же это такое?!
— Ты не знаешь телефона Лизы?
— Не знаю! Я не ее дружок!
— Дай тогда номер Светланы. — Женщиной овладело холодное упрямство. Зная себя, она понимала, что теперь добьется своего, даже рискуя затеять серьезную ссору. — С ней-то вы перезванивались иногда?!
— Совершенно ни к чему ее сейчас трогать, — Олег понизил голос, очевидно, пытаясь взять себя в руки. — Слушай, я освобожусь через час, два. А пока не беспокой меня, пожалуйста, просто НЕ ЗВОНИ!
Швырнув телефон на постель, Александра взбешенно зашагала по мастерской. Проходя мимо входной двери, она расслышала отрывистое мяуканье. Отворив, впустила Цирцею. Кошка с чрезвычайно независимым видом направилась к своей миске и принялась обнюхивать лежавшую там корку сыра.
— Нагулялась? — сурово приветствовала ее хозяйка. — Попробуй теперь котят принеси! И не воображай, я их больше раздавать не буду!
Кошка грызла засохший сыр, и шерстка на ее спине подергивалась, как всегда, когда она бывала недовольна. Александра присела к столу и тут же снова вскочила. Сейчас она с удовольствием приняла бы успокоительное, но таблетки пропали. До сей минуты женщина почти не думала об этом, выругав себя за рассеянность и забыв о досадном эпизоде. У нее остался рецепт, появились деньги, так что она в любой момент могла сходить в аптеку и обзавестись новой упаковкой лекарства. Но сейчас, вспомнив о пропаже, художница ощутила тревогу.
«Конечно, я в последнее время не высыпаюсь, становлюсь рассеянной. Но в маразм все-таки еще не впала. Как я могла оставить на столе пузырек с таблетками? Неужели совсем не соображала, что делаю?» Ее осенила догадка, что пузырек мог присвоить кто-то из людей, находившихся в кухне. «А еще хуже, его могли приобщить к уликам, так, кажется, делается, когда находят что-то подозрительное на месте преступления. Это сильное успокоительное, продается только по рецепту. Невропатолог еще сомневалась, выписывать ли его. Потом сама сказала, что нервная система у меня истощена и обойтись слабыми средствами не получится. Взяла с меня слово, что я не буду “делиться с подружками”. Велела есть больше мяса, гулять и спать. Ограничить кофе и сигареты. Спросила, замужем ли я, есть ли дети. Услышала, что нет, и сразу сделала такое скорбное лицо… Мол, чего же еще и ждать? Предупредила, чтобы я ни в коем случае не превышала дозировку. Если съесть эти таблетки разом, можно отправиться на тот свет. Уснуть и не проснуться!»