Глава 14,
в которой дело оказывается в шляпе
Ожидания редко оправдываются, чаще все складывается с точностью до наоборот от того, на что ты рассчитывала. Я была совершенно уверена, что мы передеремся, будем кричать и спорить, но, конечно, не сможем ни о чем договориться и в итоге все равно поступим, как решит Григорий. Что ж, в последнем пункте я не ошиблась, что касается остального…
Это была самая тихая поездка на машине за всю мою жизнь.
Мы тихо собрались, почти не разговаривая и не обсуждая ничего, проверили документы – наши паспорта, включая Варварин, ее свидетельство о рождении. Свидетельство о браке – на всякий случай. В какой-то степени это напомнило мне момент, когда меня забирали в больницу – у меня случилось воспаление придатков, и Григорий тогда вот так же молча, сосредоточенно, даже подавленно собирал мои страховки, документы, смену белья, ложку, чашку, туалетную бумагу… Больница была далеко. А мне было так плохо, что я думала, не доеду. Мне кажется, он тоже тогда был напуган до полусмерти. Варе было всего четыре года.
Вот и сейчас Григорий вел себя настолько отстраненно, как отмороженный, честное слово, что я могла бы поклясться, он в полнейшей прострации. И в ужасе. Так мы и поехали в отделение полиции – кусающий губу и явно злой Григорий и бледная, растерянная и сконфуженная Алевтина Ильинична впереди, мы с Варварой – подавленные и пойманные с поличным – на заднем сиденье. Пробка на Ленинградке еле тащилась, несмотря на то что была уже середина дня, но сегодня я совсем не против немного постоять.
Я вовсе не уверена, что мы делаем все правильно.
– Не могу поверить, мам, – прошептала Варя мне, когда наша «реношка» заехала в узкий просвет между чьим-то шикарным джипом и старым, явно брошенным тут микроавтобусом. – Мы что, правда пойдем в полицию?
– Конечно, пойдем, – бросил ей Григорий, выключая двигатель. – Мы устроим этому мерзавцу сладкую жизнь.
– И его посадят в тюрьму? – прошептала Варя, пребывая в искреннем недоумении. Я ее понимала, как никогда. Еще вчера мир был хоть и не идеальным, но вполне пригодным местом для жизни и даже отдельных крупиц редкого, случайного счастья. Сегодня перед нами длинные серые коридоры, ободранные стулья, очереди из грустных, нервных людей с потерянными лицами. И с каждым из них, наверное, что-то случилось. Перед кем-то тоже маячит слово «тюрьма». Согласитесь, это не то слово, которое должно входить в лексикон нежной, юной пятнадцатилетней красавицы с одними пятерками в дневнике.
– Обязательно посадят, – ласково заверил ее папа, но от его голоса по машине пошел иней, повеяло арктическим холодом. – Выходим, дамы.
– Может, не стоит? – одними губами прошептала Варвара. Все закрутилось по спирали. Долгие дни и ночи, проведенные в попытках забыть вызывающе самоуверенное, но такое притягательное лицо Владислава, вчерашний день, волнение и полет по ночной Москве, опьянение напрасной надеждой. Мое лицо из-за ветрового стекла автомобиля, разбитые мечты, тест. Все произошло настолько стремительно, и вот мы уже стоим на пороге кабинета, где молодой человек ненамного старше преступного Владислава Гуляева – следователь – сидит и пытается расписать ручку, в которой кончились чернила.
– Можно? – спрашивает Григорий, голос сухой, строгий. Сам он тоже будто высох. Подобрался, втянул живот, но напряжение в скулах так и не прошло. Он ненавидит, и это состояние для него – не пассивное, а активное. Надо бы ему валерьянки накапать, да не взяла я ее с собой.
– Я вас вызову, – бросает нам следователь, и мы снова оказываемся перед дверью, где просидели уже около сорока минут. Я вижу, что Варя устала. Кажется, я единственная, кто помнит здесь, что она не только потерпевшая, но и беременная. Ей нужно бы поесть, мы выскочили из дома так быстро, что ни у кого во рту и крошки не было. Вон, бледненькая какая.
– Вот ведь бардак! – Гриша потер ладони и в возмущении фыркнул. Народу в отделении хватало. Какие-то ушлые люди с лицами, не выдающими вовне никаких эмоций, сновали по коридору и входили-выходили в кабинеты без очереди, чем вызывали бури протестов от простого народу. На бури они тоже плевали, даже не отвечали на вопросы, просто быстро открывали двери и исчезали внутри.
– Оперативники, – пояснила женщина, сидевшая напротив.
– А почему не в форме? – удивилась я.
– А им и не положено, – пожала плечами женщина, а потом уткнулась в экран своего планшета. И добавила: – Они могут.
– Что могут? – уточнила свекровь.
– Да разное, – пространно ответила женщина, а затем набрала номер и принялась обсуждать с кем-то по телефону «переквалификацию, которой не избежать по-любому, но ходатайствовать все равно надо, пусть они там не думают, что мы свои бумаги к делу не подошьем».
– Похоже, адвокат, – прошептал мне Гриша.
– А нам-то адвокат не нужен? – прошептала я в ответ, чем вызвала одно только негодование.
– Мы что-то нарушили? Преступление совершили? Ты совсем, что ли, не понимаешь, что произошло!
– Я не уверена, – ответила я так, чтобы Варя не слышала нашего разговора. Она сидела и играла в какую-то компьютерную игрушку, идиотскую до невозможности – нужно рассекать мечом летящие по экрану фрукты. Совершенно дурацкая штука, я знаю, о чем говорю, сама в нее рубилась однажды часа три подряд.
Особенно тяжело с лимончиками.
– В чем ты не уверена? – зашипел Григорий.
– Вообще не уверена, что мы должны были ее сюда тащить. Варе нужно отдыхать больше, кушать. Она даже не завтракала. У нас дома сыр кончился, нужно в магазин сходить, а мы тут сидим. Дурацкая затея, ты что, правда хочешь посадить этого мальчишку в тюрьму?
– А ты что, тоже считаешь, что я должен застрелить его из охотничьего ружья? – сузил глаза муж. Я вздрогнула и замотала головой. Тут дверь открылась, и коротко стриженная голова явно чем-то недовольного следователя появилась в проеме.
– Проходите, – буркнул он и снова исчез за дверью. Мы переглянулись. Шансов на то, что Гриша передумает, не было. Мужчина в ярости, слеп и думает только о том, как наказать, покарать, уничтожить врага. Всю его жизнь он тренировался, как бороться с врагом, и вдруг у него появился реальный шанс показать себя.
– Слушаю, – угрюмый следователь даже не посмотрел на нас, продолжая заполнять какие-то бумаги. Надо признать, в чем в чем, а в бумагах на его столе недостатка не было. Они лежали стопками вокруг него, одна была небрежно брошена прямо поверх допотопного принтера. Связки бумаг, перевязанные бичевкой, также лежали на полу под окном. Писанина. Хорошо, что у нас в банке большая часть работы делается на компьютере.
– Мы хотим подать заявление… – начал говорить Григорий, но запнулся. Следователь оторвал взгляд от бумаг и протянул ему один из бланков со стола.
– Пишите, – кивнул следователь равнодушно, но и без вражды. Ничего другого он от нас не ожидал. Не чай же мы сюда пришли пить. Не иначе как с жалобой заявились. Гриша покрутил бланк в руках.
– А что писать?
– А что у вас случилось? Ограбление? Кража? – предположил следователь.
– Нет, – буркнул Гриша и побледнел. Повисла пауза, после которой следователь впервые по-настоящему посмотрел на нас, как на живых людей, а не призраков, появляющихся и исчезающих в его кабинете. Он отложил бумаги и наклонился вперед.
– Рассказывайте.
– Рассказывай, – кивнул мне Григорий, как бы невзначай переведя стрелки на меня. Я обомлела и вытаращилась на молоденького следователя. Ну нет, ни за что я не стану козлом отпущения. И козлихой тоже!
– Изнасилование, – выдавил Григорий и осел на стул рядом со столом. Следователь среагировал интересно. Он осмотрел нас еще раз, словно пытаясь определить, кто из присутствующих здесь дам был изнасилован. Средних лет, высокая, сухощавая я, пожилая Алевтина Ильинична или забившаяся в угол, играющая в убийцу фруктов девочка-подросток, демонстрирующая полнейшее равнодушие к происходящему. Однозначно равнодушие.
– Освидетельствование делали? – вздохнул следователь.
– Нет еще, сразу к вам.
– Когда произошел инцидент? – и он снова склонился над бумагами. – Рассказывайте, рассказывайте. Я ж не могу из вас слова клещами тянуть.
– Гриша, может, пойдем? – в последний раз попросила я. Гриша нахмурился.
– Мою дочь Варвару пятнадцати лет совратил взрослый мужчина. Я правильно понимаю, что это изнасилование? Он не имел права и пальцем ее касаться.
– А она возражала? – спросил следователь тоном, от которого Варвара вздрогнула и густо покраснела. То ли еще будет.
– А она возражала? – спросил следователь тоном, от которого Варвара вздрогнула и густо покраснела. То ли еще будет.
– Допустим, она не возражала. Это же ничего не меняет, да? – в голосе Григория появились агрессивные нотки. Он тоже не дурак, понимал, что следователям ни за какие гроши не нужно лишнее дело. Но Григорий был прав, хоть я и не понимаю почему. Следователь кивнул.
– Меняет, но не сильно. Пишите заявление, это называется половое сношение с лицом, не достигшим шестнадцати лет, – и следователь внимательно и бесцеремонно оглядел Варвару. – Многократно или только один раз?
– Многократно, – сжал зубы Григорий.
– Извините меня, уважаемый отец, но мне нужно опросить саму потерпевшую. Вы не могли бы поменяться с дочерью местами?
– Конечно, – Григорий встал и жестом подозвал уже в полной мере паникующую Варю.
– Имя?
– Варя, – пробормотала она после мучительной паузы.
– Полное, – следователь говорил с нашей девочкой так сухо, словно мы все шли по пустыне, и ни капли воды, ни миллиграмма сочувствия.
– Варвара Григорьевна Сафьянова.
– Возраст.
– Пятнадцать лет.
– Угу, ясно, – буркнул следователь, и Варя покраснела, а глаза ее наполнились слезами. – На экспертизу согласны? Есть у нас повод думать, что мы что-нибудь сумеем зафиксировать?
– В каком смысле? – перепугалась она.
– Семенная жидкость, следы полового сношения, возможно, ссадины, царапины. Сексуальные действия носили неизвращенный характер? – следователь сыпал вопросами, как пулями. Варя краснела, зеленела и под конец разрыдалась.
– Я не знаю, не понимаю, – всхлипнула она. Я бросилась в коридор, купила в единственном на все здание аппарате сладкую газировку – и принесла ее дочери.
– Ну, тише, тише. Вы в безопасности, не волнуйтесь. Это стандартная процедура, – следователь говорил слова, но глаза его были пустыми. – Нам же нужны доказательства, чтобы привлечь к ответственности именно того, кто виновен.
– Пока я только чувствую, что я сама в чем-то виновна, – бросила я, злая, как черт. Ну разве так можно? Я-то думала, что для жертв насилия должны быть какие-нибудь психологи, помощь, поддержка. Но уж точно не такие вот сухари с головой, набитой статьями из Уголовного кодекса.
– Не надо передергивать, – нахмурился следователь. – Без экспертизы вам даже дело никто не возбудит, откажут. Потому что нельзя голословно обвинять людей в преступлениях.
– Голословно? – вытаращился на него возмущенный Григорий. Я бы хотела, чтобы он взбесился окончательно, начал бы швыряться бумагами, устроил бы здесь какой-нибудь беспредел, сцену, разбросал бы перевязанные бечевками стопки, а потом мы все пошли бы домой и забыли бы об этом месте навсегда. Но нет. Григорий сдержался. Он только добавил: – Моя дочь беременна от этого проходимца. Этого, думаю, будет достаточно? – и следователь вдруг изменился в лице. А конкретно, его скучающее до этого выражение как ветром сдуло, он просветлел и даже заулыбался. И в комнате стало как-то легче и веселее.
– Беременна! Конечно, этого будет достаточно. Давайте-ка подробнее, как давно у вас связь с этим мужчиной, Варвара Григорьевна? Как именно он склонил вас к половым отношениям? Знал ли он наверняка, что вы несовершеннолетняя?
– Да вы что! – рявкнул Григорий. – Его сестра и моя дочь учатся в одном классе. Он все знал, а как же.
– Нет, в самом деле? – совсем уж обрадовался следователь. – Ну так мы же с вами имеем готовое дело. Я вам дам направление на экспертизу, хорошо? Они работают круглосуточно, так что можете сразу ехать туда. Вы подпишете согласие на проведение ДНК-экспертизы? Этот наш подозреваемый, он москвич?
– Химчанин, да еще и из приличной семьи, – влезла вдруг Алевтина Ильинична.
Колесо закрутилось. Гришка писал заявление своим красивым, каллиграфическим почерком – еще одна вещь, которую я бы никогда не смогла освоить и которая далась так легко моему мужу с его железной волей и усидчивостью. Варя плакала и давала показания. Выяснялись подробности, от которых даже у меня волосы встали дыбом. Они встречались уже два месяца, не меньше. Он несколько раз возил Варю на дачу своих родителей в Солнечногорск, где они «совершали преступные действия», пока я пребывала в святой уверенности, что Варя задержалась на дополнительных занятиях или она гуляет с подружками. Он часто совершал эти же самые «действия» в своем автомобиле прямо у нас на парковке, пока мы мирно пили чай и смотрели криминальную хронику. И в квартире Гуляевых, пока самих родителей не было дома.
– Скажите, а его точно посадят? – спросил Григорий, у которого от всех этих подробностей буквально зачесались кулаки.
– Конечно, – кивнул следователь с такой железобетонной уверенностью, что лицо моего мужа буквально засияло от радости.
В этот-то момент он и позвонил – Владислав Гуляев. Звонок раздался неожиданно, когда следователь рисовал нам план проезда к зданию медицинской экспертизы. Варя подпрыгнула и ткнула меня в бок.
– Мам, это он.
– Кто он? – не поняла я, потому что на экране ее телефона мигала надпись «Гуляевававава».
– Это он звонит, Владик, – прошептала она.
– Проспался, значит, – фыркнул Григорий, уже осведомленный в полной мере о подробностях прошлой ночи. – Сколько сейчас? Уже четыре?
– Мне ответить? – спросила дочка, и я растерялась, совершенно не представляя, нужно ли отвечать на звонок человека, которого ты только что приговорила к тюремному сроку. Наверное, нет.
– Секундочку! – вмешался вдруг следователь и набрал какую-то цифровую комбинацию на своем стационарном аппарате. – Коля, зайди, с машинкой. Ответите по моей команде.
Последняя фраза относилась к Варваре.
– Просто спросите его, как дела. Можете обсудить вчерашнюю встречу.
– Зачем это? – Гриша смотрел на следователя с подозрением.
– Нам нужно его взять, – пояснил следователь, и мой муж снова с покорностью и пониманием кивнул. Не стоит мешать профессионалам.
– Взять? Прямо в тюрьму? – вытаращилась Варя, держа поющий аппарат на расстоянии вытянутой руки.
– Нет, сначала просто на дознание. Мы же не хотим, чтобы он начал бегать от следствия и пропадать. Назначь ему встречу. – Следователь безо всяких заминок перешел на «ты» и теперь говорил с моей дочерью непринужденно-фривольным тоном, как со старой доброй знакомой.
– Мама, я не хочу! – Варя посмотрела на меня, будто я была ее последней надеждой. Но дело в том, что я ничего не могла сделать, это была не моя партия, и не я решала, как ее играть.
– Назначишь ему встречу у школы, – продолжил следователь. – И все. Поставь на динамик, когда ответишь. Я запишу разговор. Ты же хочешь, чтобы мы тебе помогли, да?
– Да, – неуверенно кивнула она.
Действие и противодействие, причина, и, как следствие, ты оказываешься под следствием. Интересно, как это было для него, для Владислава Гуляева? Наверное, он только-только пришел в себя после вчерашней ночи. Кто знает, что еще он делал и куда ездил, пьяный, бездумно играющий с чужими сердцами и даже не осознающий этого до конца. Вспомнил о Варе и о том, что он понятия не имеет, куда, как и с кем она уехала из квартиры, куда он ее привез, чтобы переспать с ней, бросить и разбить ее сердце.
Что ж, тебя ждет сюрприз, Владислав, брат Маши Гуляевой, мальчик из хорошей семьи, студент финансовой академии. В кабинет зашел другой мужчина, видимо, тот самый Коля, которого наш следователь попросил зайти «с машинкой», которая оказалась диктофоном. Мужчина подошел к Варе вплотную и кивнул.
И Варя нажала на кнопку «прием».
– Привет, Кошка, – раздался голос, на удивление бодрый, с легкой хрипотцой. Наверное, много курил вчера. Я краем глаза отметила, как Григорий сжал кулаки и побелел. – Ты куда ж пропала?
– Привет, – ответила Варя, ее голос предательски дрожал.
– Ты меня напугала. Я возвращаюсь, а тебя нет. Ты как до дома добралась?
– Нормально, – пробормотала она с подсказки следователя. Он руководил ею, как невидимый кукловод, и она читала по его губам.
– Ты на меня обиделась, что ли? – спросил Влад, и следователь помотал головой.
– Нет. Не обиделась, – повторила за ним Варвара.
– Ты так больше никогда не делай, Кошка, ладно? Я просыпаюсь – а тебя нет. Ты хоть понимаешь, как я разозлился?
– Мне нужно было в школу, – выдала «от себя» дочка, осваиваясь в новой для нее роли.
– Отличница ты моя.
– Я не твоя, – бросила она, и следователь тут же нахмурился.
– Нет? А жаль! – легко отреагировал Владислав. – Это грустно, не считаешь?