Трехосник фыркнул, Семенова мотнуло назад–вперед. Военная аккуратность — чтоб точно и в срок.
На полигоне солдаты сунули в подсумки по два рожка, выстроились перед позицией. По команде залегли в утрамбованный снег. Лаптев руководил стрельбой с правого фланга. Джаватханов лежал в трех метрах первым в ряду. Кавказцу не терпелось вставить магазин и поразить всех меткостью. Семенов старался быть незаметным за спиной лейтенанта. В его руках АК-74 калибра 7,62 находился в боевом положении.
Карантин для большинства солдат лучший эпизод службы. За месяц не накачаешь мышцы, не освоишь приемы рукопашного боя, технику только покажут, специальность не получишь. Курс молодого бойца запоминается ощущением изготовления новой шестеренки для военной машины. Изготовленная из биомассы сырая шестеренка, минуя склад, в розовой упаковке доставляется механикам в погонах.
Капитальное ТО машины проводилось полвека назад. Парадные слои краски маскировали коррозию. Ржавые наросты покрывали механизмы. Наросты жадности и безделья покрывали мозги механиков. Спиртовые протирания усугубляют разложение.
По войскам поползли слухи. Операторы ЗАС, члены семей командования, военные заказчики с выпученными глазами. Человеческий фактор способствовал возникновению ужасам.
Коктейль ужаса приготовил человеческий фактор на основе недостатка информации. Ядерная война с пришельцами не самая крепкая смесь.
Взвод Лаптева не раскидали по ротам. Шестеренки закалял потомственный сталевар с горячим сердцем и твердыми руками.
Визг тормозов пронзил сухой майский воздух. Солнечный луч перекатился по капоту УАЗа. Автомобиль колом встал перед входом в казарму. Лаптев выдернул ключи, на бегу расстегнул кобуру. В расположение влетел на звуки чрезвычайного происшествия.
Слева от тумбочки дневальный боролся с сослуживцами. За спиной решетка оружейной комнаты, нападавшие — 4 земляка. Кавказцев пытаются удержать трое солдат. Стук сапог по доскам пола, черные следы подошв, дребезг решетки, звук падающих тел, сопение – вольная борьба без применения ударной техники.
Короткий тупой грохот ударил по перепонкам. Звон упавшей гильзы накрыл шелест осыпавшейся штукатурки.
— Прекратить! Становись! Равняйсь! Смирно! — Опустив пистолет, Лаптев изрыгал команды, надеясь на условный рефлекс.
Джаватханов молниеносным движением выхватил штык–нож с пояса дневального, только тогда повернулся в сторону командира. Тусклое лезвие — продолжение руки, в черных глазах — бешеные всполохи.
— Дай нам уйти, лейтенант!
Лаптев сунул руку в карман, достал ключи от УАЗа. Настороженные взгляды кавказцев следили за движениями. Ключи бряцнули на тумбочку, Лаптев сделал шаг назад. В ту же секунду штык–нож пробил деревянную поверхность, бартером Джаватханов схватил ключи. Кавказцы подобрали вещмешки, в наступившей тишине вышли из расположения.
— Что случилось, Магомед? Где прапорщик?
Дневальный вращал глазами, крылья носа раздувались,
— В каптерке. — В голосе Сагдуллаева обида на земляков смешивалась с гордостью выполненного долга.
Семенов, аккуратно связанный, с кляпом и повязкой на глазах лежал на куче верхней одежды. Дневальный разрезал ремни на руках и ногах, лейтенант освободил остальные органы чувств. Семенов вскочил, на видимых частях тела кровоподтеков не наблюдалось.
— Твою мать! Выучили на свою голову! — Скрипел зубами прапорщик.
— Что случилось, Семен, что на них нашло?
— Наслушались вражьих голосов! Ахмадов приказал срочникам домой валить, спасать народы Кавказа! Выступил с радиообращением захватывать оружие, любым способом добираться в Грозный. Всем мусульманам приказал оказывать содействие по пути.
— Угу. Да, может, и к лучшему. — Лаптев улыбнулся, поймав удивленные взгляды наряда.
Ветер с юга потянул гарь. Островок леса догорал. До моста километров десять. Возле берега справа от моста еще не все деревья пожелтели. От пожара лес уберегла трасса. участок дороги стал напоминать куски карамели черного цвета. Гусеницы танков прожевали асфальт вдоль и поперек. Жара создает дефицит кислорода в клетках мозга. Размеренное покачивание подвески, мерное рычание дизеля замедляют воспроизведение действительности. Через стекло в облаках смога Семенов видит поднявшуюся землю у переднего левого колеса БТР. Вместе с комками в воздух летят куски резины,
Куски резины смешиваются с комками почвы. Диск колеса болтается, как обгрызенная пуговица. Грохот взрыва врывается в кабину УРАЛа.
БТР вздрагивает, но ползет вперед.
— Стой! — До прапорщика доносится собственный голос. Сагдуллаев жмет на педаль, перед шинами нарастает пластилин асфальта. Из боковых дверей БТРа прыгают солдаты.
На глазах прапорщика двоих солдат сметают осколки второй мины. В арке правого колеса металлический огрызок.
Через десяток метров бронированная машина подрывается на второй мине.
Семенов выпрыгивает из кабины, глаз отмечает солдат, занимавших круговую оборону, нервно вертящих головами. БТР дымится, двигатель работает на нейтральной передаче. Синий дым смешивается с черным. Машину больше никто не покидает.
— Сагдуллаев, за мной! — К прапорщику возвращается чувство реальности. Пригибаясь, с автоматом в руке, побежал к командирской машине.
В двух метрах на заляпанной кровавыми сгустками черной каше два солдата. Власьев лежит на спине, глаза фарфором блестят в небо. Выше глаз голова — смесь костей черепа и мозга. Яремин судорожно перебирает руками, пальцы перемалывают горячий асфальт. Солдат пытается доползти до люка, куски мышц, переломанные кости волочатся в разорванных штанинах.
Волочатся в кровавых ошметках штанин.
Семенов посмотрел в белое, безумное лицо несчастного.
— Сейчас, сынок, подожди секунду, помогу. — Семенов потом думал, насколько двусмысленно прозвучала фраза.
Прапорщик бросил автомат перед люком. Стукнул металл подножки, спасатель нырнул в чрево бронетранспортера. Кашель — рефлекс после первого вздоха. Сквозь слезы в сизом дыму заметил водителя. Солдат мотал головой, стоя на четвереньках. На полу рвотные массы.
— Давай быстрей отсюда! — Прапорщик схватил за шиворот, направил в руки подоспевшего Сагдуллаева.
Лаптев сидел в кресле без движения. Голова упала на грудь. Заглянув в лицо, Семенов увидел рваную рану выше лба, кровь стекала по вискам, закрашивала веснушки, впитывалась в одежду.
— Командир, давай, вставай! Успеешь отдохнуть! – Хрипит прапорщик, тащит тяжелое тело к выходу.
Короткая очередь снаружи заставила выглянуть с опаской. Слезящиеся глаза не сразу заметили солдата у колеса. Руки Яремина еще сжимали семеновский автомат вдоль живота, пули разворотили череп, пламя выжгло подбородок.
Семенов вытащил лейтенанта, отволок в сторону. Вернулся к изуродованному телу. Солдатские пальцы крепко сжимали орудие самоубийства.
— Что ж, сынок, тебя понять можно. — Семенов разжал пальцы, руки сложил на груди покойника.
Уши уловили знакомые звуки.
На фоне белого солнца в дыму лесного пожара показались два хищных силуэта. Вертолеты быстро приближались. Угадывались Ми-24 в штурмовом порядке, опознать принадлежность на расстоянии затруднительно.
Наши? Ответом последовала длинная очередь. В унисон вторил пулемет второго вертолета. Крупнокалиберные пули прошили тент, кабину, УРАЛ скис на пробитых шинах. Часть пуль с визгом рикошетом отскочили от бронированных листов.
— Огонь! — Семенов прикрыл командира, с колена выпустил остатки рожка по китайцам,
раскаленный ствол плевался последними пулями. Упругим басом в баритоне автоматных очередей запел пулемет. Вздрогнув, Семенов обернулся. КПВТ на башне дирижировал Сагдуллаев. Перекошенное лицо блестит от пота, мускулы трясутся со скорость движения затвора. 14 мм стальные ноты рубят простую мелодию хард–рока.
При +40 управлять вертолетом непросто. Лопасти молотят разреженный воздух, неторопливый разворот, очередь вспарывает борт. Пули дырявят обозначение народной освободительной армии Китая. Направляющий винт превращается в обрубок. Вертолет начинает вращаться, сперва неохотно, потом с ускорением падает. Пилот второго вертолета разумно повернул на восток. Потеря одной машины уже не равноценна уничтожению мотострелкового взвода. Взрыв вражеской техники сопровождался дикими криками. Солдаты радовались победе в бою. Подобный непосредственный контакт произошел второй раз с начала конфликта. Кто приказал отступать? Ведь можем!
Семенов передумал посылать бойцов к месту крушения, надо уходить в лес с открытой местности.
— Что с Лаптем? — Командир 2 отделения Тимченко с тревогой смотрел на лейтенанта.
— Голова вроде цела. — Семенов разорвал индпакет, стал разматывать бинт. — Сотрясение мозгов, похоже. Ничего, главное руки–ноги на месте. Давай, подержи голову.
— Данилин, Лашманов, режьте тент, делайте носилки!
Солдаты рванули к УРАЛу.
— Потери?
— Двое убитых, Лаптев, еще двое легко раненных. — Доложил Тимченко.
— Так, до леса километров десять, Сагдуллаев с Крючковым прикрывают, остальные хоронят мертвых, забирают боезапас, продовольствие и вперед. Глядишь, лейтенант в себя придет, решим, что делать. Про нас суки совсем забыли, когда минировали! — Со злостью закончил Семенов.
Двое бойцов лежат под куском брезента. Зеленая ткань накрывает ложбину в восточной окраине леса. Земля прогрелась за несколько недель, даже комары в жару пропали. В охранение Семенов поставил двух некурящих. Данилин подремывал, цевье автомата — жесткая подушка, Крючков внимательно слушал темноту. В ночной дымке дальше 100 метров не разглядишь. Солдаты дозировано пили воду, пот здоровых тел мгновенно испарялся. Короткая ночь – часы облегченья. Редкий поток ветра по оврагу напоминает о мирных курортах.
Сухие ветки вперемешку с листвой набросаны на жерди, соединяющие края оврага. Прапорщик принял решение отдохнуть в ночное время. Лейтенант пришел в себя, обезболивающие туманили сознание, организму необходимо восстановить силы. Бойцы устраивались на ночлег, поужинали быстро, таблетки сухого спирта подогрели воду, горячий чай поднял настроение. Взвод принимал решение.
— Что будем делать, командир? Связи нет, мост, скорее всего, заминирован. С юга горит лес, на этом берегу ближайший населенный пункт на север в 70 километрах.
В молочной темноте сквозь ветки маячили два небесных тела. Луна привычно глазела желтым светом. Красная планета в четыре раза меньше.
Бандана повязана поверх бинтов, землистая маска превращается в знакомое лицо. Сладкий чай и шоколад подняли давление. Лаптев приходит в себя.
— Вот что я скажу, господа–товарищи. Нас заставляют отступать к Москве. Вся инфраструктура оставляется врагу. Газовые и нефтяные трубы на всем протяжении в сохранности. Минирование дороги и моста произошло впервые, насколько нам известно. О чем это говорит?
Патрон за патроном мерно вставляет в рожок Лаптев, блестят бронзой лица солдат.
— И не потому что я головой ударился. Похоже, сдали полстраны китайцам в обмен на безопасность. Все боевые части будут охранять столичный золотой миллион. Мы будем выполнять полицейские функции против своего народа. А здесь по Волге граница, нейтральная территория. Поэтому и заминировали, поэтому нас сейчас не ищут ни с одной из сторон.
Здесь недалеко военный городок — Семейкино. Отцу несколько лет назад квартиру дали. Я отступать больше не собираюсь. В книге одного еврея есть фраза: если не за что умирать, не к чему и жить.
— Магомед, ты что скажешь?
— Я всегда пограничником хотел быть.
— Мечты, как говориться, сбываются.
21–22 октября
Три джипа находились на площадке в километре от трассы, ведущей в город. Еще недавно здесь собирались отдохнуть представители деловых, блатных и иных, считающих себя чрезвычайно важными, кругов. Придорожное кафе «У Давида» с сауной, номерами, девочками пользовалось успехом. Те же самые представители и разграбили кафе в первые дни после введения чрезвычайного положения. После этого в двухэтажный особняк, стилизованный под средневековый замок, несколько раз наведывались мародеры. когда не осталось даже мало–мальски ценных предметов, дорога к растерзанному кафе перестала быть интересной даже бомжам. Задние стены бывшего особняка примыкали к полю, на котором устаивали покатушки на квадроциклах. В сторону поля в прибор ночного видения смотрел Лаптев. Водители переговорщиков наблюдали за обстановкой в другие стороны аналогичным образом. Освещение автомобилей выключено. Проросшую сквозь брусчатку траву освещают два небесных светила. Двое мужчин отдалились от автомобилей. Генерал в плаще нараспашку, китель перетянут портупеей, в кобуре на поясе «Десерт Игл». В карманах Кабановского бушлата по ПМу с патроном в стволе.
— Здравствуй, Дмитрий Петрович.
— Здравия желаю, господин генерал.
— Как строительство независимого убежища?
— Обходимся без государственной поддержки. Как ваш элитный лагерь, дотации с неба сыплются или байками продолжают кормить? А что Трахов в бункер всех не пускает? Давай без лишнего политесу, Алексей Иванович. Мы выживаем по разные стороны забора.
— Ты еще про баррикады вспомни. Хорошо, давай сразу к делу: зачем тебе столько героина?
— Дело шьешь, начальник? Какой героин?
— Не паясничай, не забывай, с кем разговариваешь!
Кабанов сунул руки в карманы бушлата, встал напротив, глаза смотрят в подбородок оппонента.
— Не пора бы вам, начальникам, спуститься на землю? Что тебе до моего героина? Оглы пожаловался? Могу показать место, где валяется его опаленная голова.
— Оглы пожаловался, только не мне. Его Трахов вооружил.
В глазах Кабанова генерал всегда оставался честным полицейским. Его недавняя ссылка из Москвы косвенно подтверждала репутацию. Но время то какое – каждый за себя. Кабанов удивился спокойствию, с которым ответил генерал, и предоставленной информации.
Дмитрий Петрович отступил, мужчины продолжили движение.
— Допустим, я вам верю. – Кабанов перешел на «Вы», но не было понятно, обращается ли лично к генералу или к руководству лагеря. — Бандиты получили оружие не от вас. Что вы хотите от меня.
— Дмитрий Петрович, мне не нужны твои допущения. Если твою группу еще не ликвидировали, так потому что некоторым образом наши цели совпадают.
— Алексей Иваныч, какие цели? – Кабанова задела скрытая угроза, в ответ непроизвольно повысил голос. — Вы спасаете сами себя, элиту охраняете. Крепкие заборы, еда, для избранных сталинский бункер, что еще надо. А солдаты гибнут, защищая чужую нефть и газ. Народ спаиваете, теперь вам нужен героин?
— Нервы не в порядке у тебя. – Резюмировал Алексей Иванович — Чувствительный ты человек. Говоришь, элита? Они люди прежде всего. И охрана — менты и военные — люди. Со своими семьями. В лагерь мы принимаем всех, кто сохранил людское обличие. Не наша вина, что народ пил и продолжает пить. Их выбор — умереть в пьяном угаре.
— А вы надеетесь уцелеть?
— Знаешь, наверное: «пока дышу, надеюсь». Да, мы выживем. Начнется новая жизнь.
Кабанов снова удивился. Между государственным лагерем и местным самоуправлением, каким представлялся поселок с вооруженными людьми, сохранялся дружественный нейтралитет. Кабановцы не отбивали материальные ценности у лиц и организаций, сотрудничающих с военными. Командование лагеря не спешило проводить расследования и заниматься розыском лиц, уничтожавших незаконные вооруженные формирования, захватывающих их имущество. Торговые операции стороны осуществляли в виде натурального обмена, либо услугами специфического характера. Но зачем генералу цыганский героин?
— Ты сам воюешь, — продолжал Алексей Иванович, — защищаешь свой поселок. Зачем? У тебя нет семьи, нет родных. Зачем так рисковать? Тоже хочешь жить, надеешься. Поэтому я и сказал — наши цели совпадают.
Кабанов молчал, ладони уже не грели рукоятки пистолетов.
— Давай вернемся к главным баранам. Что собираешься делать с героином, как узнал о его местонахождении.
— Трахов примерное место назвал. Захватили языка, уточнили. Героин у мэра на оружие и продукты менять будем.
— Такой обмен Трахов предложил?
— Да, поэтому и навел на Оглы.
— Ты как опер, не задумывался, почему он тебе информацию слил, а не со мной поделился.
— Поэтому и согласился встретиться. Разногласия у вас.
— А как думаешь, зачем ему наркотик.
Гитлер настороженно посмотрел на генерала. Неохотно выдавил:
— У мэра — запасы, охрана небольшая. У вас сила, запасы тоже имеются. Могу предположить, стравливается ваша армия, либо Трахов начнет ее стравливать, чтобы под контролем держать.
Вот так, и никакого совещания не нужно.
— Хорошо. Давай я поточнее обрисую ситуацию. Тебе, Дмитрий Петрович, станет понятно, насколько элитарен бункер, и зачем мне героин.
В открытое стекло Мерседеса ветер доносит отрывки слов из приглушенного разговора. Сверкунов периодически отрывается от окуляров ПНВ, смотрит в сторону переговорщиков. Туда же направлен ствол автомата, уложенного на коленях. Первые минуты переговоров заставили сильнее сжимать рукоятку «ВАЛа». Отливающий лунным светом плащ превращал генерала в литую статую. Седина коротких волос отливает серебром. Эффектно, но маскировка ни к черту. На фоне железного человека в бушлате, свободных штанах, на полголовы ниже Кабанов смотрится менее внушительно и менее заметно. Генеральского помощника такая простота не обманывает.