— Удивительно! Опасные скачки — Национальный Кубок. Странно, что его жена не возражает.
— Он не женат.
Гораций огорчился. Он надеялся, что у мистера Майка есть обожаемая супруга, которую тот задаривает украшениями — такими, какие обычно хранят в верхней комнате, вполне доступной для Ферди Мухи. В его деятельном мозгу уже зрела мысль устроиться к мистеру Майку дворецким. Лорд Уонтаг и сэр Рупер Финч осыпали жен драгоценностями — привычка, которую Гораций всячески одобрял. Дом, где нет бриллиантов и жемчугов, не представлял для него ни малейшего интереса.
И вдруг, как часто случалось с этим даровитым человеком, сердце озарив желанным светом, на ум уловка дерзкая пришла.[38] Да, Мэллоу-холл не отвечает необходимым требованиям. Но ведь есть еще банк, который гребет деньги лопатой! Прежде ему не приходило в голову расширить свою деятельность на банки, но все когда-то бывает в первый раз, и теперь он видел, какие богатые возможности сулит эта идея. В Веллингфорде он пробыл всего день, но знал, что в таких сонных городках полиция обычно пребывает в приятной дреме, не подозревая о готовящемся преступлении. Наверняка в банке даже ночного сторожа нет!
Из мечтаний, становящихся с каждой минутой все более радужными, его вывел возглас спутницы.
— Ой, мне пора! — воскликнула она. — Я еще должна приготовить ужин на троих!
Гораций моргнул раз-другой и вновь превратился из финансового воротилы в обаятельного собеседника.
— Ужин? Неужели секретарша должна еще и готовить? Ада музыкально хихикнула.
— Ой, какой вы глупый! Не для мистера Майка. Я пригласила двух подружек.
— Утомительное завершение рабочего дня.
— Для меня — ничуть. Я люблю стряпать. Наверное, потому что хорошо умею.
Гораций встрепенулся. Готовка была одной из любимых его тем. Разговор вновь оживился, зазвучали названия экзотических блюд.
Аду осенила внезапная мысль.
— Ой! А может, вы к нам зайдете? Или вам надо возвращаться в Лондон?
— Я не спешу, — сказал Гораций. — Могу сесть на последний поезд. Спасибо огромное, мисс Кутс. С радостью приму ваше любезное приглашение.
Глава III
1Айви, горничная, кормила на кухне кошек, которые всегда обедали в этот час, когда с черного хода зазвонил колокольчик. Она пошла открывать и увидела перед собой, как выразился бы поэт Теннисон, мужа величавейшей осанки.[39] Тот обратился к ней отеческим тоном — так говорило бы выдержанное бургундское, если бы обрело голос.
— Добрый вечер, — сказал он.
— Добрый вечер, сэр.
— А как вас зовут, милочка?
Айви ответила, что ее зовут Айви. Посетитель одобрительно кивнул.
— Какое красивое имя! Мистер Коулман дома?
— В буфетной, сэр.
— Сделайте одолжение, проводите меня к нему. Коулман возлежал в кресле, читая детективный роман.
— К вам джентльмен, мистер Коулман, — сказала Айви и вернулась к кошкам. Джентльмен спросил, может ли он переговорить с мистером Коулманом по очень спешному делу, и, чтобы сразу создать доверительную атмосферу, предложил сигару весьма отменного качества. Гораций был бережлив, но на табаке не экономил.
— Моя фамилия Эпплби, — представился он. — Вы, вероятно, спрашиваете себя, в чем причина этого неожиданного визита. Если совсем коротко, мистер Коулман, я предложу вам способ улучшить свое материальное положение.
Юстас Коулман сигару взял, но всем своим видом выказал, что это не накладывает на него никаких обязательств. Человек он был осторожный, а первые слова прозвучали подозрительно похоже на речь страхового агента. Вскоре, предполагал он, визитер вытащит из внутреннего кармана брошюрку и начнет рассказывать о мудрой системе накопления, при которой всю сумму страховки (включая проценты) получит член фонда, переживший остальных. Он сдержанно сказал: «А!», и Гораций продолжал:
— Но прежде я должен сообщить дурные известия о вашем отце.
— Мой отец умер десять лет назад.
— У вас неверные сведения, — поправил Гораций. — Он не умер, но тяжело болен, и я приехал вас подменить, чтобы вы могли поспешить к болящему. Вероятно, вы думаете про себя, что Коулман незаменим, но я буду стараться изо всех сил. Позвольте сказать, что я служил дворецким в лучших домах. Сейчас временно на покое.
Коулман слегка встревожился. У него зародились сомнения в душевном здоровье собеседника. Посетитель выглядел вполне нормальным, но детективный роман учил не доверять первому впечатлению. Безумец, совершивший четыре убийства и замышляющий пятое, описывался там как человек с внешностью скромного университетского профессора. Коулман задрожал и уронил пепел с сигары, но тут, на его счастье, Гораций поспешил с объяснением.
— Мне необходимо закрепиться в Мэллоу-холле, мистер Коулман. Я намерен развернуть наступательную кампанию. Поскольку это выражение несколько расплывчато, выражусь яснее: я собираюсь ухаживать. Я влюблен, мистер Коулман.
— Что-что?
— И единственная надежда привести дело к счастливой развязке — обосноваться в доме, где работает моя обожаемая, чтобы ежедневно ее видеть и, по возможности, внушить ответное чувство. Вряд ли необходимо объяснять, что предмет моих воздыханий — Айви, — продолжал Гораций, надеясь, что правильно запомнил имя.
Мистер Коулман успокоился. Стало ясно, что гость — не сумасшедший убийца. Счастливо овдовев после нескольких бурных лет брака, он сам не имел ни малейшего желания ухаживать за Айви, поскольку считал женитьбу игрой в наперстки и не рассчитывал со второй попытки сорвать куш. Однако ясность взгляда он не утратил и понимал, что Айви вполне способна увлечь мужчину ладной фигуркой и смазливым личиком в обрамлении густых белокурых волос. Еще он знал, что Айви встречается с сержантом веллингфордской полиции, о чем и сказал, считая своим долгом предупредить о возможных преградах. Гораций ответил, что знает о сопернике, но не намерен воспринимать его всерьез. Сержант — тьфу, деревенский увалень.
— Думаю, что без труда сумею ее отбить, — сказал он, — но для этого мне надо быть на месте. Отсюда маленькая уловка, которую я выдумал.
— И вы хотите, чтобы я заявил об уходе.
— Вот именно.
— Я должен предупредить за месяц.
— Но не когда ваш отец лежит на смертном одре. Уверен, в этом случае мистер Бонд разрешит вам уехать незамедлительно.
— Возможно.
— Всенепременно. И потом, вы же не увольняетесь. Ему придется промучиться без вас лишь некоторое время — скажем, несколько недель.
Мистер Коулман выпустил облако дыма. Глаза его сузились. При обсуждении серьезной сделки всегда наступает такой момент.
— И что, — спросил он, — я получу взамен? Гораций ждал этого вопроса.
— Десять фунтов? — предложил он.
Коулман улыбнулся как человек, услышавший забавную шутку.
— Двадцать?
Снова улыбка.
Чувствуя, что его бережливая душа завязывается морским узлом, Гораций сказал:
— Пятьдесят?
Казалось бы, такая щедрость должна была произвести на Коулмана впечатление, но тот лишь скривился.
— Так я и поверил.
— Во что?
— В то, что у вас есть пятьдесят фунтов.
— Думаете, нет?
— Уверен.
— Вот как? — оскорбился Гораций. — Так позвольте сказать, что сегодня я выиграл на бегах сто фунтов и все они при мне.
— На том и сойдемся, — сказал Коулман с довольным видом человека, нашедшего взаимоприемлемое решение. — Сто будет в самый раз.
Слишком поздно Гораций понял, что собеседник хитростью выманил у него неосторожное признание. Безумием было посвящать Коулмана в тайну своего богатства. Короче, он поддался соблазну, от которого столько предостерегал ребят, — соблазну похваляться деньгами.
Разумеется, он мог изменить планы и вернуться домой ни с чем, однако рассказ Ады воспламенил его до такой степени, что отступить было невозможно. Кроме того, это значило бы подвести ребят. Разумеется, они не посвящены в новый проект и не разочаруются, однако на его совести тяжким грузом будет лежать мысль, что он по скупости лишил их возможных доходов. Разумеется, больно расстаться со ста фунтами, но деньги будут потрачены не зря, если в итоге ему не стыдно будет смотреть ребятам в лицо.
Он вздохнул. Другая сторона ожидала решения, и тянуть не имело смысла. Гораций вытащил искомую сумму, и Коулман спрятал деньги в задний карман брюк.
— Посидите тут, пока я ему скажу, — произнес он.
— Как вы объясните, что я оказался здесь с вестями о вашем отце?
— Не подумал.
— Всегда обо всем думайте. Лучше сказать, что я — ваш двоюродный брат.
— Или родной?
— Двоюродный. Для родных мы недостаточно схожи.
Гораций всегда был внимателен к мелочам. И впрямь, Юстас Коулман не дотягивал до его высоких стандартов, будучи щуплым и без единой залысины.
Через несколько минут Коулман вернулся и сообщил, что человеколюбивый хозяин не только не возражает против смены мажордома, но и выражает всяческое сочувствие.
— Разумеется, он хочет вас увидеть.
— Естественно, — сказал Гораций. Он и сам не согласился бы на другой вариант. Все приличия должны быть соблюдены.
Гораций и Майк произвели друг на друга приятное впечатление, особенно Гораций на Майка. Если управляющего банком и тяготили какие-то заботы, они не помешали ему с ходу распознать идеального дворецкого.
— Кажется, Коулман не сказал, как вас зовут.
— Эпплби, сэр.
— Вы — его двоюродный брат?
— Да, сэр.
— Спасибо, что вызвались помочь. Сочувствую вашему дядюшке.
— Печальная история, сэр.
— Я так понимаю, он совсем плох?
— Его состояние вызывает худшие опасения.
— Хорошо, что вы оказались свободны. Можете приехать сразу?
— Как только заберу веши, сэр. Они у меня дома, в одном из лондонских предместий. И рекомендации.
— Да ладно.
— Я предпочел бы, сэр, чтобы вы их посмотрели. — Гораций по праву гордился своими рекомендациями. — Я привезу их с собой. Последний раз я служил у сэра Руперта и леди Финч в Шропшире. Сэр Руперт был так добр, что отозвался о моих услугах в самых восторженных выражениях.
— Отлично. Финч, говорите? В Шропшире?
— Нортон-корт, сэр. Недалеко от Бриднорта.
— Это там была крупная кража?
— Да, сэр, и как раз во время моего пребывания. Полиция считает, что действовал вор-форточник.
— Так, наверное, и есть.
— Я уверен, сэр. Этим негодяям ничего не стоит вскарабкаться по внешней стене здания. Отрадно сознавать, что все драгоценности были застрахованы. В таком случае, я забираю веши и вернусь завтра.
Гораций вышел из кабинета очень довольный. Мысль об утраченных ста фунтах по-прежнему жалила, как змея, но он был человек практичный и понимал, что, не вкладывая, не заработаешь. Просто не хотелось бы вкладывать так много, и мысли его на пути через холл были мстительны. Горация порадовала бы весть, что Юстас Коулман, спеша положить в банк сто фунтов, поскользнулся на банановой кожуре и вывихнул ногу
Он как раз собирался свернуть в буфетную, свою новую штаб-квартиру, когда изумленный голос окликнул его сзади.
— Эпплби! — сказал голос.
2Гораций несколько испугался. Его душевное равновесие отнюдь не восстановилось, когда, развернувшись, он узнал в говорящей мисс Уиллард, которая работала в Нортон-корте сиделкой, когда он состоял там в ранге дворецкого. Менее всего он нуждался в знакомцах из недавнего прошлого.
Однако суровое ремесло приучило Горация носить личину. Ничуть не выказав внутреннего смятения, он сказал:
— Доброе утро, мисс.
— Никак не думала вас здесь встретить! Вы ведь меня помните?
— Разумеется, мисс. Вы были в Нортон-корте, ухаживали за вдовствующей леди Финч.
— Сейчас я ухаживаю за теткой мистера Бонда. Как вас занесло в Мэллоу-холл?
— Я замещаю дворецкого, мистера Коулмана.
— Странно. Не слышала, что он уходит.
— Неожиданный поворот событий. Его спешно вызвали домой.
— А вы случайно проходили мимо и предложили свои услуги?
— Не совсем так, мисс. — Гораций снисходительно улыбнулся. — Я — двоюродный брат мистера Коулмана. Меня попросили известить его о тяжелой болезни отца. Чтобы он смог поспешить к недужному, я вызвался заменить его в качестве дворецкого.
Ах, если бы Гораций мог вернуть эти слова! Слишком поздно он вспомнил, что и к сэру Руперту поступил на место дворецкого, спешно вызванного к больному отцу. Мисс Уиллард, особа проницательная, вполне могла прийти к определенным умозаключениям.
Гораций не ошибся. В отличие от сэра Руперта и леди Финч, для которых он всегда был женой Цезаря, Джил частенько задумывалась, не связан ли этот внешне безупречный человек с пропажей драгоценностей. Странно, думала она, что вор точно знал, где искать знаменитые жемчуга. То ли он обладал сверхъестественным чутьем, то ли в доме имелся сообщник — например, дворецкий. Она не высказывала своих соображений, ибо от сиделок не ждут детективных расследований, но и отделаться от них не могла.
Теперь ее подозрения обрели новую жизнь. Подобно Юстасу Коулману и Аде Кутс, Джил любила детективы, и обширное чтение принесло плоды. О повадках преступного мира она знала практически все. Гораций, прежде лишь один из подозреваемых, окончательно занял место персонажа, отлично известного любому читателю детективов как «наводчик». Преуспев в Нортон-корте, он теперь намеревается осуществить свои гнусные планы в Мэллоу-холле.
— Ясно, — беспечно отвечала она, потому что тоже умела носить личину. — Что ж, надеюсь, вам здесь понравится.
— Я в этом уверен, мисс. Мистер Бонд — крайне любезный молодой человек, и, разумеется, я знаю свою работу досконально.
Джил не сомневалась, что это так, если под словом «работа» они разумеют одно и то же. Едва выждав, пока он уйдет, она вихрем устремилась в кабинет. Разумеется, Майк не заслужил, чтобы его предупреждали о нависшей над домом опасности, и Джил, по доброте сердца, решила презреть обиду. Она влетела в кабинет, преисполненная самого искреннего рвения.
Майк сидел над бумагами. Он поднял усталый, отрешенный взгляд.
— Да? — сказал он.
Стакан холодной воды в лицо и то не произвел бы столь сильного действия. Джил вспыхнула от праведного негодования. «Да?» сказал он тоном, подразумевающим, что самое ее общество ему утомительно. И это человек, который две недели назад, не прерви их, сделал бы ей предложение! Тут Джил не испытывала ни малейших сомнений. В ухажерах, как выразился бы Гораций, у нее недостатка не было; нескольким уже пришлось отказать, и всякий раз перед решительным объяснением у молодого человека внезапно садился голос, в точности как тогда у Майка. В изображении больного ларингитом Майк даже превзошел остальных.
Больше всего Джил хотелось разразиться гневной тирадой (на что девушка в такой ситуации безусловно имеет полное право), однако она решила, что лучше повести себя с женским достоинством, и сказала:
— Не могли бы вы уделить мне минутку?
— Да?
Оскорбительное слово, прозвучавшее во второй раз, решило исход дела. Джил поняла, что Майк заслужил свою участь. Если однажды вечером Гораций Эпплби и его сподручные вынесут все содержимое Мэллоу-холла — что ж, поделом. Будет урок: впредь не говори «Да?» девушкам, которые желают тебе помочь. В приступе злости она сама охотно помогла бы собрать и упаковать ценности.
— Ничего, пустяки, — сказала она.
Глава IV
1Дом Горация Эпплби (21, Кроксли-род, Вэлли Филдс, что под Лондоном), был мил и уютен, хотя его хозяин и мечтал со временем перебраться на Французскую Ривьеру. Увы, с этим шагом приходилось повременить — человек в столь деликатном положении вынужден соблюдать осторожность. Неизбежно возникнет вопрос: откуда у него столько денег, и Горацию ответить было бы непросто. Поэтому вот уже несколько лет он жил в этом славном предместье, в доме под несколько пугающим названием «Упокоение».
Жизнь в лондонском предместье, при всей своей скромности, не лишена преимуществ. Такой дом не требует большого штата прислуги. Гораций обходился без дворецкого, судомойки, старшей и младшей горничных: с уборкой и готовкой вполне справлялся Ферди Муха. Готовил он хуже, чем взбирался по стенам, но в одном ему не было равных: он великолепно жарил яичницу.
Превосходная глазунья с ветчиной стояла перед Горацием наутро после визита в Мэллоу-холл, однако тот не уделял ей должного внимания. Он думал об Аде Кутс.
Гораций Эпплби не был дамским угодником. В юности он пережил несколько мимолетных увлечений, но с годами остепенился и полностью посвятил себя бизнесу. Собственно, он относился к противоположному полу примерно как Юстас Коулман, в чьей жизни, после неудачного опыта семейной жизни, женщины не играли практически никакой роли.
Ада тем не менее произвела на Горация неизгладимое впечатление, хотя он и сознавал, что внешность новой знакомой не лишена недостатков. Ее личико, хоть и приятное, не погнало бы в дальний путь тысячи судов,[40] коренастая же фигура вполне подошла бы игроку в регби. Однако Гораций вспоминал о ней с сентиментальной теплотой. С лица не воду пить, думал он. Куда важнее женские добродетели, которые так трудно сыскать. Ими Ада Кутс была наделена в достатке, и особенно умением готовить.
Она не преувеличивала, говоря о своих кулинарных талантах. Вчерашний ужин стал для Горация откровением. Такой стряпни не подавали даже в доме сэра Руперта Финча, чей француз-повар гремел на весь Шропшир. Простая пища — мясо с почками в тесте, два овощных гарнира и домашний пудинг — но каждый кусочек таял во рту. Вчера, украдкой расстегивая нижнюю жилетную пуговицу, Гораций прекрасно сознавал, что переживает нечто необычайное.