— Нет, я не могу его подписывать, — сказал он негромко.
Еще долго Миша уговаривал Илью подписать его сочинение, уверяя его, что это единственный его шанс, но Илья тупо стоял на своем, не помышляя о выгодах, которые сулило чистосердечное признание. Разговор длился около двадцати минут. Порой Илья думал, что в словах Миши есть здравый смысл, и рука дергалась, чтобы поставить подпись, но он вовремя передумывал.
— Ладно, иди пока. Не понимаешь ты, Илюха, своей выгоды. Но ты мне нравишься. И я тебя понимаю. Ох, как понимаю!
Илья вернулся в пустую камеру в совершеннейшем расстройстве и сидел на койке, глядя перед собой. Голова уже не болела, но похмельная тоска угнетала душу. Он уже сожалел, что не подписал признания. Но как это все так неудачно сложилось? Как?! Неужели он мог воспылать к женщине такой страстью, что попытался изнасиловать ее? Какой позор! Какой стыд! Что теперь подумает о нем женщина, которую он по-настоящему любит? Нет! Лучше повеситься, чем терпеть такие муки. Этак совесть окончательно загрызет. Но что теперь делать? Подписывать или нет?!
Илья прекрасно понимал, что если подпишет признание, — ему точно конец. Тем более, что все существо его восставало — он не мог поверить, что способен на изнасилование. Он не знал, но чувствовал какой-то подвох в этом деле. Но в чем он? Если у них уже есть заявление потерпевшей, то его, конечно, достаточно для того, чтобы Илью осудить. Тогда для чего от него так активно требуют признания? То что Миша заодно с Николаем Степановичем, Илья понял, прочитав "свое признание" в сочинении следователя. По тюрьмам Илье хоть и не приходилось скитаться, но фильмы то он смотрел и понимал, что сейчас его раскручивают на признание.
Заскрипели петли.
— Насильник, к следователю.
"Ничего не буду подписывать, пусть хоть бьют,"- твердо решил Илья, выходя из камеры.
— Ну что, гадина! Вспомнил?! — встретил его грозный Николай Степанович.
— Да нет, не могу я ничего вспомнить, — мгновенно слабея от излучаемой ненависти, проговорил Илья негромко.
— Еще и не помнишь ни черта. Скотина! Ну я тебе напомню. Подонок гнусный. — Его полное лицо вздрагивало от чрезмерной ненависти. Следователь достал из стола лист бумаги. — Я тебе напомню. Я за тебя, подонка, здесь все напишу. И только, сволочь, мне не подпиши, — сквозь зубы цедил он. — Я из тебя отбивную сделаю.
Он начал писать, читая вслух то, что записывал. После перечисления анкетных данных он продолжал:
— Я подстерег заранее уже не первую, выбранную мной жертву с целью изнасилования. После этого я намеревался убить жертву с особой жестокостью и, расчленив на куски, бросить в канализационный люк. Для этого заранее я приготовил топор и два острых ножа. С детства меня привлекали сексуальные извращения и убийства…
Илья продолжал слушать дальше чертовщину, которую писал про него следователь, и ему иногда казалось, что он во сне, настолько невероятным было положение. Это была явная чушь, но он не прерывал Николая Степановича, опасаясь его гнева.
Далее в тех же ужасающих словах описывалось, как Илья совершал противоправное и античеловеческое действие. В конце следователь писал:
— … В своих злодеяниях я нисколько не раскаиваюсь. Буду продолжать насиловать и убивать, пока жив. Число, подпись. На подписывай.
Николай Степанович бросил перед Ильей исписанный лист и ручку.
— Да вы что?! Не буду я подписывать, — сказал твердо Илья. — Тут все неправда.
Пусть хоть убивает, но такую бумагу он не подпишет, никогда в жизни.
— Ах ты, тварь! Неправда?! — застучал он ногами в пол. — Так я неправду говорю!! Да я тебя!!.. — с крика он вдруг перешел на шепот сквозь зубы. — Да я тебя!.. Задушу, гада. Я людей не бью, но такого подонка как ты изувечу — изменю принципам, потому что ты не человек. Ты мразь! И если ты мне это признание не подпишешь, то я тебя, гада!.. — он потряс кулаками в воздухе, голос его окреп. — Подписывай, гад!! Подонок!!
Он визжал, брызгал слюной и топал ногами. Илья был в предобморочном состоянии.
Сзади него скрипнула дверь, но он даже не обернулся.
— Николай Степанович…
— Что надо? Я работаю — не видите, — немного смягчив тон, бросил он кому-то.
Илья оглянулся, в дверях стоял Миша Плюхин. Господи, как он счастлив был увидеть его доброжелательное лицо.
— Нет уж, вы прервите работу, Николай Степанович. Этого подследственного я уже взял. Это мое дело.
— Как же-как же! — ехидно проговорил Николай Степанович. — У тебя такие дела до суда не доходят. Этот подонок мой! И точка!
Следователь бацнул кулаком по столу.
— Я с самого начала его делом занимался, — не отступал Миша. — Правда, Илья Николаевич?
— Да. Правда, правда! — охотно закивал Илья.
Сейчас решалась его судьба. Только бы Мише удалось отбить его у этого сумасшедшего громилы.
— Вы еще эту тварь спрашивайте, Михал Михалыч. Я этого подонка раскручиваю, я и до конца доведу. Я его минимум под пожизненное заключение подведу.
— Нет уж, Николай Степанович, извольте отдать мне подследственного. Мы с ним уже признание написали…
— Ни фига! — перебил Николай Степанович. — Он вот уже мне признание свое подписал, — он указал на бумагу, лежавшую на столе. — Так что проваливайте, Михаил Михалыч… Прова-ливайте.
— Ты чего, Илья, подписал? — искренне огорчился Миша, глядя на Илью. — Я же тебе говорил, не подписывай у него ни фига. Ну теперь уж я ничем помочь не могу.
Он приоткрыл дверь.
— Проваливайте, проваливайте!! — кричал вслед Николай Степанович. — Я уж этого подонка подведу…
— Ничего я не подписывал! — вскочил со стула Илья.
Его охватили ужас и паника, оттого что Миша сейчас уйдет и снова оставит его наедине с этим страшным человеком.
— Ах, так не подписал? — Миша закрыл дверь и вернулся к столу.
— Все уже подписано. До свидания. Николай Степанович, прикрыл ладошкой нижнюю часть страницы.
— Где подписано, покажите, — Михаил Михалыч склонился над листом.
— А подписано, где надо, — сказал Николай Степанович, не убирая руки с листа.
— Ну покажите, где?
— Не покажу. Почему это я вам должен показывать?
— Я ничего не подписывал, — прервал их пререкания Илья.
— Ты, подонок, заткнись — тебя не спрашивают, — сквозь зубы, багровея, прорычал Николай Степанович зверски посмотрев на Илью. — Ты у меня не то еще подпишешь. Будешь в слезах и соплях ползать по полу.
— Ну вот видите, ничего он не подписал. И правильно сделал, — Михаил Михалыч положил Илье на плечо руку. — А у меня подписал. Так что я его забираю. Пойдем, Илья.
Илья встал и, довольный, направился за своим спасителем к двери. Николай Степанович почувствовал, что почва уходит у него из-под ног.
— Позвольте, коллега, — слово "коллега" у него прозвучало издевательски, — не надо врать. Вы меня провести хотите. Ничего он у вас не подписал.
— Уверяю вас, он уже подписал признание, еще в прошлый наш с ним разговор. — Правда, Илья? — Миша посмотрел на Илью.
Илья молчал. Он не знал, стоит ли соврать для своей выгоды или лучше промолчать.
— А-а-а! Вот так. Молчит, сволочь! Ну-ка, давай его сюда.
Николай Степанович поднялся из-за стола и направился к Илье, чтобы усадить его на стул и продолжить пытку. Илья понял, что сейчас наступит конец.
— Да, подписал, — сипло сказал он и закашлялся.
— Вот так! Я же вам врать не буду, коллега, ("коллега" у него прозвучало еще более издевательски).
— Вранье! — прогремел Николай Степанович, стоя перед ними. — Этому подонку соврать — раз плюнуть. Покажи бумагу, тогда забирай.
— Послушайте, я напишу рапорт о вашем поведении, — пригрозил Михаил Михалыч.
— Пиши сколько хочешь. А этого подонка я до пожизненного доведу, а то он у тебя опять сторублевым штрафом отделается.
От злости он перешел на "ты".
"Господи, когда это кончится? "- подумал изнуренный до последней степени Илья.
— Хорошо, я сейчас принесу его признание. Пойдем, Илья.
— Нет уж, он пускай останется, — схватил за руку Илью Николай Степанович и больно сжал.
— Хорошо, я вам обещаю, что сейчас принесу бумагу. Вас это устраивает? Как не стыдно не верить, ведь вы следователь.
— Ну ладно, идите. Если через две минуты не принесете, приду его заберу.
Ошалевший Илья последовал за своим спасителем в его кабинет. Он был так благодарен Мише, что готов был хоть целый час смотреть у него в кабинете порножурналы (хоть и было противно), но лишь бы доставить ему удовольствие.
— Фу-у! Ну, Илюха, твое счастье. Повезло тебе, — говорил Миша, беря со стола исписанный лист бумаги, — а-то вцепился, как бульдог. Если бы не я, плохо бы тебе было… Ну, вот ручка, подписывай. Пойду этому придурку в нос ткну.
Илья взял ручку и уставился на лист бумаги, мысли текли вяло и как-то безнадежно.
— Ну-ну, подписывай, сейчас этот псих ворвется. Ты думаешь, он две минуты будет ждать. Ну, давай.
Миша слегка подтолкнул Илью под локоть.
— Мне нужно подумать, — вдруг сказал Илья. Он не собирался этого говорить — он даже не узнал своего голоса. — Я так сразу не могу.
— Да ты что, Илюха?! Чего тут думать?! Ты в своем уме? Он сейчас тебя заберет и дело с концом. Тебе его бумага больше, что ли, нравится?!
— Да нет, но…
— Тогда подписывай по-быстрому, не писай — отмажем тебя и иди домой. Ну давай, давай.
Он снова толкнул Илью под локоть.
— Эй! Михаил Михалыч, я жду! Где признание?! — послышался сквозь дверь голос следователя.
Он не зашел, а, должно быть, только приоткрыв дверь своего кабинета, кричал через коридорчик.
— Сейчас, сейчас, Николай Степаныч! — Сию минутку, не найти в столе никак! — в ответ, усилив голос, прокричал Михаил Михалыч. — Ну давай скорее, слышишь! — зашептал он Илье. — Ну! Ну давай!!
Илья дрожал, внутреннее напряжение в нем достигло предела, он готов был расплакаться, забиться в истерике… А следователь все подталкивал его под локоть.
— Ну давай, давай, подписывай!.. Скорее подписывай!..
— Я жду! — опять кричал из-за двери Николай Степанович.
У Ильи в ушах поднялся звон, он побледнел, слегка пошатнулся; листок с его признанием поплыл перед глазами.
— Тебе плохо? — забеспокоился Миша, подставил стульчик. — Ну нельзя же так доводить себя, подпиши и дело с концом — отдыхай.
Илья уже даже не в состоянии был говорить, он помотал головой и выронил ручку. Следователь ловко поднял ее с пола и снова вложил Илье в руку, но пальцы Ильи не держали, и он снова выронил; и снова упорный следователь всунул ее в руку. А Илье было уже все равно. Он словно плыл в тумане, и уже крики из-за двери никак не волновали его душу, перегруженная, она спала. Сколько еще времени Миша уговаривал его подписать бумагу и что говорил, он не понимал. Потом в кабинет врывался Николай Степанович и пытался утащить Илью к себе, оскорбляя его на все лады. Миша даже чуть не подрался с ним из-за Ильи. Но самого Илью это уже как-то не волновало. Это драматическое представление его уже не трогало.
Пришел он в себя уже в камере. Что было в кабинете следователя, он помнил смутно — он даже не знал, подписал ли он какую-нибудь из бумаг или подписал обе. Он был в одурманенном, ватном состоянии. Потом его снова вызывали. Грозный Николай Степанович топал на него ногами, орал и сквернословил, но Илья уже слабо реагировал на него. Потом его отвели в камеру и снова вызвали…
Миша, добродушно улыбаясь, сознался в том, что сам не раз участвовал в изнасилованиях, даже в групповых, и до сих пор ничего — жив и на свободе. Уговаривал, пугал, снова уговаривал… Но Илья только молчал. Он больше не произнес ни слова.
Г л а в а 11
К ВАМ МУЖИК ВЛАМЫВАЛСЯ?Вернулся Сергей поздно вечером. Илья так и не появлялся. Это могло означать только то, что с ним случилась беда. Целый день Сергея не оставляла надежда, что он вернется. Но прошло слишком много времени. Карина как видно тоже о чем-то догадывалась.
— Слышь, Сергуня, позвони крале Ильевой, пусть отпустит человека.
— Да звонил уже, — мрачно ответил Сергей, теребя ус.
— И что, ты хочешь сказать, что он не у нее!
— Кто его знает… Жанна в командировке, что характерно.
— Так что, ты хочешь сказать, что его могли чик, того, — Карина провела указательным пальцем по горлу. — Те же кто на тебя штукатурку сверзил.
Разговор происходил в кухне в присутствии сидящего в углу Басурмана. При последних словах Карины и ее недвусмысленном жесте он вздрогнул и посмотрел на Сергея. В последнее время Басурман сильно изменился — и не только ставшим загадочным поведением, но и внешне. Возможно фингальное новообразование под вторым глазом, появившееся совсем недавно, так изменило его лицо.
— Вздрагивает, — заметив непроизвольное движение Басурмана, бросила Карина. — Вздрагивай, вздрагивай…
Басурман поглядел на нее с испугом.
— Так что делать будем. Илью-то, где искать? Между нами мальчиками говоря, не нравится мне это. А почему ты в милицию с делом своего отца обратиться не хочешь?
— Милиция слишком прямолинейна, тут мягче подходить нужно.
— Да уж, мягче — одни покойники и больше ни фига. Ты сам-то чудом уцелел.
Раздался телефонный звонок. Сергей пошел в прихожую, снял трубку.
— Я хочу предупредить тебя об опасности. Этим делом нельзя заниматься, это верная смерть.
На сей раз голос переменил тональность и звучал глухо, словно через большую трубу.
— Послушай, уважаемый, ты мне уже надоел. Сергей нажал пару кнопок, на табло АОНа высветился номер, с которого звонили. Сергей удовлетворенно ухмыльнулся.
— Зря ты голос поменял, мне тот больше нравился, и скоро ты заговоришь своим собственным голосом.
— Я обязан предупредить об опасности, — не обращая внимания на слова Сергея, снова заговорил он. — Это верная смерть. Пойми, он может вернуться.
— Кто? Кто вернуться?
— Этого я сказать не могу, но лучше не пробуждать эти силы. Тебе все равно не добраться до них…
— Сначала я до тебя доберусь, — Сергей бросил трубку. — Вот мразь.
Мимо прошмыгнул неутомимый горбун. Удивительно завела его жизнь, и вот мечется он в пространстве планеты без устали, пока не кончится завод.
— Опять доброжелатель звонил?
Из кухни выглянула Карина.
— На сей раз он не зря позвонил, — проговорил Сергей, переписывая номер телефона в лежавшую здесь же на тумбочке книжку. — Завтра позвоню Свинцову, он теперь снова в милиции работает. Узнаю, что характерно, адресочек телефонного хулигана и…
Довольный Сергей хлопнул в ладоши и потер руки.
В дверь раздался долгий звонок.
— Кого это принесло? Уже почти двенадцать, — сказала Карина. — Может, Илья.
Она направилась к двери.
— Тихо!.. — прошептал Сергей, — Быстро назад, в кухню. Там сидите.
Карина послушалась. Сергей тоже зашел в кухню и из-за угла, стилизуя свой голос под старушечий, спросил.
— Кого принесло-то? Кто ломится?
С лестницы послышалось нечленораздельное мычание и снова длинный звонок.
— Кто спрашиваю?! Кто?! — перекрикивая трезвон, повторил свой вопрос Сергей.
Он выглядывал из-за угла. Карина из-за его плеча, Басурман из-за Карины. Мимо них протопал невозмутимый горбун, подошел к двери, приложил к ней ухо и тут же ушел обратно в комнату.
— Кто там за дверью? — повторил свой вопрос Сергей несколько растерянно.
Снова послышалось мычание и сквозь него одно только разборчивое, но не совсем ясно проговоренное слово:
— Илью-у-у-у… Илью-у-у-у!..
Карина судорожно вцепилась в плечо Сергея длинными и острыми ногтями, так что ему сделалось больно.
— Это Транс!.. Это опять Транс!..
— Что? Какой еще Транс?!
Сергей высвободил плечо от ее коготков.
— Ну говорила же я. Трансформер этот страшный, за Ильей уже приходил. Я его Транс для краткости называю, неужели не понятно. Давай не будем открывать.
Звонок трезвонил, не переставая.
— Илью-у-у-у!.. — слышалось с лестницы, словно ветер завывал в водосточной трубе.
— Не будем открывать, — как-то неуверенно повторила Карина.
И тут в дверь раздался мощный удар.
— Илью-у-у!..
Дальше удары сыпались методично, один за другим. Транс, как видно, не шутил.
— Я в милицию позвоню, — сказала Карина, но из-за укрытия не вышла.
— Да он дверь, что характерно, разнесет, — сказал Сергей. — Соседи наверное вызовут. Ну подожди у меня, тяжеловес хренов.
Сергей двинулся к двери, которая под мощными ударами ходила ходуном, из щелей сыпалась штукатурка.
— Ждите в кухне, — бросил он через плечо.
— Будь осторожнее, Сергуня, — напутствовала из-за угла Карина.
— Ну сейчас я тебе, Транс, сделаю!.. — прошипел сквозь зубы Сергей, резко выдохнул из легких воздух и открыл дверь.
Транс, должно быть, штурмовавший дверь всем телом, по инерции влетел в прихожую… И тут же нарвался на мощный боковой удар ноги Сергея. Транс приложил к силе со стороны хозяина квартиры свою силу инерции, и ударчик получился ничего себе! Транс… большими шагами прошел в комнату, словно бы и не встречалась ему на пути нога Сергея. Сергей удивленно посмотрел ему вслед и бросился догонять.
— Эй, мужик! Ты куда прешься?! — кричал Сергей ему в спину. Но Транс не обращал на него никакого внимания. Он был уже в комнате.
Обрушив попутно торшер, опрокинув журнальный столик, Транс ошалело метался по комнате.
— Илью-у-у-у… — мычал он.
В комнате горел свет, и Сергей смог разглядеть мужика. Он был одет в черный костюм, роста был небольшого, зато очень широк в плечах и кряжист, щеки покрывала щетина, но самым удивительным были остановившиеся глаза, поэтому он все время поворачивал корпус и голову; сами же глаза были казалось без радужной оболочки — черными.
— Ты мне всю мебель, мужик, перепортишь… — пошутил Сергей и, оказавшись лицом к лицу с Трансом, сделал мощный удар ногой в живот, тут же вдогонку за первым последовал прямой удар кулака в рожу, потом, повернувшись спиной, окончательный, добивающий удар в корпус с воплем, от которого мурашки бежали по телу даже у тех, к кому это не имело отношения.