– Не, я лучше кашку, – покачала головой я.
– Сварить? – тут же отозвалась она. Я в испуге покачала головой. Мои кашки были запакованы в одноразовые пакетики. Залила молоком – и все готово. Если повезет, можно накромсать туда бананчик, и вообще получится красота. Одного было нельзя отнять у свекрови, она всегда и для всех была готова убирать, стирать и готовить. Если бы ее попросили, она бы стряпала четыре разных завтрака. Один для меня, один для Гриши, и еще два – для Вари, чтобы у нее был выбор. Еще не хватало, чтобы бабушка у нас в Золушку превратилась!
– Сама, – я прополоскала рот. Мятный ополаскиватель тоже оказался недоступен мне в это утро – замурован в ванной комнате, откуда Варя не выйдет, пока не убедится, что она всех на свете и прекрасней, и милее… Может перекраситься пять раз, прежде чем окончательная версия макияжа устроит бедного ребенка.
– Думаешь, Варя все еще сохнет по этому… рыжему? – спросила меня бабушка, когда Варвара пролетела мимо нее с глазами, разукрашенными, словно она собиралась не в школу, а на бал.
– Наверно, да, – пробормотала я, дожевывая свою жесткую овсянку. – Но уже не так. Явно отпустило.
– Ну, дай-то бог, – задумчиво кивнула Алевтина. – Не время сейчас на ерунду размениваться. ГИА – это мелочь, вот ЕГЭ – это задача. На такую задачу надо два года пахать. Ты слышала, что в МГУ можно пройти только со стопроцентным баллом?
– Учеба – это тоже не вся жизнь, – пробормотала я. Свекровь открыла холодильник, и я нахмурилась. С тех пор, как она приехала, продукты мне приходится покупать втрое чаще.
– Ты сможешь в магазин заехать после работы? Раз ты Гришу не встречаешь? – закинула удочку Алевтина Ильинична. Я закатила глаза. Ее желание готовить было бы исключительно позитивной ее особенностью, если бы не эта маниакальная потребность держать продукты в холодильнике с запасом, покрывающим период «ядерной зимы».
– Что, мы уже все слопали?
– Там всякие мелочи, – бабуля с невинным видом пожала своими крепкими плечами.
– Ладно, давайте, – вздохнула я. – Ничего не забыли?
– Ну, если что, я тебе СМС пришлю, – заверила меня она. Это тоже была отдельная проблема, что бабушкины списки всегда были полны ровно на 98 %. А два процента чего-нибудь она обязательно забывала записать, так что за этими забытыми сосисочками, хлебом или сметанкой приходилось ехать на следующий день. И, самым необъяснимым образом, к этим «потеряшкам» обязательно приписывались новые продукты. Так часто, как при свекрови, я не ездила в магазин никогда.
– Так, что тут у нас? – я подтянула к себе чашку с ромашковым чаем и склонилась над списком. – А яйца что, тоже кончились?
– Осталось штучек пять, нельзя же так держать? А если я пирог сделаю?
– А ты сделаешь? – из-за моего плеча появился Григорий Алексеевич собственной персоной, привлеченный, конечно, запахами.
– Вот папа его тоже пироги обожал! – радостно отметила свекровь. Я обреченно кивнула. Яйца берем. Макароны – их что, тоже съели? Когда успели? Сыр? Я только вчера приносила три разных брикета, а это по нынешним кризисным да полным санкций временам дорого.
– Сыр я в макарошки перетерла, остатки. И Варе бутерброды с собой дала.
– Иришка, брось ты считаться! – возмутился Гриша. – Бери все, что нужно. Мам, а сделаешь медовичок, а?
– Ох, это ж вредно! – делано возмутилась Алевтина Ильинична, и я поняла, что мне с нею не справиться. Остается только запихнуть список к себе в карман, смириться и отправиться на все четыре стороны, а точнее, на работу. По прямой, но кругами. Недалеко, но не быстро. В одиночестве, но сквозь толпу. Звучит, как загадка для старинной сказки. Отгадка – Ленинградское шоссе из Химок в город по утрам.
Всю дорогу до работы меня преследовало предчувствие. Странное ощущение чего-то неправильного, как будто я что-то забыла выключить или сделать. Я ехала и мучилась, пытаясь понять, откуда во мне и что это за такая неприятная «свербинка».
Когда я приехала, Людмила уже рассаживалась в своем рабочем кресле – она выбила для нас обеих новые ортопедические кресла с удобными подлокотниками, и я за это ею восхищалась. Как она умудряется вот так жить в свое удовольствие, не боясь начальства, требуя уважения к себе?
Может, это потому, что она больше не замужем?
– Ты сегодня вообще в зеркало смотрела? – спросила она меня, стоило мне только появиться в дверях. Я покачала головой. Вот еще одна вещь, которую стоит установить около кухонной раковины, коль уж я там умываюсь, – зеркало.
– Ох ты ж, мама родная! – ахнула я, увидев в отражении стекла нашей кассы, что забыла расчесать волосы, которые стояли чуть ли не дыбом. Люда хмыкнула и протянула мне свою расческу. Я быстро расчесалась, пока не было еще клиентов. Хотя до них оставалось всего несколько минут – их унылые лица уже было видно на экранах камер видеонаблюдения. Озябшие сонные странники, ранние плательщики кредитов, у которых вчера был последний день, и прочие страждущие, которые хотят получить банковские услугу и до начала своего рабочего дня.
– Мама родная, не то слово, – вздохнула Людмила и подкрасила губы своей любимой сиреневой помадой, как она всегда делала перед началом дня. – Скажи, почему ты такая невоспитуемая? Вообще невозможно!
– В смысле? – опешила я, а Людка просверлила меня длинным, колючим, как стебель розы, взглядом. Она залила меня с ног до головы холодом, как глазированную ледяную креветку. Я с усилием оторвала от нее взгляд и сосредоточилась на заполнении формы в компьютере. Мои первые клиенты вносили наличные.
– В прямом, – услышала я голос подруги. – Никогда о себе не думаешь. А я, между прочим, сегодня еду оплачивать тур. Я решила поехать на майские, захвачу праздничные дни на восьмое и девятое. Вот и ты бы тоже бросила все и поехала со мной. Что тебе мешает? Да и я должна ехать с родственницей?
– Ах, ты об этом, – вздохнула я. – Нет, на майские точно не поеду. Ну, прости. Может, в следующем году.
– В следующем году тебя медведь сожрет в твоих лесах, пока Гришка будет ставить палатку, – огрызнулась Людмила. – Ну почему ты не едешь? Двенадцать дней, одиннадцать ночей, а скидка сумасшедшая, в этом году получилось, что из-за кризиса никто никуда не поехал. Так правительство Турции чуть ли не самолет за нами присылает. Первая линия моря, три бассейна.
– У меня сейчас только все более-менее наладилось с Варварой, – покачала головой я, зачем-то пересчитывая вручную лежащие в металлическом лотке купюры. Голова работала плохо, и клиент с нетерпением наблюдал, как я перебираю пачку уже в третий раз. Наконец, я пропустила пачку через машинку. Надо было сразу так сделать. Что-то я расклеилась.
Все то же странное чувство мешало мне сосредоточиться на работе, рассеянность, смутное неприятное предчувствие… что это со мной? Я не могла выразить словами, но состояние было такое, как бывает, когда ты помнишь, что должна была сделать что-то важное, но забыла, что именно. И ты сидишь и перебираешь в голове, что же это может быть. Погладить Грише его костюм Джеймса Бонда? Записаться к стоматологу? Нет, не то. Цветы полить? Да Алевтина Ильинична их залила до того, что они скоро плавать начнут.
– Мы могли бы и Варьку взять! – возмущенно бросила Людмила. – В конце концов, что еще лучше отвлечет девчонку от ее большой любви, чем загорелые турецкие хлопцы?
– Этого мне только не хватало. Только она успокоилась, сидит дома, дальше Машки Гуляевой вообще не ходит и даже на все мои звонки отвечает! А ты предлагаешь окружить ее накачанными серфингистами? – фыркнула я, просовывая распечатанные бумаги следующему по очереди на подпись.
– Все равно. Ты даже не попыталась поговорить с Гришкой.
– ГИА…
– Опять ты про ГИА свое!
– Ты же сказала, поездка – на майские. ГИА тоже в мае, – заметила я ей.
– Но в конце. Да брось ты, когда бы мы ни собрались, ты нашла бы отговорку. Нет, просто с самого начала мне голову морочила, – всплеснула бумагами Людка. Я прикусила губу. Неприятное предчувствие продолжало изводить меня, как червоточина в яблоке. Я не могла расслабиться, не могла подумать о чем-то еще. Как будто вспоминала забытую фамилию актера, которого я где-то видела. Может, Гришке чего-то забыла сказать?
– Загорелые серфингисты нам самим бы пошли на пользу! – буркнула Людмила, и я посмотрела на нее выпученными глазами, полными негодования.
– Я замужняя женщина! – я фыркнула и облизала губы. – Не нужны мне никакие серфингисты.
– Ты какая-то сегодня напряженная и вообще! Это все от недостатка секса, – брякнула Людмила, и теперь уже не только я, но и клиенты посмотрели на нее с неподдельным интересом. Особенно один мужчина в черной кожанке, он заулыбался и принялся пялиться попеременно то на Людмилу, то на меня, явно интересуясь продолжением дискуссии.
– Вопросы? – уставилась на него подруга. – Паспорт давайте!
Мужчина тут же отпрянул, отвел взгляд и сунул в наш лоток свои документы. Людмила стукнула лотком со всей силы, достала паспорт и быстрым движением рук проверила страничку с семейным статусом. Одновременно она продолжила убеждать меня в моей неправоте.
– Ирка, ты ведешь себя, как старая бабка. Я ж не предлагала тебе с ними спать! Но одно их присутствие и внимание омолаживают и оживляют чувства!
– Не хочу ничего оживлять, – уперлась я. Может, Людмила и права. Вчера ночью, когда я пришла в спальню в Гришкином любимом «трио» – чулки, «пушап» и кружевные трусики, – он, подлец, уже спал. Пересидела я в ванной, признаю. Но кто ж мог ожидать, что муж так отключится! У него вообще-то шел по телевизору хоккей. Получается, он проспал сразу и хоккей, и секс! Так ему и надо. Может быть, Людмила права, и это меня гложет?
– Мужчина, у вас паспорт недействительный, – Людмила произнесла это самым ядовитым тоном, на который была способна. Ага, значит, штамп есть, и улыбчивый клиент женат. А еще глазки строит!
– Что? Как это – недействительный? – опешил он.
– Вам уже исполнилось сорок пять лет, – сообщила Людмила всему свету голосом профессиональной работницы ЖЭКа. – Вам его необходимо поменять.
– Но мне нужно сегодня заплатить! – возмутился он. Людмила могла бы объяснить ему, что он может оплатить свой долг и в банкомате, если, конечно, у него есть банковская карточка. Но, во-первых, мы никогда не помогаем женатым мужчинам, которые строят глазки, – правило. А во-вторых, он и сам дошел до этого. Я видела, как после кассы он направился прямиком к терминалам, проклиная нас разными нецензурными и уголовно наказуемыми словами.
– Ты должна была поехать со мной. Это было бы здорово. Никуда бы от тебя не делись твои проблемы, если бы ты оставила их без присмотра на двенадцать дней, одиннадцать ночей! – Людмила возмущенно посмотрела на меня и шлепнула штемпель на квитанцию следующего клиента.
А я вдруг почувствовала со всей возможной определенностью, что мои проблемы – уж не знаю почему – нельзя оставить на двенадцать дней, одиннадцать ночей. А почему?
Где-то к обеду я закончила попытки разобраться с собственным подсознанием. Людмила сменила гнев на милость, но в деталях рассказала о туре, забронированном для себя и своей двоюродной сестры, с которой она не хочет отдыхать, потому что черт его знает, как она себя поведет. Но больше, чем отдых с двоюродной сестрой, она ненавидит отдых в Турции в одиночестве.
Это кажется подруге уж совсем жалким.
Я не вижу большой разницы. Если бы она спросила меня, я бы, наверное, не отказалась отдохнуть где-то в полнейшем одиночестве. Побродить по какому-нибудь нежному, плещущемуся под ногами побережью, подумать о своей жизни. И о том, что именно заставляет меня хмуриться.
Нет. Хватит об этом. Должно быть, мне и вправду чего-то не хватает. Солнца, секса, витамина D. Вот мое подсознание и играет со мной. Я заставила себя доработать день, не думая ни о чем, кроме цифр в компьютере и на бумагах. Закончив, позвонила домой, уточнила у Алевтины Ильиничны, ничего ли не надо прибавить к моему списку, – для очистки совести.
– Купи лучок, – ответила она. Естественно, ведь что касается лука, я держу всю семью на голодном пайке. И плевать мне на то, что лук полезен для иммунитета.
– Я посмотрю, – ответила я обтекаемо, но, думаю, свекровь поняла, что лука не будет. Или будет всего пара луковичек, только чтобы добавить в суп.
Злая, я запрыгнула в машину и поплелась по запруженным улицам домой. Я позвонила Гришке и зачем-то наорала на него из-за того, что он никогда не ходит в магазины и что я должна таскать тяжести, хотя всех тяжестей было пара пакетов.
Просто так, из вредности.
Или от недостатка секса.
А может, из-за странного беспокойства, с которым я не могу разобрать, черт бы их побрал!
Я влетела домой и плюхнулась перед телевизором с миской мороженого, желая забыться и не думать ни о чем. И, что особенно важно, ничего не чувствовать. Никаких предчувствий, никакой интуиции. Только шоколадный пломбир и сериал, в котором я не знаю даже имен героев.
– Гхм, мороженое? – спросила Варя, пришедшая часам к десяти от Машки. – Чего это ты?
– Хочешь? – спросила я угрюмо.
– Не, – протянула дочь. – А чего ты такая смурная?
– А ты чего крошишь тут мне? – фыркнула я, глядя, как Варя лопает бутерброд прямо так, без тарелки. – Подметаешь ты, что ли?
– У тебя ПМС[4], что ли? – насупилась Варя.
– Как ты разговариваешь с матерью, – разозлилась я. – Уроки сделала?
Тут до Варвары, видимо, дошло, что со мной сегодня не стоит связываться. ПМС? Может, правда? Я покачала головой. Если так, то он у меня начался за две недели до даты «Х». Нет, деточка, я просто злая! Отбегай.
Впрочем, шоколадотерапия подействовала. Сладкие липкие углеводы сделали свое дело, и к приходу супруга я уже была сонной и расслабленной. Конечно, никаких кружевных трусов. Только ночнушка «в пол», разукрашенная мелкими цветочками и немножко заляпанная вышеупомянутым мороженым-антидепрессантом. Пустая коробка из-под мороженого стояла на тумбочке.
Оказывается, иногда это может стать вполне эффективным, возбуждающим афродизиаком.
– Ты такая сладкая, – прошептал Гришка, просовывая свои горячие сильные руки под мою ночнушку. Было уже очень поздно, и в доме все давно спали.
– Ты чего творишь? – зашипела я в ответ, но тело невольно отозвалось на крепкие объятия. Мне так его не хватает, с тех пор как его уволили. Во многих смыслах, не только в этом.
– Чего хочу, то и творю, – засмеялся Гришка, и я почувствовала улыбку на его губах. Она не так часто появляется на его лице в последние годы.
– Тише ты, сумасшедший. Дочь разбудишь! – возмутилась я, выныривая из ночнушки, которую Гриша тут же отбросил на пол.
– Хорошо, давай вести себя тихо-тихо, – покорно согласился муж, невольно зажигая меня своим настроением. Именно таким, шаловливым и веселым, я всегда знала и любила его.
– Ты уверен, что сможешь? – ухмыльнулась я, с наслаждением глядя на то, как грациозно мой красивый, подтянутый муж стаскивает с себя голубую рубашку. Он по выходным занимался спортом, бегал, подтягивался на турнике, качал пресс. Он – чудесный мужчина. Почему ему так не повезло и глаза его подвели? Он должен был летать. Что я могу сделать, чтобы заменить ему небо?
Я изогнулась, с трудом сдерживая стоны, распаляясь все больше от его поцелуев и умелых движений рук.
– Ты сама не сможешь молчать, моя конфетка шоколадная. Тс-с-с, – рассмеялся он, накрывая ладонью мою грудь. Я закрыла глаза и облизала губы. Да, именно это. Мне так не хватало моего мужа, его внимания. Все просто. Именно из-за этого меня и трясло, и все эти предчувствия, плохое настроение, рассеянность. Я так вела себя, потому что хотела его.
– Тебе хорошо? – спросил он, чуть прикусив меня за ухо.
– Да, о да! – простонала я. И вдруг… в этот самый момент, когда он почти вошел в меня… Я подпрыгнула на постели и села, прервав то, чего хотела так сильно еще секунду назад.
Мысль была абсурдной. И черт его знает, почему она пришла мне в голову именно в этот момент! Ну почему не завтра или хотя бы не через полчаса?
Я поняла, что именно меня беспокоило весь день. Господи! Я сидела на кровати и хлопала глазами. Мысли скакали с одной на другую, но сексуальное настроение, как говорится, сняло как рукой. Калейдоскоп последних месяцев, магазины, списки продуктов, лицо кассирши в супермаркете.
Лицо нашей дочери Варвары, насмешливо смотрящей на меня.
Бутерброд в ее руке.
О нет, с ней не все в порядке. Совсем не в порядке. Мне нужно пойти к ней.
Мне нужно закончить с мужем.
Мне нужно пойти к ней.
Системный сбой.
– Что с тобой? – тихо и удивленно спросил Гриша, остановившись на полдороге. – Забыла, что ли, свет выключить в туалете?
– А? Что? – переспросила я в полнейшей растерянности. Гриша нахмурился.
– Слушай, Ирина, мы можем хоть раз нормально сексом заняться, а? – спросил муж зло.
– Конечно, – пробормотала я рассеянно. Это была такая жалость, ну зачем, зачем эта непрошеная мысль не пришла ко мне в пробке на Ленинградке. Хотя нет. Там я в кого-нибудь врезалась бы от неожиданности.
– Ох, не знаю, что с тобой! – покачал головой Гриша, заканчивая начатое со мной и без половины того энтузиазма, который был у него несколько минут назад. Затем он скатился с меня и включил телевизор. Я знала, что он обижен, но не могла сейчас ничего ему объяснить. Не хватало еще напугать его понапрасну. Сначала следовало поговорить с Варей.