А дом тонул в грязи. Несвежая одежда валялась по всем углам. Чистая посуда закончилась. Есть было нечего и не из чего. Кое-где уже слегка воняло. Окурки валялись повсюду. Сквозняк таскал по полу клочья пыли. Постель была не старой, а серой. Полотенца смердели. Хотелось поджечь квартиру и в этом очищающем огне истребить все признаки запустения. Но Егор не любил пожарища.
Мама по обыкновению была занята делами чрезвычайной важности, Нину он не простил, звонить ей не стал. Он знал, что злость в делах не помощник. Успокоился. Убил вечер на изучение инструкции к стиральной машине, ночью загрузил свою первую в жизни стирку, а вечером следующего дня привел в квартиру домработницу.
Уже после первого визита Марьванны грязь отступила. Все решилось легко и просто. Помимо порядка эта милая женщина обещала стирать и готовить два раза в неделю. Это, конечно, были не те ужины, к которым он привык, но оно того стоило. Отделялась еще одна ступень, еще на одну зависимость становилось меньше, и еще большей свободой манило будущее. Егор ликовал.
На секунду, когда бардак захватил все жилище, у него возникло тревожное предчувствие, что ничего не получится. Что он слишком привык к тому миру, который она с таким энтузиазмом построила. Каникулы плохиша закончились, и ему придется возвращать злющую мамашу в дом и в жизнь. Но он этого не хотел, поэтому проявил инициативу. Приглашенная женщина за деньги мыла, чистила, стирала, готовила, убирала и молчала. Правду говорят: зачем жениться, когда можно нанять домработницу?
Удивительно, но и эта волна радости продлилась недолго. Грязь ушла, вернулась Нина. Решив проблему, Егор начал с утроенной силой думать о ней. Когда уставший, но довольный, он валился ночью в постель, в голове возникала одна и та же воспаленная точка зла. Нина. Вспыхнув, уже никуда не пропадала. Егору казалось, она прожигает себе место в его рассудке. Закрепляется, чтобы поселиться там навечно, навсегда. В такие минуты он думал, что это не женщина — сатана. С завидным постоянством она всплывала в сознании, когда ему было хорошо и когда было плохо. Меньше всего он хотел сейчас ощущать ее присутствие. Но Нине было плевать. Она появлялась и исчезала, когда считала нужным. Выкурить ее прочь не представлялось возможным. Приходилось терпеть.
* * *Прошел месяц.
Автомобиль направлялся в сторону Калуги. Нина все время смотрела в окно, в знакомом салоне она чувствовала себя в гостях. Она даже не решилась передвинуть кресло, так и осталась сидеть на нем, как на табуретке, с отрегулированным не под ее спину сидением. Дорога была дальняя. Наступило 31 декабря, день перемирия. Альберт, Лиля с десятком общих друзей собирались праздновать Новый год, и Егору и Нине проще было приехать, чем объяснять, почему они не могут. Всю дорогу они сидели молча, стараясь не заговорить и не потревожить тишину. Нина крутила в кармане треклятое обручальное кольцо. После долгих размышлений она решила вернуть его Егору, но не знала, когда и как это лучше сделать. У него в кармане болтался конверт с деньгами для нее, и он тоже гадал, когда подвернется удобный момент, чтобы отдать его.
Егор с преувеличенным вниманием следил за дорогой. Периодически у него звонил телефон, он смотрел на экран и отклонял вызов. Раньше он всегда комментировал, кто звонит и почему он не подходит. Сейчас он не проронил ни слова. Прошло в общем совсем немного времени, но они уже отдалились и мало что понимали про жизнь друг друга. Словно вдруг ослабла хватка тех лет, что они провели вместе.
Она собралась с духом и нарушила молчание.
— Тебе не кажется все это странным? — спросила Нина.
— Что именно? — голос Егора был спокоен, но холоден, он ничем не собирался ей помогать.
Нина засомневалась, стоит ли продолжать, но все-таки решила.
— Столько лет прошло, а мы сидим, как чужие.
— При чем тут «сколько лет»?
Нина съежилась. Егор ничего не хотел возвращать. Все было давно решено.
— А тебе кажется, это неважно?
Он ответил сразу, было понятно, что разговор его раздражает.
— Думаю, да.
Нина отвернулась к окну. Главное, не разреветься. Справиться со спазмом в горле и внезапным с приступом одиночества. Не выйти из машины. Не уйти в поле, оставив все за спиной. Нина сдержалась. Они выезжали из города. Предстояло провести почти двести километров нос к носу. Возможно, в гостях это отчуждение пройдет.
— Вообще-то, важно. Мне кажется, — пробормотала Нина.
Ее голос потонул в шуме двигателя. Егор вырулил на трассу и нажал на газ. Мотор взревел, и предметы за окном потеряли очертания. Нина терпеть не могла, когда они ехали так быстро.
Пару лет назад на отдыхе с друзьями они взяли прокатный минибас. Машина неслась на восток в направлении Адриатики. Егор сидел за рулем. Живописная горная дорога осталась позади, они проехали Тироль, пересекли границу с Италией, теперь это был не автобан, а автострада, и Егор выехал на длинную финишную прямую — пара сотен километров, и их ждала Венеция.
Сначала в машине царило веселое оживление, разговоры, шуточки, развалился бутерброд, упала под ноги зажженная сигарета. Однако постепенно возня затихла, пассажиры утомились и смолкли, кто-то задремал, и только Нина, сидя на переднем сидении рядом с Егором, не отрываясь, следила за убегавшей под капот дорогой.
Ей казалось, они ехали слишком быстро. Нину это нервировало и сердило, она прислушивалась к апокалиптическому вою мотора и старалась не думать, что случится, если вдруг лопнет колесо или… Не важно, лучше было вообще ни о чем таком не думать. Егор вроде отзывался на ее просьбы не гнать в горах, но сейчас на автостраде его ничего не сдерживало. Справа плелись бесконечные фуры, слева мелькали бойкие малолитражки, и Егор включился в игру. Нина молчала, он чувствовал ее напряжение, злился, но тоже виду не подавал. Это была их излюбленная игра, в которой обычно проигрывала Нина. Именно она не выдерживала напряжения и срывалась в крик.
Она и сейчас кипела как пароварка, но так и не успела взорваться. Кто-то в машине проснулся и вспомнил о футбольном матче, который должен был начаться аккурат к их прибытию. Пассажиры зашевелились, принялись потягиваться и почесываться, и вскоре выяснилось, что все прямо-таки мечтают посмотреть финал. Теперь было бессмысленно напоминать, что Венеция никуда не денется и нет причины с такой силой давить на газ. Егор во весь опор гнал машину к цели, и с раздражением посматривал в сторону Нины, сидевшей, вцепившись в дверную ручку, как будто в случае чего это помогло бы ей спасти жизнь и не пострадать.
Наконец безумная гонка подошла к концу. Нина с облегчением расцепила затекшие пальцы. Их перегревшийся болид вырулил из всех развязок и оказался на дамбе. До Пьяццале Рома оставалось несколько самых сладких километров. Скорость здесь была ограничена, можно было перевести дух, наблюдая за самолетами, снижающимися над лагуной, и поездами, обгоняющими плетущиеся авто. Нина открыла окно. Тяжелый влажный воздух ударил в салон. Все зашевелились, принялись ахать, охать и всматриваться в нагромождение черепичных крыш и куполов прямо по курсу. Егор покосился в сторону открытого окна и поморщился.
— Прикрой, а то продует, — сказал он Нине.
Но она висела, высунувшись по пояс, и вполне могло сойти за то, что она ничего не расслышала.
Как ни странно, очереди на парковку почти не было, видимо, итальянцы тоже спешили побыстрее добраться до своих телевизоров. Естественно, им достался почти самый верхний этаж, и минивэн, натужно кряхтя, устремился вверх по спирали, норовя процарапать бампером и без того ободранные стены узкого колодца. Потом они рысцой пробирались по мостам и улицам в сторону гостиницы, решив сэкономить на дорогом катере-такси.
Они успели почти к самому началу матча. Еще никто ничего не забил, и футболисты бессмысленно, как казалось Нине, бегали по полю, но Егор все равно был недоволен. Не говоря ни слова, он вошел в номер и повалился в кресло перед телевизором. Никто, кроме Нины, не понимал, что он раздражен и раздосадован. Со стороны он выглядел, как человек, утомленный дорогой, скромный смельчак, доставивший себя и четырех бездельников в пункт назначения. И только Нина знала, что она была виновата во всем. Из-за ее молчаливого неодобрения он был вынужден сдерживаться, тормозить, не получить своего удовольствия.
Матч прошел совершенно бесцветно. Никто ничего так и не забил, и все разрешилось в добавленное время серией пенальти. Те, кто выиграл, для Нины мало чем отличались от тех, кто проиграл. Ее настроение было безнадежно испорчено.
Сейчас на подъезде к деревне автомобиль Егора застрял на раскисшей дороге. Зима здесь не торжествовала — лютовала. Сугробы по пояс и подмороженная колея. Но на повороте прорвало трубу, снег сошел, проступила земля, и дорога превратилась в жидкую трясину. Егор попытался объехать по краю, но машина угрожающе накренилась и забуксовала. Нина представила, что они сейчас начнут вытаскивать сами себя из болота, как Мюнхгаузен за косичку, и, возможно, от этих усилий прорвется наконец холодная пленка, образовавшаяся между ними. Они выберутся, обнимутся и рассмеются, и, возможно, именно здесь, вдали от города, в грязи и глине злые чары развеются и колдовство пропадет.
Она расплылась в улыбке, но тут машина рывком пошла куда-то в бок, вильнула, отплюнула жидкую грязь и выбралась на твердую почву. Из-за поворота к ним уже спешили друзья с лопатами, досками и штрафными рюмками. В торжественном пешем сопровождении грязный автомобиль медленно въехал в распахнутые ворота. Предстояло есть, пить и веселиться. Нина мрачно посмотрела в окно.
Все пошло не так с самого начала. Вернее, сначала на них с Егором навалилось человек двадцать. В дом съехалось несколько семей с детьми и собаками и, к несчастью, одной кошкой. Кошку чуяли все и, если одним было все равно, то другим — не до смеха. Казалось не только собакам, а их тут было четыре штуки (левретка, два йорка и хозяйская дворняжка), и не только детям, а их по причине повышенной подвижности и верткости не представлялось возможным пересчитать, но и паре взрослых, разогретых аперитивами, было страсть как интересно, что получится, если все-таки выпустить чудо-сиама из чулана. Более трезвые товарищи отговаривали безобразников и призывали не портить имущество и вечер, не лить масла в огонь и не садиться голым задом в муравейник. Но дебоширы алкали приключений и все держалось на волоске, честном слове и хлипком замке, накинутом на дверь. Приезд Нины и Егора ненадолго отвлек злодеев от их коварных планов, однако вдоволь потискав свежеприбывших, они вновь принялись бродить вокруг крючка.
Вскоре опоздавшие, как старые игрушки, потеряли прелесть новизны и их оставили в покое. Они отдышались и разошлись по разным углам. Егора отвел в сторону общий приятель, друг Альберта, Нина ушла на кухню к Лиле, помогать со стряпней и извиняться за свою неуловимость. На некоторое время они благополучно забыли друг о друге. Если бы это могло продолжаться весь вечер!
Егор сразу отметил некоторую нервозность обстановки. Словно в помещении находился невидимый раздражитель, его сложно было определить, но и невозможно игнорировать. Егор осмотрелся. Большая елка, длинный стол, стулья, диваны, кресла — все как всегда. В черных квадратах больших окон отражалось происходящее в помещении. Не было ничего особенного, но несомненно, что-то было не так.
Разгадка обнаружилась довольно скоро. Пока они с приятелем обменивались малозначительными новостями, к ним подошел старый знакомый. Мужчина был возбужден и не мог скрыть волнения.
— Мужики, вы не поверите, с кем я пришел!
Стараясь ему подыграть, Егор спросил какую-то общепринятую глупость вроде того, что, не надо ли им присесть или выпить рюмочку, но, когда обернулся, ему и правда пришлось сделать усилие, чтобы сдержаться. Чувство досады могло сойти за потрясение, однако Егор сомневался в своих актерских талантах.
Покачивая мощными бедрами, к ним приближался враг в платье, расшитом стеклярусом. Казалось, на его отделку пустили люстру Большого. Совсем недавно эта белобрысая нимфа крушила мебель в его кабинете и посылала его самого по матери, а сейчас с улыбкой кобры скользила к ним, и только напряжение в глазах выдавало торжество хищника, почуявшего добычу.
— Познакомься, Егор, это…
— Да-да, я знаю, конечно, Варвара Матвеевна, — Егор склонился над ее рукой в протокольном поцелуе и преувеличенном почтении.
«Тварь расчетливая», — промелькнуло у него. Его приятель недавно очень удачно распорядился активами одной телекоммуникационной компании. Резко скакнувшее вверх благосостояние немедленно было отмечено «лучшими женщинами города». Актерка величественно подала ему свою длиннопалую лапу.
— Добрый вечер, очень приятно встретиться с друзьями Андрея.
Он присмотрелся. Играла она хорошо, ничем себя не выдала. Что ж, посмотрим, что этот вечер нам готовит.
— Вы один здесь? Нет, с женой? О, а кто ваша жена? Редактор? Как интересно. Познакомите нас? Замечательно. Спасибо. Не прощаюсь. Хорошего вечера.
«Сука», — отчетливо произнес Егор. Про себя.
Тем временем был торжественно открыт подход к столу, собак вывели на веранду, детей, насколько это было возможно, организовали, дорогую гостью усадили на почетное место, дед Мороз взмахнул посохом, Снегурочка рюмкой, и вечер начался. Для Нины он прокис почти сразу. На предложение сесть рядом с ней Егор как-то нервно дернул плечом и, сославшись на незавершенный разговор, остался на другом конце комнаты. Там напротив него раскинула свои сверкающие сети какая-то знаменитость, то ли актриса, то ли певица — Нина видела ее по телевизору, но подробностей не знала. Она поймала на себе холодный расчетливый взгляд, ответила сдержанным кивком и отвернулась. Взгляд был неприятный.
Нина оживленно заговорила с соседкой по столу, и только Егор и, возможно, мадам актриса могли заметить, что она раздражена и расстроена. Остальные были заняты собой, едой, выпивкой, кошкой в чулане, воспоминаниями о былом, планами на будущее, но только не странным напряжением, как канат протянувшимся между несколькими участниками застолья. Люди вообще не очень внимательны друг к другу. Как правило, они заняты собой, а не наблюдениями за окружающими.
Подошло время. Суета усилилась до невозможности. Надо было столько всего успеть за считаные секунды: найти бумажку, нацарапать на ней программу на год, поджечь, затолкать в бокал, выпить. У Нины никогда ничего не получалось с этими записками, и после того, как однажды ей пришлось давиться куском не прогоревшей мокрой бумаги, она предпочитала обходиться без этой возни.
Грохнули куранты, заиграла музыка, все заорали «Ура!» и повскакивали со своих мест так, словно не год прошел, а закончилось сражение. Нина и Егор не принадлежали себе, они чокалась, обнимались, целовались со всеми, пока волна не прибила их друг к другу. На своей холодной льдине они осторожно, словно их губы были стеклянные, сошлись в поцелуе. Все. Дело сделано. Земля пошла на новый круг.
Вскоре гости рассыпались обратно по своим местам. «Подай», «пожалуйста», «вот сыр», «какая вкусная рыба», «попробуйте салат», «морсу, морсу налей!», «проводили старый, выпьем за новый» — все это слилось в нестройный оживленный гул. Щедро разливали алкоголь, слова становились все слаще, умиление все гуще. Альберт, не снимая бороды деда Мороза, во хмелю затеял нескончаемый хвалебный тост в честь жены. Все терпеливо ждали, Лиля с непроницаемым лицом крутила рюмку, Егор смотрел на друга с состраданием. Спустя пару часов даже самые светлые головы оказались навеселе. После очередного продолжительного и уже довольно бессвязного тоста, гости в очередной раз с облегчением выдохнули, выпили, и вернулись к разговорам и остывающему горячему. Все расслабились, и даже Егор несколько утратил бдительность, раскинувшись на стуле и беседуя ни о чем. И тут последовала атака.
— Вот какой все-таки мир тесный! Я рассказывала Андрею, что на днях видела его друга… — актриса ткнула карминным когтем в сторону Егора и замялась, словно силясь вспомнить имя, — вас, да-да, Егор, спасибо! Имя из головы вылетело… Так вот, так получилось, что я видела Егора в одном очень странном месте.
Стук вилок несколько поутих, все-таки это была самая настоящая звезда, и сейчас за столом она совершенно бесплатно давала сольный номер.
— Это довольно известный в узких кругах тату-салон. У них есть один мастер, как-то его зовут странно… то ли Гипо, то ли Гриппо…
«Гипно его зовут, дура», — Егор поправил любезную улыбку людоеда на своем лице.
— Так вот, он работает ночами. Вы не поверите, ну просто настоящий вампир. Днем отсыпается, а ночью орудует своей машинкой, набивает драконов, змей, иероглифы, ну все на свете.
«Ты-то что там делала, позировала для рисунка?» — Егор с удовольствием затушил бы сигарету у нее во рту.
— Как же вы оказались в таком месте? — кто-то, осмелев от выпитого, озвучил его вопрос.
— Мы с моим ассистентом выбирали рисунки, — повернулась к говорившему звезда, — для роли. Арчил ушлый юноша, он там всех знает.
За столом почтительно закивали. Ну да, конечно-конечно, для роли, такое дело. Егора внезапно затошнило.
— Так вот, — она играла, тянула момент, подставив стопку под водочку. — Спасибо, Андрюша. Там я и увидела… э… вот вас, да… Егора. В баре. Ну, баром это не назовешь, так, отгородили угол, стойку поставили, и вроде как бар.
Еще пауза. Егор почувствовал, как инстинктивно подтянулись мышцы живота, словно закрывая перед ударом солнечное сплетение. Вот сейчас, сейчас что-то будет.
— Я, может, и не запомнила бы вас…
«Сука!»
— Но вы были с такой прелестной барышней. Сначала я подумала, что это ваша дочь, потом, — сдержанное хихиканье, — потом поняла, что нет, конечно. Какая уж там дочь… — она многозначительно заморгала в потолок. — Да-да, Андрей, поставь бутылку, уже через край. Я еще подумала, надо же, какая любовь. Вы и не замечали никого, так были увлечены друг другом. И какую же татуировку вы делали? Себе или даме? Или одну на двоих?